Андрей Вичурин
Байт IV. Проклятие Первого Десмода

– Знать бы… – неопределенно протянул Дима, покосившись на меня. – Пока не совсем ясно! Но до завтра, надеюсь, определимся!

Я в подтверждение кивнул.

– Понятно! – не стал настаивать тот. – Определяйтесь! Если что, – звони! Подскочу!

Они выделили нам квартиру своих родителей, пустующую на Русановке, пока те обитают на даче, где-то аж за Березанью. В ней мы и устроились досыпать остаток ночи, предварительно заморив червячка.

Не успел я, как мне показалось и голову к подушке прислонить, уже трясут.

– Да проснись же ты! – разбудил меня возбужденный шепот Димы. – Антон, твою кочерыжку! Просыпайся! Дело есть!

– До утра не подождет твое дело? – недовольно пробурчал я.

– Не подождет. У нее мало времени!

– У кого? – спросонья не догадался я, о ком он говорит.

– У Аксиньи! – сообщил товарищ. – Одевайся и приходи на кухню! В темпе!

Я вылез из-под одеяла, натянул спортивки и прошлепал на кухню вслед за другом.

Там в уголке, на старой ободранной табуретке, царственно восседала, иначе и не скажешь, настоящая славянская богиня. Чем-то похожая на Прию, виденную мною на Воттовааре, только русоволосая. Дима не капельки не соврал, описывая мне таинственную вепсскую ведунью с придыханием и блеском в глазах. Ее красота была естественной и натуральной, без самого мизера косметики. Особенно меня поразили ее глаза: миндалевидные, насыщенного цианового цвета, яркие и завораживающие. Она улыбнулась коротко, и мне показалось – вся маленькая кухонька осветилась на мгновение, и все вокруг, даже сверкнувший ответной улыбкой чайник на плите, на это самое мгновение стали счастливы. В том числе и я.

Очень захотелось, чтобы она улыбалась постоянно. Теперь я друга прекрасно понимаю. Стоит вон бедняга, застыл соляным столбом в дверном проеме, с восторженной ухмылкой имбицила. Какая, после такой дозы чистой эйфории, к чертям собачьим, Любаша, а?

Я стер со своего лица выражение, вероятно полностью идентичное Диминому и слегка поклонился. С ведуньей мы знакомы не были, так, парой слов по смартуотчу перекинулись, когда она Петлю Свентовида из общей кучи найденных нами сокровищ забирала.

– Здравствуйте, уважаемая Аксинья!

– И Вы будьте здравы, Антон, свет Всеславович! – прожурчал ручеек ее голоса. Она всего лишь благосклонно кивнула, а мне захотелось прыгать от радости. Да что же это такое? Ладно бы первый раз, так нет! Похоже, подобная реакция при появлении красивой девушки у меня превращается в рефлекс. То же самое было, когда я с Ксюшей познакомился. Хотелось наизнанку вывернуться, лишь бы ей понравиться.

Стоп парнишка, тормоза! Не то Димон еще приревнует, сдуру. Как потом вместе работать? Да и не нужна она мне вовсе, если честно. А реакция? Самая обычная реакция истинного ценителя на безусловную красоту. Вот и все!

– Что нужно делать? – сухо поинтересовался я, присаживаясь на табурет, напротив.

Она снова улыбнулась, так же коротко. В этот раз на меня почти не подействовало.

– Отцу Боли, – ничего! – сообщила она. – Если я сейчас говорю с ним. Кто ты, сидящий передо мною?

Меня поразил, даже не сам вопрос, хотя источник ее осведомленности о моих игровых статусах тоже был интересен, а ее напряженная поза и невозможные глаза, моментально поменявшие окрас на цвет штормовой морской волны, и зрачки, превратившиеся в сверла.

– Я, – всего лишь Антон, – заверил я. – Им и останусь!

Она вновь коротко улыбнулась и расслабилась.

– Тогда, – то же самое, что и раньше. Слушать, смотреть, идти и находить! – сообщила она, и непринужденно закинув ногу на ногу, не взирая на узость шитого бисером серого сарафана, стала покачивать квадратным носком рыжего, с небольшим каблучком, полусапожка со шнуровкой.

