Андрей Воронин
Слепой. Смерть в подземке

© Харвест, 2011

Глава 1

Затяжное сумасшествие, в большинстве своих проявлений неотличимое от того, что, должно быть, творится в некоторых уголках ада, и исключительно по привычке именуемое часом пик, мало-помалу шло на убыль. Вдоль скоростных магистралей, превратив прозрачные, ласковые осенние сумерки в пропахшую выхлопными газами глубокую ночь, вспыхнули яркие, оснащенные мощными лампами повышенной интенсивности фонари, на фасадах засверкали разноцветным неоном огни реклам и вывесок. Включились галогенные прожекторы подсветки, выхватив из разом сгустившейся темноты тяжеловесные красоты имперской архитектуры, собственным мягким светом засияли рекламные тумбы на тротуарах и газонах, и полуобнаженные красотки в кружевном белье соблазнительно заулыбались с их выпуклых стеклянных поверхностей.

Над Москвой догорал закат, в ясном небе, окрашенном в нежные вечерние цвета, зажигались первые звезды, но обитатели гигантского людского муравейника могли бы насладиться созерцанием этой нерукотворной красоты лишь в случае масштабной аварии электросетей. Такое уже случалось; мутный купол электрического света, ежевечерне отгораживающий суетный город от вечного сияния звезд, исчезал, но вряд ли хоть кто-то из сидящих перед погасшим экраном телевизора обывателей удосужился подойти к окну и поднять взгляд к небу. Подумав об этом, расположившийся на заднем сиденье стремительно разрезающего море электрических огней представительского «мерседеса» немолодой человек в строгом деловом костюме немедленно припомнил старую восточную поговорку, гласящую, что свинья может увидеть звезды, только если ее хорошенько пнуть в рыло.

Навстречу машине, стремительно сменяя друг друга, неслись ярко подсвеченные рекламные растяжки. «ПОКУПАЙ! ЗВОНИ! ЗАКАЗЫВАЙ! ВКЛАДЫВАЙ! СМОТРИ! СЛУШАЙ!» – взывали они, суля райское наслаждение, фантастические проценты по вкладам, несокрушимое здоровье, идеальную фигуру, ослепительную улыбку и яркую индивидуальность по умеренной цене. Они беззастенчиво лгали, но пассажир черного «мерседеса» не испытывал по этому поводу никаких эмоций – привык, да и сам был не из тех, кто может позволить себе часто говорить правду. Ненормированный рабочий день закончился, впереди ждал тихий вечер, низкокалорийный ужин, любимая книга и навеянный дорогими, не вызывающими привыкания (если верить рекламе) таблетками сон. Так, по крайней мере, думали расположившиеся спереди водитель и охранник – крепкие, спортивные, находящиеся в расцвете сил, прошедшие специальную подготовку профессионалы, с одинаковой легкостью способные решить сложную логическую задачу, снять засевшего на крыше снайпера и в одиночку раскидать десяток морских пехотинцев. Они глубоко заблуждались, но тот, кого они охраняли, не собирался просвещать их по поводу своего дальнейшего времяпрепровождения: несмотря на свои многочисленные достоинства, к информации такого уровня секретности эти ребята просто не имели допуска.

Знакомая дорога была недолгой. Вскоре, миновав путепровод, под которым в мертвенном зеленовато-голубом свете неоновых фонарей поблескивала отполированной сталью рельсов путаница железнодорожных веток, «мерседес» съехал со скоростной шестиполосной магистрали на боковую улицу и с солидной неторопливостью свернул во двор. Свет фар заскользил по выщербленному асфальту и лакированным бортам дремлющих под хозяйскими окнами автомобилей, превратил растущие вдоль дороги кусты в сказочных лохматых зверей, затаившихся перед прыжком. В темной глубине жиденьких дворовых насаждений, при таком освещении казавшихся густыми девственными зарослями, потусторонним фосфорическим огнем сверкнули глаза застигнутой врасплох кошки и сразу же погасли, когда напуганное животное стремглав метнулось прочь, в темноту.

