Анна Вершкова
Аня без прикрас

Индюшачья история

Летние каникулы после третьего класса я проводила дома в компании соседских ребятишек и своего младшего брата Саши. Мы целыми днями гуляли на улице, играли в мяч, в прятки, пасли лошадку Розу.

Но неожиданно все наши игры отошли на задний план – у меня к ним пропал интерес. Дело в том, что Олина бабушка купила на рынке новорожденных индюшат. Совсем крошечных. Целых двадцать штук. И когда я их увидела, таких маленьких, пушистых, то совсем потеряла покой. А они такие шустрые – все время пищат, в коробке возятся, толкаются. От зависти я просто умирала.

Оля – это моя подружка-соседка, на два года младше меня. Жила она с двумя бабушками и мамой. Одна бабушка была маминой мамой, а вторая – бабушкиной сестрой – Олиной крестной, которую Олечка называла просто «Крё». И я очень завидовала подружке, ведь у меня не было ни одной бабушки, а тем более крестной.

А еще у них был амбар – сарай с металлическими распашными дверями. Об эти двери мы с подружкой играли в мяч. У нас тоже был сарай, но до амбара ему было далеко, потому что двери у него были деревянные, и он был не такой большой, как соседский.

И хоть я за глаза Олину крестную тоже называла «Крё», и наш сарай «амбаром», но я-то знала, что все это неправда – и крестная вовсе не моя, и мой сарай совсем не амбар. В общем, завидовала я подружке страшно. А тут еще индюшата…

И я стала просить маму, а точнее умолять, тоже купить мне индюшат. Я готова была пообещать ей что угодно – и вести себя хорошо, и Сашу везде брать с собой (ему было два с половиной года) и даже начать хорошо есть, без капризов. Подружка Олечка была девочка упитанная, даже толстенькая, а я напротив – худышка. Одни коленки торчали и лопатки. На какие только ухищрения мама не пускалась, чтобы откормить меня. Даже подарки сулила. И все без толку.

Наконец мама не устояла, и птичек мне купила, целых шесть штук – ура, ура! Правда, она взяла с меня слово, что ухаживать за ними я буду сама – и кормить, и поить, и убирать.

И я принялась растить индюшат. Первые дни я от них вообще не отходила – кормила их творожком, яйцом, мелко травку резала, поила водой. Просто не могла нарадоваться и налюбоваться на своих питомцев.

Но через несколько дней мне все это надоело, и я перестала даже заглядывать в коробку. И маме поневоле пришлось самой заниматься индюшатами. Наверное, благодаря правильному кормлению и уходу, наши птенцы стали быстро расти, и на глазах превращались в настоящих птичек – здоровых, хорошеньких и активных.

А в это время у Оли индюшата почему-то начали дохнуть.

Что ни день – то покойник. То ли их кормили неправильно, то ли болезнь они какую-то подцепили, но на них напал мор. Сначала птичек нам было жалко, мы с подружкой даже плакали над каждым задохликом. Но индюшат у соседей было целых двадцать штук, и поначалу даже не было заметно, что они убывают. А они дохли и дохли. Почти каждый день. То по одному, то по два.

Мы с Олей не могли пустить на самотек такое дело, и превратили индюшачий мор в игру. Каждый день мы стали устраивать пышные индюшачьи похороны. Народу на наши мероприятия собиралось достаточно много – все маленькие дети с нашей улицы.

Работы хватало всем – кто рвал одуванчики по обочинам, кто траву, кто ямку копал. А мы с подружкой делали для дохлых индюшат нарядные гробики. Я выпросила у своей мамы красивую ароматную коробочку из-под духов «Красная Москва». Она была с кисточкой и с розовой шелковой подкладкой. (Запах этих духов – запах моего детства, я помню его до сих пор). В коробочку мы торжественно укладывали почившего птенца, украшали его цветами и начинался похоронный ритуал. Впереди шли маленькие дети (в их числе мой братик Саша) и посыпали дорожку травой и цветочками. За ними Ольга несла коробку с дохлым индюшонком. И завершали процессию музыканты – они играли на детских шарманках (крутишь ручку, и раздается дребезжащая мелодия). Время от времени музыканты били в барабаны. Шум и грохот был на всю улицу. Потом процессия двигалась в Олин огород – ведь хоронили их индюшонка. Там мы вынимали покойника из коробки и закапывали. Коробочку мы оставляли для следующего клиента, который появлялся, если не в этот день, то на следующий – обязательно. А если повезет, то и два сразу. Оле мама тоже дала упаковку из-под парфюмерного набора. Там раньше были духи, пудра и мыло. И в нее можно было положить сразу трех дохлых индюшат – случались и такие урожайные дни.