– Зачем? – поинтересовался я, вдруг понимая, что сейчас, – она никакая не страшная Иерарха, а просто еще одна обычная новая знакомая девушка. Двадцати пяти, пятьсот, или пяти тысячелетнего возраста, – это вопрос следующий, какая разница? И ей от меня чего-то надо. Я расслабился и оперся спиной о кухонную стенку. – Зачем вам все эти артефакты? Сапфиры, цепи, скипетры, корона, которую мы утопили до лучших времен? Что там еще? Скипетром же не закончится?

В этот раз ее улыбка была широкой и без всяческих контекстных посылов. Взгляд потеплел.

– Приятно иметь дело с умными и наблюдательными людьми, Антон!

Я выжидающе посмотрел на нее и промолчал. Через полминуты она не выдержала.

– Еще для фиксации квантового состояния привычной для нас реальности и стабилизации ее в прежних рамках, когда возможно управление геологическими, метеорологическими и приорбитальными процессами Земли, и контроля прилегающего пространства, нам понадобятся все артефакты Апполота Митридата, – сообщила она, выжидательно прищурившись. – Не того, чье имя носит лестница в Керчи, их, малоазиатских, как собак нерезаных, – а другого, первого из Митридатов – Апполота Гиперборейского.

Весь ее ветхозаветный говор куда-то пропал. Передо мною сидела современная, образованная, умная молодая женщина. Теперь она ждала моих вопросов, скрестив руки под высокой грудью и продолжая мерно покачивать носком полусапожка. Дима, как прилип к дверному косяку, так и стоял там, по-прежнему глупо улыбаясь. Только глазами стрелял, то в меня, то в Аксинью.

Закономерного вопроса, мол, что за артефакты такие, она от меня так и не дождалась. Вместо этого я поинтересовался:

– Зачем они вам теперь? Когда непонятно, какое состояние и для какой реальности фиксировать? Насколько я понимаю, Земля как бы теперь сама по себе. Ее взаимосвязи почти со всеми другими мирами октеракта обрезаны, да и октеракта, как такового, теперь тоже нет!

Аксинья едва не подпрыгнула на табурете, моментально потеряв все свое божественное очарование, внезапно превратившись в обычную озабоченную девушку. Ну, не совсем обычную… В очень красивую, надо признать.

– Откуда информация?

– Из самых первых рук! – сообщил я доверительно. – От самого Демиурга!

– Ёхан – бохан! – шлепнула себя по бедру ведунья. – Это точно? Он сам так сказал?

– Ага… – пожал плечами я. – А что, вы еще не в курсе нововведений?

– Выпить есть? – вместо ответа спросила она и посмотрела на улыбающегося Диму, затем сделала ему какой-то знак пальчиками. Тот, не прекращая глупо лыбиться, отлип от дверного косяка и молча пошел в зал. Оттуда донесся негромкий перестук и перезвон. Через минуту он вернулся, неся в руке бутылку турецкой раки. Поставил на стол и удалился, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Тенденция у них там наверху, однако. Чуть что, – сразу выпить! И Демиург не пропустит случая, и она, да и Менатрос – Хранитель Равновесия, по словам Всеслава, тоже любитель. Ну и ладно, каждый снимает стресс по-своему.

Аксинья поднялась с табурета и, открыв холодильник, достала пластиковую бутылку «Оболонской» воды с газом. В шкафчике над раковиной нашла два высоких стакана и села обратно на табурет. Поставила один стакан передо мною, а во второй налила сначала на треть минералки, а затем, еще на треть, раки. Жидкость моментально молочно помутнела. Она сдвинула по столу минералку и бутылку со спиртовой настойкой пектусина (с детства вкус аниса, ассоциируется у меня с этим лекарством от кашля), ко мне.

Я налил себе только минералки.

Она одним глотком осушила половину стакана. Выдохнула, поискала, чем закусить и, не найдя, взяла минералку и хлебнула прямо из горлышка.

