Анна Сергеевна Кубанцева
Алена Винокурова

Глава 14

Через месяц дело передали в суд.

Половину собак с Кожемятова перевесили на Горбенко и общий срок ему светил очень нехилый.

Уже поздно вечером мы сидели в кабинете, пережидая ливень, и оформляли бумаги, на которые вечно не хватало времени.

– Так, а все-таки, Паш, что делал Горбенко тогда на даче?

Пашка усмехнулся.

– С проституткой он там встречался.

– Как? У него же жена молодая?

Пашка вторично усмехнулся и покачал головой.

– А не по Сеньке шапка оказалась. Молодая жена сначала спала с Кожемятовым, теперь нашла себе нового любовника богаче мужа и, если верить показаниям близких к семье, унижает она его по поводу и без, и в близости отказывает. А он терпит и делает хорошую мину при плохой игре.

– Подожди, он встретился с проституткой, а потом спустился, убил двоих мужиков и поджег собственную дачу? Паш, но он же не форменный псих?

– Согласен, Ален, у самого два плюс два пять получается. Но на оружии его отпечатки и мотив пришить дорогого друга, хоть и слабенький, но у него был. К тому же скажу тебе без протокола: всех очень устраивает эта кандидатура в качестве обвиняемого.

– Знаешь, если бы я знала, что в этом деле будет столько грязи, я бы не согласилась участвовать в операции.

– Винокурова, ты, когда включаешь барышню в кружевах, бесишь нереально. Вообще, какая цель твоего нахождения на службе?

– Не знаю, а что?

– Ну, так ты определись, наконец. Если хочешь с чистенькими ручками ходить, так дуй в пресс-службу, хочешь быть оперативником, заканчивай ныть о несправедливости и грязи. Усекла?

Я кивнула.

– Паш, может мне действительно не место в органах?

Паша посмотрел на меня, встал со своего места, подошел к моему столу и, оседлав стул, сел напротив меня.

– Ален, что с тобой твориться? Ты хороший оперативник, ты никогда не была папенькиной дочкой, но с начала работы по делу Кожемятова, я тебя не узнаю. Сплошная рефлексия и причитания. Что с тобой?

– Я не знаю, Паш. У меня стойкое ощущение, что мы по этому делу делаем все не то и не так. И я не верю в виновность Горбенко, вот хоть режь меня, а я не верю.

Паша помолчал.

– Сказать честно, Ален, я сам не особо верю. Но все упирается в него, сама знаешь.

– Знаю.

Я решила, что мне пора домой.

– Пашка, – позвала я у двери.

– Что, моя принцесса в погонах?

– Спасибо, что ты есть.

– Обращайся, – кивнул усталый старший оперуполномоченный.

Глава 15

Был выходной день, и я думала, чем себя занять.

Словно в ответ на мои мысли, позвонила Ирина. С того нашего разговора, я ей не звонила, и она мне тоже. Мне было неприятно осознавать, что я ошиблась в человеке. Трубку я сняла с некоторой неохотой.

– Привет, Ирин.

– Привет, Ален, как дела?

– Все хорошо, как сама?

– И я хорошо…Ален, ты на меня злишься?

– Нет, с чего ты взяла? – удивилась я ее догадливости.

– Не знаю, чувствую…Ален, я завтра уезжаю, и я хотела бы встретиться перед отъездом.

– Ну, давай встретимся. Надолго уезжаешь?

– Да, навсегда.

– О, как. Это как-то связано с твоим новым возлюбленным?

– Да… – она помялась, – он живет заграницей…я выхожу замуж и уезжаю к нему.

– Ира, если заграница – это Азербайджан или Армения, то я пас.

Она засмеялась.

– Нет, это Америка. Ну, так как? Я хочу вас познакомить, для меня это, правда, важно. Тебе будет удобно сегодня? – она назвала кофейню в одном торговом центре.

– Привыкаешь ко всему американскому? – хмыкнула я, – хорошо, давай в три.

Следом позвонил Вадик.

– Ален, ты вообще помнишь о моем существовании?

– Помню, – улыбнулась я в трубку, – предлагай.

– Вечером у моего друга тусовка по случаю дня рождения. Я бы хотел, чтобы ты пошла со мной.

– Хорошо, – согласилась я.

Вадик, кажется, опешил.

