Проблема смешного. Вокруг ОБЭРИУ и не только – Анна Герасимова (Умка)

Из всей небольшой (к сожалению, до сих пор) когорты людей, пишущих про обэриутов в России и на русском языке, Умка (она же Анна Герасимова) всегда была в моих глазах человеком наиболее приблизившимся к тому, что видится мне идеальным образом литературоведа: никакой напускной «учености», отношение к своим трудам как к чему-то максимально побочному и несерьезному, максимальная открытость в общении, абсолютная чуждость академическим кругам. Так как я лично литературоведение полагаю в большей степени творчеством, нежели наукой, Умку за ее позицию всегда уважал. И вот что интересно: при всем пофигизме относительно своих изысканий, Анна Георгиевна остается одним из немногих (до сих пор!) крупных исследователей ОБЭРИУ в России.С другой стороны, к тому, как Герасимова рассматривает наследие «Чинарей», у меня всегда были претензии. Особенно поп поводу ее делавшихся впроброс высказываний о том, что ОБЭРИУ – это скорее игры с языком, нежели полноценная литература (ссылку на высказывание прикрепить не смогу, но точно помню, что было). Мне все же видится в этом некое лукавство. Человек, не относящийся к обэриутам с должной серьезностью, вряд ли смог бы написать практически программную статью о творчестве Введенского «Бедный всадник, или Пушкин без головы». А статья эта хороша в первую очередь тем, что написана вопреки всем литературоведческим канонам, являясь сама по себе своеобразной игрой, но при этом проникает в такие бездны творчества (а обэриуты, как известно, вообще часто имели дело с безднами), куда мало какое строгое академическое исследование может попасть.В этом все и дело: обэриуты, закрепившиеся в читательском сознании как хулиганы, играющиеся с языком, жанрами, ect., ect., на самом деле вовсе не играли. В их творчестве действительно можно найти уйму смешного, но ничего смешного в этом нет. Смех Хармса – это нервный смех средневекового мистика (а Хармс вообще был большим любителем мистики, недаром его любимой книжкой значился «Голем»), который в своем откровении увидел, как оно все на самом деле происходит, увидел и ужаснулся. «Потец» Введенского давно уже стал материалом для мемов, да и в «Елке у Ивановых» можно найти много смешного, но Введенский… ни в чьем творчестве, пожалуй, нет столько физически ощущаемого ужаса от осознания того, что есть Мир в самом широком его понимании.При том, что про обэриутов (до сих пор!) написано относительно мало, в исследовании их творчества сложно удивить новизной. В этом проблема литературоведения как дисциплины (по крайней мере, в России) – оно чрезвычайно консервативно и практически законсервировано, такая вещь в себе, которая редко порождает что-то новое. Именно поэтому многие работы, посвященные Хармсу, написаны зарубежными славистами. Книга Герасимовой в этом отношении чрезвычайно ценна – пусть это и по факту самиздатовский сборник текстов, написанных по на разные случаи и в разное время; он как раз удивляет той самой новизной, которую когда-то ОБЭРИУ смогло вдохнуть в угасавшее искусство авангарда.