– Возьми сыр в холодильнике! – попросила она, по моему примеру прислоняясь к стенке и снова закидывая ногу на ногу, и подтягивая подол узкого платья чуть выше точеных коленок. В этот раз она одной ногой обвила другую. У меня, такая вот дуля из ног, не получилось бы ни за что. – Вроде, видела его там…

Я молча достал сыр, нарезал, положил на блюдце и поставил перед ней.

Она взяла кусочек, допила остаток аперитива и, положив сыр в рот, принялась задумчиво жевать, уставившись в одну точку, став при этом окончательно похожей на обычную студентку с проблемами.

Таких девчонок, запивающих плохие новости алкоголем по поводу проваленной сессии, парня – козла, залета на аборт, я знал, и даже пару раз довелось подушкой для их слез побывать. Толку только от такого сочувствия! Соплями измажут тебя, а любовь – морковь с обидчиками продолжают крутить. А вот Иерархинь, реагирующих на плохие новости аналогично, – нет, видеть не приходилось.

Вот и увидел. И теперь я знаю, что они тоже люди. Не смотря на топлевел, я имею в виду в плане личного развития. И это хорошо. Всеслав, наверное, тоже останется таким, как был, я надеюсь. Не хотелось бы, чтобы он дистанционировался от нас. Или спился…

– Кого Высшие выбрали Демиургом нашей сакуалы? – судя по выражению лица, она наконец-то пришла к каким-то своим выводам, и они ее обнадежили. Вопреки надетой маске решительности, улыбнулась она все-таки, как-то робко. – Ну, кластера, в смысле. Ты знаешь?

Я кивнул.

– Его имя! – тут же потребовала ведунья. – Он из Светлых или Темных?

– Я думаю, светлый, – предположил я. Как-то и в голову не пришло поинтересоваться. Вроде как, само собой разумеется. – А зовут его Всеслав.

– Как-то простовато, для Демиурга, – скептически хмыкнула Аксинья. – Хотя… Если он славянин, тогда все правильно: «всех славней», в смысле, – самый славный, среди самых- самых! А это его единственное имя? Откуда он взялся? Не знаешь?

Мне так и захотелось брякнуть нечто типа – «мама родила», или – «от верблюда». К чему эти расспросы? Однако я сдержался.

– Вас что, и в известность не поставили? – вопросом на вопрос ответил я, недоумевая. – Или действующий Демиург пошутил? Уж кто-кто, а Иерархи должны быть в курсе перемен такого масштаба! Или я не прав?

Ведунья заметно смутилась.

– Энергоинформационное поле Земли по каким-то причинам недоступно нам уже два дня! – нехотя призналась она, рассеянно смешивая себе вторую порцию пектусина. – А без него мы словно слепые без поводыря. Сидим отрезанные от всего мира, уподобившись медведям, каждый в своей берлоге, и даже пообщаться, не получается, – мыслесвязь тоже не работает!

– Ну, причины-то этого понятны, – старый октеракт распадается! – сообщил я давно известный мне факт. – А вдобавок, отрезанные пять миров становятся самостоятельными и образуют костяк нового. Наверное, из-за этого…

– Мне надо срочно встретиться с новым Демиургом! – решительным тоном сообщила ведунья и вдруг загрустила. – Знать бы еще, где его искать…

– Тоже мне, секрет Полишинеля! – усмехнулся я. – Он на Ассах, с тамошним правителем знакомится.

– Где эта Ассах? – подозрительно прищурилась она. – И откуда тебе это известно? Ты знаком с новым Демиургом?

– Ассах – в соседнем рукаве нашей галактики, – начал добросовестно, по порядку отвечать я, – а с Ссессалаххом, – это второе, приобретенное имя Всеслава, я вроде как знаком, – он мой отец. Ты же знаешь, что я – Всеславович!

– Я и предположить не могла! Всеслав – Ссессалахх? И он – твой отец?! – почему-то не на шутку обеспокоилась Аксинья, одновременно расплетая ноги и подбираясь, словно почуяв опасность. – Вот же, ёхан – бохан, надо же было так вляпаться, а? Умный учится на своих ошибках, а я второй раз на грабли наступаю! Вот же! А у тебя есть еще имена?

