Анна Ахматова
По ту сторону друг друга

Или это звоночек? И где – то внутри я провожу параллель между Владом и Маркусом? Такой же заботливый парень, с уважением относящийся к моей свободе, такой же добрый и ласковый, с которым мне так же спокойно… К которому я так же испытываю только уважение. Уважение – и всё. Быть может, та безрассудная любовь, которую описывают в книгах действительно лишь фантазии авторов? И уважение, тёплые, но ровные чувства – и есть та самая зрелая любовь? А не вот это вот всё самоуничтожение с вечным самокопанием и анализом поведения избранного самца?

Может быть ВОТ Так нужно любить? Испытывая лишь уважение и благодарность? А я, уверенная, что чувства – это экшен, потому и одна до сих пор, что боюсь потерять себя в потоке эмоций и зависимости от другого человека? Хотя почему одна? В моей жизни сейчас Влад, и всё хорошо. Гладко, ровно. Так к чему эти лишние мысли: моё /не моё? Наверно, моё, раз уж я в таком покое, когда он рядом.

Сделав глоток горячего чая, я поймала себя на мысли, что не помню, как заварила его.

– Чушь какая-то, – я посмотрела в чашку, на Бима, который спокойно спал и вряд ли мог налить мне чаю. – Соберись, тряпка. Успокойся и иди спать. Какой-то сон так выбил тебя из колеи, какие-то парни стали выбивать тебя из колеи.. Стареешь.

Возвращаясь в постель, я невольно вспомнила того самого парня, всерьёз пошатнувшего моё равновесие в самолёте. Эта его мощнейшая энергетика, окутавшая меня с первой секунды теплым пледом. Его власть и моя безопасность, мужчины-доминанты всегда предлагают такой коктейль одним своим взглядом. Они привыкли к полной передаче контроля в их руки, полному доверию со стороны женщины. Далеко не каждый заслуживает такого доверия, требуя его. Но этот… Редкий экземпляр. От него веет силой, способной и защитить женщину, но и подчинить.

– Пижон чёртов, – пробурчала я, проваливаясь в сон, на этот раз с чувством полного покоя. И на этот раз мне синилось что угодно, но только не кошмары.

Снилось, правда, не долго. Когда в твоём доме живёт собака, ты можешь приползти домой в четыре утра, что называется, на бровях. Ты можешь до самых предрассветных сумерек сбрасывать оцепенение после плохих сновидений. Но в семь утра будь любезна, проковыряй глаза и выведи псину на улицу, если не хочешь проснуться в газовой камере. Примерно это и пытался донести до меня мой друг, активно вылизывая моё ухо и жалобно поскуливая.

– Имя Бим тебе не подходит, – я накрыла голову подушкой, – Надо было назвать тебя Адольфом.

– Гав! – мелкие коготки зашуршали по моей руке.

– Давай через час?

– Гав! Гав!

– Хорошо, через двадцать минут?

– Гав! Гав! Гав!

Маленький фашист унёсся в прихожую и вернулся через несколько секунд с поводком в зубах.

– Гав!

– Яволь, майн факинг фюрер.

Поскуливая ничуть не менее жалобно своего друга, я выползла в прохладное почти апрельское питерское утро, в наспех надетом спортивном костюме, не удосужившись даже умыться и причесаться.

Солнышко уже согревало, но не припекало, Бим носился по улице, пристраиваясь к каждому дереву, а я сидела на лавочке и уговаривала себя не засыпать.

– Вот сейчас вернемся домой…

– Ты сама с собой уже разговариваешь? Дожила, пьянь, – рядом на скамейку плюхнулась Катька, а я искренне пожелала ей провалиться вместе с её бодростью и оптимизмом.

– Провожу ритуал пробуждения.

– Н-да? – хмыкнула она, – Ну и как? Работает?

– Ну ты же материализовалась, значит, работает. С твоим трещанием над ухом попробуй усни.

– Ладно, рассказывай про своего интеллигента, который тебя спаивает.

– Никто меня не спаивает.

– Да ты же всегда нос воротила от любой выпивки. Только вино.

– А я и пила вино.

Катька с подозрением на меня уставилась. Проверила температуру, пощупала пульс.

