Андрей Владимирович Фёдоров
Инквизитор
– Если потребуешь такого, то ты просто нагло пользуешься своим правом последнего желания. Это ничуть не лучше, если попросишь меня покончить с собой, – помотал головой инквизитор, – тебе должно быть стыдно за такую наглость.
– Так ты и не запрещаешь, – маг пожал плечами и широко улыбнулся, – ну а стыд… – усмехнулся, – Нашёл кому сказать про стыд. Я же тот самый Йоффа Гундланг. Не забывай.
– Как её зовут хоть?
– Кого?
– Дочь твою…
Йоффа снова захохотал.
– Я смотрю, уже раздумываешь над тем, как стать отринувшим… – покачал головой, усмехаясь, – ты серьёзно решил, что я стану так тебя подставлять? Нет, нет и ещё раз нет. Слишком я о тебе хорошего мнения.
– Просто хотел узнать её имя… – сердито буркнул инквизитор.
– Ну, да! Ну, да! – рассмеялся Йоффа, глядя на хмурого Реммета, а после короткой паузы продолжал, – дочь мою зовут Маргедой. В переводе с ванладского переводится, как утренняя звезда.
– Красивое имя… – задумчиво проговорил инквизитор, пристально вглядываясь в пламя костра. Потом взглянул на мага и молвил, – говори, что хочешь. Я сделаю всё, что в моих силах.
– Раз уж готов выполнить последнее желание, – отвечал Йоффа, – тогда уж слушай. Я прошу, чтобы ты привёз моей дочери письмо, что я тебе отдам. Она живёт в Рейтале. Надеюсь, сударь в курсе, что это столица королевства Мордвит. Зная это, не заблудишься. Как говорится, все дороги туда ведут. Отсюда девять дней на лошади, это недолго. Так что сделай это для меня, Реммет! Я… – задумался и вздохнул, – я написал его двадцать лет назад, после того, как мне пришла от неё первая весточка, где она требовала сказать, почему я бросил её вместе с матерью в одиночестве давным-давно. Я долго раздумывал, что писать, перебирал слова, формулировки. Сначала пытался оправдаться, потом умолял простить. Каждый раз, переписывая заново, заключал в строчках всё больше правды, а на волю отправлял одну лишь ложь. Версия письма, что ты получишь – она последняя. В ней я рассказываю всё, как есть – честно и без прикрас. Там я пишу ей, что нет людей плохих, нет людей хороших. Мы все одинаковы. Иногда поступаем, как мрази, а, бывает, удивляемся собственной доброте и благородству.
– Дай угадаю, – перебил Реммет, – написал ей, мол, ушёл, потому что так сложились обстоятельства? Верно?
– Да… – вздохнул Йоффа.
Инквизитор покачал головой.
– И ты думаешь, это сработает? Серьёзно надеешься, что она тебя простит? – усмехнулся, – я бы не простил…
Настолько наивен, что надеюсь, – кивнул маг, потом продолжал, – а подытожил я письмо тем, что на самом деле не плохой человек, но в тот момент поступил так, как это произошло… – пожал плечами, – по обстоятельствам. Поэтому ей решать, хороший у неё отец или плохой, но что бы она ни сказала, я приму любой ответ и не буду никого судить за личное мнение, – подозрительно поглядел на Реммета, – ну, что? Сделаешь?
Инквизитор нахмурился.
– Она колдунья?
– Волшебница, Реммет! – буркнул Йоффа, – одной из причин ссоры с её матерью и стало то, что я хотел обучить девочку магии безумия, коей сам владел тогда в совершенстве, а она желала огородить её от того мрака и пустоты, что следует за безумием.
– Странно, что мать вашего ребёнка вообще в тебе хоть что-то нашла. За версту видно ведь, что отец из тебя никудышный…
– Видела во мне добро, раскрывшееся, к сожалению, слишком поздно, – вздохнул Йоффа.
– И в чём же это твоё добро проявлялось?
– Изредка удавалось приручить и подавить бушующее безумие внутри.