– А ты разве не отслеживала досье тех, кому поручала столь важные для тебя миссии? – не поверил я.

– Необходимости не было! – огрызнулась она. – Вы у меня и так, словно на ладони были! А теперь, – говорю же, инфополе пропало!

– В «Мире» меня зовут Кирант, – спокойно признался я. А что? Тайна, что ли за семью печатями? В истинные имена, которые якобы дают власть, кому не попадя тобою управлять, я не верю. – А на Ассах, меня знают, как Ааштони…

Теперь она смотрела на меня вообще враждебно, и в то же время, с каким-то отблеском застарелого страха во взгляде.

– Как же я не сопоставила! Всеслав – «всех славней», Ссессалахх, и Сесалах Мерекапунья, – «самый лучший»! Это он!

– Наверное, ты его с кем-то путаешь! – прервал я поток ее домыслов, основанных на игре слов непривычного нам звучания и вспоминая, что первое наше общение она закончила санскритским словом «праха», – «до свидания». – Причем тут какой-то Мерекапуня?

– Не стоит меня недооценивать! – предупредила ведунья, делая ограждающий пас рукой. – А еще ты, – Отец Боли! У Сесалаха тоже был сын, Ash Ston Ny – Каменный Пепел, по прозвищу Kiranot – «Не угадал», садист еще тот! Таких совпадений просто не бывает! – она снова оградилась ладонью от меня, однако что-то у нее вновь не получилось, и она недоуменно посмотрела на свои руки. Повторила движение. И расстроилась еще больше.

– Вы и ману заблокировали! – со слезами в голосе обвинила она меня. – А говоришь, не Мерекапунья! Только он так долго может меня преследовать и быть настолько мстительным, чтобы спустя все эти годы, подослать ко мне своего сына и свершить retribusi – возмездие за то, что я отказалась удовлетворить его низменные желания!

На ее глаза навернулись слезы.

Когда я говорил, что Иерархи тоже люди, я не имел в виду, что настолько. Роль заплаканной подушки мне не понравилась еще в предыдущие разы, и закреплять этот опыт у меня не было ни малейшего желания.

– Успокойся, пожалуйста! Давай выпьем, расслабимся! – я пододвинул к ней так и не тронутый стакан приготовленного ею мутного напитка, и только потом до меня дошла двусмысленность сказанного. – Я не про то…

– Ты хотел сказать: «Пей, и тухни»? – еще больше напряглась ведунья. – Не дождетесь! Я и без маны кое-чего могу!

– Тьфу ты! – не выдержал я. – Да не нужна ты никому! Нет, конечно, кому-то нужна, но не нам! Блин! И нам тоже нужна, но не в качестве объекта мести или домогательств! И Всеслав – не Перкапунья, никакой! Он – нормальный человек! Совсем не тот, которого ты опасаешься! Я вас познакомлю, и я уверен, – вы подружитесь! Елки – палки, ну каким языком тебе еще объяснить? На санскрите?

– А ты можешь? – не поверила она.

Я отрицательно покачал головой. Ведунья грустно вздохнула.

– Сколько ему биологических лет? – через минуту сменила тему она, видимо этот вопрос ее интересовал не на шутку. – Ты знаешь?

– Конечно! – заверил я. – Ему на два года больше чем мне, значит, двадцать восемь!

– Вы тут чего курили? – она подозрительно повела носом. – Или колесами баловались? Или меня совсем за чокнутую держите? Ты хочешь, чтобы я поверила, что Высшие назначили Демиургом малолетку? Ваша разница в возрасте для меня роли не играет, – всякое бывает. Но чтобы в двадцать восемь ему доверили собирать собственный октеракт! Не смеши меня!

– Это тебе сами Высшие сказали? – поинтересовался я саркастически. – А что у вас в таком возрасте можно? Мелочь по карманам тырить? А, нет, простите! Высокие моральные принципы! До пятисот лет нужно в песочнице играть, пасочки из песчинок выкладывая, развивая терпение и усидчивость! Потом еще до тысячи обуздывать свое либидо, перенаправляя кундалини из Свадхистаны в Манипуру и Анахату, затем еще какой-нибудь ерундой страдать, а уже к двум тысячам, наверное, можно и делом заняться, да?