– Ты – не моя Маринка. Моя Маринка – редкая зануда, которая при виде напивающихся вином, кривит презрительную рожу и читает трехчасовую лекцию о наслаждении нотками аромата сего прекрасного напитка…

– Заткнись, – вздохнула я тяжело, – Каюсь, вчера была не в себе. Я вообще не в себе с момента вылета из Денпасара.

Я вкратце рассказала Кате о своих приключениях, о знакомстве с Владом и недоразумении с этим козлом в самолете. Попыталась донести, как меня тронула история Фарт, и как мы с ним отправились заливать зеньки и искать приключений, в поисках всего веселого, что только можно взять от жизни.

– Фарт? Я тоже помню эту историю. И даже, кажется, самого его помню. Он работал в другой редакции, так что лично мы знакомы не были. Я помню, один из ребят в нашей редакции тогда брал интервью у следователя. – Катя почесала за ухом и тут же переключилась на другую тему, – Да, я бы тоже напилась после таких событий… Особенно после того, как меня чуть не трахнул в самолете такой альфа-самец, каким ты его описываешь. Уж прости, что я умоляю масштаб эффекта "вау", произведённого Владом вместе с его историей.

Мой взгляд должен был бы испепелить эту ведьму, но, Катя – журналист, её бесполезно пытаться пристыдить. Вместо этого я свистнула Биму, роющего яму под деревом и погрозила пальцем. Даже у собаки с совестью дела обстояли лучше, пушистый комок сразу поскакал дальше.

– Ладно, праведная моя, расскажи, как отдохнула.

– Нормально, только с волнами не повезло в этот раз.

– Тебе лишь бы посёрфить. Ты мне лучше расскажи про природу, температуру воздуха и кухню в отеле.

– А тебе лишь бы пожрать. Тут, дорогая моя, всё на высшем уровне, – я почесала за ухом, как Катька пять минут назад и тоже переключилась, – А твой бывший коллега сможет раздобыть данные предполагаемого любовника Евгении Фарт? Помнится, перед тем, как следствие только набрало обороты, он просто исчез с горизонта.

– Тебе это вообще зачем?

– Вообще…. Воообщееее без понятия. Но почему-то мне сейчас так понадобилась эта информация, что просто зуд начался. Хотя бы фамилия имя отчество.

– Хорошо, – Катя покосилась на меня, – Только что ты дальше будешь с этой информацией делать? Бросишься разыскивать мерзавца, которого и полиция то не нашла? А потом – бац, -и раскроешь преступление. Евгению похитил любовник, она жила у него в каком нибудь замке на Востоке и растила все эти десять лет в заточении десятерых их детишек.

– Прекрати ёрничать, я правда без понятия, зачем мне это. Но чувствую, что нужно. Просто сделай, – я снова свистнула Биму и позвала домой, Катьку поцеловала, – вечером ты еще тут?

– Нет, я итак перенесла вылет. Через час выдвигаюсь в аэропорт. Лялю мою не забудь выгуливать.

– Не забуду, я ее к нам заберу, Биму веселее будет. Когда возвращаешься?

– Я буквально на пару дней. Напишу.

– Хорошо. Успешной командировки.

Мы простились и я отправилась наконец досыпать. Но, сегодня видимо, кто-то на небесах явно решил припомнить мне моё вчерашнее низкое падение. Из подъехавшего такси выпорхнул Влад и направился к моему подъезду. Я не стала напрягать фантазию и позвала его, как и Бима – свистом. Он конечно же обернулся, а Бимчик уставился на меня в недоумении.

– Хотел бы  я сказать тебе "доброе утро", но полагаю после такого приветствия ты заедешь мне в ухо.

– С ноги, – кивнула я и приблизилась. – Ты немного застал меня врасплох.

– Да, я вижу, – ухмыльнулся он, разглядывая мой спортивный костюм и вчерашний макияж, – но у меня не было выбора. Позвонили с работы, попросили смотаться в Казань на день, так что чемодан мне нужен как можно скорее. А на звонки ты не отвечаешь.

– Да, не взяла с собой мобильный. Пойдём, отдам тебе твой чемодан.