Взрослые нам ничего не запрещали, главное, чтобы мы гуляли рядом с домом у них на глазах, к ним не приставали и не жаловались, что скучно. А мы и не скучали – мы всегда придумывали себе интересные занятия.

Правда, однажды, нашу похоронную контору Олины бабушки чуть было не прикрыли. Как-то вечером после очередных похорон, я услышала, что Олечка плачет. Я, конечно, побежала посмотреть, но войти не решилась и подсмотрела в щелочку. Подружка моя плакала, а бабушка-крестная ее за что-то отчитывала. Но вторая бабушка как будто заступалась за внучку, прижимала к себе и тоже что-то ей говорила.

«Ах ты, Крё, – подумала я, – а я-то еще жалела, что у меня нет крестной. Ну и слава богу, хоть меня некому ругать. А у Ольги целых две бабушки. Вот будет концерт, если обе возьмутся ругать внучку».

Но вскоре Оля успокоилась, и утром рассказала мне, что случилось. Олина крестная была портнихой и шила на заказ женские платья. Все клиентки ее были модные, а ткани, из которых они заказывали платья и блузки, были дорогие и красивые. Вот в эти тряпочки, обрезки от модных заказов, мы с Олей и заворачивали наших покойников.

А тут у Олиной крестной пропал какой-то кармашек от недошитого заказа. Утром должна была прийти клиентка за готовым платьем, а крестная не могла его дошить, потому что карман куда-то подевался. Вот бабушки и пытали мою подружку – не ее ли это рук дело? Оля сначала, как партизанка, все отрицала, но потом, когда на нее посильнее надавили, вспомнила, что последнего индюшонка она заворачивала в похожую тряпочку.

Крестная помчалась в огород искать наше последнее захоронение. Раскопала, достала нашего покойного индюшонка, развернула его, забрала свой лоскуток, а трупик безжалостно вышвырнула за забор. Вот Олечка и плакала. Но потом бабушка дала Оле много других ненужных лоскутков, и подружка моя успокоилась.

Постепенно все соседские индюшата передохли, а наши росли, как на дрожжах и превратились в огромных красивых птиц с красными глазами и красивой длинной висюлькой (мы ее называли соплей). Правда, одного из них, еще птенцом, Саша задавил – катался на нем верхом. Мама за это сыночка отлупила веником – единственный раз в жизни. Но было за что!

Помню, к зиме у нас осталось два шикарных индюка – настоящих красавца. Но самое ужасное, что они просто возненавидели меня. За что, я не знаю. Может за то, что я не стала ухаживать за ними, или просто я им не нравилась. Но стоило мне появиться на пороге, как они с гоготом, расставив крылья, распустив соплю, кидались на меня. Я их смертельно боялась. А усмирял их, как ни странно, братик Саша. Этот трехлетний малыш брал индюка за его серьгу – соплю и спокойно вел в сарай. И только тогда я быстро пробегала домой.

А может они не могли забыть нашу игру в похороны. Ведь Олю – подружку мою – они тоже не жаловали. Эта мысль только сейчас пришла мне в голову.

Роза

У наших соседей была маленькая лошадка-пони Роза. Она была уже старенькая, очень спокойная, добрая, и мы, ребятишки, ее очень любили.

Костя, хозяин Розы (он был года на два младше меня), каждый день гулял с ней, а мы всей толпой ходили за ними. Роза щипала травку на обочинах, а мы расчесывали ее гриву, заплетали косы, вплетали в них ленты, которые приносили из дома. Роза любила сладкое, и мы таскали ей из дома сахар, печенье, конфеты. В общем, все самое вкусное мы несли нашей любимой Розе.

Компания у нас была разношерстная. Мы не разделялись на группы по возрасту, а гуляли всей улицей – и большие, и маленькие – все вместе. Возле колонки на улице был лоток, и мы поили нашу лошадку свежей водой. Мы очень ее любили. Правда, кататься на ней не разрешалось, потому что она была уже старенькая, а Костя был очень крупным и толстым мальчишкой. И из вредности и ревности Костя, конечно, никогда не дал бы мне (худенькой и маленькой) сесть на Розу, хотя, мне так хотелось.

Это была моя мечта.

Но все равно мы были счастливы, что нам позволяли пасти, кормить и украшать эту чудесную лошадку. Мы плели ей венки из одуванчиков и ромашек и делали прически. И вообще, считали, что Роза – самая лучшая, самая красивая лошадь на всем белом свете.

