Андрей Васильев
Знаки ночи

Глава пятая

– Приехали? – поинтересовался я, зевнув.

– Проснулся? – повернулся ко мне Нифонтов. – Как раз вовремя. Кофе хочешь? У меня еще полтермоса этого дела имеется.

– Нет, – помотал головой я. – Не любитель. Чайку бы выпил с удовольствием, а кофе не люблю. Он горький. Пью по необходимости, но сейчас не тот случай.

– Если исходить из подобных вкусовых пристрастий, то ты и водку любить не должен, – заметила Евгения. – Она тоже не сильно вкусная.

– Так я и не люблю, – потянулся я. – И коньяк не жалую.

– Странный он, – обращаясь к напарнику, ткнула в мою сторону пальцем Мезенцева. – Кофе не пьет, водку не пьет, меня за задницу тогда не схватил, хотя возможность была практически легальная. Коль, стоит ли ему доверять?

– Если вопрос только в этом, я могу тебя за задницу прямо сейчас потрогать, – предложил я. – Нет проблем. А если пообещаешь по лицу меня не бить, то и за другие выпуклые части твоего трепетного юного тела. Это я всегда готов.

– Мяч на его стороне поля, – засмеялся оперативник. – Жень, парируй, отстаивай честь отдела.

Мезенцева подумала, почесала нос и показала мне язык.

– Тоже аргумент, – признал я. – Ладно, шутки шутками, а дело делом. Я так понимаю, нам вот в этот ангар надо?

То, что уродливое здание, рядом с которым стояла наша машина, являлось местом преступления, догадаться было несложно, больно много там было полосатых лент, которыми с недавнего времени, по примеру иностранных коллег, начали пользоваться наши органы правопорядка. Мол – «стой, здесь недавно кого-то убили».

– Ну да, – подтвердил Николай. – Но если напрямоту, то я толком даже не представляю, где искать этого неприятного духа. Есть у меня подозрения, что тут вся территория его владения, и он по ночам всю ее дозором обходит, как Мороз Воевода из стихов поэта Некрасова.

– Оптимистично, – вздохнул я.

– Я так думаю, он учует, что ты здесь, – на этот раз совершенно серьезно сказала Женя. – И непременно придет на тебя посмотреть.

– Согласен, – поддержал ее оперативник. – Про что-то такое мне одна из наших сотрудниц рассказывала. По сути своей, призраки вообще-то практически лишены человеческих чувств как таковых. Но вот себе подобных или, того хуже, тех, кто пришел по их душу, они чуют будь здоров как.

– Каламбур, – хихикнула Мезенцева. – Души чуют тех, кто пришел по их душу.

– Этому каламбуру сто лет в обед, – сообщил ей Нифонтов. – Кстати, еще старые призраки, те, что задержались на Земле и очень не любят живых, обожают эманации страха. Думаю, они их как-то улавливают, и им эти ощущения очень нравятся.

– Говорили мне про такое, – подтвердил я. – Человеческий страх для них, как для нас хорошее вино. Он их бодрит, и на мгновение создает иллюзию того, что они живы.

Мне про это русалки рассказали, между прочим. Они же тоже в каком-то смысле призраки. Не такие, как прозрачные тени в лунном свете, но тем не менее. Нежить, говоря по-простому. Нет в них жизни, а то, что есть, это одна иллюзия. И самая большая радость для них – забыться на дне водоема сном, в котором они снова будут живыми и настоящими, увидеть в нем лица тех, кто им когда-то был дорог, и ощутить внутри себя токи крови.

А чтобы получить эту награду, им надо забрать чью-то жизнь.

Вот и у призраков так же. Напугал кого-то – насытился его страхом. И вот тут-то в действие вступает абсолютно людская схема, которую бабушки у подъезда, созерцая помятого мужичка, утром бегущего в магазин, называют просто и емко: «Совсем спился».

Сначала призраки не хотят никого пугать, навещая бесплотными тенями дома родных и близких, но раньше или позже их кто-то замечает, и, что вполне естественно, изрядно пугается. Ну вот не любим мы, люди, визитеров с той стороны. Страшит нас Смерть в любом обличии, напоминает о собственной бренности и о том, что нас ждет после того как… Ну вы поняли?