Бим, подойдя в упор, всё таки узнал Влада и стал активно просится к нему на руки, но, оказавшись в его объятиях, ещё более активно запросился обратно. Запах перегара мой пёс никогда не переносил.

– Какой неженка, – засмеялся Влад, отпуская эту проститутку, когда мы вошли в лифт.

– В те редкие дни, когда я не пью, мы с ним оба не переносим пьяных мужиков.

– Тогда вам придется привыкать, будем пить каждый день.

– И умрём в один день, довольно скоро.

– С тобой мне не страшно, если этот день наступит даже завтра.

Влад развернул меня к себе и в упор смотрел в глаза. Со стороны, наверно, ситуация выглядела комично: два придурка, которые только вчера познакомились, вместе напились и затусили в ночном клубе, сегодня с похмелья решают быть вместе до конца своих дней… Но я абсолютно не тяготилась сейчас близостью Влада не смотря на перегар, и мой , и его. Не смущал меня и тот факт, что я забыла почистить зубы и принять душ. Освежить макияж… Только с самыми близкими мы можем позволить себе это. И сейчас я себе это позволяла, без малейших зазрений совести. И не испытывала неловкости из-за его слов, ибо они не оттеняли какими-то обязательствами всерьез. Это был просто… разговор.

Дверцы лифта разъехались, а мы продолжали стоять, таращась друг на друга. Лифт закрылся и поехал вниз, но нас это не волновало, мы словно застыли в этом мгновении, обмениваясь мыслями.

– Здрасьте. – В лифт ввалилась Катька со своей Лялей и стало тесновато.

– Здрасьте, – эхом отозвался Влад и оторвал таки от меня взгляд, выпустив из гипноза.

– Мы как, наверх? Или постоим? – её ироничный тон вернул нас к жизни и мы смущённо разулыбавшись, отвернулись друг от друга. – Симпатичный, – констатировала Катька, беззастенчиво тараща глаза на Влада.

– Катя, – я хохотнула, Влад тоже и обстановка моментально разрядилась.

– Да, кстати, я – Катя, – протянула она свою когтистую лапку, – И я уже знаю о тебе практически все. Ах, да, мы – коллеги.

– Ты, видимо, соседка? – Влад с лучезарной улыбкой потряс ее руку, – Я о тебе тоже наслышан. Рад знакомству.

– Взаимно, – мы как раз расходились по квартирам, я пропустила Влада вперед, и Катька, улучив момент, показала мне "класс". Я усмехнулась и закрыла дверь.

– Бойкая у тебя подруга, – Влад уже приметил свой чемодан у комода и направился к нему, – Мне нравятся такие люди.

– Обычно мужчины её побаиваются.

– Я тоже её побаиваюсь, но подруга она отличная, уверен, – Влад снова сгрёб меня в охапку и уставился в глаза, держа в другой руке чемодан. – И знаешь, её боевой задор заразителен. Секс на утро в качестве лекарства от похмелья у тебя когда нибудь был?

– Отвали, – я рассмеялась и подтолкнула его к выходу. – Позвони, как долетишь.

– Хорошо. Я на день, ты даже соскучиться не успеешь. Из отпуска выходишь после выходных?

– Да.

– А "шенген" у тебя есть?

– Кхм… Да, – я недоуменно уставилась на него.

– Отлично. На выходные летим в Париж, – с этими словами он уже покидал мою квартиру.

– Что? Влад! – я бросилась за ним на лестничную клетку, – Это сейчас было предложение, или ты поставил меня перед фактом?

– Как я могу поставить тебя перед фактом, глупенькая? – он беззаботно улыбнулся и вызвал лифт, – Я не знаю данных твоего загранника, как бы я взял билеты? Конечно, это предложение, и если ты согласна, скинь фотку паспорта, я все оформлю.

– Стой! – я подошла и перекрыла доступ к лифту. – Почему именно Париж?

На моём лице читалось явное недоверие, которое он просто не мог не прочесть. Он поставил чемодан на пол, взял в руки мое лицо и уверенно заглянул в глаза.