– Вот просто хорошо и все? И даже уговаривать не придется? Кто ты, незнакомая девушка, и где Винокурова?

– Ну, должно же быть разнообразие.

– Ты не поверишь, как заработала моя фантазия, – хмыкнул Вадик, – ладно, в пять я за тобой заезду.

– Хорошо, только не домой, – я объяснила, где меня искать.

– Сваливает, значит? А как же неземная любовь к Кожемятову? Все, закончилась? – съязвил Вадим.

– Похоже на то, – грустно ответила я.

– Ну, вот если меня подстрелят, ты хоть сорок дней пережди, мать.

– Хорошо, даже сорок два.

Глава 16

Ирина помахала мне рукой, заметив меня в толпе. Она сидела за столиком с мужчиной, он сидел ко мне спиной, и я видела только его бритый затылок.

– Привет , – поприветствовала я парочку, подходя ближе.

– Привет, Ален, – просияла Ирина.

Я села и посмотрела на мужчину Ирины. Посмотрела и опешила. Рядом с ней сидел Джованни и лучезарно улыбался.

– Вот так встреча, – не скрывая своего неудовольствия, прокомментировала я, – значит, все-таки познакомились.

Ирина несколько непонимающе смотрела на нас.

– Ален, я хочу тебя познакомить с…

– Да мы знакомы, – перебила я ее.

– И даже дольше, чем ты думаешь, – усмехнулся Джованни, говоря на чистом русском, без своего обычного акцента.

Я удивилась и внимательно посмотрела на мужчину. Брови мои поползли вверх.

– Мне следовало рассмотреть тебя сразу, – покачала я головой.

– Как ни крути, но любая маскировка – это всегда автопортрет, – поднял бровь Кожемятов.

Он повернулся к Ирине.

– Ириш, ты хотела обновить косметичку, – ласково сказал он ей, протягивая карточку.

– Не надо, у меня есть, – запротестовала та, поднимаясь, – поговорите спокойно.

– Самостоятельная, – одобрительно хмыкнул вслед уходящей Ирине Кожемятов и перевел взгляд на меня, – ну, что, Алена Дмитриевна, товарищ капитан, дизайнер и устроитель вечеринок, как лучше обращаться?

– Как угодно. С чего вдруг решил раскрыть карты?

– Честно говоря, это желание Ирины. Для нее почему-то стало очень важно, что ты о ней думаешь. А для меня очень важно, чтобы она была счастлива.

– А откуда такая уверенность, что я в отдел не побегу?

– А ты побежишь?

Я молчала, и мы оба знали, что я этого не сделаю.

– Но как? Я же своими глазами видела, как тебя убили, я видела тебя мертвого в морге, я видела, как тебя сожгли в печи крематория?

– Знаешь, в чем один из главных людских недостатков, Ален? Они видят то, что хотят видеть. Ты видела тело человека, крайне похожего на меня, похожего, но не меня. Но ни у тебя, ни у кого-либо еще, не было оснований сомневаться в том, что это я, вы и не сомневались. Все просто.

– А где ты взял тело?

– У его хозяина, – хмыкнул Иван.

– Это как?

– Ладно, давай начнем сначала. Когда полгода назад, мои люди сообщили мне о разработке операции по моей ликвидации, я решил, что пора действовать.

– Как это: действовать?

– Ну, ты не поверишь, но мне почему-то не хотелось позволить себя убить. Странно, правда?

– Очень. А как ты узнал? – задала я глупый вопрос.

– Алена Дмитриевна, обижаете, – развел руками Кожемятов.

– Ладно, давай дальше, ты узнал, что тебя готовятся хлопнуть и что? Как ты решил действовать?

– Я и так планировал рано или поздно свалить из страны, а тут такой удобный случай. И я решил сыграть и нашим, и вашим, что называется. Хотите видеть меня мертвым – пожалуйста, вот вам мое мертвое тело, а я спокойно живу дальше.

– Да, но где ты взял такого похожего на тебя человека?

– Ален, посмотри на меня внимательно. В смысле не сейчас, – вспомнив, что нынче он носит аккуратную черную бороду и черные контактные линзы, уточнил Иван, – я имею в виду мою настоящую внешность. Четверть мужиков в стране имею подобные внешние данные, подогнать прическу и бороду, которую я отпустил специально для этого, совсем не сложно.