Ощутив нечто, что напомнило ему о прошлом, призрак начинает экспериментировать и со временем неминуемо входит во вкус. Как пьяница или наркоман, он существует от дозы до дозы. И чем сильнее человеческий страх, тем большее удовольствие он получает, потому и выходки его раз от раза становятся все страшнее и опасней для людей.

Души, как верно было замечено, у души нет, остатки последних сдерживающих социальных факторов исчезают с распадом личности, бояться призраку нечего – все плохое, что с ним могло случиться, уже случилось. Он мертв, и его не приняли ни наверху, ни внизу. Более того – теперь ему совершенно непонятно, есть ли там что-то вообще. В той жизни говорили, что есть, и в свете этого требовали соблюдения неких нравственных норм, но, судя по нынешней не-жизни, выходит, что он никому не нужен. И еще – что ему ничего не грозит. Нельзя убить того, кто уже мертв.

По крайней мере, так думают они. Все-таки это бывшие люди. А людям свойственно полагать, что им известно все на свете. Но это не так.

На чужие беспризорные души всегда найдутся охотники. Есть колдуны, которые их заставляют служить себе с теми или иными целями, есть нечисть, которая всегда найдет применение бесхозному добру. Да и ведьмы тоже своего не упустят.

И это только те, кого мне назвали русалки. Думаю, есть и другие любители душеловства.

Жалко только они не объяснили мне, как именно, например, те же колдуны заставляют души себе служить. В смысле – технологически, от начала до конца, от поимки призрака до его разжалования из своих слуг.

И что вообще они ему поручают? Подслушивать? Подглядывать? Или чего похлеще?

А главное – как именно они их умудряются привязывать к себе? У любого, кто служит, что в обычном мире, что в этом, есть некий стимул. Ну или мотивация. Без нее никак. Вариантов этой мотивации немеряно – деньги, карьера, разные материальные блага, доза наркоты, три хрестоматийных щелбана по лбу служителя культа.

Но тут-то что? Какой интерес может быть у бесплотного существа, которое все, что было, оставило в прошлом?

Я, конечно, выдвинул тогда на берегу несколько версий, но ответа от русалок не получил. Они посмеялись, грудями потрясли, но сказать ничего не сказали. Так до сих пор и не знаю – угадал, не угадал.

Впрочем, не сильно и расстроился по этому поводу. Я не спешу, времени у меня много. Раньше или позже все равно узнаю. Опытным, так сказать, путем.

Пока я вспоминал и размышлял, Нифонтов, кстати, говорил практически про то же самое.

– Страшен не тот призрак, который в темноте по квартире ходит, – вещал он. – Это-то ладно. Неприятно, но что уж теперь. А вот те, которые ощутили эманации человеческой смерти – вот это беда так беда. Это как хищники в живой природе. Если тигр раз мяса человечьего поел, то все, его непременно отстреливать надо. Для него теперь человек самая желанная дичь. Вот с призраками так же. Если перешел он грань, то хочешь не хочешь, надо на него охоту устраивать. А знаешь, как трудно старого сильного призрака упокоить?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Очень. – Николай открыл дверь машины. – Я бы сказал – крайне. Теперь, правда, попроще будет, теперь у нас ты есть.

– У себя, – мягко произнес я, тоже выбираясь из салона.

– В смысле? – Нифонтов приложил ладони к пояснице и наклонился назад. – Уффф, хорошо!

– Я не у вас, – спинным мозгом чую, что все-таки размежевание интересов неминуемо. Если их сейчас не осадить, то запрыгнут они мне на спину и поедут. – Я у себя есть. Просто как-то не очень правильно выходит. В отдел к себе вы меня брать не хотите, а припахивать, похоже, собираетесь с завидной периодичностью. Коль, без обид, но прозвучало это именно так.

– А ты очень хочешь к нам в отдел? – прищурился оперативник.

– Боже сохрани! – замахал руками я. – Это так было сказано, для примера. Просто дружба дружбой, должок должком, но всегда есть некая реперная точка, под которой висит табличка «Грань между «надо» и «хочу»». Ты же понял, о чем я говорю?