Машина остановилась. Охранник первым выбрался в напоенное запахами увядающей листвы и разогретого за день асфальта тепло сентябрьских сумерек. За ним, не выключая двигателя, вышел водитель и первым делом запустил правую руку за лацкан пиджака, где, прильнув к ребрам, уютно устроилась увесистая наплечная кобура. Оглядевшись по сторонам, охранник пересек подъездную дорожку, набрал, попискивая кнопками, код на цифровой панели домофона и под электронное пение сигнала скрылся в парадном. Притянутая доводчиком железная дверь деликатно лязгнула, сигнал умолк, и в стеклянном окошечке домофона замигала хорошо различимая в темноте красная горизонтальная черта.

Пассажир «мерседеса» терпеливо ждал, глядя на освещенную фарами фигуру водителя с таким же интересом, с каким смотрел бы на придорожное дерево, фонарный столб или любой другой случайно оказавшийся в поле зрения предмет. Он никогда не уделял повышенного внимания обеспечению собственной безопасности, потому что в силу своих профессиональных занятий лучше кого бы то ни было знал: если за дело берется настоящий профессионал, не говоря уже о команде профессионалов, намеченную жертву не спасет никакая охрана. Но порой даже человек, наделенный серьезными полномочиями, вынужден подыгрывать своему окружению, и сейчас был как раз такой случай.

Домофон снова противно запищал, дверь подъезда отворилась, и показавшийся на пороге охранник утвердительно кивнул головой: чисто. Водитель кивнул в ответ и, шагнув к задней дверце, распахнул ее перед пассажиром. Сдержав ворчливое замечание, пассажир выбрался из машины, выпрямился, расправил плечи и привычно провел ладонью по зачесанным назад, обильно припорошенным сединой волосам.

– Спасибо, ребята, – сказал он подчиненным. – На сегодня свободны.

– Спокойной ночи, товарищ генерал, – за двоих попрощался водитель.

Генерал рассеянно кивнул и скрылся в подъезде, держа в правой руке заметно потрепанный матерчатый портфель.

Очутившись вне поля зрения охранников, он повел себя довольно странно. Вместо того чтобы спокойно пройти к лифту и подняться на свой этаж, он остановился в тесноватом, скудно освещенном тамбуре и, пока суд да дело, вынул из кармана пиджака и, развернув обертку, сунул за щеку мятный леденец – давний, привычный, но, увы, неравноценный заменитель сигареты. Снаружи послышалось мягкое хлопанье автомобильных дверец, тихий шелест работающего на холостых оборотах двигателя перешел в сдержанный бархатистый рык; в забранном фигурной решеткой узком плексигласовом окошке промелькнули окруженные туманным ореолом рубиновые светляки задних габаритных огней, и во дворе стало темно и тихо.

Посасывая леденец, генерал подождал еще немного, а затем выглянул в окошко. Сквозь помутневший плексиглас ему был виден только небольшой пятачок освещенного фонарем асфальта перед крыльцом, парочка припаркованных автомобилей с ритмично разгорающимися и гаснущими внутри синими огоньками охранной сигнализации да черная стена кустов по ту сторону подъездной дорожки. Обзор был ограничен, но его превосходительство, хоть убей, не видел причин, в силу которых подчиненные, получив долгожданный приказ отправляться по домам, стали бы подкарауливать его где-то неподалеку.

Проглотив то, что осталось от леденца, он ткнул пальцем в обведенную светящимся розовато-оранжевым колечком кнопку электронного замка и под пискливое пение домофона вышел из подъезда. Наступающая ночь ласково сомкнула вокруг него свои бархатистые, слегка отдающие горьковатым запахом опавшей листвы объятия. По утрам стало уже по-настоящему прохладно, но сейчас асфальт и бетон еще не успели остыть, и воздух был теплым, как в разгар лета.

Перед тем как сесть за руль припаркованной в тени кустов машины, генерал поднял голову и отыскал взглядом темные окна своей квартиры. В его возрасте редкий чудак сохраняет юношескую тягу к головоломным приключениям и перемене мест. Он не был исключением из общего правила, и сейчас его помимо воли охватили тоска и раздражение: ну какого дьявола, сколько же можно? Однако уходить на пенсию было рано, а менять профессию поздно; в очередной раз напомнив себе об этом, генерал открыл дверцу своего личного автомобиля и уселся на место водителя.