– Да, но где ты взял тело?

– Я же говорю: у его хозяина.

– Ты убил человека для этого?

– Нет, я никого не убивал, – и, видя работу мысли в моих глазах, уточнил, – ни я, ни мои люди. Когда я начал готовиться к собственному убийству, я начал искать человека, похожего на меня. Человек должен был быть одиноким и больным, чтобы скоро преставился, а родные и близкие не интересовались бы телом. Я нашел такого парня во Владимирской области, он лежал в больнице и собирался умирать. Мы заключили обоюдно выгодную сделку и его тело, после смерти, получил я.

– А, что получил он?

– Честное имя.

Я непонимающе уставилась на Кожемятова.

– Парень набедокурил, и отправился в долгий отпуск на 8 лет. Жена за это время успела развестись, выйти замуж и новый муж усыновил детей. Но поскольку дети были не такие уж и маленькие и папу помнили, она им рассказала, что папа погиб на войне. Только это все она ему не написала, как обычно поступают бабы, а рассказала все у закрытой двери квартиры, когда он пришел домой после отсидки. Мужика и хватанул инфаркт. После того, как он отправился в лучший мир, его жена и дети получили бумаги из министерства обороны с рассказом о геройском подвиге их отца и мужа, и медаль за отвагу, которая долго искала героя. Не спрашивай, как, но награда настоящая. У детей отец – герой, у меня нужное мне тело.

– Он умер в тот день, когда была вся эта заваруха? Тело же портиться, криминалист бы увидел, что перед ним не свежий труп?

– Креоновая заморозка. Очень дорого, но не тот случай, чтобы копейничать.

– Но как ты его подсунул? Все же было на глаза у толпы? Камеры, в конце концов?

– А ты помнишь взрыв?

– Конечно.

– А как ты думаешь, для чего он нужен был?

Теперь я поняла для чего.

– Подожди, а Сикуров и Платонов? Ты знаешь, что их убили?

– Они живы и здоровы.

– В смысле?

– В прямом, схема та же. Только без заморозок и прочей лабуды, подошли два обычных бомжа, подходящих по возрасту и внешним данным.

– Ты поэтому интересовался бомжами? – хмыкнула я, вспоминая слова Ларисы.

– Поэтому.

– И этих бомжей ты, скажешь, тоже никто не убивал?

– Нет, почему. Их наверно кто-то убил, только это не моих рук дело. Ты знаешь, сколько ежедневно в нашем городе умирает бомжей? А их тела для нашего государства – это биологический мусор. Поэтому я просто купил двух подходящих мне жмуриков. Ты даже не представляешь, как богат предложениями этот рынок, – широко улыбнулся Иван.

– Подожди, но экспертизы? – опешила я, – проводились же ДНК, и по тебе, и по этим двоим, эксперт дает руку на отсечение…

Я осеклась, догадавшись.

– Шниерсон?

– Старый еврей очень любит деньги, – хмыкнул Иван, кивая.

– Но как? Как ты с ним связался?

– На самом деле, это было совсем не сложно. Когда-то очень давно, молодой Борис был без памяти влюблен в мою бабушку, а любовь юности не забывается, – улыбнулся Иван.

– А твой диагноз? Жанна Борисовна утверждает… – я дернулась, словно меня током ударило, – а твой врач случайно в девичестве не Шниерсон?

– В точку, товарищ капитан, – снова широко улыбнулся мужчина.

– А зачем этот подлог?

– Ну, это и не совсем подлог. Результаты обследования, кардиограммы, УЗИ сердца все настоящее, просто не мое, а Кости.

– Кости?

– Того мужчины, кто одолжил мне свое тело. А зачем мне это было нужно…Ну,так, для подстраховки.

– Так и где Сикуров и Платонов?

– В Нью-Йорке. Несколько лет назад, я случайно встретился с ними, когда он вернулись после службы, когда-то давно я их знал. Мне нужны были крепкие ребята для особых поручений. Поэтому эти двое и некоторые другие, составляют мой личный штат, который уехал со мной в Америку.

– А что они там делают? – удивилась я.

– Меня ждут.

– Не поняла?

– Я же сказал, что давно планировал уехать из России. На сегодняшний день, у меня в Нью-Йорке есть готовый бизнес, работники, дом, налаженная жизнь с другим именем. И документы все настоящие, – поднял вверх палец Иван.