– Я-то думал, не каждый день убивал женщин и детей. Для колдуна серьёзное достижение…
Маг возмущённо отвечал:
– Наверно, тебе удивительно вообще будет об этом слышать, инквизитор, но во времена, когда жизнь моя представляла из себя сплошной ад, я презирал Ярвинда за то, что тот подарил вам знания, оказавшие людям помощь в победе над нашим братом в Великой войне. Сейчас же, отказавшись от безумия, понимаю, что на его месте я поступил бы так же. Веришь в это? Вряд ли… Но это правда.
Реммет удивлённо приподнял брови и возмущённо спросил:
– А все предыдущие годы смотрел на простых людей, как на ничтожных тварей, недостойных жизни?!
– Реммет… – вздохнул Йоффа, – я понимаю, что тебе промыли мозги, и для тебя любой маг априори считается чудовищем, но могу тебе поклясться, что это не так. Среди нашего брата было много тех, кто тогда поверил Ирфадону, а потом был обманут им прямо перед Битвой на реке Мо, когда этот подонок бежал из лагеря канун генерального наступления. Сейчас им недовольны все. И тех, кто никогда бы за ним не пошёл, теперь большинство. Все же видят, к чему это привело. Поэтому люди теперь у нас считаются такими же равноправными, такими же достойными жизни. И хоть ты в это не веришь, но я тоже так считаю теперь, а ещё крайне стыжусь своего прошлого…
– Жаль только, что у этих людей память короткая, или же они за вестями просто не следят. Не то бы вспомнили, как свирепый Йоффа Гундланг перерезал всю деревню Рамто в Брании с помощью левитации. Помнишь, колдун?! Помнишь, как заставил летать в воздухе десятки ножей, с их помощью вырезав всех местных жителей?! Всего один мальчишка-пастушок выжил. И то, потому что повезло задержаться из-за пары диких волков. Спрятался в кустах и видел, как маг, кричавший, что он есть сам Йоффа Гундланг, кичился своей непобедимостью и руками направлял те ножи, не пощадившие ни стариков, ни младенцев. На твоём месте я бы тоже стыдился, ибо это только одно из – и то не самое жестокое преступление. И вспомни об этом и других твоих деяниях те слабоумные дегенераты, защищавшие своего целителя и спасителя, точно бы не стали тебя защищать. Даже не впустили бы наружу. Ещё бы и на коленях стояли, умоляя меня отрубить тебе голову, потому что за все свои грехи лишь только этого ты и заслуживаешь! – гневно поглядел на Йоффу, – но, увы, у людей слишком короткая память. И вместо того, чтобы прогнать, они тебя кормят. А на меня смотрят как на врага, только потому, что церковь им не помогает так, как должна, потому что якобы судим невинных, хотя я никому не отказываю в помощи, никогда не судил людей. И ещё потому что другие инквизиторы по отношению к людям жестоки и высокомерны, пусть я и пытаюсь доказывать обратное каждый день. Но вместо благодарности они плюют мне в спину, оскорбляют, требуют за миску супа в три дорого и не позволяют даже заночевать в городе порою. Мне – тому, кто их спасает от подобных тебе чудовищ! И всё из-за того, что я от церкви. А тебя, монстра и кровопийцу, ещё и кормят за бесплатно, – Реммет усмехнулся и покачал головой, – вот же твари…
– Чувствую в твоих словах ревность жуткую. И злобу с яростью, – покачал головой Йоффа, – но не я виноват в том, что тебе плюют в спину, Реммет. По этому поводу лучше спрашивай у церкви своей, что да как. Помнишь, что Калавий говорил про письма с просьбой о помощи, которые отправлял в Дарвунд? Вот сам и думай, за что тебя ненавидят. А я пришёл к этим людям в самый нужный момент и спас многих от смерти. Заслужил их любовь, поэтому они и старались так упорно меня защитить. И это не колдовство, а простое человеческое отношение к ближнему своему – то, что пропагандирует религия, но дать, увы, уже не может. Понимаешь?
– Я понимаю… – тихо отвечал Реммет, гневно глядя в пламя, – прекрасно всё понимаю.
– Ты просто теряешь веру в то, что делаешь. И это в твои-то молодые годы, – отвечал маг, – но я тебя понимаю. Сам прошёл через такое, когда почувствовал, что магия безумия калечит меня изнутри.
– И как ты смог измениться? – спросил инквизитор, внимательно поглядев на мага.