Роза на самом деле была уже старая, бестолковая и беспамятная. И однажды она увела всю нашу детскую компанию неизвестно куда.

А произошло это так. Мы ходили, как всегда, за Розой хвостиком. Она паслась-паслась, шла-шла, а мы за ней следом. И всей ватагой забрели в какое-то незнакомое место. Когда опомнились, оказалось, что мы стоим посреди поля.

Кругом – ни души, а дело уже к вечеру. Мы, конечно, испугались и давай подгонять Розу, чтобы она пошла. Надеялись, что она сама найдет дорогу домой. А лошадка, видимо, растерялась – кружится на одном месте и не идет. Что мы только ни делали. И приманивали ее, и толкали сзади, и тянули спереди, но она ни в какую – не идет, и все.

Все уже грязные, голодные, малыши ревут, а я, самая старшая, их успокаиваю, а сама не знаю, что делать. А наша лошадка всё не идет – стоит, как истукан. Нашел нас отец Кости и привел вместе с Розой домой. К счастью, родители задержались на работе (у них было какое-то собрание). А наша домработница, видимо, как всегда, проболтала с соседкой и не заметила, что дети пропали. Правда, когда она стала звать нас обедать, а мы не отзывались, она, конечно, очень испугалась. Начала бегать по соседям, искать нас, охать-ахать. Но на этот раз ей повезло – мы нашлись еще до прихода родителей с работы. Когда мама с папой появились, мы были уже дома. И домработница была счастлива, что ее не уволили за то, что не следит за детьми. Я ведь гуляла не одна. Со мной, как всегда, был мой младший брат Саша.

Маме я ничего не стала рассказывать про нашу прогулку, чтобы ее не пугать и не расстраивать. А сама с нетерпением стала ждать следующего свидания с Розой. Даже уже начала собирать для нее гостинцы – новые ленточки, конфеты и печенье «хворост», которое мама напекла для гостей. Оно называлось очень красиво: «розанцы» – и лошадка с удовольствием им лакомилась. Счастливая, в предвкушении новой встречи с Розой, я легла спать. И снилось мне, что я еду на ней верхом…

Мой первый пожар

Когда мне было десять лет, к нам в гости на Новый год приехал мой любимый дядюшка, мамин брат Саша.

Он был такой выдумщик, фантазер и рукодельник, что, когда я начала ныть, что возле нашей красивой нарядной елочки нет Деда Мороза, он тут же принялся его мастерить. И сделал такого красавца, что ни один магазинный Дед не смог бы с ним сравниться. Он был огромный, высотой около метра. И борода у него была окладистая и шапка красивая, и тулуп прямо, как настоящий. Сказочный получился Дед Мороз. На зависть всем подружкам!

Дядя Саша уехал, каникулы закончились, и я, в радостном предвкушении восторга подружек, позвала их в гости, чтобы похвастаться своим Дедом Морозом. Девочки пришли, посмотрели и…раскритиковали. Сказали, что неплохой, но все равно видно, что самодельный, и что фабричные лучше. Но если его побрызгать сладкой водой, он станет такой же твердый, как магазинный.

Проводив подружек, и дождавшись, когда домработница (а у нас всегда жила какая-нибудь тетушка) ушла к соседке поболтать, я решила воспользоваться моментом и нанести недостающий лоск своему Деду Морозу. Дома мы остались вдвоем с трехлетним братом Сашей. На кухне я нашла литровую стеклянную банку, налила в нее воды, и насыпала ложки три – четыре сахара. Попробовала – сладко, вкусно. Отодвинула слегка Деда Мороза от елочки – и стала брызгать его сладкой водой. Наберу в рот побольше и … прямо на физиономию Деду, на бороду, туда, где вата была совсем пушистая.

На что же стал похож бедный старичок! Мордочка его скукожилась, мокрая борода повисла. Мама родная! Я поняла, что делаю что-то не то, и решила быстренько все исправить – подсушить дедушку. Я дула на него, дышала, но он почему-то не сох. Тогда я решила подсушить его кардинально – огнем. Я стала по одной зажигать спички и аккуратненько подносить их к мокрой вате. И действительно, вода шипела и исчезала. В общем-то, наверное, с десятой спички Дед Мороз не выдержал этих пыток и воспламенился. Он как-то очень быстро пыхнул и загорелся весь сразу. Я, конечно, очень испугалась, но сумела его повалить, отпихнула подальше от елки и побежала на кухню за водой. Принесла чайник и стала заливать огонь, но он почему-то разгорался все сильнее. Уже по комнате полетели хлопья гари, и пополз дым. Я схватила Сашу. Укутала его маминым пуховым платком и поставила на стул возле открытой форточки.