– А зубки-то у него есть, – с непонятной интонацией произнесла Мезенцева и хлопнула меня по спине. – Хоть и новорожденный ведьмачок, а гонор уже прорезался.

– Не в гоноре дело, – повернулся к ней я. – Профессиональная привычка, знаешь ли. Договариваться об условиях сотрудничества, а также проговаривать права и обязанности сторон всегда надо «до», а не «после». Это азы.

– В накладе не останешься, – без тени улыбки сказал Николай. – Если надо будет заплатить – мы заплатим.

– Не надо вот этого всего, – попросил я его. – Сейчас не о деньгах речь идет.

– Хорошо, – возможно, мне показалось, но некий ледок, появившийся было в его голосе, пропал. – В любом случае, мы всегда найдем пути разумного компромисса.

– Ты, главное, покажи, что вообще на что-то годен, – бросила мне Мезенцева, натягивая куртку. – А то, может, ты вовсе «пшик» и все. Так, муляж.

По-моему, я все-таки потерял свое золотое место в ее сердце. Максималистка она, похоже.

Да и черт с ней. Моя задача сейчас дать им понять, что в обозримом будущем нельзя будет поступать так, как сегодня. То есть приезжать тогда, когда им этого захочется и тащить меня с собой невесть куда. Как минимум надо будет перед этим позвонить и поинтересоваться моим мнением на этот счет.

– Коль, еще один вопрос, – обратился я к оперативнику, который как раз щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету. – Помнишь, ты мне обещал подогнать книгу нашего общего друга?

– Какую книгу? – удивился Нифонтов. – Какого друга?

– Который на кладбище в канаву свалился и там шею свернул, – пояснил я.

– А, ты об этом. – Николай затянулся сигаретой, а после ловко выпустил кольцо дыма. – Увы, дружище, увы. И рад бы тебе ее отдать был, да только к нам в руки она не попала. В офисе мы ее не обнаружили, хоть и перерыли в его кабинете все. Мы тогда СК на «хвост» сели, с ними в здание прошли. И в особняке его загородном тоже ничего не нашли. Я так думаю, у него где-то еще «лежка» была оборудована. Но где – фиг знает. Повторюсь – мы не нашли. Кабы еще его слугу прищучить и разговорить, то был бы толк, но и его тоже никто не видел. Как в воду канул.

– А мне кажется, что он умер после смерти хозяина, – неожиданно вступила в разговор Мезенцева. – Ведьмак сильно старый был, вот слуга с ним и сроднился до такой степени, что не пережил его гибели.

Как по мне – чушь полная. Погоревать слуга после смерти хозяина, конечно, может, Родька вон тоже сначала за Захаром Петровичем сильно убивался. Но умирать по этому поводу он точно не станет. И меня он тоже переживет.

Но вслух я этого говорить не стал. Не стоит расширять трещину, которая образовалась между мной и рыжей оперативницей. Я всегда исхожу из того принципа, что в этой жизни по возможности не стоит портить отношения с людьми сверх меры. Никогда не знаешь, как оно все дальше повернется, и кто когда тебе понадобиться сможет. Ты сегодня с кем-то поругался, а завтра он окажется тем единственным человеком, который сможет тебе помочь. И что тогда делать?

Вот то-то и оно.

– Какой феерический бред, – сообщил напарнице Нифонтов. – Жень, поменьше романтики. Ну или выплескивай ее в другую область, что ли? Роман вон напиши, про дракона, принца и грудастую второкурсницу из нашего мира, которая к этим двоим попала и в обоих влюбилась, а после на «Самиздате» его выложи. И назови как-нибудь эдак… Ну я не знаю… «Между драконом и принцем».

Я не удержался от смешка, и заработал еще один неприязненный взгляд зеленых глаз Мезенцевой.

– Ладно. – Николай бросил окурок на асфальт, растоптал его носком черного кроссовка и глянул на звездное небо. – Однако почти ночь. Пошли сначала в этот ангар, есть причины, по которым именно с него стоит начать. Опять же – вдруг Женька права, и он притащится просто на тебя посмотреть? Ну а если до полуночи он не заявится, вызвоним Викторию, пусть она нам поможет.