– Встретил Ла-Мея Борха… – нахмурился Йоффа, – он открыл мне глаза, показал истину. Тебе бы с ним пообщаться, он бы и твою душу смог успокоить…
– Чёрта-с два! – отрезал Реммет, – скорее мой клинок пронзит его прогнившее изнутри сердце!
– Да… – кивнул маг, – я знаю, что и ты, и другие инквизиторы убили многих отринувших, а те убили много ваших, и Ла-Мей сыграл не последнюю роль в том, что многие из ордена, собственно, стали отринувшими. Но я клянусь тебе: ни Ла-Мей, ни бывшие твои братья по оружию – никто из них не плох и не стал чудовищем. И если бы ты…
– Хватит! – отрезал Реммет, – обсудили всякую ерунду, да и довольно. Вернёмся к твоей дочери. Хочешь, чтобы я доставил письмо и при этом не казнил твою родную кровь за магию? Хорошо. Я сделаю то, о чём ты просишь. Но если она, узнав, что я инквизитор, нападёт первой, церемониться не буду. Ты понял меня, Йоффа?! Обращаясь с этой просьбой ко мне, рискуешь сам! Учти это…
– Я понимаю, – отвечал маг, – ну, а для того, чтобы она не поняла, тебе достаточно просто скрыть молот на колете и не говорить ей, кто ты.
– Согласен, – отвечал инквизитор.
Вдруг они с Йоффой услышали тихий, доносившийся издалека звук хруста веток и повернулись в ту сторону. Реммет напрягся и быстрым шагом направился к лошади, на которой висело всё его снаряжение. Маг же испуганно вглядывался в темноту, предвкушая нечто действительно страшное.
– Ты можешь потише хоть немножко, придурок?! Этот церковник нас услышит из-за тебя! – Реммет сразу же узнал голос того самого смерда, что пообещал спасти Йоффу.
– Простите, я…
– Да можете не переживать! Он вас, дебилов, и за милю бы услышал, настолько громко говорите!
– Это я дебил?! Я, между прочим, тихо шёл. Это Дорли ветку сломал!
– Я не специально… – отвечал Дорли.
– Да вы заткнётесь уже, или нет?! – почти на крик перешёл уже другой голос.
Реммет отлично слышавший все разговоры нежданных гостей, покачал головой и прошипел:
– Клоуны…
– Эй, Реммет, – окликнул Йоффа инквизитора, но тот не отозвался, – Реммет!
– Что?! – вполголоса рявкнул тот.
– Ради всего святого, не убивай их! – маг резко повернул голову в сторону голосов, потом снова на инквизитора, – Развяжи меня, и я заставлю их отступить или отгоню магией!
Реммет, доставая пистолеты, тихо посмеялся.
– Это ты говорил всем инквизиторам, которые за прошедшие сто пятьдесят лет пытались предать тебя святому суду, а потом неожиданно теряли прямо из-под носа, либо умирали?!
– За то время злодеяний в своей прошлой жизни я и сбегал не раз, и убил инквизиторов таких сильных, что тебе до них, как до луны. Но то было в прошлом. Сейчас, после десяти лет скитаний, поста и отшельничества я стал совсем другим, клянусь тебе! Если бы хотел сбежать, то на площади бы ещё сделал это под шумок, пока ты не видишь и отвлечён толпой! Ради всего святого Реммет, не убивай их. Прошу тебя…
Инквизитор в ответ зарядил пистолеты. Йоффа от волнения сглотнул слюну, пытался побороть тревогу, беспокоящую его разум. Смерды приближались, но то и дело в темноте кто-нибудь споткнётся, да и крикнет невзначай, случайно кашлянёт или ещё веточку под ногами сломает с хрустом таким, что на весь лес слышно.
– Ну, ты подумай, инквизитор! Мне незачем бежать! Нет смысла! Развяжи меня, и я клянусь, у тебя исчезнут причины убить этих несчастных смердов…
– Закрой свою пасть! – прошипел Реммет.
– Реммет!
– Заткнись!
– Реммет! – уже не шёпотом молвил Йоффа.
– Замолчи, не то заставлю твою дочь сожрать адресованное ей письмо!