В темноте вспыхнули тусклые, старомодных очертаний фары, забормотал движок, и немолодая иномарка, шурша покрышками по сухому асфальту и роняя с капота и крыши нападавшие за день сухие листья, покатилась к выезду из двора.

* * *

Марат до упора завернул оба крана, заставив смолкнуть ровный шум бьющих из никелированной воронки душа тугих горячих струй, и прислушался. Со стороны раздевалки послышался характерный металлический лязг закрывшейся дверцы жестяного шкафчика, удаляющиеся шаги, и наступила тишина, нарушаемая только звонкими шлепками падающих на кафельный пол тяжелых капель конденсата. Под потолком душевой, медленно тая, клубился сырой горячий пар, забранные водонепроницаемыми стеклянными колпаками лампы были окружены лениво шевелящимся туманным ореолом. Марат с сомнением ощупал кончиками пальцев колючий подбородок, но решил, что побреется утром: никаких светских мероприятий на сегодняшний вечер он не планировал, а щетина у него, как у всякого нормального кавказца, росла с такой скоростью, что впору было бриться хоть по четыре раза на дню.

Похлопав ладонями по заросшей густым черным волосом, выпуклой, как наковальня, груди и твердому мускулистому животу, Марат Дугоев снял с крючка махровое полотенце, обернул его вокруг бедер и вышел из душевой. Правой рукой он придерживал полотенце, а левая продолжала рассеянно поглаживать нижнюю челюсть в том месте, где под пальцами ощущалась болезненная припухлость. Этим вечером спарринг-партнер как-то ухитрился пробиться сквозь непроницаемую защиту признанной звезды ринга, и Марату только чудом удалось удержаться на ногах, не лечь носом в пол к ногам зеленого новичка, которого даже после этого удара он воспринимал всего лишь как спортивный снаряд, этакую одушевленную боксерскую грушу.

В раздевалке, превращенной в сумрачный лабиринт параллельными рядами жестяных шкафчиков, было пусто. Электрические часы над входом показывали без четверти десять, последняя тренировка окончилась, и все уже разошлись, только со стороны прохода, ведущего в зал, доносилось размеренное мокрое шарканье швабры в руках уборщика. Где-то в углу гудела и неровно, словно передавая кому-то зашифрованное азбукой Морзе послание, моргала, готовясь перегореть, люминесцентная лампа. Шлепая задниками резиновых сланцев, Дугоев свернул в проход, где располагался его шкафчик, и замедлил шаг, увидев сидящего на гимнастической скамейке невысокого, щупловатого человека в мешковатых синтетических джинсах и светлой матерчатой курточке спортивного покроя. Коротко, по-спортивному остриженные волосы поблескивали в свете лампы, как потускневшее серебро; человек курил, и волнами расходившийся от него горький запах табачного дыма казался особенно резким и неуместным здесь, в святая святых кузницы чемпионов.

Марат подавил вздох. Он надеялся, что хотя бы на этот раз ему удастся избежать взбучки, но не тут-то было: тренер поджидал его тут, в раздевалке, явно не затем, чтобы сообщить прогноз погоды на завтра или рассказать свежий анекдот.

– А я думал, что ты нынче решил спать под душем, – ворчливо объявил тренер, дав своему питомцу подойти поближе.

– Не начинай, Ник-Ник, – открывая дверцу шкафчика, попросил Марат. – Я сегодня здорово устал.

– С чего бы вдруг? – преувеличенно изумился тренер и, глубоко затянувшись сигаретой, с силой выдул дым в сторону лампы. – Вот не знал, что спать с открытыми глазами – такое утомительное занятие!

Уходя от неприятного разговора, Марат набросил на голову полотенце и так ожесточенно заработал обеими руками, словно хотел не высушить волосы, а удалить их все до единого вместе с луковицами. Под лоснящейся мокрой кожей перекатывались могучие узлы тренированной мускулатуры, с левого плеча грозно скалил зубы черный барс – зверь, имя которого уже третий год служило Марату Дугоеву прозвищем. «В красном углу ринга Черный Барс Марат Дугоев, Россия!» – нараспев объявлял рефери, и зал взрывался приветственным ревом…

– …Баба, – вместо рева трибун услышал он, выставив из-под полотенца правое ухо. – Если будешь так же драться с техасцем, о чемпионском поясе лучше сразу забыть – тебе больше пойдет передник.