– Лучше бы без нее обойтись, – высказала пожелание Мезенцева. – Я себя в ее присутствии не очень хорошо ощущаю. От Вики постоянно холодом веет, будто она вся изнутри промерзла. И слова доброго не дождешься. Да и вообще хоть какого-то. Только по работе если что скажет.

– Зато ты за двоих языком мелешь, – справедливо отметил Николай, а после сказал мне: – Вот, а ты еще к нам работать хочешь идти. Оно тебе надо?

– Не надо, – заверил его я. – Теперь уж точно. Пошли уже в ангар, а? Неуютно мне как-то.

И это было правдой. Не знаю почему, но я ощущал себя приблизительно так, как в свое время на корпоративе, когда меня на сцену вытащили, речь от отдела финансового мониторинга говорить. Ты на сцене стоишь, а на тебя все смотрят.

Хотя кто тут на меня глазеть мог – понятия не имею. Вокруг ни души, и в ангарах с окнами тоже никак.

Нифонтов, услышав мои слов, мигом посерьезнел и обвел взглядом окрестности.

– Вроде никого, – негромко сказал он мне. – Но даже если мы ничего не замечаем, это не означает, что дело обстоит именно так. Женя, страхуй нашего друга со спины.

– Все как всегда, – отозвалась Мезенцева. – Ты впереди, на лихом коне, а я, так сказать, в этой самой. Со спины страхую.

– Господи, – снова уставился в небо Нифонтов. – Ты хоть знак подай мне, разъясни непонятливому – вот в чем я так перед тобой провинился?

– Если покопаться в твоем прошлом, то найти можно, – уверенно заявила Евгения. – Как и у любого из нас. Ну кроме меня, разумеется.

– Саш, скажи, а вам в службу безопасности сотрудники не нужны? – направляясь к двери ангара, на ходу спросил меня оперативник. – Я просто знаю одного хорошего парня, с образованием, с опытом работы в государственных структурах.

– Без понятия, – отозвался я. – Но могу узнать, если хочешь.

– Если ты из отдела сбежишь на частные хлеба, то я тебе во снах являться буду, – пообещала Нифонтову его напарница. – Каждую ночь. И не голенькой, как бы ты того хотел, а в виде немого укора. Вот так буду на тебя смотреть, и еще пальчиком укоризненно грозить. Ты меня знаешь, я заморочусь, но способ, как это сделать, найду. А если погибну, по причине того, что меня никто не подстраховал, так и в виде бестелесной сущности начну приходить. Ввек не отвяжешься.

– Язык прищеми! – уже не в шутку рассердился оперативник и сорвал с двери бумажку с синеющей на ней печатью. – Думай, что мелешь! И в чьей компании!

Мезенцева несколько раз хлопнула себя ладонью по губам и виновато потупилась.

Интересно, он под словом «компания» имел в виду себя или меня? Если меня – то это даже как-то очень обидно прозвучало.

Внутри ангар был еще неприглядней, чем снаружи, это я оценил сразу после того, как Нифонтов, войдя внутрь, дернул какой-то рубильник на стене, после чего зажглись тускловатые лампы. Хотя – это же не коттедж и не офис, а складское помещение, причем практически пустое. Только в центре была свалена куча частично поломанных деревянных поддонов из тех, на которые грузят плитку, стройматериалы и вообще что угодно, да по углам стояли какие-то металлические стеллажи. И все.

Впрочем, нет, не все. Неподалеку от груды поддонов, на полу я сразу приметил некий рисунок, который здорово смахивал на те, которые в сериале «Сверхъестественное» братья Винчестеры то и дело рисуют. Ну, круг и в нем куча непонятных завитушек, вроде как магических символов.

Сдается мне, именно на это творчество народов мира та самая Виктория, которую то и дело поминают мои спутники, приманивала местное привидение. И приманила, судя по тому, что круг выглядел частично выгоревшим изнутри.

Стало быть, соврал Нифонтов. Он-то говорил, что, мол, не хотят они с этим связываться. На деле же вон, все в наличии.

