Анна Гурова
Мастер иллюзий

Глава 6. Город-призрак

Старый знакомец Джеф за прошедший год ничуть не изменился. Разве что приобрел некоторый полусветский лоск. Бывший книжный вор, псевдосторож и гордый мастер-одиночка сидел на учительском столе, качая ногой в лакированном ботинке. Опять отрастил себе черную гриву, роскошно спадающую на ворот белого джемпера из вискозы. При виде моего мрачного лица ухмыльнулся:

– О, какой напряженный взгляд! Ну что, Данила-мастер, – не выходит каменный цветок?

– Сам дурак, – не растерялась я.

Первый раз слышу такую пошлую шутку относительно философского камня!

Значит, намекать он мне будет, ага? Ну я ему сейчас намекну!

– Что, в учителя подался? А книги из тайных хранилищ больше не тырим?

– Не-а, невыгодно стало. Не успеешь стырить книгу, как кое-кто ее уже съедает.

– Как дела в Хоразоне? Все цветет и пахнет? – пропустив выпад, ехидно поинтересовалась я.

Джеф – сторонник минимализма в Чистом Творчестве. Его домен был спроектирован как пустыня – пока там не побывали мы с Князем Тишины. Теперь в Хоразоне буйные джунгли.

Судя по тому, что Джеф перестал улыбаться, подколка удалась.

– Скоро сама все увидишь, – бросил он и с дружелюбным видом повернулся к Галушкиной.

– Здорово, практикантка!

– Здравствуйте, – краснея и заикаясь, пробормотала Галушкина. Брутальный Джеф явно потряс ее небогатое воображение.

– Как тебя зовут?

– Оксана…

– Джафар Александрович. Но друзья зовут меня Джефом, – и подмигнул мне, паршивец. – Ну что, девушки, приступаем?

Джеф принялся раскладывать по столу какие-то бумажки. Я гордо отвернулась к окну.

– Слушай, думаешь, я счастлив с тобой работать? – послышалось за спиной. – Да ты мне дело моей жизни загубила…

– А сам! – воскликнула я, разворачиваясь. – Не забыл, что хотел со мной сделать?

– Вся эта история с Книгой Корина не имеет никакого значения, – терпеливо сказал Джеф. – Она ушла в прошлое. И вообще это была не моя идея – стать твоим куратором. Больно мне надо возиться со школьниками! У меня вообще-то свои проекты…

– Чего ж ты тогда тут делаешь?

– Решение принималось в Академии. Мне сказали, что, дескать, вы со Щербаковой давние знакомые, уже сработались…

– Во блин! Это называется «сработались»?! Сначала ты пытался скормить меня оборотню, потом выкачать кровь, потом расчленить на органы…

– Тихо, тихо, не пугай свою подругу!

Я покосилась на растерянно моргавшую Галушкину.

– Успокойся, – повторил Джеф. – И прими наше сотрудничество как данность. Бери пример с меня. Все равно уже ничего не изменишь.

Джеф был прав. Я решила последовать его совету. По крайней мере, попытаться.

– Так ты теперь в Академии? – мрачно спросила я.

Джеф взял и обиделся.

– Я сам по себе, – холодно сказал он. – Всегда! Я – свободный мастер!

– Тогда почему…

– Меня попросили.

Я не стала развивать эту тему. Ну, пусть будет «попросили». Свободным мастерам тоже надо что-то кушать. И бензин для джипа (на чем он там приехал?) покупать.

– Ну тогда рассказывай, – я села за парту. – Что еще за практику придумали?

– Не так быстро. Сначала, девушки, заполните эти бланки…

Собственно, заполнять было особо нечего – вписать имя и фамилию, прочитать то, что посередине, и расписаться внизу.

– «Место прохождения практики – Академия Художеств», – прочитала я вслух. – Ого!

– Не раскатывай губу, мы будем работать в поле.

– «Название проекта – „Пятно Страха“»… Это что еще такое? – спросила я, расписываясь.