– Ну, как-то так! – согласилась Аксинья, начиная потихоньку успокаиваться. – Не нами заведено, не нам и отменять!

Она устало оперлась на стену, снова закидывая ногу на ногу, и отпивая из стакана.

– Значит, не он, говоришь?

– Не – а! – подтвердил я, внезапно почувствовав к ведунье искреннюю симпатию. – Точно, не он! Все твои предположения и совпадения притянуты за уши!

Она, все еще недоверчиво покачала головой.

– Ты мне лучше вот что скажи! Зачем нужны были все эти артефакты? – поинтересовался я. – Что в них такого?

– Знаешь ли, в сложившейся ситуации, необходимость в них только возросла! – поставила она меня в известность, задумчиво пережевывая кусочек сыра. И видя мое непонимание, добавила: – Раньше, пока Земля занимала свое привычное место среди других миров в октеракте, надежно сдерживаемая взаимосвязями, насущная необходимость использования артефактов Апполота была вопросом неопределенного будущего, а теперь, когда она ими не удерживается, – стала настоятельной потребностью. А что в них такого? Да все!

Хорошо, я расскажу! Как там сказано? «Имеющий уши…» Да, справедливо! Хочешь знать, – так слушай!

Она сменила ногу, покачала носком рыжего полусапожка, отхлебнула еще глоток раки, чему-то усмехнулась, и предупредила:

– Воспринимай эту легенду как сказано в присказке: «Сказка – ложь, да в ней намек»!

IV

«Ненавижу болтовню про равенство. Единственное, в чем люди равны, так это в том, что все они когда-нибудь умрут».

Боб Дилан.

Рассказ Аксиньи.

«Царь Гипербореи, Высокий Деспозин Аполлот Митридат, стоял у резного парапета ограждающего круговой балкон, опоясывающий царские покои. С высоты птичьего полета, на которую возвышались изящные дворцовые здания, открывался вид на далекий горизонт, где застыл не заходящий в эту пору года высокий Ра и ласкаемые его лучами изумрудно – сапфировые воды Гиперборейского моря. Теплого и чистого, пенящегося игривыми барашками волн, ласково лижущих пирсы торгового порта у подножья горы и высокие борта стоящих в нем красавцев – кораблей.

Если обойти по кругу или выйти на балкон с другой стороны покоев, откроется не менее величественная картина: великолепный и праздничный город, над которым то и дело проносятся стремительные летающие машины. По ровным аккуратным дорогам делового и административного центра, расположенного у самого подножья горы под царским дворцом, спешат по своим неотложным делам юркие и грациозные мобили. Жилые районы, соединенные веером улиц с дорожным кольцом, окружающим Мать – Меру, утопают в зелени парков, освежаемых радужными струями фонтанов. Там повсюду звучит веселый детский смех. Город – трудяга, город – интеллигент, многоголосый и купающийся в своем достатке.

Но не до веселья царю. Он сосредоточенно размышлял о последних событиях минувшей ночи, стоившей ему первых седых волос и добавивших ранних морщин у жестко очерченных губ.

Произошел очередной, уже пятый, самый сильный толчок, от которого некоторые здания города покрылись длинными уродливыми трещинами. Даже непоколебимый дворец, построенный и облицованный полированным долеритом, стонал и гудел от натуги, пытаясь удержаться на скальном основании Горы – Матери.

Прежде такого не случалось. Не случалось до самого восшествия Аполлота на престол. И это плохой знак для него. С того дня, когда первые признаки катастрофы стали очевидностью, едва ли прошел месяц. А теперь Гора Меру сотрясается с необъяснимой периодичностью и грозит сбросить Вечный Алмазный Город в воды моря, оборвав многотысячелетнюю историю Гиперборейского Царства. И то же самое происходит на всех островах архипелага.

Он признался себе, что боится. Боится потерять все, созданное предками и переданное ему во владение. Никогда деспозину не было так страшно. Даже в тот день, когда они с отцом прибыли на подводном корабле к владеющим водами Эартресс посейдонцам и спускались в самую глубокую впадину далекого от Меру темного океана, чтобы продлить мирный договор.