А еще тут обнаружилось неприятно выглядящее бурое пятно, в котором я без особых сложностей опознал засохшую кровь. И, судя по размеру этого пятна, она просто-таки хлестала из того, кого здесь препарировали. Хотя как оно по-другому может быть? Если человеку варварским способом в бытовых условиях вскрывают грудную клетку, то огромная кровопотеря неизбежна. Равно как и летальный исход.

Не могу сказать, чтобы я запаниковал, увидев всю эту красоту, но оптимизма мне она точно не добавила. Хоть я и заматерел маленько за последние месяцы, но привыкнуть ко всему этому окончательно довольно сложно.

– А почему мы пришли именно в этот ангар? – спросил я у оперативника, который стоял рядом с магическим символом и что-то пытался в нем рассмотреть. – Здесь убили последнюю жертву?

– Первую, – откликнулся Нифонтов. – Тут все началось.

– Не вижу логики, – почесал затылок я. – Разумнее было бы идти туда, где нашли последнюю. Так сказать – по свежим следам.

– Недопонимаешь, – возразил мне Николай. – Первая кровь всегда самая сильная. Ясно же, что это не гуль какой-нибудь орудует, что убивают людей не ради еды или удовольствия, а с какой-то четкой целью. Скажу больше – это, вероятнее всего, часть обряда или ритуала. А в них первая и последняя кровь самые сильные и знаковые. И, как правило, проливают их в одном и том же месте.

– Еще бы понять, что за ритуал, – вздохнула Евгения. – Тогда все намного упростилось бы.

И вот как только она договорила, я услышал сиплый звук, раздавшийся из дальнего и темного угла ангара. Старческий такой, деды, которые летом на лавочке у нашего подъезда «козла» забивают, подобным макаром то ли кашляют, то ли смеются.

А вот мои спутники ничего не услышали, это точно. Николай – тот воплощенное хладнокровие, он мог бы и вида не подать, но не Евгения. Она бы завертелась, как юла, и начала за кобуру хвататься.

– Надо же, – громко сказал я, стараясь не смотреть в тот угол. – Никогда бы не подумал. Мне казалось, что в ритуале главное не то, когда и где кровь пролили, а то, что это произошло.

– В серьезном ритуале все важно, – мрачно ответил мне Нифонтов. – Ну а если он из тех, что связаны с призывом каких-то сущностей, которым на нашем плане бытия вообще не место, то особенно.

– Что бы ты понимал в призывах сущностей! – услышал я голос, причем глумливый донельзя. – Сопляк! Не можешь отличить ритуальное убийство от обычного, а туда же!

Я по-прежнему не видел того, кто это говорил, но одно мне было ясно – это тот, кто нужен оперативникам. И этот «кто-то» на редкость неприятная личность, по голосу слышно.

У меня в голове пронеслось сразу несколько вариантов развития событий. Можно и дальше его провоцировать, выведывая крохи информации вот таким же ассоциативным способом. Можно еще его немного разозлить, нелестно отозвавшись о местных призраках, которые мух не ловят и дают на своей территории творить подобные вещи. Правда, этот вариант чреват тем, что призрак может не немного разозлиться, а изрядно.

А еще можно не темнить и дать этой сущности понять, что я знаю о ее присутствии. От «противного» вариант, но почему бы и нет? В конце концов, что могу, то и делаю. Им был нужен призрак? Вот он. Поговорить с ним надо? Чем смогу – помогу.

– Так это было не ритуальное убийство? – я уставился в темный угол. – О как. А если поподробнее?

Женька было открыла рот, чтобы что-то сказать, но Нифонтов остановил ее, ухватив за руку. Он сразу все понял.

– Думал – померещилось, – сообщила темнота. – Так ты ведьмак.

– Ведьмак, – подтвердил я. – А что в этом удивительного?

– Да как же, – снова закхекала темнота. – Две ищейки из шифровального отдела ОГПУ в компании с ведьмаком! Да такого сроду-роду не было! Ладно, чародейку они с собой в тот раз притащили, те на них всегда работали, но чтобы ведьмак с этими псами в одной упряжке ходил… Никогда эдакого дива не видел.

Сдается мне, что есть в моих познаниях о мире Ночи огромный пробел, в разделе, где содержатся знания о том, с кем дружить можно, а с кем нельзя.