– Ты наверно подумала, что я позвал тебя туда, чтобы поностальгировать по Женьке, но это не так. Клянусь тебе, я давно уже смирился с тем, что её нет и никогда не будет в моей жизни. Я её отпустил. Париж – волшебный город, он пропитан романтизмом, как бы пафосно и банально это ни звучало, но так и есть. Я хочу окунуться с головой в эту романтику с тобой. И ещё, я просто хотел сделать тебе приятно.

– Хорошо, – я сразу расслабилась, Влад без единого намека понял, что меня насторожило и без единой запинки успокоил, – Но с условием, в воскресенье вечером мы должны вернуться. В понедельник у меня командировка в Москву.

– Договорились, малыш. А теперь мне правда пора, такси ждет, – он снова вызвал лифт, – Сбрось мне паспорт. И ни о чем не беспокойся, я забронирую и билеты, и гостиницу.

Он чмокнул меня в нос и был таков. С момента встречи с этим парнем равновесие в моей жизни пропало, хотя изначально я ставила именно на покой. Интересно, теперь каждое утро будет начинаться с сюрпризов?

***

Скрипкин Алексей Анатольевич

Утро Алексея Анатольевича Скрипкина вот уже шесть лет подряд начиналось одинаково: подъём в семь утра, душ, крепкий свежесваренный кофе и завтрак.

Завтрак без неё.

Его супруга, Елизавета Петровна Скрипкина умерла шесть лет назад, и вместе с ней умерла его душа. Бравый, циничный мент, проживший тридцать два года в браке с этой чудесной женщиной, оказался беспомощным щенком, лишившимся хозяина-лучшего друга-любимого человека на свете. Он потерял всяческий интерес к жизни, хотя, когда задумывался, понимал – невозможно потерять то, чего нет. Весь кислород в его лёгкие всегда вдыхала она, и всю его жизнь самыми сочными цветами всегда окрашивала только она. Она пропускала мимо ушей его брюзжание, когда они собирались в отпуск в Крым, а не на дачу. Он не понимал, зачем тратить деньги и тащиться куда-то за тридевять земель, когда дача под боком и вся еда – с грядки? Он вредничал всю дорогу, а она кормила его курицей и травила анекдоты. Он простывал в первый же день пребывания на море, а она умудрялась реанимировать его за два часа с помощью своих секретных настоек. Возвращаясь домой, он всегда благодарил её, за очередную вылазку, за то, что не пошла на поводу у него, ленивого бегемота. Елизавета Петровна в ответ лишь улыбалась уголками губ, помешивая сахар в его чае. Четыре ложки. Он всегда пил крепкий и очень сладкий чай… Пока она была рядом. Когда её не стало, Скрипкин возненавидел и чай, и сахар.

Каждое утро он уже по инерции варил себе кофе в турке, выпивал его, читая газету, без аппетита завтракал  и отправлялся на утреннюю прогулку. Сразу после смерти жены, он подал в отставку, ушёл на пенсию и первые полгода совершенно не находил причин просыпаться по утрам. В один не самый прекрасный день, проходя мимо зеркала, он не узнал человека по ту сторону – то был бомжеватого вида старик, в потёртых трениках и клетчатой рубашке, с бородой, которая полгода не видела ни станка, ни ножниц. Он притормозил и подошёл ближе, всматриваясь, а его мозг всё никак не мог принять тот факт, что это действительно он.

– Пора что-то менять, – прохрипело отражение, – Или приведи себя в порядок, или иди уже наконец пристрелись.

По эту сторону зазеркалья он всё таки решил взять себя в руки, отправился в ванную комнату и добрых сорок минут избавлялся от одной только бороды. Затем он принял горячую ванну, нанял на один день домработницу, которая добрых сорок минут избавлялась только от грязной посуды в его раковине. Её аванс составил половину его пенсии, но он отдавал деньги без жалости, потому что сам он просто не смог бы победить весь тот хаос, который собственноручно и создал в своём доме. Лизавета бы ужаснулась, увидев, в какой помойке он живёт без её присмотра. Их старая квартира с высокими потолками в самом центре Петербурга перешла ему в наследство от деда. Последний ремонт Скрипкины делали около десяти лет назад, да и то всего лишь отциклевали паркет и переклеили обои. Дух советских пережитков вкупе с беспорядком и грязью создавали впечатление при входе в эту квартиру, будто попадаешь в коммуналку, обитатели которой в основном алкоголики. Мария Игоревна, домработница, сделала свою половину дела – выдраила, вычистила. Вторую половину Скрипкин решил, не откладывая, выполнить сам. Переклеил обои, с улыбкой вспоминая, как они спорили с Елизаветой по поводу цвета.