– Со временем узнаешь, – сказал Джеф с таким великолепным презрением, что мне сразу подумалось – хе, да он, похоже, и сам не в курсе.

– А почему нас в группе всего двое?

– Потому что по результатам тестирования к работе по проекту «Пятно Страха» оказались годны только ты и Оксана.

Теперь я почувствовала себя оскорбленной. Хуже нас никого не нашлось, что ли? Ну и парочка – безмозглая Галушкина и отмороженная Щербакова, да еще под руководством сомнительного авантюриста Дамирова. Не иначе как в Академии решили от нас троих скопом отделаться!

– Почему мне не выдали диплом? – в сердцах наехала я на Джефа.

– Это к вашему начальству, – отмахнулся он. – Я тут не при чем.

Я хотела пошуметь еще, но взглянула на текст, под которым только что подписалась, и прочла ниже:

«В период практики ученику, под присмотром куратора, официально разрешается заниматься демиургией».

Далее стояла подпись Николаича и печать Академии.

Ура! Пусть под присмотром Джефа, но все равно – наконец-то!

Мое настроение резко переменилось к лучшему. Я подумала, что все не так уж плохо, и это «Пятно Страха» – вовсе не попытка от меня избавиться, а что-то поинтереснее…

– Подписалась? – нетерпеливо спросил Джеф, забирая листок из моих рук. – Тогда поехали.

Во дворе училища на Джефа таращились все встречные девицы. Я почти физически ощущала невидимые излучения зависти. Вот же не повезло бедняге Джефу! К нему в практикантки попали две девчонки, единственные в училище равнодушные к его мужскому обаянию. Галушкина, после наших разговоров, смотрела на него с немым страхом и почтением. Я же чувствовала к Джефу только застарелую антипатию и колоссальное недоверие.

Напротив главного входа был припаркован сверкающий навороченный джип неизвестной мне марки «Patriot». Я постаралась сесть в него с таким видом, чтобы Джефу стало ясно – я на таких машинах катаюсь каждый день. Галушкина съежилась на заднем сиденье с видом Крошечки-Хаврошечки и всю дорогу ошалело вертела головой по сторонам.

Джеф повез нас куда-то в центр.

– А врал, что мы не в Академию, – сказала я, когда он свернул на набережную Фонтанки, где над морем ржавых крыш сверкал на солнце стеклянный купол нашей будущей «альма матер».

– Я не врал, – сухо ответил Джеф, загоняя машину в какую-то подворотню.

Несколько минут блужданий по сквозным дворам-«колодцам», и «Патриот» выскочил к задней стене Академии. Я увидела синий вагончик с надписью «АО Феникс» на боку, и тут до меня наконец дошло.

– Теперь понятно, почему ты работаешь на Академию, – радостно заявила я. – Они не отдали тебе твой вагончик, ага? А без него тебе не попасть в домен!

– Вылезайте, – злобно прошипел бывший вор.

…Мы стояли на гребне песчаной дюны и смотрели вниз. Склон, поначалу пологий, с каждым метром становился круче, а потом уходил на невозможную глубину, создавая ощущение, будто мы стоим на берегу высохшего моря. За год Джеф навел в Хоразоне порядок – от джунглей не осталось и травинки. Зато появилось кое-что другое. Пустыню рассекал гигантских размеров котлован, масштабами напоминающий Большой Каньон, а на другой его стороне, километрах в трех от нас, виднелся незнакомый микрорайон, окрашенный вечерним солнцем во все оттенки багрового. Вернее, мне-то он уже был знаком.

– Вот, пожалуйста, – мрачно сказал Джеф. – Город-призрак. Поначалу надеялся – мираж, ан нет…

– Это и есть оно? – спросила Галушкина.

– В смысле?

– Ну – Пятно Страха?

Джеф молча кивнул.

Я с удивлением поглядела на Галушкину. Поразительная девчонка! Первый раз в жизни угодила в домен (она, разумеется, о демиургии и не слыхала), и никакой реакции! Хоть бы в истерику впала, что ли. Ни страха, ни даже любопытства, только тупая покорность. За дверью времянки расстилается пустыня? Значит, так надо, – раз эту дверь открывает начальство.