– И на какое имя, если не секрет?

– А ты еще не догадалась? Мистер Джованни Поллини.

– А зачем так сложно? Обычно наши олигархи бегут в Лондон.

– Вот именно. Слишком много знакомых. Да и Лондон слишком консервативен для меня. А в Нью-Йорке никому нет до тебя дела. Идеально.

– А почему мистер Поллини? А не какой-нибудь Чак Норрис?

– Наверно на меня слишком большое влияние оказал фильм «Крестный отец» – добродушно признался Кожемятов.

Я замолчала. У меня в голове стоял гул от роившихся там мыслей.

– А зачем ты подставил Горбенко?

– А зачем он сдал меня, когда на него даже не давили? Знаешь, Алена, я человек простой – если ты со мной, ты со мной до конца, и я для тебя душу выверну. А если ты, как лярва последняя, бежишь к тому, кто больше даст, то и отношение к тебе соответствующее. Ты думаешь, я его Наташку хоть пальцем бы тронул, если бы он не крысятничал? Думаешь, я бы решил отправить его за решетку, если бы он не подставлял меня год за годом, в надежде, что сяду я, а он останется на коне и в белом фраке? Он думал, я не знал. А я знаю все, что происходит в моих делах. Абсолютно все. И все его жалкие попытки незаметно натравить на меня все спецслужбы, какие только можно, мне давно известны.

Повисла тишина.

– А зачем тебе нужны были наркотики? Просто тупо деньги?

Он странно посмотрел на меня. Потом стал разглядывать толпу и, наконец, ответил.

– Не все решения мы принимаем самостоятельно. Некоторые нам навязывают. Если бы я мог этого избежать, я бы избежал. Но мне не позволили.

– Понятно.

Каждый из нас смотрел в свою сторону. Говорить было не о чем, я была потрясена, он был задумчив.

– Я хотел сказать тебе спасибо за Ирину. Она мне рассказала все, что было. Да и на той треклятой вечеринке, я видел, как ты ее укрыла. Если тебе понадобится помощь, любая, я помогу, вот мой номер телефона в Нью-Йорке. И расстояние не помеха. Да и вообще, приезжай к нам в гости, – глумливо улыбнулся Кожемятов.

– Зачем она тебе? – устало спросила я.

– А ты не принимаешь в расчет, что я мог ее полюбить? Я прекрасно знал, что мне ее подсунули, я не такой идиот, как Вы думаете, и прекрасно видел, что она выкатилась мне под колеса прямо из кустов, но Ирина она была такая искренняя, она действительно до смерти была перепугана и это меня подкупило, я решил поиграть в вашу игру. А когда начали общаться, я понимал, что все больше в ней заинтересовываюсь. Ей было не по себе в дорогих ресторанах, она смущалась, краснела, это было забавно. Она просила рассказать о себе, и я рассказывал. Она слушала и сопереживала, я такого не помню в своей жизни, честно тебе говорю. А потом она начала рассказывать о себе и у меня появилось желание…Ну, не знаю…Как-то оберечь ее, что ли, защитить. Знаешь, как она просила меня отменить ту вечеринку? Просила уехать? Ну, а то, как она себя повела после моей «смерти», это вообще отдельная история. Она была единственная среди всей этой толпы, кому я был нужен. Кто по-настоящему переживал и скорбел. Я видел немало женщин, Ален. И все они рано или поздно называли свою цену. На одной такой даже был женат. Ну, ты ее видела. Дешевая комедиантка. И только Ирина готова отдавать больше, чем брать. Она потрясающая женщина и я благодарю судьбу, что встретил ее. Даже если вот так вот странно.

– И ты начал за ней следить?

Он кивнул.

– Только я не следил, я охранял. Помнишь, когда мы в парке столкнулись? Я тогда действительно хотел попробовать познакомиться с ней под другим именем, думал, может и не надо ей всего это рассказывать. Но ты упорно не хотела меня с ней знакомить, я заметил. И я стал искать подходящего случая, чтобы открыться ей. Ну, а когда вы с твоим дружочком вмешались, я решил больше не тянуть и подойти к ней.

– И как она отреагировала?

– Она меня узнала сразу, представляешь? В таком виде. Я подошел к ней и только хотел сказать что-то в стиле «Здравствуйте, девушка», как она сказала: «Ванечка». Как она плакала, бедная, – он покачал головой, – я даже не представлял, что ей так больно.