В тот раз его напугал молодой любопытный обитатель подводного мира, слишком близко подплывший к воздушному пузырю, в котором они опускались на дно к дворцу Повелителя Морей. До сих пор Апполот не может забыть стыд липкого пота и стук крови в висках, когда тот белесой стремительной тенью метнулся к тонкой и, казалось, такой хрупкой оболочке пузыря и приник к ней, жадно вглядываясь в диковинных посетителей с поверхности.

Он хорошо запомнил, и белое, слегка одутловатое лицо подводного жителя с немигающими выпуклыми рыбьими глазами, и руки с перепонками между тонкими длинными пальцами, и грозные шипы радужного наспинного плавника…

Все это с того момента, вызывает в нем тошноту и омерзение. Да и само бескрайнее море, теперь не кажется ему ласковым и волшебным, и не манит вдаль, как это было в далеком детстве. Теперь он знает – его глубины кишат монстрами.

Апполот с содроганием вспомнил, что до сих пор так и не собрался посетить Повелителя Морей, чего до него не позволял себе ни один царь, взошедший на престол Гипербореи. Только недавно, чуть меньше месяца назад, он все-таки решил вместо себя с визитом вежливости отправить своего Главного Жреца. Теперь его нежеланию спускаться в пучину, хотя бы было приличное оправдание. Привычный мир рушился. И, возможно, у них там, у берегов Атлантиды, происходило то же самое.

Апполот, не переставая хмуриться, едва не сплюнул вниз, но удержался, проглотил вязкую слюну. Беспечные городские жители не при чем. Они свято верят в его царскую, дарованную богами власть и силу, пожалованную его династии самим Ра.

Лучшие умы Гипербореи бились над внезапно появившейся проблемой, и Ученый Совет заседал непрестанно, но пока результаты не радовали. Их попросту не было.

На входе в покои разлилась негромкая чистая трель хрустального колокольчика. Апполот вздрогнул и глубоко вздохнул, отпуская невеселые мысли, взглянул на горизонт и зябко поежился от слабого дуновения теплого морского ветерка. Пришел Мармакан, его бессменный дворецкий с детских лет. Только ему дозволено беспокоить царя, когда тот в раздумьях.

– Входи! – крикнул он, направляясь в покои, где стоял малый трон для приемов. Негоже царю разговаривать с подданными стоя, даже с теми, кто вырастил тебя с пеленок.

– Позволь говорить, Государь! – с поклоном обратился к нему дворецкий, звонким, не смотря на преклонный возраст голосом.

Апполот с достоинством кивнул, поудобнее устраиваясь на троне.

– Мерритот Аксиагност, ваш Главный Ученый, – уточнил Мармакан, – просит принять его!

– Я знаю, кто он! – недовольно поморщившись, заметил царь.

Дворецкий с непроницаемым лицом выслушал замечание Государя. Хотя весь вид его говорил: «я это уже слышал сто раз, но таков порядок!»

– Ладно, – хмуро улыбнулся Апполот, – зови! Может быть, он пришел сообщить, что сегодня у меня счастливый день?

Дворецкий вышел, а в открытую дверь, энергично, с полуулыбкой на лице, вошел Аксиагност, – высокий и светловолосый, по атлетической фигуре которого невозможно было предположить, что тот проводит дни и ночи, корпя над заумными научными трактатами.

– Хорошие новости, мой Государь! – радостно сообщил он, едва войдя в специально обозначенный Круг Обращения, и поклонившись. – Мы, наконец-то нашли причину!

– Говори! – оживился царь.

– Мой Государь! Разрешите мне начать с глубокой истории? А затем я перейду к физике процесса и техническим вопросам?

– Ты сказал, вы нашли причину! – неожиданно для себя вспылил Апполот. Зарождающаяся надежда на то, что все закончится хорошо, моментально угасла. Настроение, камнем рухнуло в самую бездонную впадину Темного Океана. – Назови мне ее! Причем тут история и всякие технические подробности?!

