Анна Фурман
Хранитель
Рори покрылся мурашками. Он крепче сжал репу с дрожащим внутри огоньком и медленно пошёл вперёд, как вдруг заметил: что-то пёстрое и очень маленькое прыгает с ветки на ветку, следуя за ним. То был воробей. Самый обыкновенный юркий воробей, если не считать четырех лап вместо положенных двух. Еще две болтались, выглядывая из-под крыльев точно руки.
Долго ли, коротко ли, но Рори вышел на полянку, где прямиком посередке стояла ведьмина хижина. Он помнил гнилые доски, дырявую крышу и окна, доверху заросшие травой, но вместо этого перед ним предстал аккуратный домик о двух этажах. В окнах сиял жёлтый свет, приглашая путника заглянуть и погреться у огня, а из трубы поднимался дымок. Воющие тени не посмели идти за Рори на поляну, а птица напротив – бесстрашно уселась ему на плечо.
– Здравствуй… – сказал Рори. Воробей чирикнул в ответ. – Ты, верно, здесь живёшь?
Рори замешкался у крыльца, но воробей взлетел и всеми четырьмя лапами потянул его за ворот рубахи. Рори удивился – откуда в маленькой пичужке столько сил, – но всё же подошел ближе и постучал в дверь, над которой красовалась вывеска “У ведьмы”.
Дверь распахнулась сама, словно ждала гостей. Внутри, к удивлению Рори, оказалась таверна: она выглядела как таверна, гудела как таверна и пахла как таверна. Старые, но чистые столы в окружении колченогих стульев. Несколько пухлых бочек, кувшины, сложенный из камня камин с шустрым огнем внутри. Над стойкой хозяйки висели под потолком высушенные травы, источая аромат прошедшего лета: мёда и хмеля. Разномастные голоса, смех, брань, оклики и стук стаканов наполняли таверну “У ведьмы”, но Рори не видел ни одного посетителя.
Рори потряс головой – уж не повредился ли он умом, – но от запахов и звуков она закружилась. Тогда Рори, чуть шатаясь, уселся на ближайший стул и мог бы поклясться, что кто-то невидимый, уже сидевший на нем, недовольно заворчал. Репа выпала из ослабевших рук Рори. Голубой огонек выскочил и принялся носиться туда-сюда. Четырехлапый воробей вспорхнул и устроился на краю глиняного кувшина с высоким узким горлышком.
На плечо Рори легла почти невесомая ладонь.
– Да ты сядь, сядь, дорогой. Сейчас пройдет. – В сказаниях ведьму всегда представляли старухой, но голос, который услышал Рори, принадлежал юной деве.
Домик ещё расплывался перед глазами, зато его хозяйку Рори сумел разглядеть как следует. Над ним согнулась девица явно не из этих краёв. Все местные были дородными, вихрастыми, с мозолями на загорелых крепких руках. А ведьма… Тонкая, как молодая березка, с длинными шелковыми волосами цвета дёгтя, она рассматривала гостя со смешинками в чёрных глазах. Рори открыл было рот, чтобы удивиться – не ровен час он ошибся, забрёл не туда, но ведьма приложила палец к губам, приказав молчать.
– Я такая, какой ты хочешь меня видеть. Но не болтай попусту. Ты задашь мне три вопроса, и я тебе три. Ты ответишь мне, но и сам себе.
Рори кивнул. Ведьма подобрала репу и протянула кружку, из которой поднимался пар.
– Выпей. Тебе станет лучше, – сказала она, и Рори отчего-то послушался.
Питьё оказалось на вкус как отборный эль, – такой Рори пробовал только на ярмарке – но было горячим, хоть и не обжигало вовсе. Когда эль упал в желудок, Рори тотчас вспомнил, как оказался в этой переделке: и странный туман, и попойку с приятелями, и нарушенный гейс.
– Где я?
Ведьма улыбнулась.
– На изнанке сущего. Всяк смотрит, но не всяк узрит. – Она обвела дом рукой. – В такие дни, как этот, наделённые особой силой, полотно сущего истончается, и тайное становится явным.
На лице Рори в пляшущих отблесках огня отразились все сомнения. Он замер с открытым ртом, медленно осмотрелся – таверна была всё той же, – поднял к глазам свои руки, словно они могли измениться, еще раз взглянул на ведьму.
– Я умер?
– Ни то, ни сё. Тебе решать.
Вдруг Рори осенило.