– Лёша, ну неужели ты не понимаешь, что светлые обои – это благородно? Я хочу больше света в доме, уюта…

– И пятен на стенах! Лиза, нужно мыслить практично, на светлых обоях все пятна видны в разы сильнее! Давай  возьмём уже вот эти коричневые и поедем домой! Ты полдня меня таскаешь по магазинам!

В тот день Елизавета уступила. Переклеивая обои уже в одиночку, уступил Алексей Анатольевич. Он выбрал не просто похожие, а те самые, которые она тогда хотела. Он не поверил своим глазам, когда зайдя в магазин,  он увидел эти обои на входной витрине. Светло-кремовые, с тонким золотым арнаментом. Закончив оклеивать квартиру, он с улыбкой пробормотал:

– Она была права, так намного уютнее и светлее.

С этого самого дня, когда он навёл в доме генеральную уборку и привёл себя в порядок, в его жизни наметилась если не светлая полоса, то точно лёгкий проблеск света. Он на резком выдохе сложил все вещи Елизаветы в четыре больших коробки и отвёз на вокзал – раздал бездомным. Его старые трико и бесформенные застиранные рубашки уместились в одну маленькую коробку и обрели нового хозяина там же. Возвращаясь домой, Алексей Анатольевич заглянул в торговый центр, на фасаде которого огромные буквы гласили о распродаже и купил себе почти современные джинсы, пару футболок, пару рубашек и новые туфли. На этом весь его бюджет закончился, и он порадовался, что в прошлом месяце не потраченные деньги убрал дома в шкатулку, а не отнёс в банк, его вклад был без возможности ежемесячного снятия средств. Оказавшись дома, он протёр пыль с их любимого фотоальбома, в котором хранились фотографии с первого дня их встречи,  и убрал его в дальний ящик шкафа. Выпив последнюю чашку сладкого чая в своей жизни, Скрипкин набрал номер старого друга, директора юридического университета.

– Привет, Сергей! Как Алла? Как дети?

– Лёха! – на том конце провода его приветствовали с неподдельной радостью, – Всё хорошо, Алла наблюдается сейчас у врача, диабет достал. Дети в порядке, Антон поступил на юридический в нашем университете, а Алёна, не поверишь, заявила, что через год, по окончании школы, будет поступать в строительный! Надеюсь, её переубедить за этот год.

Скрипкин хохотнул по-доброму, вспомнив маленькую хрупкую Алёну, рост которой не превышал и 160-и сантиметров, а вес – 45 килограмм. Представить такую малышку было трудно даже в белой каске где нибудь на стройке, однако, вспомнив её упрямый характер, Алексей Анатольевич мог только посочувствовать своему другу и пожелать удачи в его скорее всего бессмысленных попытках переубедить дочь.

– Ты то сам как? – тон Сергея переменился с шутливого на сочувствующий. – Оклемался? На похоронах Лизы ты был просто сам не свой.

– Да, я в порядке. Поклеил новые обои, очень горжусь собой.

Мужчины посмеялись, Сергей порадовался, что Алексей, как и всегда впрочем, в любой самой трудной ситуации, с лёгкостью разрядил обстановку.

– Собственно, я звоню тебе по делу, – Скрипкин был знаком со своим другом ещё со школьной скамьи, и был уверен, что тот не откажет ему в маленькой любезности, – После смерти Лизы я уволился, а теперь совершенно не знаю, чем себя занять. В следственный комитет возвращаться не хочется, всё таки я уже староват для этого. Но вот если у тебя на какой нибудь кафедре найдётся местечко для старого мента – читать лекции по уголовному делу пару раз в неделю, или ещё что – знай, я с радостью.