– Это ты ее тогда забрал из бара? – догадалась я.

– Конечно, я. Она же уже в состоянии нестояния была, тоже мне, алкогольвица. – неодобрительно покачал он головой, – Зачем было ждать, пока к ней кто-то пристанет.

Я покивала, то ли его словам, то ли своим мыслям.

– И что теперь?

– Теперь я увезу ее в Америку, мы поженимся, Ирина родит мне дочку, а Никита будет изучать архитектуру в университете Нью-Йорка, если пожелает. Когда английский подтянет, – хмыкнул он.

– Ты и его забираешь?

– Конечно, а как иначе? Возвращаться я не собираюсь.

Вернулась Ирина, я посидела пять минут для приличия и сказала, что мне пора. Она крепко обняла меня на прощание, я пожелала ей удачи.

– Руку жать не буду, мало ли, как обернется наша встреча, не хочу портить тебе карьеру, – сказал на прощание Кожемятов, – помни, что я сказал. Любая помощь. И мы будем рады тебе. Мы оба.

Я машинально кивнула и ушла. К моему облегчению, позвонил Вадим и сказал, что приехал.

– Ты чего такая ошалелая? – спросил Вадик

Я покачала головой.

– Просто теперь я знаю, кто убил мистера Поллини.

– Кого?

– Это больше не имеет значения, – ушла я от ответа, – поехали веселиться.

Я кусала губы и думала о том, что я услышала. Покосилась на Вадика. Сказать, не сказать?

– Мистер Поллини, если я правильно помню, это Кожемятов? – спросил он неожиданно.

– Да.

– И убил его не Горбенко и не эти, как их, ну исполнители, которых вроде как поджарили? – спокойно, не отрываясь от дороги, уточнил майор Самойлов.

– Так точно.

Вадим вздохнул и припарковался у тротуара.

– Расскажешь?

– Не сейчас, – покачала я головой.

– Ален, я могу отвезти тебя к Шевцову, я могу отвезти тебя домой, я могу отвезти тебя на день рождения моего друга. Вопрос только один: чего хочешь ты? Ты хочешь дать делу ход?

Я подумала и отрицательно покачала головой.

– Поехали, – попросила я.

– Куда?

– К твоему другу. Но я сегодня напьюсь, – улыбнулась я.

– Да лишь бы тебе в радость. – хмыкнул мой парень и завел мотор.

Минут пять мы ехали молча и потом Вадим все же спросил:

– Что, совсем невеселая история?

– Да нет, – пожала я плечами, – скорее это история о любви.

История вторая: история одного конкурса

Глава 1

– Не пойду, сказала!

– Пойдешь, – сузил глаза начальник, – как миленькая, пойдешь!

– За что?!

– За глаза твои карие и ресницы шикарные!

– У меня голубые, – пробурчала еще.

– Еще лучше, – добродушно заметил шеф и начал демонстративно перебирать бумажки, давая понять, что разговор окончен.

– Аркадий Зиновьевич!

– Что, Винокурова?

– Я папе пожалуюсь, – решилась я на шантаж.

Он кивнул.

– И как можно быстрей, сделай милость. Надоело мне с тобой нянькаться, он на тебя рявкнет, и полетишь, как голубка, махая крылышками.

Я вздохнула, папа генерал действительно рявкнет, и я полечу.

Речь шла о ведомственном конкурсе красоты «Краса полиции». Подобные конкурсы вызывали у меня всегда приступы ехидства в адрес участниц и жюри, а теперь родной начальник предал и заявил на конкурс мою кандидатуру от нашего отдела.

– Ну почему я? Что, больше не кому?

– А кому, скажи на милость? Марии Геннадьевне? Там, между прочим, возрастной ценз до 30.

– Ну, вот Горбаневой как раз до тридцати.

Мой начальник за привычку по-бабьи вздыхать, получивший прозвище Зиночка, вздохнул и посмотрел на меня как на пациентку отделения пограничных состояний.

– Ты когда Горбаневу видела в последний раз?

– Не помню, а что?

– А то, что она с понедельника в декрете.

– Да? Ну не знаю…Михеенко!