– Саша, дыши! – приказала я и опять побежала за водой. Но в доме воды уже не было. Тогда я стала кастрюлькой набирать снег во дворе и засыпать огонь. Рядом с сухой елкой уже пылал настоящий костер. Я была в отчаянии. Сейчас уже и не знаю, как у меня хватило ума стащить коврик с дивана и накрыть горящего злополучного деда. И о счастье – огонь погас. Тогда я вытащила в коридор все, что осталось от несчастного Деда Мороза, и накрыла мешком из-под картошки.

Пожар был ликвидирован, но его последствия ужасали. Уже успокоившись немного, я принесла из колонки воды, ведро, тряпку и стала собирать с пола воду, обгоревшую вату и грязь. А тут и «гувернантка» пришла, запричитала и бросилась мне помогать. Но она, конечно, больше всего переживала за то, что за недогляд ее уволят. А я, переволновавшись, умылась, переоделась, села на диван (без коврика) и заплакала, прямо навзрыд. Все-таки такой стресс пережила, а может, боялась, что мама накажет.

Но родители у меня были мудрые. Они меня даже не поругали, напротив, похвалили за сообразительность, за то, что я догадалась накрыть Деда Мороза ковром. А за то, что я послушалась подружек и не посоветовалась с мамой, мне и самой было очень стыдно.

Мама, конечно, понимала, что могла произойти настоящая беда – ведь елка была большая, до потолка и совсем сухая. Она простояла все каникулы, и ее уже хотели разбирать. Комната крохотная, дом деревянный – все могло бы вспыхнуть моментально. Но все обошлось. А для меня это стало хорошим уроком на всю жизнь. Я поняла, что подружки не всегда дают добрые советы, иногда они это делают по незнанию, а иногда и из зависти. А главное, я осознала, что не должна теряться и паниковать в сложных ситуациях. Поплакать можно и потом, когда все трудности и проблемы будут позади. А в ответственный момент надо быть сильной, собранной и решительной. И потом я часто вспоминала себя ту, десятилетнюю девчонку, борющуюся с огнем. И это мне всегда придавало сил и выдержки!

Посуда

Было мне тогда лет четырнадцать. Учебный год подходил к концу, и нас, как всегда, должны были послать на прополку – то ли свеклы, то ли морковки – в колхоз. Мне совсем не хотелось ехать. Дома остался младший брат, родители на работе, столько планов…

И тут – о радость! – автобус сломался. Нас отпустили и я, счастливая, помчалась домой.

Дома мы готовились к новоселью. Много лет строился наш дом, и наконец-то все было готово. Даже в родительской спальне были покрашены полы и уже почти высохли. Мама, чтобы выветрился запах краски, открыла окна настежь. Но чтобы мы не лазили в дом через окно и не затаптывали новый пол, дверь со стороны столовой она подпирала папиной двухпудовой гирей.

Прибежала я домой, а входная дверь – заперта. Я побегала, покричала, позвала Сашу, но он не отозвался – значит, убежал куда-то. Недолго думая, я полезла в окно спальни. Предварительно разулась и аккуратненько добежала до двери в столовую, но она не открывалась.

– Ну, ясно, мама опять ее подперла гирей, – решила я. И стала пытаться отодвинуть гирю. Но у меня ничего не получалось.

Вдруг меня осенило:

– Наверное, там две гири! Нужно подналечь!

Из последних сил я навалилась на дверь. Она подалась, но там была явно не гиря. Чувствую – что-то большое падает и раздается страшный грохот, прямо как взрыв. В приоткрывшуюся дверь я протиснулась в комнату. У входа стоял Саша. Он не отзывался раньше, потому что решил со мной поиграть и прятался в саду. А на полу, посередине столовой, лежала огромная гора разбитой посуды.

Оказывается, мама перед работой вытащила в сад буфет, чтобы его вымыть и высушить. А всю посуду, которая была в буфете и вообще в доме, составила на большой обеденный стол. А там чего только не было – и подарки родителей, и привезенные дядей из Китая сувениры, в общем, все то, что она накопила за свою жизнь. Там были и новые, еще не распакованные сервизы, и две большие хрустальные вазы для фруктов. Одна – подарок папиной мамы, другая – маминой.