– Реммет! – крикнул ошарашенный последними его словами маг в надежде, что смерды перепугаются и сбегут, побоявшись идти в открытую против инквизитора, который гневно взглянул на него, раскрывшего для атаковавших, что их враг уже давно был готов их встретить. Всё-таки недаром бойцы ордена слыли одними из лучших стрелков и фехтовальщиков материка, поэтому редко с ними старались идти на конфронтацию (чаще про инквизиторов гадости говорили за глаза, а случай с Йоффой исключителен безрассудной отвагой его поклонников), особенно если шпагой владеешь хуже, чем собственная жена твоим же топором. В таком случае у простого смерда так точно шансов нет. Слишком хорошо юных инквизиторов готовили к выполнению будущих задач ордена.
Но, увы, смерды не только не отступили, но и, услышав крик мага, начали уверенно орать на весь лес:
– Мы спасём тебя, Йоффа!
– Ух, ты, мужики! Петушок церковный нас заметил!
– Ребят… Может быть, уйдём?
– Чёрта-с два! Нас тут три десятка с хвостиком, а он один! Так что не ссать, твари. Прорвёмся! С подобным количеством соперников он точно не справится.
– Я бы на твоём месте не был так уверен! – громко сказал в ответ Реммет.
– О, боги! – мотал головой маг, испуганно глядя на инквизитора, – не смей! Я умоляю, не смей! Не по-орочьи же говорю, чтобы меня нельзя было понять! Развяжи меня, и они отступят! Я заставлю их отступить! Уговорю! Не глупи, Реммет! Реммет!
Вдруг вспышка, а следом хлопок выстрела прямо из тьмы. Мимо. Пуля прожужжала рядом с ухом и попала в дерево. Инквизитор напряг зрение, чтобы разглядеть, откуда открыли огонь, но ничего не увидел. Учитывая, что у смердов было не так уж и много денег, а огненный песок им не по карману (даже охотились во многих деревнях ещё с луками и арбалетами), стрелял явно не самый бедный горожанин, ведь только у него были средства на покупку огнестрельного оружия.
Второй выстрел. В этот раз Реммет был расторопнее и пальнул в ответ.
– Ах, ты, блять! Сука! Я ранен, мужики!
– Да мы тебя за Ойлу четвертуем, пидор ты недоделанный!
Откуда-то сбоку пролетела мимо стрела. Реммет выстрелил из второго пистолета. Снова крик:
– Он Хильво в голову попал, мужики! Мочите его быстрее!!!
Инквизитор тут же выкинул отстрелянные пистолеты и схватился за новые. Из тьмы на свет костра выбежал сначала один, потом другой смерд. Он пристрелил обоих. Только Реммет достал фузею, как вновь в него кто-то пальнул. Выстрел в ответ был резкий, из-за того, что поторопился, а потому не должен был отличаться меткостью. Но судя по крикам во тьме, у Реммета, удивлявшегося своей удаче, получилось вновь подстрелить врага.
После этого инквизитор достал палаш с дагой и приготовился отбиваться уже в ближнем бою.
Йоффа же заревел, глядя на происходящее и не имея возможности достучаться до Реммета, дабы тот дал ему шанс мирно и без лишних жертв утихомирить смердов, но тот уже даже не обращал внимания, будучи занятым борьбой с нападавшими. Они с вилами, косами и топорами, плюс вместе с горожанами, пришедшими с рапирами и стилетами, один за другим повалили из темноты, бросаясь на инквизитора, всеми силами пытаясь задеть его. Получалось из рук вон плохо, но оно и понятно. Действовали крайне неслаженно, будто пытаясь загнать в угол дикого волка. Что уж говорить, если среди смердов и жителей Ёльма даже солдат не было? Да и те, имея за плечами даже большой боевой опыт, вряд ли смогут убить инквизитора на дуэли. Членов ордена готовят лучшие фехтовальщики материка, так что далеко не каждый с ними сравнится во владении шпагой, рапирой или палашом.