– Ты мне еще чадру предложи примерить, – буркнул из-под полотенца Марат.

– Заметь, это не я, это ты сам сказал, – фыркнул тренер. – И нечего на меня зыркать! Зыркать надо было на ринге, и не на меня, а на партнера… Ну что с тобой? Ты же был в отличной форме! Еще неделю назад тебя можно было выпускать против кого угодно, а сегодня… тьфу!

Дугоев повесил на дверцу влажное полотенце и принялся одеваться. На заросших густой колючей щетиной скулах под смуглой кожей играли желваки: Ник-Ник говорил чистую правду, но звучала она обидно, и сдерживаться, не реагировать на больно царапающие самолюбие слова было трудно.

– У меня семья, – продолжал тренер, – внук только-только ходить начал, самое время его к спорту приобщать… да и вообще мировой парень, как увижу его – душа радуется. Но еще одна такая тренировка, и мне придется переехать к тебе. Есть у меня подозрение, что ты больше думаешь о коньяке и бабах, чем о том, как побить техасца. Совсем ты, милок, зазнался, спортивный режим уже не для тебя. В результате имеем то, что имеем: мальчишка, сопляк, без году неделя на ринге, подошел и навесил тебе по сопатке, да так, что ты едва ногами не накрылся. Признавайся, опять до утра в клубе зависал? Может, ты и кокаином баловаться начал?

– Хватит, – сквозь зубы попросил Марат, резким рывком затягивая «молнию» на джинсах. – Я просто устал, при чем тут кокаин и бабы?

– Это меняет дело, – неожиданно спокойным, умиротворенным тоном произнес Ник-Ник. – Тогда я звоню в Штаты и говорю им, что мы отказываемся от участия в бое… скажем так, по состоянию здоровья. Поражение нам гарантировано так и так, зато хоть кости будут целы, да и позориться не придется.

Дугоев застыл в странной позе, с головой, просунутой в ворот майки, и одной рукой в рукаве.

– Не говори так, – медленно произнес он, – не надо.

– А то что? – пренебрежительно поинтересовался тренер. – Ударишь? Попробуй! Я старый больной человек, но ты сейчас в такой форме, что даже я могу вздуть тебя, как мальчишку. Тоже мне, чемпион! На старика в раздевалке с кулаками лезть любой дурак может. Ты на ринге себя покажи!

– Покажу, – одернув майку, пообещал Марат. – Не беспокойся, Ник-Ник, завтра я буду в норме.

Он как попало затолкал в спортивную сумку влажное от пота трико и перчатки. Наблюдая за его излишне резкими, порывистыми движениями, пожилой тренер озабоченно хмурился. Потом его вдруг осенило.

– Постой, – сказал он. – Тебе что, опять звонили?

– Не хотел тебе говорить, – застегивая сумку и глядя в сторону, проворчал Марат. – Клянусь, найду – убью, как шелудивого пса!

– А что сказали?

– Э, что сказали! Много чего сказали, не хочу повторять. В лицо такое не сказали бы, побоялись, а по телефону не страшно… Слушай, кто эту дрянь придумал, кто изобрел?

– Какую дрянь?

– Телефон, слушай, какую же еще?!

Ник-Ник вздохнул.

– Белл, – сказал он. – Был в Америке такой инженер.

– Конечно, – с горечью кивнул головой Дугоев, – конечно, в Америке, где же еще! Все зло в мире оттуда. Телефон, Интернет, атомная бомба…

– В Интернете тоже? – мигом вычленил главное бывалый и неглупый Ник-Ник.

– Конечно, а ты как думал? Ненавижу эту информационную помойку! Раньше гадости писали на заборе, теперь в Сети… Это даже удобнее: можно не бояться, что поймает случайный прохожий или милиционер.