Видимо, маме не пришло в голову, что кто-то может влезть в окно, поэтому она и придвинула стол к двери. Он был очень большой, квадратный, устойчивый, но, к сожалению, – раздвижной. Одна половина как раз была выдвинута и на ней стояла швейная машинка. И когда я хорошенько поднажала на дверь, машинка перевесила – и стол перевернулся.

Когда я увидела груду черепков, и поняла, что натворила, я, конечно, очень испугалась. Ведь мама запретила лазить в окно, я ослушалась. Я не знала, что мне делать и, как была – в одних носочках, побежала к бабушке-соседке. Прибегаю, реву.

Она мне:

– Анечка, что случилось?

– Я все-все разбила!

Бабуська меня ощупывает:

– Что? Руки, ноги?

– Нет, всю посуду в доме!

Мы с ней побежали к нам. Как только она оценила масштаб катастрофы – запричитала в голос.

А тут папа заходит, приехал на обед. Посмотрел на перевернутый стол, на черепки, на нас с бабкой, зареванных, и говорит:

– Не реви, все нормально.

Он принес со двора большой таз, сложил в него все осколки и выбросил в выгребную яму. Только успел закончить – тут и мама пришла на обеденный перерыв.

Она еще не успела зайти в дом, а папа, как коршун, летит к ней, старается опередить:

– Не волнуйся, все в порядке.

Папа очень боялся, что мама начнет ругать меня. Но мамочка, конечно, просто опешила, увидев такое. И со словами:

– Посуда бьется к счастью, – повернулась и бросилась вон из дома, чтобы мы не видели ее слез. Она шла на работу и всю дорогу плакала.

Вечером, когда все успокоились, и мы ужинали из новых простых тарелок, пили чай их граненых стаканов и рассматривали оставшиеся от нового чайного сервиза блюдце и чайничек, я клятвенно обещала маме, что, когда вырасту, выучусь и буду работать, накуплю ей много красивой посуды. Самой красивой на свете! Какую она только пожелает!

Правда красивую посуду и позже дарила мне чаще всего мамочка, а я ее частенько била, да и сейчас такое случается.

Случай этот я запомнила на всю жизнь и до сих пор признательна своим родителям за такую реакцию. Я понимала, как маме было жалко красивую посуду, тем более что тогда так трудно было ее купить. И собирала она ее в течение пятнадцати лет после войны.

Но никто – ни по горячим следам, ни потом – меня не ругал и не упрекал. Наоборот, всегда шутили, вспоминая подробности – как соседка испугалась, что я себе что-то разбила, как папа носил эти стекляшки и как бежал навстречу маме.

Коза

Как-то зимним вечером я возвращалась из школы. Почему-то одна.

Было морозно, пустынно и темно. Редкие фонари на столбах слабо освещали улицу. За всю дорогу я не встретила ни одного человека. Снег скрипел под ногами, и каждый шаг отдавался в моих ушах. Было немного тревожно и жутко. Я шла быстро, для смелости размахивала портфелем, и время от времени трусливо озиралась по сторонам. Кругом не было ни души.

Вдруг сзади послышались твердые, уверенные, громкие шаги. Мурашки побежали по моей спине, и я пошла быстрее. Шаги за моей спиной тоже ускорились. Я побежала. Незнакомец тоже побежал за мной. Обмирая от страха, не решаясь оглянуться, я остановилась.

Он тоже остановился. Мне стало совсем страшно. Я уже себе представила, что сейчас на меня сзади нападут, а я даже не смогу позвать на помощь. Поблизости ни одного человека. Собрав все силы, я побежала. Он – за мной. И, кажется, вот-вот догонит.

Сердце колотилось в груди, еще секунда – и выпрыгнет, в ушах стучало, ноги стали ватными. А дом совсем близко. Уже показалась спасительная калитка. Еще буквально несколько метров и я буду спасена. А чьи-то шаги меня уже настигают. Наконец-то я подбегаю к своим воротам и распахиваю калитку. И вдруг кто-то сильно толкает меня в спину, а точнее пониже спины, и старается проскочить во двор передо мной. Я отлетаю в сторону и в ужасе падаю в сугроб. А во двор к нам влетает самая обыкновенная коза. Видимо она вышла из какого-то двора и заблудилась. Увидела меня и пошла следом. Мне стало весело и радостно, что это не бандиты, не хулиганы, а самая обыкновенная коза. Я скорее побежала домой, все рассказала маме, и мы с ней вдвоем пошли выгонять чужую козу из нашего двора. А за ужином все долго надо мной смеялись и подшучивали.