– Хорошо, я думаю, это легко устроить. – Сергей даже не раздумывал, сразу с радостью вызвался помочь. – Тебе ведь заработная плата не принципиальна? Сам знаешь, сколько получают у нас преподаватели, тем более на неполной ставке.

– Знаю, конечно. И конечно, мне совершенно неважно, сколько мне будут платить. Просто хочется чувствовать себя полезным! Это не хандра, не подумай. Наоборот,  окончательно пришёл в себя и рвусь в бой.

Сергей перезвонил буквально через полчаса и сообщил Скрипкину, что как раз преподаватель уголовного права сейчас перегружен, работает сверхурочно помимо двух своих ставок и будет очень признателен, если ему помогут и заберут хотя бы пару-тройку лекций в неделю, ну а если заберут больше – он будет только рад.

 Таким образом пять с половиной лет назад Скрипкин Алексей Анатольевич переквалифицировался из следователя в преподавателя уголовного дела в одном из университетов города Санкт-Петербург, не самого престижного, но и не богом забытого вуза. После завтрака и утренней прогулки, он готовил обед, принимал ванну и отправлялся по понедельникам, средам и четвергам в институт, воспитывать будущих следователей, которые пока больше походили на сонных котят, не понимающих, за что мамки и папки забросили их в это болото?

Они с унылым видом что-то записывали в свои тетради, не задавая Алексею Анатольевичу ни одного вопроса и даже не пытались поспорить ни с одним из его утверждений. В их глазах не было и толики огонька, ни малейшего любопытства, желания прощупать какие-то лазейки, когда Скрипкин устраивал им ролевые игры и делил на две команды – следователей и проходящих по делу жертв, подозреваемых и свидетелей. Они что-то мычали про то, что эта игра напоминает Мафию, утыкались в свои конспекты, учебники, и долго и нудно ходили вокруг да около, грузя друг друга сводами законов в то время, как истина лежала на поверхности. Убийцей чаще всего оказывались те, про кого они думали в последнюю очередь или не думали вообще. Скрипкин подшучивал, что Мафия вытравила весь город, но не находя отклика в виде улыбок, предлагал снова вернуться к лекциям.

Он не понимал, зачем эти бестолковые создания вообще отправились изучать уголовное право, когда они совершенно не готовы играть с законами, в которых столько коллизий? С эмоциями, которые просто необходимо считывать, чтобы понять – скрывает что-то человек или просто не умеет смотреть в глаза при разговоре в силу своих комплексов? Он искренне не понимал, зачем нужно было посвящать свою жизнь делу, которое не любишь? Которым не горишь? Ведь большинство из выпускников потом приходят в следственные комитеты и проводят расследования чисто бюрократически, стараясь просто закрыть очередное дело. По большей части им плевать, кто виновен, кого подставили, кому заплатили за признание вины.

И только год назад на потоке появился юноша, блеск в глазах которого Скрипкин заметил сразу. Первокурсник, Олег Зайцев, он, как и сам Скрипкин когда-то в молодости, был душой компании, все одногруппники постоянно кружились вокруг него. Он умел заряжать людей, и заряжал всю аудиторию во время лекций, которые проводил Алексей Анатольевич. Он часто вступал с ним в диалог, это было скорее просто полемикой, чем спором, но Скрипкину нравилось вести с ним беседы, доказывать что-то, обосновывать. Приводить примеры из жизни. Благодаря Олегу, Скрипкин впервые за пять с половиной лет работы в институте, начал рассказывать истории собственных расследований – самые успешные, и самые провальные. Зайцев затягивал его в этот омут воспоминаний прямо посреди лекций, задавал кучу вопросов, с жадностью поглощая все ответы.

Спустя пару недель Скрипкин заметил, что и остальные одногруппники Олега стали проявлять живой интерес к предмету. В аудитории всё чаще становилось очень шумно – студенты горячо спорили о ходах постановочных расследований, бурно аплодировали команды-победили и неодобрительно свистели команды-лузеры. Однажды, когда Алексей Анатольевич не стал закрывать дверь в класс на время лекции, несколько мимо проходящих студентов выпускного курса остановились и с интересом стали прислушиваться к бурной дискуссии между преподавателем и его подопечными. Заметив их, Алексей Анатольевич пригласил присоединиться, что было скорее саркастической выпадкой с его стороны. Однако, ребята, бодро закивав, зашли в аудиторию и, быстро вникнув в суть разговора, приняли в нём самое непосредственное участие.