– Все, Винокурова, разговор окончен. Михеенко коня на ходу не только остановит, но и шею ему свернет. Так что иди, Христа ради, всю душу вынула уже. И вообще, там подарки будут, корону подарят.

– Давайте я закажу корону у китайских товарищей и приду в ней на работу, Вас порадовать.

– Так, сбор участниц в ТЮЗе в три. Свободна.

Я терпеть не могу опаздывать, чего не скажешь об организаторах этого волшебного конкурса. Я откровенно томилась, в комнате сидели еще около десятка девиц, всем в районе двадцати лет, и перешептывались, глядя на меня. Впрочем, не все, некоторые селфились в соцсети. Лица у юных инстадив, как на подбор, имели выражение надменное и пресыщенное жизнью, что так чудесно удается в двадцать лет.

Дверь широко отворилась, и все невольно посмотрели в дверной проем.

– Привет, телочки! – бодро гаркнула вошедшая.

Я широко улыбнулась. Телочки заметно поскучнели и скисли. Корона уплывала у них прямо из-под носа, потому что вошла Татьяна.

Татьяна была нашей местной притчей во языцах и моей институтской подругой. Сейчас виделись мы нечасто, но знали о жизни друг друга практически все, чему очень способствовало наше сарафанное радио, которое работало не хуже национальных информагентств.

Татьяна красавица. Если я ходила в спортзал для дела, то Таня для тела. Попу она имела такую, что шлепнуть по ней хотелось даже мне. Грудь, как мужики говорят, стремящийся четвертый, талия тонкая. Ростом высокая, не то, что я, гном, несла она себя, как фрегат Ее Величества. Роскошная копна черных, как смоль, волос доходила Таньке до пояса, глаза синие, как майское небо, улыбка белозубая, губы, от природы, имеющие красивую четкую форму, были умело подкорректированы косметологом и теперь стали маняще пухлые. В общем, в Таньке было прекрасно все. Все, кроме характера. Татьяна считала, что она всегда права. А если Таня не права, смотри пункт первый. Еще Танька была правдолюб. Резала ее в глаза, не обращая внимания ни на возраст, ни на звание, ни на должность. Но поскольку мозги у мужиков, как известно, не в черепной коробке, капитана Танька получила раньше меня. Впрочем, у Татьяны было одно несомненное достоинство: она умела, когда хотела, говорить таким приятным нейтральным тоном, что даже, когда она сообщала человеку, что он полное дерьмо, люди слышали это как: «вы такая какашечка» и как-то не держали на нее обиды. Но были это, конечно, в основном нужные ей люди. Работала она в нашей пресловутой пресс-службе и являлась, в общем-то, лицом полиции нашего региона. Даже странно, что до конкурса она добралась не в первый же год его проведения.

Еще Татьяна была приемным ребенком. Ее удочерили в возрасте трех лет и приемные родители никогда не делали из этого тайны. Впрочем, мудрости и любви им было не занимать, и Татьяна выросла в полном согласии с родителями, собой и с миром. Единственное, что расстраивало интеллегентнейших Аллу Захаровну и Валентина Петровича, это Татьянина манера выражаться. За словом в карман она не лезла, и, иногда, семейные посиделки превращались в сцену трапезы Филиппа Филипповича, Борменталя и Шарикова.

– Это, конечно, гены, Танечка, – серьезно вздыхала Алла Захаровна.

Несмотря на эти мелкие огорчения, родители души не чаяли в Танечке, и она платила им взаимностью. По возможности, старалась сделать их жизнь счастливой и обеспеченной. А возможность ей обеспечивал богатый любовник. Вообще-то, у них была любовь еще с институтской скамьи, но Танька из вредности называла его не иначе как «Мой любовник», потому что предложения до сих пор он ей так и не сделал, хоть и любил Таню всем сердцем. Поэтому такие мелочи, как ежегодное оздоровление Таниных родителей в санаториях Кавминвод и Черноморского побережья, его совсем не смущали. А заграницу они не ездили принципиально.

Тем временем, Таня, взглядом генерала на новобранцев, посмотрела на собравшихся, заметила меня и широко улыбнулась.

– Алена Дмитриевна, душа моя, Вы ли это?! – театрально вопросила Татьяна.

– Хорош людей пугать, – я похлопала по стулу рядом с собой.

Татьяна изящным движением скинула шубку с плеч и, наконец, села.