И еще – интересная, должно быть, история у того отдела, в котором эти двое работают. Как их только ни называли – и «судными дьяками», и «коллежскими асессорами». Хотя последнее, возможно, больше указывает на социальный статус, чем на профессию. А теперь к чему-то еще и шифровальный отдел ОГПУ приплели. Кстати, причем тут это-то? Или в те времена, когда ОГПУ было, их предшественники заодно и шифрованием занимались?

– Время идет, все меняется, – решил немного реабилитировать себя я. – Двадцать первый век на дворе.

– Может, и так, – ответил мне невидимый собеседник. – Только вот вашего брата эти бравые ребята как в старые времена особо не жалели, так и сегодня жалеть не будут.

И вот тут я наконец увидел того, с кем вел разговор. Это был старик, естественно, полупрозрачный, как и положено порядочному привидению. И, разумеется, довольно мерзкого вида. Особенно впечатляла его голова, рассеченная на две части аж до самого рта, и босые ноги, покрытые огромными язвами, такими, какие остаются после серьезных ожогов. Сдается мне, что последние минуты жизни этого старикана были сильно неприятными. Кстати, и призрачная одежда была вся в лоскуты порезана, как видно, ногами дело не ограничилось. Пытали перед смертью этого старика изрядно.

– Красив? – не без удовлетворения поинтересовался у меня призрак.

– Не то слово, – подтвердил я. – Это за что же с тобой так распорядились?

– Да было за что, – знакомо заперхал старик. – Обещал я одному лихому человеку дело его добыть на Лубянке, да ему передать, за мзду, само собой. Когда в восемнадцатом году ВЧК из Петрограда в Москву переехало, они же с собой все архивы привезли, дело это среди них лежало. Да вот беда – не смог. А человечек этот мне не поверил, подумал, что я на него решил чекистов навести. Ноги мне огнем жег, тело ножом резал, а после топором череп раскроил. Эх, мне бы, дураку, ему встречу не тут назначить, а где в другом месте. Убить бы он меня все одно убил, но мучений было бы меньше.

Интересный какой старичок. Он, наверное, Дзержинского видел. И даже Ленина. Круто!

– Сочувствую, – произнес я – Но это дела минувших дней. Мне бы поподробней узнать о том, что здесь произошло.

– Здесь-то? – призрак подлетел ко мне поближе, его рот скривился в безобразной гримасе. – Смертоубийство, что же еще! Бедолаге одному тварь сердце вырвала и с собой утащила.

– Что за тварь? – по возможности мягко, стараясь не обращать внимания на глумливые интонации, спросил я. – Откуда она взялась, где прячется?

– И где же она прячется? – повертел головой призрак, причем одна ее часть не успевала за другой, смотрелось это прямо-таки по-мультяшному, я чуть не улыбнулся. – Где? Там нет. И там нет. А в карманах у меня? Эх, беда-досада, тоже нет.

И старик похлопал себя ладонями по лохмотьям, как бы демонстрируя мне, что и вправду у него ничего нет.

– Шутку оценил, – уже более жестко произнес я. – Смешно. А теперь ближе к делу.

– Это можно, – покладисто согласился призрак. – У меня и ответ припасен на все твои вопросы. Да вот он!

И у меня перед носом оказался кукиш, сложенный из сине-прозрачных пальцев руки. Сей жест сопровождался на редкость неприятным ухающим заупокойным смехом.

– Ну, как тебе мой ответец? – заливался призрачный старик. – Нет, только подумай – приперся сюда и думает, что все по его будет! Ты, дурак такой, радуйся, если я вас отсюда вообще отпущу живыми! Раз простил, два простил, даже чародейку с рук спустил, но всему же предел есть! Ведьмака мне сюда притащили! Я людей всегда терпеть не мог, а с тех пор, как вы травы на моей могиле повадились обрывать, и вовсе ненавижу!

Ну насчет того, что он не выпустит нас отсюда живыми, призрак перегнул, и изрядно. Как бы он ни был силен, с нами ему не совладать. Хотя на несведущего человека его облик мог произвести впечатление, что да, то да. Да я сам, к примеру, увидь такое где-то в начале лета, так непременно бы очень проникся. Не до смерти, понятное дело, и не до испачканных штанов, но изрядно. Скажем так – долго бы еще со включенным светом спал после такого.