– Вот какой у меня тут завелся таинственный оазис, – повторил Джеф. – Никто из вас в своих доменах такого не встречал?

– У меня нет домена, ты же знаешь, – сказала я.

– А что это такое – домен? – спросила Галушкина.

– М-да. Помощницы, блин…

В резком свете заходящего солнца чужой домен был виден как на ладони. Я на миг пожалела, что нет бинокля, и постаралась определить хотя бы какие-то доминанты на глаз. Вот, например, очень странная зубчатая башня без окон – где-то я ее недавно видела…

– А в других доменах этот район есть? – спросила я.

– Пока нет. Но в Академии подозревают, что это дело времени.

Я кивнула, прекрасно понимая, о чем он. Хоразон был особенным типом домена-«перекрестка». Неудивительно, что всякие пространственные новообразования первым делом проявились именно здесь.

…А такую же зубчатую башню я не далее, как позавчера, видела на Комендантском!

– Задача, поставленная нашей группе, на первый взгляд весьма проста, – заговорил Джеф, – Проникнуть в этот домен и выйти на контакт со здешним демиургом.

Я удивленно взглянула на Джефа.

– И все?

– Ага.

– Что за бредовое задание?

– Почему «бредовое»?

– Не творческое, а какое-то… чисто административное. Проникнуть, выйти на контакт… Вот если бы мы были из академии МВД…

Джеф захихикал.

– Просто представил, как привожу сюда отряд ОМОНа и говорю – вот эта штука называется домен, – пояснил он. – Геля, все, что связано с творчеством – касается только нас. Задание сочиняли в Академии. Бредовое-не бредовое, а выполнить его надо.

Я пожала плечами.

– Ладно, мне-то что. Значит, проникнуть в домен и найти демиурга. А в чем подвох?

– Подвох в том, что он не идет на контакт. И к себе никого не пускает.

– Ой, не верю! Нет ничего проще, чем найти хозяина домена. Заходишь, – тук-тук! – и хозяин объявляется сам.

– Ничего подобного, – возразил Джеф, – Попробуй-ка, доберись до него. Думаешь, зачем здесь котлован?

Я не ответила, размышляя – сказать Джефу о башне или нет. Жизненный опыт уже давно научил меня: если мне стало известно что-то такое, чего кроме меня не знает никто, то такой козырь надо как можно дольше держать в рукаве. В будущем наверняка пригодится…

– А я знаю, что это такое, – неожиданно сказала Галушкина, показывая в сторону чужого домена. – Я там живу.

– Где?! – в один голос воскликнули мы с Джефом. – В домене?!

– Нет, в районе парка. Это место похоже на Комендантский аэродром. Только какой-то неправильный…

– Не неправильный, а недостроенный, – вклинилась я.

Еще не хватало, чтобы Галушкина оказалась догадливее!

– Смотрите, вот там, в центре, где метро и две высотки, все как в реале. А чем ближе к краям, тем больше искажений. Этот домен, наверно, растет из какой-то точки в середине, и пока еще недоделан…

Джеф вытаращил глаза. Ничего подобного от нас он явно не ожидал.

– Шикарно. Молодцы. Ну, теперь остается только найти демиурга, и мы все свободны. Может, у вас заодно есть идеи, как туда попасть?

– Не вижу проблемы, – сказала я. – Спускаемся в котлован и идем. Полдня, максимум день, и…

– М-да? Попробуй, – предложил Джеф.

Я подошла к самому краю и внимательно вгляделась в пустынный пейзаж. Дальний склон котлована терялся в длинной причудливой тени, которую отбрасывал чужой домен. Отсюда, на расстоянии, дно и пологие склоны казались совсем гладкими, серовато-желтыми, монотонными. По котловану гулял ветер, то затихая, то взметая тучи песка. Почему-то у меня по коже побежали мурашки, но я отбросила вздорные опасения и шагнула вперед.