– Тогда мне придется все рассказывать с конца, мой Государь! – принимая на себя его гнев, возразил ученый. – И без технических деталей не обойтись, – именно там находится разгадка!

Царь несколько долгих мгновений буравил его взглядом, но в конце концов, сдался.

– Говори!

Аксиагност повел широкими плечами, будто сбрасывая с них невидимый, но осязаемый гнет гнева Государя.

– Наша официальная история, – неправда! Она – всего лишь набор красивых мифов, которые не имеют с настоящим ходом событий ничего общего! – сходу ошарашил он царя.

– Как так? – не понял тот. – Что ты хочешь этим сказать? Все, что происходило, на самом деле, происходило не так? И наш народ создал не Ра – Отец? Ты понимаешь, что говоришь? А если это услышит Главный Жрец? Ты играешь с огнем, Аксиагност! Объяснись!

– Вся наша история, записанная в учебниках, – хорошо склеенный набор сказок! – упрямо, глядя прямо царю в глаза, повторил ученый.

– И как же, по-твоему, все было в действительности? – язвительно поинтересовался Апполот, ощущая, как холодная струйка пота начинает прокладывать дорожку между лопаток. И в то же время, ему почему-то вдруг стало весело. Он улыбнулся. – Может быть, первый гипербореец самозародился в океане, как считают посейдонцы, или, упаси Ра, развился из горной обезьяны, как верят в то в Лемурии? Поэтому мы так с ними похожи?

И в голос рассмеялся.

Аксиагност с бесстрастным выражением лица ожидал, пока царь успокоится.

– Ну, ответь мне! – отсмеявшись, указал тот на ученого пальцем. – Твои предки были обезьянами, а, Аксиагност? Мои, – я уверен, нет!

– Наши предки и мои, и Ваши, пришли с другой планеты! – огорошил он Апполота еще раз и начал быстро – быстро говорить, опасаясь не успеть высказаться: – Та планета называлась Фаэтон! Наши предки покинули ее незадолго до ее гибели! И переселились сюда! Как и упомянутые Вами Лемурийцы и Посейдонцы, но те, переселились позже и с других планет! Все мы – всего лишь переселенцы! И у меня есть тому неоспоримые доказательства! И это, не только найденные мною артефакты, – устройства для записи информации, содержание которых мне удалось расшифровать, но и то, на что все обычно не обращают никакого внимания!

Мой Государь! Откуда у нас летающие машины, мобили, корабли и прочая техника? Если мы их не делаем? И запчасти для нее, – ведь мы даже не знаем, что нам нужно, чтобы их производить! Мы научились только ремонтировать то, что есть, как говорится, методом тыка. Да, она работает не известно сколько, вероятно, уже сотни лет, и ремонт ее возможен, но только в том случае, если у нас есть аналогичный аппарат, получивший критические повреждения! Мы их разбираем и ремонтируем те устройства, которые еще можно восстановить! И их, конечно же, становится все меньше и меньше! И меня удручает эта ситуация!

А под ногами у нас, должен Вам сказать, и того больше! Скажите, откуда это все?

Дыхание у него закончилось, и он замолк, глотая воздух, ожидая слов Апполота.

Тот молчал, переваривая сказанное главой Ученого Совета.

А действительно, откуда? Никогда ему в голову не приходил этот простой вопрос. Техника в Гиперборее была всегда. Как воздух, как вода. Как свет Ра. Понятно, что ее оставили предки. Но, откуда она у них? Значит, умели они ее когда-то делать? Или, и правда, – привезли с далекой погибшей Родины, и все мы тут пришлые? Чужие, постепенно деградирующие колонизаторы?

– Я слушаю! – заинтересованный Аполлот, разрешил ученому говорить дальше. – Начни с начала! С самого исхода нашего народа из, как ты его назвал? С Фаэтона?

– Да, мой Государь! – подтвердил Аксиагност и, сделав подобающее моменту выражение лица, стал декламировать с пафосом:

– Фаэтон умирал. Планеты, они как люди, – их жизненный цикл не вечен! Он страдал, сотрясаемый катаклизмами, сжигаемый все сильнее разгорающимся внутренним огнем, и терпел. Терпел, давая возможность взлелеянной им цивилизации найти себе новый дом!

