Андрей Эдуардович Кружнов
Люди хаоса
ПОДГУЗЛО. Я пытаюсь…
КАРИНА. Ещё неизвестно у кого будут последствия. (Заканчивает репетицию, собирает тетрадки и собирается уходить.)
ПОДГУЗЛО (тревожно). Вы куда в рабочее время?
КАРИНА. К Евстахию Палычу. Я буду делать последствия для директора.
ПОДГУЗЛО. Карина Викторовна, не делайте глупостей. Я чисто из уважения к вашему таланту… Пытаюсь помочь, понимаете ли… Вы только усугубите своё положение – вам туда нельзя!
КАРИНА. Это почему же?
ПОДГУЗЛО. Потому что ваше письмо там… Из Москвы письмо вернули Евстахию Палычу. Вот.
КАРИНА. Ну, хорошо, что вернули. Значит, он в курсе.
ПОДГУЗЛО. Карина Викторовна, не бегите впереди паровоза. Всё не так просто…
КАРИНА. Зачем усложнять там, где всё просто и понятно. А если будете усложнять, я доберусь до самого президента! Николай Василич, не путайтесь под ногами!..
Карина уходит, а Подгузло остаётся в растерянности.
ПОДГУЗЛО. Опять что-то не так сказал… что-то не то…
Появляется Семён Божко, за плечами у него висит баян.
СЕМЁН. Куда это Дугова полетела?
ПОДГУЗЛО. Семён Аркадич, вы бы остановили её.
СЕМЁН. Зачем вставать на пути у товарного поезда? Бессмысленно.
ПОДГУЗЛО. Ну что ж, если Карина Викторовна дров наломает… я сделал всё, что мог. Как говорится, силы оказались неравными…
СЕМЁН. Да вы не переживайте, Николай Василич, сейчас все, кто без правды живут, вымирают потихонечку.
ПОДГУЗЛО. В смысле?
СЕМЁН. Ну, говорят, пришествие скоро, сейчас божий промысел идёт. Все, кто врут, воруют, матом ругаются – они все умирают от онкологии или от непонятного вируса…
Худрук смотрит на Семёна, как на инопланетянина, не зная что сказать. Да и стоит ли?..
ПОДГУЗЛО. Ах, вон что!.. Вы серьёзно?
СЕМЁН. Серьёзно. В Интернете пишут – капец стране! Второе пришествие! Я так смотрю вокруг: думаю, может и правы они… Все как-то себя ненормально ведут, будто у многих сдвиг по фазе пошёл.
Семён видит бегущую в их сторону Любовь Васильевну.
Ладно, пойду закуток какой-нибудь поищу, порепетирую. (Уходит.)
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Николай Василич, что такое с Кариной Викторовной?
ПОДГУЗЛО. А что с ней?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Я вот у вас и хотела узнать, что с ней.
ПОДГУЗЛО. Я выполнял поручение дирекции. Передал слова, так сказать. Всё в сдержанных тонах, культурно…
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Ворвалась в бухгалтерию, стала требовать финансовый отчёт за весь год! Я говорю, вы кто такая? Вы кто такая, чтобы требовать финансовые документы? Она понесла – всех музыкантов обманывают, недоплачивают, про какие-то фальшивые концерта кричала… Ужас какой-то!.. Как будто её науськали. Я уж грешным делом на вас подумала…
ПОДГУЗЛО. Ну уж вы из меня революционера не делайте. Я человек порядочный, культурный. К руководству лояльный.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Да нет, я подумала, может, сболтнули чего по неосторожности, мало ли.
ПОДГУЗЛО. А что я мог сболтнуть?..
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Про письмо не надо бы… что Евстахий Палыч нам его передал.
ПОДГУЗЛО (качая головой). Ай, как нехорошо!.. Надо бы Азап Калиныча предупредить. Вы бы, Любовь Васильна, побеспокоились о своём… (Осёкся.)
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА (вскинув брови). Вы о чём?
ПОДГУЗЛО. О начальнике о своём побеспокоились бы.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Я уже не понимаю, как он все эти гадости выслушивает!.. И вот опять ему в уши всякие подлости вдувать… Сумасшедший дом какой-то!.. (Уходит.)
У Подгузло в брюках звенит телефон, Он торопливо достаёт его, чуть не роняет.
ПОДГУЗЛО. Алло?.. Мусечка, я тебя прошу, не звони мне на работу в середине дня, у меня репетиции, совещания – ты меня ставишь в неловкое положение… Нет, у меня голос не дребезжит!.. Что говоришь?.. Евстахия Палыча увольняют?.. Но это не может быть!.. Кого-то из Москвы пришлют?.. Мусечка, я не могу вот так вот взять и уволиться отсюда! Без меня филармония просто рухнет!.. Я здесь единственный вменяемый руководитель… Всё-всё, родная, дома поговорим. (Кладёт трубку.) Слава богу, Дуговой про увольнение ничего не сказал.
Откуда-то из темноты появляется Семён с тем же баяном на плече. Он трёт ушибленную голову.
СЕМЁН. Всё, Николай Василич, домой пойду.
ПОДГУЗЛО. Что опять такое?
СЕМЁН. Что-что – в библиотеке репетировать негде. Хотел в котельной поиграть, как саданулся об трубу, аж искры из глаз!.. Не видно ни черта…
ПОДГУЗЛО. Хорошо, хорошо. Вы только в журнале распишитесь, что были на рабочем месте.
СЕМЁН (криво усмехаясь). Это какое же у меня рабочее место? Даже интересно. На книжной полке, что ли? Или возле туалета?
ПОДГУЗЛО (морщась как от кислого). Семён, прекратите! Что вы как ребёнок, ей-богу. Все находятся в такой нестандартной ситуации… Надо как-то с пониманием, что ли…
СЕМЁН. Надоело – когда ко мне с пониманием будут относиться? Зря я тогда бумагу эту вашу подписал.
ПОДГУЗЛО. Ну уж!.. (Разводит руками в стороны, словно говоря, теперь уже поздно что-либо отменять.)
Семён, повыше и поудобней закинув на плечо ремень от баяна, пошёл в сторону служебного входа.
(Мыслит вслух.) Не знаю, может, и правда уволиться. Невелика потеря… да и здоровье как-то… (Уходит.)
Тот же самый кабинет директора филармонии. Шумякин, развалившись в кресле и вытянув ноги, насколько это возможно при его росте, разговаривает по телефону. На самом деле, сбоку кресла торчит только пузо и рука с телефоном.