Чем дальше я отходила от Галушкиной и Джефа, тем неуютнее мне становилось. Вокруг было тихо до звона в ушах, будто песок глушил все звуки. И мне вдруг стало казаться: я, как маленькая мошка, ползу прямо к ловушке песчаного льва, или иду по огромной песчаной трясине. Еще шаг – и она поглотит меня, и даже следа не останется…

В итоге, не пройдя и двадцати шагов, я развернулась и, стараясь не бежать, вернулась обратно. Мрачно взглянула на Джефа – давай, издевайся.

– Что, не по себе стало? – в голосе Джефа не было насмешки. – Вот оно, «Пятно страха» – так сказать, в действии. Котлован тут вырыли не просто так. Это граница, пересекать которую нельзя. Там, где мы стоим, заканчивается мой домен. Вам-то этого не ощутить, но для меня это как собственное тело – вот тут еще оно, а там – уже нет. И когда ты пересекаешь эту границу, начинает работать защита чужого домена.

– Да в чем же защита?

– Страх – это и есть защита. Беспричинное, непреодолимое желание покинуть территорию котлована. Чем ближе к закату, тем страх сильнее. А ночью сюда вообще не подойти. Главное, сам не понимаешь, чего боишься… будто химическая реакция в мозгу…

Джеф провел рукой по лицу, стряхивая налипшие песчинки, и добавил:

– Такая оригинальная система защиты и есть самое интересное в этом домене – ну, кроме того, что он вдруг появился у меня в Хоразоне, отхватил кусок пустыни и теперь мне его никак отсюда не убрать.

Он не врал, я это чувствовала. Слова Джефа очень точно передали то, что я пережила во время того последнего пленэра в Удельном парке. Иррациональный страх, переходящий в панический ужас до потери сознания, этим все и закончилось. А я-то потом решила, что все дело в супер-ухе, что на меня так подействовал крик погибающих берез…

– Там же в котловане нет ничего, – с задумчивым видом сказала Галушкина, внимательно осматривая пространство. – Пустота. Чего бояться?

– Значит, не просто «пустота», – возразила я. – Что-то там скрыто. Джеф, а ты уверен, что этот страх действительно беспричинный? По-моему, ничего беспричинного не бывает. Вдруг там что-то ТАКОЕ!

– Ничего там нет, – утомленно сказал Джеф. – Думаете, я не проверял? На самом деле, у меня уже есть теория относительно этого домена и заодно нашего задания. Чисто психологическая.

– Что за теория?

– Погодите до следующего занятия. Там ее и проверим. А пока – задача сформулирована, место вы видели. Обдумывайте. Ищите варианты решения.

– Ничего не поняла, – проворчала я.

Галушкина, с унылой покорностью глядя в котлован, вздохнула и полезла в сумку за расческой.

На обратном пути Джеф был настолько любезен, что предложил подвезти нас до училища. Я вышла около метро «Черная Речка» и пошла домой, поглощенная мыслями о новом проекте. Провожая взглядом машину Джефа, я обратила внимание на фирменную эмблему – нечто вроде растопыренных тараканьих усов, растущих из кружочка.

– Ангелина! – раздался вдруг рядом возмущенный вопль. – Что это такое?!

Недалеко от меня на тротуаре стояла мама и буравила взглядом удаляющийся «Патриот».

– Я же сто раз тебе говорила, – напустилась она на меня, – никогда не подъезжай на попутках! Ни в коем случае не садись в черные джипы! Хочешь, чтобы тебя изнасиловали и убили?

– Это мой знакомый, – попыталась я исправить ситуацию. – Джеф, то есть Джафар. Он не опасный.

Судя по испугу на мамином лице, я только все испортила.

– Джафар? О боже!

– Ну что «о боже»?!

– Джафар, да на такой машине – это наверняка бандит!

Я вспомнила наши прошлогодние приключения и честно ответила:

– Думаю, что уже нет.

– Где ты его подцепила? Вернее, он тебя?!

– Он мой куратор из Академии Художеств, – давясь смехом, призналась я.