У предков были не только те машины, которые мы видим сейчас, – все, что мы имеем, всего лишь жалкое подобие технического многообразия цивилизации планеты – прародительницы! Их огромные, берущие на борт по миллиону человек корабли, летали к самим звездам!

Кто мы, в сравнении с ними? Песчинки в пустыне времени? Или только их тень?

– И… – сбился он с возвышенного тона, моментально растеряв весь пиетет. – Э-э… Да.

– Разведчики предков побывали на всех соседних планетах, – собравшись с мыслями, продолжил он, – пытаясь найти для своего народа новое место жительства. Но, марсиане – Лемуры, категорически, вплоть до объявления войны, отказались их принимать, хотя, возможно это был бы самый лучший вариант для обеих рас!

Венера, – та сама страдала, вследствие активации своих до недавних пор молчавших вулканов, послуживших причиной качественного изменения атмосферных осадков, которые не только убивали посейдонцев, но и все живое вокруг. Они также способствовали повышению температуры планеты. Вместо обычного дождя с неба стала литься серная кислота. Жить там стало невозможно.

– Когда предки высадились на Эартресс, та была также не пригодной для жизни. Температура на поверхности достигала двухсот градусов, часть ее была залита потоками лавы, изливающимися из постоянно действующих вулканов. Атмосфера, пригодная для дыхания и вода, отсутствовали полностью. При такой высокой температуре та не существовала даже в состоянии пара. Но из близких планет, оставалась только эта планета. Третья планета от Солнца. Были отправлены экспедиции и к ближайшим звездным системам, но скорее всего никто не рассчитывал, что они успеют найти хотя бы одну экзопланету, мало-мальски пригодную для проживания.

Поэтому правители на Фаэтоне, не веря в успех, тем не менее, решили принять один из планов Ученого Совета, в котором предлагалось охладить и терраформировать Эартресс, как рабочий проект…

Разведчики провели все необходимые исследования. Положение виделось совершенно неблагоприятным для колонизации. Однако ситуация на Фаэтоне была катастрофической.

– Стой! – перебил его царь. – Эта, терра…

– Терраформирование, – это комплекс мер по приведению колонизируемой планеты в пригодный для нашего проживания вид, – пояснил ученый. Апполот кивнул, мол, продолжай.

– Время поджимало. Вот тогда и был создано нечто, называемое реактором – ускорителем. Он до сих пор находится под нами! Под нашей, до недавних пор, спокойной и надежной Матерью – Меру!

Апполот не стал переспрашивать, он все хорошо слышал. Теперь кусочки мозаики складывались. Это объясняло категоричный завет предков, вбиваемый с детства в голову всем жителям Алмазного Города без исключения, и царским детям тоже. Он написан и на табличке при входе на лестницу, ведущую вниз к Хранилищу Главного Жреца.

«Вход строго воспрещен! Не влезай, убьет!» И череп с костями, для наглядности.

Апполоту всегда было интересно, кто «убьет» влезшего? У него в воображении рисовался страшный, уродливый монстр, чем-то схожий с когда-то напугавшим его посейдонцем.

– И он с тех самых пор как начались землетрясения, находится под охраной Личной Гвардии Главного Жреца! – сообщил Аксиагност. – Да! Которая, к месту будет сказано, нас к нему не пропустила! Скорее всего, я не ошибусь, предположив, что и Вы не спускались туда никогда…

Апполот жестом подтвердил предположения ученого, предлагая продолжать.

– Дальше я Вам зачитаю выдержку из дневника некого профессора Первейтса, прибывшего с группой первых терраформантов, расшифрованного мною. Должен сразу предупредить, – некоторые понятия не знакомы и мне. Он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и начал читать.

«12569 год. 29 патиния.

Наша, Четвертая Экспедиция началась. Мы движемся к третьей планете. Я, почти с боем, но смог протолкнуть этот вариант, признанный Ученым Советом бесперспективным. Скорее всего, они согласились выделить мне ресурсы, чтобы таким образом просто избавиться от меня, моих учеников и моих «завиральных» идей, так сказать «малой кровью».