– Тебя за что сослали? – спросила она меня.

Я пожала плечами, давай понять, что не знаю причину, по которой провинилась.

– А тебя?

– О, это очень занимательная история. Иду я, значит по управлению, а навстречу мне Ненашев, – она говорила громко и с удовольствием, явно понимая, что ее слушают все и эта фамилия знакома всем, – и он мне говорит: «Танечка, ну ты прямо королева!», а я ему: «Короны только не хватает», а он мне: «Так в чем проблема? Будет тебе корона!». И утром, Савченко мне говорит, что я тоже от нашего управления чешу на конкурс.

Девицы окончательно скуксились, а я покачала головой, ехидно усмехаясь. Я больше чем уверена, что было, как раз наоборот, и на конкурс попросила Ненашева отправить себя сама Татьяна, но Танька бы заболела, если бы лишний раз не поиздевалась над присутствующими и не показала свою значимость.

Наконец появилась девочка-организатор, всем своим видом показывая, что она девушка новой формации и вообще человек московского розлива, снизошедшая до провинциального уровня.

– Я хочу, чтобы вы сейчас себе все поаплодировали, – вещала девочка, – ну же, смелее, ведь здесь находится королева красоты и еще десять мисс.

– О, Боже, как это сильно сказано! Давайте, девочки, сильнее, сильнее, не жалейте ладошек, – глумилась Таня.

Девочка поджала губы, но не ответила.

Ничего интересного по правилам и условиям проведения она не рассказывала, и мы с Танькой откровенно скучали.

– А председателем жюри, девочки, будет наш спонсор, молодой, красивый, неженатый, между прочим! – подмигнула организатор, будто делала нам шикарный подарок.

– Это кто такой? – подала голос Танька.

– А, Вы, что, всех знаете? – не выдержала девочка.

– А вы проверьте.

– Ну, Боташев.

– Рамазан Хусейнович? – надменно подняла брови Татьяна.

– Он самый, – кивнула девушка.

А я удивленно посмотрела на подружку. Она, что же, не знала, что ее любовник будет председателем жюри?

– Потом, – махнула рукой она, в ответ на мой вопросительный взгляд.

Выйдя из здания, мы потопали к моей машине, водить Таня не умела и считала, что это не женское дело, хотя Рамазан неоднократно предлагал ей купить машину.

Когда мы устроились в кафе и сделали заказ, я предложила:

– Ну, рассказывай.

– А, что рассказывать, – поморщилась Татьяна, – мы расстались.

– Совсем? Или как всегда?

Расставались они с завидной регулярностью. Таня и Рамазан познакомились в институтские годы Татьяны в ночном клубе. Рамазан был старше ее на семь лет. Ни он, ни она не восприняли знакомство всерьез и поутру, Таня даже отказалась дать ему номер телефона, когда он подвез ее домой после клуба. Спустя какое-то время они столкнулись в модном фитнес-клубе и продолжили знакомство. По национальности Рамазан был карачаевцем со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его отец имел крупную строительную фирму на Кавказе, а он сам возглавлял представительство в нашем городе, присоединив позже к ней дизайнерскую контору. Жениться на русской он не планировал. Первый раз они расстались через полгода после знакомства, когда Рамазан понял, что все сильнее привязывается к девушке и чувства становятся все нежнее. Они провели вместе ночь, и на следующий день он не позвонил ей. Следующую неделю молодой мужчина хмурился и косился на телефон, ожидая звонка Татьяны и готовясь объяснить ей свое поведение. Но Таня не звонила. Она не позвонила и через десять дней. Он не выдержал и позвонил сам. Она не взяла трубку. Он позвонил еще раз. На пятом звонке Таня сняла трубку и спросила, что ему от нее надо.

– Я тебе, что, проститутка какая-то, чтобы звонить, когда тебе вздумается?! Пошел к черту! – наорала на него подружка и в бешенстве швырнула трубку.

И вот тут бы Рамазану и выдохнуть, что она сама решила уйти, но вместо этого он помчался к ней.

Второй раз они расстались через год. Ругаться начали в машине по какому-то пустяку, а закончили национальным вопросом.

– Я и не жду от тебя, что ты поймешь, куда тебе, – раздраженно парировал Рамазан ее очередную колкую реплику.

