Андрей Владимирович Фёдоров
Смертельная схватка
– Чтоб тебе пусто было, но ладно: прощаю тебя! – на выдохе сказал Реммет, не скрывая насмешки над перепугавшимся до смерти за свою никчёмную шкуру смердом, – как зовут тебя?
– Спасибо! Спасибо огромное за ваше милосердие, господин инквизитор! Моё имя Руба. С вашего позволения схожу в сарай, покормлю вашу лошадь, – ужас перед Ремметом настолько затуманил разум смерда, что им сейчас двигало единственное желание – быть как можно дальше от инквизитора.
– Иди, Руба. И помни, что боги следят за твоими поступками, а церковь наказывает.
– Будет исполнено! – и смерд удалился.
– Какой грубиян… – удивлённо заметил Реммет, – и как он заставил тебя слушаться его и терпеть унижения?
Эльвин показала чёрную метку на ладони.
– Пришлось пойти на кое-какие жертвы ради того, чтобы не пасть от твоей руки. Я и пообещала в обмен на спасение все его прихоти исполнять. Мою тут ему посуду, полы. Хуй его пытаюсь сосать. Пытаюсь, потому что у этого импотента не стоит, как ни старайся. В общем, весело тут время проводим…
– Пожалела, что связалась с ним?
– Пожалеет он, когда вспомнит, что договор мы заключали только на неделю. А потом эта мразь познает все прелести общества женщины, обладающей магией столь могучей, что этому псу и не снилось! – глаза Эльвин сверкнули пламенем лютой ненависти и презрения, а также непреодолимого желания поквитаться за унижения.
– Мешать не буду, – отвечал Реммет.
Волшебница улыбнулась.
– И правильно. Нечего в мою личную жизнь лезть. Лучше давай я накормлю тебя!
***
Инквизитор провёл в гостях у смерда Рубы ещё пять дней, пока Эльвин своей магией окончательно не подняла его на ноги.
Сложно было поверить, но за то время, пока они были вместе, даже успели сдружиться сикось-накось. Нашли общий язык, общались о том, о сём. Со стороны даже сложно было представить, что они буквально из разных миров, разных вселенных. Он – соблюдающий целибат, строгую веру и чистоту языка воин, монах, судья и палач в одном лице, истребляющий под корень таких, как Эльвин. Она же – обладающая магией молодая девушка, плюющая на заповеди Великой Альды и не испытывающая стыда от своей сексуальности, своей похоти, как и почти все маги. С трудом могла вспомнить имя предыдущего любовника, зато единственный интимный вечер со своей подругой южанкой Мару запомнила на всю жизнь, целуя кожу её рук шоколадного цвета. А ещё Эльвин до безумия боялась инквизиторов. Что общего они могли найти?
А ведь находили! Явились прямым доказательством, что мир между магами и церковью вполне себе возможен, хотя прочие колдуны и кардиналы твердили, что подобное невозможно. Жаль только конфликт этот имел слишком глубокие корни, чтобы стороны в своей основе, вдохновлённые Ремметом и Эльвин, вдруг бросили бы все свои дела, перестали конфликтовать, сконцентрировавшись вместо конфронтации на поисках вечного мира и путях взаимовыгодного сотрудничества. А так инквизитор и колдунья даже позабыли о том, что ещё неделю назад один пытался убить вторую. Собеседника на свою сторону не переманивали, но и не тряслись от ненависти, ощущая рядом присутствие заклятого врага.
Кстати говоря, и смерд стал более тихим, скромным. Ни одного гадкого словечка от него теперь было не услышать. Да и про вроде как желанное тело Эльвин он позабыл, потому как спали же все трое в одной комнате. Даже в парилке с волшебницей теперь стал смиренным, настолько явственно стоял в голове образ Реммета, который рубит бедному хлебопашцу Рубе голову за излишнюю похоть. А инквизитор и рядом даже не находился.
На шестой день Реммет покинул Реттон. Уезжал он оттуда, как настоящая легенда. Горожане, только встречали его, тут же рукоплескали и восторженно кричали вслед, как ценят его. У самой окраины его остановил Реттонский бургомистр Эльо, поблагодарил за убийство василиска и предложил плату за монстра в размере годового жалования обычного Реттонского стражника – баснословные деньги. Выходит 75 тысяч цельдиев – в полтора раза больше изначально обещанной платы.