Мама не поверила.

Вечером я позвонила Рыжику и между делом спросила у него, что это за автомобиль такой, у которого эмблема с тараканьими усами. Я старательно описывала знак, пока Рыжик не расхохотался.

– Это же «уаз», – сказал он. – В просторечии – «козел». «Патриот»? Это они выпустили что-то вроде джипа. Не знаю, не водил… издалека, в потемках, на «гелендваген» слегка похож, если особо не присматриваться. А что?

Я собиралась подразнить его «одним знакомым, который катал меня на джипе», но решила, что тут хвастаться нечем, и ничего ему не сказала.

Глава 7. Встреча в метро

Вот и наступил долгожданный канун выпускного вечера. Деньги за ресторан давно внесены (к слову, немалые). Платье получено и висит в целлофане, зацепленное за люстру, словно белый призрак. Школа арендовала крутой ресторан на Крестовском острове, так что все будет прямо как в голливудских фильмах: краткая официальная часть, речи, цветы, фейерверк, веселье и танцы до утра. Только бассейна, в который падает главная героиня, не хватает. На Крестовском вместо него пруды, а прудах – какая-то утиная болезнь. Хотя все равно кто-нибудь стопроцентно спьяну искупается.

Это уже традиция – непременно учинить на выпускном безобразие. Например, о прошлогоднем празднике рассказывают, что компания развеселых живописцев взяла напрокат лодку и устроила на прудах охоту с пневматическим ружьем на утку. Охотились часа три, перевернули лодку, утопили ружье, сами чуть не утонули, утка спаслась, с чем я ее искренне поздравляю. В этом году тоже ожидалось нечто подобное – реалисты с иллюзионистами обещали устроить на прощанье грандиозную драку стенка на стенку, а то за все годы обучения так и не сподобились…

Но драки и охота – это для парней, а у меня все мысли о выпускном бале и, соответственно, о платье.

Бальное платье мне шили на заказ – длинное, кремовое, из какой-то тонюсенькой, липнущей к колготкам блестящей материи, со шлейфом, который полагается перекидывать через локоть. К нему белые сафьяновые туфельки на низком каблуке, с атласными лентами крест-накрест. Месяц мы учились танцевать самый простой вальс – раз-два-три, поворот, и раз-два-три в другую сторону… и даже парней заставили, ценой нечеловеческих усилий. Платье выглядело почти как свадебное, да и стоило столько же. А Маринке родители так и сказали: «Вот и свадебное платье покупать не надо – в этом выдадим!» (намекая, вероятно, чтобы особо не тянула с замужеством).

В субботу вечером позвонил Рыжик – выразил желание пойти со мной. Типа, ему без меня скучно, и он хочет полюбоваться, какая я вся красивая в бальном платье… Ха, так я ему и поверила! Хочет проконтролировать, чтобы я там ни с кем без него не танцевала. А сам меня на свой выпускной не пригласил (у них был на прошлой неделе) – дескать, «да что там интересного, да у нас самая обычная школа», – а потом мне часа два красочно расписывал, кто из его друзей как наклюкался, и что отчебучил. Можно подумать, меня это интересует.

Я ему сказала, что посторонних к нам в ресторан не пустят. Рыжик явно опечалился, но, по-моему, он это переживет.

Первую половину воскресенья я провела в салоне красоты – макияж, маникюр, прическа, все такое. Из волос сплели какую-то клумбу и залили лаком так, что я чувствовала себя в железном шлеме, и с ужасом думала, как все это буду вечером расчесывать. Ну ладно, раз в жизни можно и потерпеть. Мама советовала надеть платье прямо в ресторане, но я представила, как повезу огромный шуршащий чехол в метро, а потом буду переодеваться неизвестно где, и решила – поеду прямо в платье. Не одна я такая – выпускные идут по всему городу. В конце концов, до Крестовского всего пять или шесть остановок на метро.