В ответ прозвучала тишина, мужчина удивленно обернулся и увидел ее прелестный зад и закрывающуюся за ней дверь машины. Таня ушла в метель в кожаном жакете и на умопомрачительной шпильке. Поскольку стояли они в пробке на мосту, догнать ее он никак не мог.

Неделю Таня не брала трубку, потом прислала смс, что у нее из-за него сильнейшая ангина, и она просто не может говорить. Рамазан примчался с половиной аптеки и шубой для Танечки.

Еще через пару лет Таня, выйдя утром на кухню Рамазана, обнаружила на ней гостей – земляков любимого. Она мило улыбнулась и представилась.

– Жена? – добродушно спросил взрослый мужчина Рамазана.

– Знакомая, – выдавил он.

Таня улыбнулась и вышла.

Через полчаса Рамазан увидел, что она обувается, он вышел проводить и сказать, что позвонит вечером.

Таня улыбнулась и прежде, чем он начал говорить, отвесила ему оглушительную пощечину. Она ушла, забрав все свои вещи, которые находились в его квартире.

В этот раз Рамазан не поехал за Таней, решив, что она в край обнаглела и надо выкинуть из головы эту вздорную девицу.

Он даже уехал в родной город, и даже попытался начать ухаживать за одной девушкой. Но, когда он в очередной раз назвал ее Таней, девушка попросила больше ее не беспокоить.

Они оба скучали, но каждый решил, что так будет лучше.

Спустя несколько месяцев, он случайно увидел Таню в ночном клубе, она была с подругами, он был с девушкой. Обычно Татьяна не вылезала с танцпола, а тут скромно сидела за столом и вертела в руках бокал с шампанским. С интервалом примерно в 10 минут к ней по очереди подходили практически все мужчины в клубе, Таня смотрела на них как на пустое место и не удостаивала ответом. Правда, один решил, что с ним так нельзя. Он грубо схватил Таню за волосы и рывком поднял со стула. Он же не знал, что отрывает от стула старшего лейтенанта полиции с соответствующей подготовкой. Поэтому только охнул, когда кулак девушки прилетел ему в солнечное сплетение. И уж тем более он не ожидал, что роняя стулья, на него несется разъяренный Рамазан, который комплекцией не многим уступал шкафу. Их двоих тогда выгнали из ночного клуба. Оказавшись на улице, они посмотрели друг на друга, и первый раз Таня сама сделала шаг ему навстречу. В прямом и переносном смыслах.

Правда теперь Таня объявила, что больше не появится в его квартире. Также она отказывалась ходить по гостиницам, ибо: «Я тебе не проститутка какая, а квартиру будешь своим шлюхам снимать!». Выдержав пару месяцев школьного режима отношений, когда Танины родители отбывали из дома, мужчина психанул, и купил ей квартиру.

– Ну, вот как ты так умеешь! – завистливо вздыхали подружки, – новенькую двушку купил, на тебя оформил, с ремонтом помогает! Слышишь, Тань, научи как?

– Может дело в том, что я ничего у него не прошу? – сурово отвечала та.

И все вроде бы было у них хорошо, да ладно, кроме главного: вопрос с будущим был не решен. Таня ни разу за все годы не спросила о статусе их отношений, но теперь именовала его «мой любовник». Рамазан тяжело вздыхал и не решался расставить все точки над i.

– Кто ж знал, что так получится, – сокрушенно покачала головой Татьяна.

А получилось вот как. Не вмешиваясь семь лет, мама Рамазана Римма Амировна, решила все-таки посмотреть, что ж там за Таня такая.

Римма Амировна была женщина властная, немного суровая. Обычно слегка нахмурившаяся. Она всей душой любила своих детей и желала им счастья. Правда такого счастья, как понимала его она сама. А русская жена в это понимание совсем не входила. Не то, чтобы она плохо относилась к русским, но справедливо считала, что дружить и брататься можно сколько угодно, а вот семью нужно строить со своими. Мышки с мышками. Кошечки с кошечками. Сначала она думала, что ее мальчик просто развлекается. Потом поговорила с сыном и взяла с него обещание не жениться на русской. Время шло, ее мальчику было давно за тридцать и ей хотелось внуков. А Рамазан все не женился. Женщина долго размышляла и решила, что счастье сына важнее. Не сказав ничего ему, она приехала в город и отправилась прямиком к гипотетической невестке.