А призрак еще и жути поднагнать решил – на моих глазах с его разваленной на две части головы исчезло то, что с натяжкой можно было назвать лицом, и теперь на меня издевательски таращились пустые глазницы черепа.

Не знаю почему, но именно это меня выбесило окончательно. Правильно Вавила Силыч говорил – не со всеми в мире Ночи можно вопросы по-хорошему решить, кое-кого надо сразу на место ставить. А отдельных, особо непонятливых, и на колени, чтобы знали, с кем разговаривают. Я, понятное дело, фигура пока что невеликая, не сказать – никакая, но терпеть подобное не собираюсь. К тому же что у них, что у нас наверняка действует один и тот же закон – если хоть раз подставился доброй волей, то на второй тебя уже никто спрашивать не будет, просто нагнут, да и… Невесело будет, короче.

Причем о том, как именно мне удастся показать кто есть кто разошедшемуся призраку, я как-то и не задумывался. Собственно, все, что я пока умел делать, это отпускать те души, которые сами не против покинуть земную юдоль. Как задать перцу тем, кому и здесь неплохо, мне было неизвестно.

Но я поступил просто и привычно, так, как много раз это проделывал в своей беспокойной юности. В ней у меня перед лицом много раз махали кулаками, и тогда я этого тоже очень не любил. Проще говоря, цапнул привидение за запястье и с силой крутанул его руку, добавив при этом:

– Страх совсем потерял, хрень бесплотная!

Самое забавное было в том, что мои слова частично противоречили тому, что я сделал. Призрак оказался вовсе не бесплотным. Правда, назвать то, что ощутили мои пальцы, чем-то материальным тоже нельзя. Более всего это было похоже на обжигающе-ледяное желе. Не очень приятные ощущения, не стану скрывать. В руку будто моментально впились сотни маленьких иголок. Я как-то в детстве сдуру цапнул из коробки с мороженым сухой лед, вот это очень похоже по ощущениям.

Но я – ладно. Как же этим всем был ошарашен мерзкий старикашка! Во-первых, мое движение заставило крутануться его вокруг своей оси, причем к концу оборота череп снова оброс призрачным мясом, после чего обрел пусть и неприглядные, но зато оригинальные черты. Во-вторых, он явно ничего подобного не ожидал, за десятилетия привыкнув к собственной неуязвимости.

Но это все ничего. Главная неприятность у него была впереди. Старик привык к тому, что его существование пусть и неказисто, но зато полностью защищено от всех неприятностей материального мира. Например, таких, как боль и страх. Я же заставил его вспомнить о том, что это такое, поскольку сначала к этой нежити пришла боль, а после возвратился и страх.

Запястье его руки, за которое я схватился, стремительно начало менять свой цвет, из нереально-голубоватого становясь багровым. Мало того – я начала ощущать, как рука старика истончается, словно тает.

Сам же призрак орал благим матом, требуя, чтобы я его отпустил.

– Да нет проблем, – даже обрадовался я и выставил перед собой ладонь второй руки, делая вид, что вот-вот припечатаю ее к его лбу. – Как скажешь. Правда, уж не знаю, куда тебя после этого занесет, но что не в рай – это точно.

– Не надо, а? – жалобно проскулил старик и снова громко заорал, поскольку я, опасаясь, что вот-вот кисть призрака оторвется, перехватил его руку повыше, ближе к локтю, тем самым добавив нежити новых болевых ощущений. – Ну не знал я, что ты не травник и не целитель! В вашем племени других ведь и не бывает почти! Кабы сразу понял, что ты из слуг Мары, то даже носу бы сюда не показал!

Мары? Что за Мара такая? И с какого перепугу я стал ее слугой? Мы не рабы, рабы не мы.

– Говори, что видел! – потребовал Нифонтов. – Быстро, пока он не сделал то, что обещал!

Оказывается, после всех этих манипуляций и кульбитов, старика-призрака узрели и оперативники. Слетела с него невидимость.

– Все расскажу! – заверещал призрак. – Но пусть он меня сначала отпусти-и-ит!