Анна Моор
Птицей
Раненая птица
Как раненая птица, больше не летаю.
Обломанные крылья так болят…
Меня, как будто выгнали из рая
И ползать научиться – говорят.
Но ползать, перед ними, я не стану.
Забьюсь в нору и буду «умирать».
Скулить и ждать, зализывая раны,
Что крылья отрастут мои опять.
Как Феникс, вновь из пепла я восстану!
И научусь, как прежде я летать.
Стихи писать, возможно, перестану.
Не смея о себе напоминать…
Ангелы
Господи скажи, причём тут дети? Почему ты забираешь их?
Может, в наказание взрослым, или мало ангелов своих?
В чём скажи, они – то провинились? Как могли разгневать, нагрешить?
Ведь они недавно так родились, только – только начинали жить.
Может, им с тобой, конечно лучше. Только как – же горе матерей?
Потерять и похоронить ребёнка, разве что – то в жизни есть страшней?!
( Кемерово 25.03.2018)
Воина
Война! От слова одного всё холодеет и сжимается в груди.
А я, о ней и знаю только понаслышке:
Рассказы, фильмы, книжки.
Но вот, совсем другое, всё это пройти.
Вернувшись, пусть и на своих ногах,
Но с опалённой, искалеченной душою.
Война, навек теперь, как опухоль с тобою.
И не забыть лишения, горе, боль и страх.
Они въедаются, как ржавчина внутри.
Война, всех на своём пути калечит.
Не возвращаются оттуда без увечий,
Пусть и утихли ужасы войны.
А взгляд спокоен, честен и открыт,
Хоть повидал немало горя.
И грязь войны, и море крови…
Но в нём, лишь скорбь, за тех, кто был убит.
Помолчим
Кровавые пятна заката
Словно, кто – то специально разлил.
Беспокойно на сердце когда ты,
Смотришь в небо, в такие вот дни.
И тревожное чувство настигнет,
Неожиданно так, без причин.
Солнце, просто заходит, не гибнет.
Ну а мы, всё равно помолчим…
Сожгла мосты
Сожгла мосты и удалила переписку,
Но обожглась нечаянно сама.
И, подпустив тебя, я слишком близко,
Наелась равнодушия сполна.
Мне, вдруг пригрезилось слияние наших душ
И в унисон биение сердец.
Ты окунул меня в холодный душ,
Тогда и наступил уже конец.
Ещё надежда долго трепыхалась…
Твою я руку не хотела отпустить.
Я правды вовсе не боялась.
Услышать важно было лишь: « Прощай! Прости!»
Ты, как всегда оставил многоточие…
Нет смысла ждать прощальные слова.
И, если разобраться в этом случае,
Жесток был ты со мной, ну а совсем не я.
По – живому
Любовь ушла или уснула…
Остались только люди зацементированные бытом, приклеенные скотчем долга. Идут они по жизни рядом, и тяжело, и неудобно. Не разорвать им эти путы, да и желания нет особо. Они прочны и так привычны, надёжны, хорошо знакомы. А если, кто- то и решится, собрав всю волю, все усилия. Захочет вдруг освободиться сказав: « Не может по-другому»
Разрезав скотч, что мы увидим? Что кожею они срослись до боли. Друг в друга проросли телами. И рвать придётся По-живому.
Как скупой рыцарь
По сундукам ты разложил своё богатство, а ключик спрятал
в сердце глубоко.
И бережёшь ты, как зеницу ока. Ночами только достаёшь его.
Возьмёшь и пыль смахнёшь с воспоминаний и вкус, и запах снова ощутя.
Ну а делится, ты ни с кем не хочешь, хранишь и бережёшь лишь для себя.
А в сундуке-то счастье потускнеет его, чем больше раздаёшь,
Тем ярче светит, радует и греет. Ну как ты это не поймёшь?!
И с радостью всё новое встречая, в свою копилку бережно кладёшь.
И сундуки, свои от всех оберегая, как рыцарь ты скупой себя ведёшь.
Просто люди
В душе вулкан бушует страсти,
А на лице мы носим безразличия маски.
–
И сдерживая нежности порывы, зарывши голову в песок, живём.
Кого согреть мы можем холодом циничным?
А чувств боимся, лучше спрячем – погребём.
Пусть называют – чёрствым, безразличным.
Боимся мы себя, и выдать и раскрыть,
Шифруемся как на задании шпион.
И он, не должен ни понять, ни раскусить.
А то, провал и стыд! Себя безжалостно потом ругаем и клянём.
За что?!
Ведь мы же – просто люди. И только чувствами возможно и живём!
Без скандалов и упрёков
Ты прости. Я собралась уже. Можно, я тихонечко уйду?
Не прощаясь, без скандалов и упреков. Чувствую, что я себя,
теряя, ничего взамен не обрету.
Так для всех, поверь мне, будет лучше.
Ну, а если очень я соскучусь…
Я во сне, сама тебя найду.
Словно зверь
Мне хочется, так приласкать его
Того, кто словно в клетке зверь томится.
И мечется, и жаждет одного,
Всей страстью, на свободе очутиться.
Смогу животный голод я унять
И зверя приручить? Увы, не знаю…
Лишь лаской постараюсь обуздать,
Исполнив сокровенные желания.
Так безмятежно он уснёт, насытясь мной,
Глубоким сном, его на время усмирила.
Набравшись сил, готов он снова в бой.
Вздымаясь на свободу с новой силой…
Когда так смотришь и молчишь
Зачем ты смотришь прямо в душу мне?
И я, от взгляда этого робея…
И слов не находя, немею.
И холодок проходит по спине.
Когда так смотришь и молчишь,
Как будто разгадать меня пытаясь,
Вдруг замираю и теряюсь…
Не зная, что во мне сегодня разглядишь.
Питер мой
По городу любимому пройдусь
И прелести его, мне не наскучат.
Гуляю в центре и красотами любуюсь
И пусть, над ним, почти всё время, тучи.
Таинственен и мрачен Питер мой.
А люди, больше на вампиров тут похожи:
Бледны, предпочитают чёрный силуэт – прямой.
И улыбаться здесь не принято прохожим.
Здесь сдержанность культурная в крови
И по своим законам жизнь течёт.
За маской хулигана, как ты ни крути,
Живёт философ, хоть и матом он поёт.
А пафос не в цене, всё больше строго и прилично.
Но вот, если бухать, то уж бухать…
Себя, не помня, напивался сто раз – лично.
С тоски опять в запой. Прошу, меня понять!
Где-то после сорока
Боже мой! А я, то и не знала
То, что где – то после сорока,
Можно будто жизнь начать сначала,
А верней, продолжить с чистого листа.
Ты ещё красива и мужчины
С интересом смотрят на тебя.
Видя уж не « дурочкой наивной»,
Чтут как женщину, порой боготворя.
И чего хочу теперь я знаю,
И уже умею выбирать
И сама себе я позволяю–
Жить, любить, смеяться, отдыхать.
В сорок лет себя, узнала новой.
Присмотрелась, полюбила, приняла.
Повторю, в который раз я, мантру словно –
Наслаждайся жизнью! Жизнь лишь раз дана!