Незаметно наступил ясный, удивительно теплый вечер. Я шла мелкими шагами, выпрямив спину, словно приготовившись к танцу. Платье шуршало, липло к ногам, обязывало к изящной походке. В руках я несла пакет с бальными туфлями. Меня переполняло ощущение полной гармонии со вселенной. Воздух был свежий и душистый – начиналась пора цветения. Черемуха уже облетала, как всегда удивляя контрастом легких, трепетных соцветий и тяжелого сладкого запаха. От кустов зацветающей сирени веяло сложным обволакивающим ароматом, похожим на какие-то старинные духи; из дворов тянуло кисло-сладким яблоневым цветом. Не говоря уже о простом вкусном запахе оттаявшей земли и горького дыма сожженных прошлогодних листьев. И забытый за зиму звук – музыкальный, шелковый шелест молодой листвы.

Я спустилась в переполненное метро. В толпе то и дело мелькали нарядные выпускники в костюмах и светлых платьях. В вагоне я и какая-то девчонка в оборках и рюшах долго исподтишка рассматривали наряды друг друга, потом не выдержали и обменялись веселыми взглядами.

На «Сенной» надо было пересаживаться на другую линию. Сворачивая в переход, я прошла мимо парня, который сидел на полу возле стены, уткнувшись лицом в колени. Когда я оказалась напротив него, он поднял голову и посмотрел на меня. Я встретилась с ним взглядом, и меня бросило в жар и холод. Сердце затрепыхалось как сумасшедшее. Я узнала Сашу Хольгера.

Он был такой же, как в далеком детстве, после болезни. Бледный и худой, будто скелет. Щеки запали, глаза обведены темными кругами. Пепельно-русые волосы, раньше всегда коротко подстриженные, отросли до подбородка и спутанными, слипшимися прядями падали на лицо. Выглядел он, словно не менял одежду несколько дней. Лицо совершенно бескровное, взгляд мутный, блуждающий.

– Привет! – автоматически выпалила я, остановившись.

Саша не ответил. Мне показалось – он даже не узнал меня. Господи, что это с ним?!

– Я вот на выпускной еду, – сообщила я с наигранной жизнерадостностью. – На Крестовский. А у вас уже был выпускной?

Ответа я снова не получила.

– С тобой как, все нормально?

Опять молчание.

Мне стало неловко, и даже как-то страшновато. На миг я пожалела, что остановилась и заговорила с ним. Ясно же, что у человека проблемы – так зачем мне в это лезть? Кто он мне – родственник, бойфренд? Так, старый знакомый, мы и не дружили даже… Попрощаться и пойти своей дорогой.

– Уходи, – вдруг сказал Саша едва слышным, хриплым голосом. – У меня все нормально.

Не скажи он этого, я может, так бы и сделала.

– Да врешь ты все, – сказала я, опускаясь на корточки напротив него. – Я же вижу. Тебе что, плохо? Хочешь, врача вызову?

– Только не врача. Блин, сказал же, уходи.

– Эй, ну-ка, что там у тебя?

Я наконец увидела, что Саша прижимает к животу какую-то тряпку, вроде грязного полотенца.

– Покажи! – потребовала я и потянула тряпку на себя. Он не стал сопротивляться. Видя, как послушно разжались его худые пальцы, я вдруг сообразила, что у него просто нет сил.

Футболка на его животе была разрезана сверху донизу, полотенце насквозь пропитано кровью.

У меня неожиданно закружилась голова. Метро как будто изменилось – все куда-то пропало, звуки отдалились… Я забыла, где нахожусь, куда еду – во всем мире остались только я и бледный как мертвец парень, истекающий кровью.

– Как это ты? – залепетала я испуганно. – Кто это тебя…

– Да плевать, – сказал Саша тихо, с досадой. – Фигня, царапина. Это мои проблемы. Иди, я сам разберусь.

Момент растерянности прошел. В следующий миг я была уже собрана, полна сил и готова действовать.

– Сиди, не двигайся! Где тут ближайший медпункт?!

– Геля, ну не надо! Мне нельзя к врачу!