– Передайте мою награду церкви! Пусть монахи позаботятся о больных и немощных! – скромно отвечал Реммет. После этого только ленивый не восхищался им. Поминали инквизитора в Реттоне и сотни лет после подвига, до того он знаменитым там стал. А сколько детей было названо в его честь, уже считать всем надоело!
После тёплого прощания уехать далеко Реммет не смог из-за наступившей ночи. Обустроился в лесу недалеко от дороги, да уснул.
Утром проснулся весь взволнованный, ибо приснился ему странный сон. Содержание его инквизитора не волновало, да и вообще он забыл всё увиденное, кроме одного.
Ему снилась Эльвин.
Тут же вспомнил про сон, что приснился ему перед спуском в подземелье. Тогда была она. И снова она.
«Что за наваждение?! Будь всё проклято! Окутала меня колдовскими чарами, пока я был без кольца, чертовка…» – подумал Реммет: «Ересь омерзительна, ересь невыносима! Бить её каленым железом! Выдавливать, словно последнюю каплю из бурдюка с водой!» – вспоминал он слова своего учителя Канвина, что давал ему уроки охоты на магов в год практического обучения на стадии первого порядка.
Инквизитор разделся до пояса, достал плеть и, повторяя слова Канвина, будто молитву, начал лупить ею себя по спине, не жалея только-только зажившие рубцы от ран и порезов после схватки с василиском. Вместе с нарастающим ощущением боли, исчезали и мысли об Эльвин, ибо ни о чём другом кроме боли инквизитор более думать не мог. Правда, продолжалось это недолго.
Увидев всадника со стороны Реттона, Реммет сделал паузу и перестал себя бить, с нетерпением ожидая, когда тот уедет. Обывателю самобичевание всегда казалось чем-то странным, потому они и шептались о инквизиторах, как о психически нездоровых. Но, разумеется, прилюдно так никто не говорил. Только разве что в редких случаях, когда еретики где-нибудь восстание поднимали.
И только всадник подъехал, лицо инквизитора налилось свинцом от гнева, что все его десятки исцеляющих грешную душу ударов были напрасными. Всадником была Эльвин.
Взгляды их встретились. Она на него смотрела с грустью и сочувствием, словно жалела за то, что Реммет так уродует своё тело ради чистой души, а он на неё со злобой и недоверием, как и должен смотреть инквизитор на заклятого врага. Хотел, было, крикнуть, что она бессовестная, но сдержался, решив не портить позитивный опыт общения с Эльвин почти целую неделю. Да и присниться она могла ему совсем не потому, что околдовала. Просто в памяти отложилась. Так что весомых поводов на неё свой гнев вымещать не было. Только разве что позлить её. Но не в том возрасте был Реммет, чтобы делать аналогично тому, что делала Эльвин в доме у смерда.
Неожиданно увидел под ногами её лошади кобеля породы бреветской овчарки – псина королевской осанки с вытянутой мордой, шерстью цвета охры и необыкновенной сообразительностью для собаки. Пробыв с ней неделю, он не помнил, чтобы рядом с ней был этот питомец. Конечно, она могла его и вчера завести, но его нужно было выдрессировать, заставить слушаться. Это далеко не на один день задача, а пёс её слушал так, будто она с ним много лет жила и хозяйничала.
Пёс подбежал и обнюхал Реммета, потом облизал лицо. Инквизитор в ответ сюсюкаться не стал. Лишь похлопал по спине. А после заглянул в глаза и тут же понял: Эльвин слов своих на ветер не бросала. Она обратила смерда Рубу в своего верного пса. А тот, ранее так грубо с ней обращавшийся, теперь, потеряв разум и свободу воли, дружелюбно вилял хвостом перед хозяйкой, ожидая за верность вкусную косточку и чтобы почесала за ухом.
– Ко мне! – воскликнула Эльвин. Пёс прибежал к ней, и они двинулись в путь. Провожая её взглядом, Реммет мотал головой от негодования. Прямо на его глазах совершила дикое беззаконие, а он даже отрубить ей голову не мог из-за метки, вместе с которой навсегда с инквизитором останется и память об Эльвин, к которой он то ли симпатией проникся, то ли возненавидел.
И пусть она, отныне связанная с ним общей судьбой, терзала его разум сильнее плети для самобичевания, молил он только об одном: лишь бы больше никогда не встретить эту рыжеволосую чертовку вновь. Но кое о чём забывал: жизнь всегда плевала на его желания и мольбы. А потому сомнений не было: следующая их встреча была совсем не за горами.