Ник-Ник рассеянно растер окурок по полу подошвой и сейчас же закурил снова, вряд ли осознавая, что делает и какой пример подает своему воспитаннику. Впрочем, думать о дурных или, напротив, благих примерах в данном случае было, пожалуй, поздновато: претенденту на звание чемпиона мира по боям без правил Марату Дугоеву по кличке Черный Барс шел уже тридцатый год, и он не хуже своего наставника знал, откуда берутся дети.

– Опять угрожали? – спросил тренер.

– В общем, да, – неохотно признался Дугоев. – Спросили, готов ли я к встрече с Аллахом. И напомнили, что упасть с шинвата – значит изжариться. Какая просвещенная сволочь, слушай! Знает, что такое шинват!

– Это даже я в общих чертах знаю, – заявил Ник-Ник. Дугоев с лязгом захлопнул и запер шкафчик, и тренер легко, как молодой, поднялся с низкой гимнастической скамейки. – Это такой мост, верно? Когда правоверный умирает, его душа идет в рай по этому мосту. Грешник непременно сорвется и упадет вниз, в пропасть, на дне которой находится ад… Правильно?

– Более или менее, – подхватывая с пола сумку, признал Дугоев. – Как ты сам сказал, в общих чертах. Откуда знаешь, э?

– Рассказывал один начитанный человек, – сказал тренер. – Это я к тому говорю, что совсем необязательно быть знатоком Корана, чтобы нахвататься разных словечек и поговорок. Упасть с шинвата… Интересно, на что это он намекал? На какие такие грехи?

– Знал бы – сказал, – буркнул Марат. Он забросил ремень сумки на плечо и бок о бок с тренером двинулся к выходу. В коридоре гремел ведром уборщик, из душевой все еще слышался редкий стук капель. Снаружи донесся приглушенный мяукающий вой сирены «скорой помощи». – Да и кто из смертных может похвастать тем, что ни разу не согрешил?

– Ты все-таки подумай, – настойчиво произнес Ник-Ник. – Мне твоя исповедь нужна, как белке калькулятор, но дыма без огня не бывает. Так настойчиво донимать человека угрозами может либо враг, либо какой-нибудь псих. Враги сами собой, ниоткуда, не появляются, для ненависти должна быть причина, и, если это враг, ты можешь его вычислить, просто подробно припомнив, кому, когда и чем насолил.

– А если это псих?

– С психом сложнее, – признал тренер, – его просто так, на пальцах, не вычислишь. Но и психа можно отловить. Тебе сейчас надо думать только о тренировках… ну и быть осторожным, конечно. А после прохождения паспортного контроля в аэропорту об этих звонках можно будет хотя бы на время забыть: редкий враг, не говоря уже о чокнутом охотнике на знаменитостей, может позволить себе поехать за тобой в Америку. А когда вернешься оттуда чемпионом, все будет уже по-другому. В первую очередь это касается размеров твоего банковского счета. С чемпионскими гонорарами ты сможешь позволить себе нанять хоть роту охранников, и никакой псих тебя не достанет – руки коротки.

Оснащенные фотоэлементами стеклянные двери вестибюля почти беззвучно разъехались в стороны, выпустив их на ярко освещенное крыльцо спортивно-развлекательного центра. Вокруг стеной стояла рано сгустившаяся темнота, по контрасту с сиянием мощных ламп казавшаяся непроницаемо-плотной, как тяжелый бархатный занавес, расшитый множеством блесток: неровными цепочками освещенных окон, яркими точками фонарей и слепящими, движущимися пятнами света автомобильных фар.

– Я не привык бегать от врага, – продолжая начатый разговор, упрямо произнес Дугоев. – Врага надо встречать лицом к лицу, с гордо поднятой головой!

– Это если враг такой же чудило, как ты, – слегка остудил воинственный пыл гордого кавказца повидавший виды тренер, – и захочет встретиться с тобой лицом к лицу. Если б было так, вы бы уже давным-давно разобрались, кто из вас круче: он не стал бы доставать тебя звонками и электронными посланиями, а просто подошел бы и дал в табло. Он тебе, ты ему, и разошлись бы полюбовно: один на больничную койку, другой на нары… Ладно, тут ничего не попишешь, придется разбираться. Я поговорю с нужными людьми, а ты перестань забивать себе голову ерундой и сосредоточься на тренировках. У тебя квалификационные бои на носу, тебе некогда на телефонных хулиганов злиться. Ты меня понял? Услышал?