Позднее, в студентческой столовой, бродя с подносом между столиков, Скрипкин пытался найти себе место, когда его окликнул любимый студент и предложил присоединиться к нему.

– Сегодня видимо никто не позавтракал, – произнёс Алексей Анатольевич с лёгкой улыбкой, устраиваясь на свободном стуле. – Я точно тебя не притесню?

– Нисколько, – Олег улыбнулся и вытер рот салфеткой, – Я с детства пристаю к педагогам, которые с чувством преподают свой предмет.

– А я, к сожалению, ранее не имел удовольствия работать со студентами, которые с чувством изучали бы мой предмет. Признаться, до твоего появления в институте на моих лекциях было довольно…

– Тухло? – Олег рассмеялся и добавил, – Извините, если грубо.

– Ничего, это слово более всего подходит к моему представлению об атмосфере, царящей ранее в аудитории. Я правильно понимаю, что ты сам решил поступать на юридический? Не родители направили?

– Мои родители хотели, чтобы я стал стоматологом, – Олег хохотнул и Скрипкин непроизвольно улыбнулся, – А меня просто мутило от одной мысли ковыряться у кого-то в зубах, пусть и за приличные деньги.

– Что ж, поздравляю, юноша, теперь ты обречён за неприлично малые деньги ковыряться в чужом белье, не всегда чистом. Я вижу по тебе, у тебя рабочая чуйка, ты опираешься не только на выводы и факты, тебя неплохо направляет врождённая дедукция. Хочешь ты того, или нет, а ты с успехом будешь раскрывать большую часть дел именно благодаря тому, что горишь и считываешь людей. Этому не научить человека, которому такие вещи просто не даны.

– А меньшую часть дел?

– Что?

– Вы сказали, большую часть дел я буду раскрывать благодаря своим безграничным талантам. – Олег улыбнулся, Алексей Анатольевич довольно хмыкнул, – Но меньшая часть дел? Что будет с ними? С этими людьми, чьи жизни прервались или испоганились по чьей-то вине?

– К сожалению, мир устроен так, что всегда есть сломанные судьбы, за увечья которых уже никто и никогда не понесёт ответственности. Несправедливость не торжествует, но и не подавлена совсем. Этакий баланс.. Наверно, чтобы люди не забывали истинную ценность жизни и счастья.

– Значит, всё таки дело не в плохих следователях? Всегда есть одно идеально убийство, которое не раскроет даже самый бравый мент?

– К сожалению, – с этими словами Скрипкин помрачнел и глубоко задумался, вспоминая историю бедной Евгении Фарт, совсем ещё молодой девчушки, носящей под сердцем своё дитя.

Он так и не смог пробить эту стену неизвестности, не смог добраться до правды, понять, в чём же дело? Что могло случиться с этой можно сказать девчонкой? Не нашёл ни её, ни её ребёнка, ни возможно её тело…

– Алексей Анатольевич, – голос Олега прозвучал будто издалека, – Всё в порядке?

– Да, – Скрипкин отгонял прочь непрошенные мысли, но они продолжали роить у него в голове, – Была в моей практике одна весьма запоминающаяся история, которой я занимался втайне даже после того, как у меня отобрали дело.

– Вы мне расскажете?

– Если захочешь. Но после занятий. Через десять минут заканчивается перерыв, а я так и не успел поесть, совсем с тобой заболтался.

Марина.

Париж встретил прохладно. В буквальном смысле. В начале апреля здесь должно быть уже тепло, но нам не повезло, холодный ветер пронизывал до костей, солнце спряталось за десять слоёв туч, словно укутавшись в несколько серых пледов, и явно не собиралось оттуда высовываться. Здесь даже солнце мёрзнет. В общем, первое впечатление было испорчено, но я старалась не подавать виду. Влад хмурился и даже не пытался скрыть своего недовольства выходками погоды.