Другое дело, можно было попросить егерей застрелить инквизитора с дальней дистанции, и дело с концом. Но те, разумеется, чаще от таких предложений отказывались, ведь, как правило, служили при дворе, а убийство члена ордена не было тем поступком, за который виновника можно простить. Даже если сам инквизитор был виноват, судить его имел право только орден. Правда, случаи были разные, потому и войны между церковью и отдельными королевствами и более мелкими регионами типа Тирии происходили нередко. Там же инквизитор и егерь, разумеется, главные враги друг другу. Но в большинстве случаев, конечно же, егерям было строжайше запрещено заниматься наёмными убийствами, если только они не действовали самостоятельно, будучи независимыми от кого-либо. Но такого попробуй, да найди, ведь егеря при дворе были людьми одними из самых богатых и обеспеченных, а птицы свободного полёта и крышу над головой редко имели, не то чтобы стабильный заработок. Никто из состоявшихся работу терять не хотел, поэтому если и занимались убийствами людей, а, тем более, инквизиторов, то только по прямому указанию от короля или лорда, которому служили. И то, чаще отказывались, понимая, какие будут последствия. Независимые же за убийство крупных рыб требовали суммы даже по меркам городских жителей, смердов и буржуа баснословные. Вот и не оказалось рядом егеря, так нужного в этот момент.
По итогу шансы у нападавших были невелики. И, как назло, накинуться на него всем скопом им оказалось невдомёк. Атаковали разрозненно: не было даже того, кто скоординировал бы их действия. Вот и выходило, что шли они в бой без плана действий, по одному напарываясь на инквизиторский палаш, а потому и получали то, что заслуживали – смерть от руки Реммета.
Инквизитор методично колол и рубил нападавших, убивая одного за другим, не жалея никого. Иной раз, как кто-нибудь решит пальнуть из пистолета, Реммет прикроется от выстрела другим врагом, затем быстрым выпадом убьёт самого стрелка. Но и смердам с горожанами нужно отдать должное: они дрались отчаянно: получив не смертельную рану, вставали на ноги и атаковали вновь. Даже гибель уже примерно половины нападавших не стала для них основанием для панического бегства, настолько рьяно они пытались спасти Йоффу.
Тот же, будучи привязанным к дереву безучастно наблюдал за творившимся адом, проклиная и церковь, и орден, и магов, и людей, и конкретно Реммета, с таким ужасом, с такой болью ему давалось лицезреть эту резню. Некоторых особо тяжёлых он неделями исцелял, не отходя ни на шаг, других знал настолько хорошо, что на семейный ужин к ним приходил, настолько те ему были благодарны. У третьих младенцев сыновей и дочерей на руках держал – крёстным быть предлагали. А тут тебе инквизитор методично превращает их, грубо говоря, его родственников, в холодные куски мяса, и бровью не поведя! Разве за подобным кровопролитием можно было спокойно следить, не лишаясь при этом понемногу собственного рассудка?
В гуще мясорубки одному из городских хватило мозгов попытаться развязать Йоффу.
– Я спасу вас! – воскликнул он. Услышав это, Реммет повернулся, в три прыжка одолел расстояние между своей предыдущей позицией и деревом, к которому привязал мага, и тут же проткнул бедняге живот. Тот даже не успел направить рапиру в сторону инквизитора, а после ранения почти что сразу же потерял сознание, а, может быть, даже испустил дух.
– Будь ты проклят, Реммет! – воскликнул маг. От ярости его глаза буквально стали ярко-красными, как у некоего монстра из кровопийц. И тут же он потерял сознание, получив мощный удар дубиной по голове.
***
Очнулся Йоффа уже только утром. Глаза резало, голова раскалывалась, а тело знобило после холодной ночи. Сильно прищурившись, он огляделся и увидел ровно тридцать три могилы. Почти во всех уже покоились участники той сумасбродной ночной атаки. Вместо надгробий оружие, с которым шли в бой против инквизитора. И только одну из них Реммет только заканчивал рыть.
Выполнив работу, он вылез из могилы, потом взял лежавший около лошади палаш и подошёл к Йоффе. Выглядел инквизитор жутко уставшим, не выспавшимся. Вся рубашка была усеяна следами порезов и крови – наглядное подтверждение тому, насколько ожесточённой была схватка. Но если поглядеть на могилы, то захочется ещё добавить, насколько она была бессмысленной для нападавших. На инквизиторе ни царапинки, если не считать следы от плети на спине.