Саша попытался произнести это угрожающе, но получилось жалобно. Вид у него был такой затравленный, что у меня защемило сердце от жалости.

Я не стала настаивать – нельзя так нельзя. И быстро нашла другой вариант.

– Поехали к нам! За пятнадцать минут доедем, и мы с мамой тебя перебинтуем. Полежишь, придешь в себя. Вставай!

Я помогла Саше встать. Он сумел подняться, но тут же потерял равновесие и тяжело навалился на меня. От него пахло куревом и потом, и каким-то жутким металлическим запахом – наверно, именно так пахнет кровь, когда ее много. Я подхватила его и потащила к платформе, поражаясь, как такой худой парень может быть таким тяжелым. Подошел поезд. Шатаясь как пьяные, мы ввалились в вагон.

– Уступите место, человеку плохо! – громко сказала я. Никто из пассажиров даже не шевельнулся. Я поняла, что не удержу Сашу, и отпустила его возле дальней двери. Он сполз по двери и, кажется, потерял сознание. Кровавая тряпка, которую он так и прижимал к животу, упала на пол. При виде нее меня снова замутило.

– Можно я сяду? – прошептала я какой-то тетке. Тетка испуганно взглянула на меня и отвернулась, сделав нейтральное лицо. Тогда я опустилась на корточки рядом с Сашей. Черт, сколько о себе узнаешь нового в критических обстоятельствах! Разве я могла предположить, что не переношу вида крови?

Поезд прибыл на «Черную речку» как-то удивительно быстро.

– Выходим, – сказала я Саше, вставая. Он не реагировал.

– Помогите мне его поднять, пожалуйста, – попросила я какого-то осанистого мужика.

Тот аж шарахнулся, произнеся загадочную фразу:

– Девушка, у меня семья!

Невероятным усилием я выволокла Сашу за дверь и дотащила до эскалатора. Все время, пока мы поднимались, дежурная орала по громкой связи:

– Сидеть на ступеньках запрещено! Девочка, немедленно встань!

Наконец эта пытка закончилась. На улице чистый воздух слегка оживил Сашу – из его глаз исчезла эта пугающая мутная пелена, он перестал опираться на мое плечо и пошел самостоятельно. Я перевела дух и тут же обнаружила, что погубила свое выпускное платье. Кремовый атлас покрывали пятна крови и бурые разводы, тщательно уложенная прическа сбилась набок… Ладно, истерика потом. Что значит платье, когда человек истекает кровью? Главное сейчас – оказать медицинскую помощь.

– Я поеду уже, ок? – хрипло сказал Саша. – Чего тут, до дома близко…

– Даже не думай! Мы уже почти приехали, – и видя, что он решительно берет курс на трамвайную остановку, я интуитивно добавила:

– Давай, хоть умоешься, а то еще в милицию заберут.

Этот аргумент подействовал.

Дверь открыла мама.

– Гелечка, ты что-то забыла? А…

Я ворвалась в квартиру, таща за собой Сашу, деловитая и решительная, как врач скорой помощи.

– Так, мам – со мной Саша Хольгер, он ранен в живот, и ему надо срочно помочь. Где аптечка, скорее! Перекись, вата, бинты!

– На кухне, – пролепетала мама, смотря на Сашу с таким неприкрытым ужасом, как будто я притащила домой не сына ее школьной подруги, а подстреленного ваххабита.

– Доставай все необходимое, – скомандовала я. Проводив Сашу на кухню, я усадила его на табурет, стащила с него джинсовую куртку и обрывки футболки. Ну и вид у него был! Худой, в синяках, он упорно прижимал к животу окровавленное полотенце. Бледная мама принесла коробку с медикаментами.

– Убери ты эту тряпку, – я отняла полотенце и принялась вытирать кровь.

На бледной коже багровело четыре кровоточащих, почти параллельных разреза. Картина была узнаваемая – примерно так выглядят раны от кошачьих когтей. Только кот, оцарапавший Сашу, был, похоже, размером с тигра. Раны, хоть и страшные на вид, были неглубокими, так что Сашина слабость наступила скорее от потери крови.