– Не будем расстраиваться уже в аэропорту. – Я взяла его под руку и улыбнулась, – в конце концов главное – атмосфера. А если верить путеводителям, здешнюю не испортит никакая погода.

– Это да, – пробурчал он, но всё таки улыбнулся и жестом позвал такси.

Мы загрузились в автомобиль и тронулись в город. Что ж, здравствуй, моя первая в жизни поездка "не налегке", с симпатичным таким и умным багажом по имени Влад.

Стоило въехать в город, как капризы погоды сразу отошли на второй план. Всё таки верны эти пафосные фразы про Париж: он сказочный. Романтичный и величественный, одухотворённый миллионами влюбленных пар, гуляющих по его улочкам, кормящих лебедей и целующихся прямо посреди мостов и мостовых.  По Владу было видно, что он тоже оттаял и с умиротворением рассматривает красоты, сменяющие друг друга за окном. В отель мы добрались довольно быстро, и уже в отличном настроении. Позавтракав и сбросив рюкзаки, отправились на прогулку.

Первым делом мы решили отправиться в Монмартр – райончик, который ещё называют "старым Парижем", посвященный художникам. В путеводителях, конечно, на первом месте для посещения рекомендуют Эйфелеву башню, но мы решили оставить ее на вечер и поужинать там, любуясь закатом.

Сейчас же, прогуливаясь по этим затерянным  улочкам, далёким от центра, я каждой пОрой ощущала дух Парижа, его колорит, его запахи и с любопытством разглядывала его жителей и гостей. Влад держал меня за руку и шёл совсем близко, плечом касаясь моего плеча. Мне очень нравилось тепло, исходящее от его тела, согревающее в это прохладное утро, нравился запах его парфюма, его кудряшки, в которых путались лучики солнца и оттеняли его волосы золотом. Нравилось разглядывать его профиль, мальчишеский, но с мужественным подбородком и красивым носом. Мальчишеским его лицо делали карие, горящие, даже шкодливые глаза с длинными пушистыми ресницами.

Я на ходу прижалась к нему ещё плотнее, в порыве чувств, а он выпустил мою руку и обнял за плечи.

– Думаю, так ещё теплее, – с этими словами он поцеловал меня в макушку и мы продолжили наше шествие.

До обеда мы успели прогуляться по Сен-Жермен-де-Пре и Маре, перекусив на ходу свежеиспечённый багетом и уличными блинчиками. Это было отличным началом дня, и несмотря на количество пройденных пешком километров, мы совершенно не устали, и даже наоборот – были полны сил и желания гулять ещё.

– Только сначала предлагаю полноценно пообедать.

Я не могла отказаться от такого предложения, и мы, увидев уютное кафе в типичном парижском стиле,  недалеко от набережной, заняли свой столик на маленькой терасске, укутались в пледы  и сделали заказ.

– Париж не разочаровал тебя? – Влад взял мою руку и с улыбкой посмотрел в глаза.

– Нет, – я улыбалась и ловила лицом лучи солнца, которые уже во всю разыгрались и начинали согревать.

– А я?

– Пока не успел, – мы посмеялись и взялись за свой кофе.

Не успели мы сделать и пары глотков, как принесли салаты. Свеженарезанные и такие… Парижские! Этот город удивлял и радовал глаз абсолютно всем – даже подачей блюд в самом обычном кафе.

– Знаешь,  я начинаю жалеть, что не путешествовала по Европе и даже не рассматривала для себя этот вариант. Океан и пальмы – это, безусловно, волшебно и лечит душу, когда  в России январь, но всё же… Давно пора было внести в свою жизнь немного разнообразия и окунуться в архитектуру городов цивилизованных стран.

– Ничего, мы с тобой ещё много куда окунёмся, – Влад подмигнул и чокнулся своей чашкой кофе о мою, – И в архитектуру, и в океан, и в грязи Иордании, и в пески пустыни.

– Осталось только звезду с неба пообещать, – хохотнула я.

– С тех пор, как их стали продавать на e-bay, это настолько банально и пошло, что я уж  точно не стану тебе даже предлагать этого. Давай лучше я подарю тебе прыжок с парашютом или банджи.