– Конечно, Ник-Ник, уважаемый, – рассеянно, не то думая о чем-то своем, не то к чему-то прислушиваясь, откликнулся кавказец. – Все слышал, все понял, не буду злиться, буду работать, клянусь! Мы этого техасца сделаем, отвечаю! Вылечится – поедет обратно в свои прерии коров пасти. Что еще делать инвалиду на пенсии?

– Ну-ну, – одобрительно, но с легким оттенком сомнения произнес тренер, и в эту секунду из-за угла с ревом выскочила и, пронзительно взвизгнув покрышками, остановилась напротив крыльца белая «шестерка».

– Вот, пожалуйста: самый натуральный псих, – убежденно прокомментировал свойственную водителю данного транспортного средства манеру езды Ник-Ник. – И кто таким права выдает?

Пока он говорил, тонированное заднее окно пожилого «жигуленка» открылось, из погруженного в темноту салона высунулась рука, в которой блеснул вороненым металлом какой-то продолговатый предмет. Сверкнула короткая оранжевая вспышка, хлестко ударил выстрел, и поляризованное дверное стекло за их спинами с ужасающим грохотом и звоном разлетелось на куски.

Стоявшие на крыльце инстинктивно присели; пистолет выстрелил снова, пуля разбила одну из вмонтированных в бетонный козырек крыльца галогенных ламп, осыпав их головы мелкой стеклянной трухой, и «шестерка», дико взревев слабосильным изношенным двигателем, сорвалась с места.

– Стой! Стой, дурак, куда тебя несет?! – закричал Ник-Ник, хватая за куртку бросившегося в погоню Дугоева.

Марат не ответил – он только рычал, как настоящий хищник, и удерживать его было все равно что пытаться остановить самосвал, вцепившись руками в задний борт. Высвободившись из захвата, он в два прыжка слетел по ступенькам крыльца, на бегу нажал кнопку на брелоке, разблокировав центральный замок своей машины, и рывком распахнул дверцу. Черный Барс ездил на спортивном «ниссане» – автомобиле не самом модном, престижном и дорогом, но достаточно быстром, чтобы догнать кого угодно, если только этот кто-то не является профессиональным автогонщиком.

О том, что будет, когда погоня завершится, оставалось только гадать; приходившие в голову догадки все, как одна, носили самый мрачный характер. Старый тренер тихо взялся руками за голову и зажмурился изо всех сил: то, что еще минуту назад обещало стать наивысшим пиком его профессиональной карьеры, прямо на глазах превращалась в глубоченную яму с дерьмом. Когда стремительный, как управляемый ракетный снаряд, «ниссан» настигнет вазовскую телегу (а он настигнет, потому что тонированные стекла и титановые колесные диски, установленные на упомянутый инженерно-технический раритет, никоим образом не влияют на скорость движения), без пяти минут чемпион мира превратится либо в труп, либо в калеку, либо в фигуранта уголовного дела о нанесении тяжких телесных повреждений, а может быть, и об убийстве.

– А, чтоб вы сдохли, шакалы! – донесся с автомобильной стоянки полный бессильной ярости вопль Дугоева. – Я вас найду, клянусь!

Ник-Ник осторожно открыл глаза и отыскал взглядом своего подопечного. Марат Дугоев стоял около открытой дверцы «ниссана», грозя кулаком вслед уехавшей «шестерке». Приземистый спортивный автомобиль показался тренеру каким-то уж чересчур приземистым, и, приглядевшись, он понял, в чем дело: низкопрофильные бескамерные покрышки колес были проколоты все до единой, и машина почти касалась днищем асфальта. Погоня, таким образом, отменилась сама собой, и у Ник-Ника немного отлегло от сердца.

Переведя дух, он вытряхнул из заменяющей прическу коротенькой седой стерни стеклянный мусор, закурил новую сигарету и стал спускаться с крыльца, слыша, как позади, в вестибюле, орет в телефонную трубку, вызывая полицию, перепуганный до полусмерти охранник.