– Это кто ж тебя так? – изумилась я.

– Что уставилась? – буркнул Саша. – Заклеивай давай.

– Геля, – раздался папин ледяной голос. – Иди-ка сюда.

Ничего не подозревая, я вышла в коридор, папа молча прошел мимо меня в кухню и закрыл за собой дверь. Несколько секунд с кухни доносились глухие голоса.

– Зачем ты его сюда привела? – зашипела на меня мама. – Ты головой думаешь или нет?!

– А в чем де…

Тут дверь кухни открылась, вышел папа, а за ним Саша. Он был в джинсовой куртке на голое тело, и опять прижимал к животу свое грязное полотенце. Проходя мимо меня, он тихо, безо всякой интонации сказал:

– Спасибо.

Папа довел его до двери, широко открыл ее и сказал ледяным голосом:

– До свидания.

Саша молча, не оглядываясь, шагнул в дверной проем. Папа вышел вслед за ним.

– …и никогда больше здесь не появляйся, – донеслось до меня с лестницы. – Если еще хоть раз…

Я с изумлением взглянула на маму.

– Чего это с папой?

Но ответить она мне не успела. С лестницы вернулся папа и сходу рявкнул:

– Как тебе не стыдно?

– Нет, как тебе не стыдно! – словно очнувшись, завопила я. – У него же рана, а ты его выгнал!

– Откуда он тут взялся?

– Я встретила его в метро, и подумала, что смогу ему помочь…

– Это была плохая идея, – отрезал папа. – На будущее, если тут еще раз появится этот парень, дверь не открывать!

Потом он со свирепым видом посмотрел на маму.

– А тебе я вообще удивляюсь – как ты могла его впустить!

Мама принялась сбивчиво оправдываться. Я была потрясена до глубины души. Добро бы я, допустим, действительно притащила с улицы какого-нибудь бандита, но ведь Сашу они знают с детства…

– Папа, что происходит? Это же Саша Хольгер!

– Не знаю никакого Сашу Хольгера, – прогремел папа. – И тебе приказываю это имя забыть, и больше никогда с ним не общаться.

Мое удивление сменилось возмущением. Он мне приказывает! Никогда мне родители ничего не приказывали. Впрочем, я особо им и не перечила. Но в этот миг я почувствовала, как во мне неожиданно возникло глубокое, окрыляющее ощущение своей правоты. Права я, а не они! Какое бы преступление не совершил Саша (а наверняка он сделал что-то чудовищное, из-за чего мои родители не хотят его больше знать), выгонять раненого человека на улицу нельзя!

Так я и заявила родителям, и кинулась к двери, чтобы догнать Сашу и вернуть его. Но папа захлопнул дверь перед моим носом и перегородил ее собой.

– Никуда ты не пойдешь.

– Пусти!

– Нет, – спокойно сказал папа.

– Ах так?!

Я буквально онемела от бешенства; потом ловко проскочила у папы под мышкой, пронеслась вниз по лестнице и выбежала во двор.

Саши уже не было. Я сбегала на остановку трамвая, обошла соседние дворы, прошлась до метро и обратно, но он как провалился. Тогда я вернулась к дому и минут десять бродила внизу в расстроенных чувствах, злясь на папу и думая, что мне делать дальше. Уйти из дома? А дальше жить где? У Рыжика? Он-то, ясное дело, будет счастлив, вот только что его родители на это скажут…

– Геля! – раздался сверху голос.

Я подняла глаза и увидела в раскрытом окне маму.

– На выпускной опаздываешь!

– Никуда я не пойду! Ну его к черту, этот выпускной!

– Папа уже не сердится! Он тебя отвезет!

– Отстаньте!

Мама скрылась в окне. Я даже удивилась – думала, будет меня уговаривать еще полчаса. Но через мгновение она вернулась и скинула вниз пакет с бальными туфлями.

– Хватит кривляться! Иди, пока все танцульки не пропустила! – услышала я ее голос, а затем стук закрывающегося окна.