Андрей Посняков
Корона бургундов

– Вот за это ему спасибо!

– Кушай, кушай, – Конкордия Андреевна налила половником щи. – Хлеб вон, бери, не стесняйся. Мужики говорят – ударно сегодня трудился.

– Еще кое-кому помог.

– Сереге «Простите-извините», что ль? Нашел он свой номер-то?

Родион едва щами не подавился: вот это бабка – все уже знает!

– Не, не нашел. Да и где искать-то?

– Ежели в Чертовом болоте утоп – то и не найдет. Гиблое место.

– Чертово болото? – насторожился молодой человек. – А почему его так прозвали?

– Да давно. Нехорошее место считалось. Люди там в старину пропадали, скот, вещи старинные иногда пацанва находила – кольчуги, щиты… И, знаешь, старые – но… словно вчера сделанные!

– Забавное место.

Родион покивал головой, решив для себя предпринять еще одну попытку прорваться. А что еще было делать? Не тут же сидеть – до возвращения участкового оставалось каких-то десять дней. И за этот срок надобно было… Успеть… Что только? И – самое главное – как?

– А жонка-то у тебя ничего, работящая, справная. Я на нее на эти дни огород да птицу оставлю – сама с утра на рынок, да и в райцентр еще надо съездить.

Жаркие звезды сверкали сквозь щели звонкими бриллиантами. Сладко пахло клевером и пряным сеном. Под тонкой полотняною простыней чуть слышно шуршала солома, кололась, а где-то снаружи, рядом, пел свою ночную песню сверчок.

– Ах, милая…

Родион притянул к себе Хильду, обнял, поцеловал в губы, млея от наслаждения, от осознания того, что эта юная красавица – его законная жена.

Тяжело дыша, молодой человек целовал супругу, лаская невидимую в темноте грудь, руки его, легкие, словно крылья, скользили по всему телу женщины, такой желанной, любимой. Рад совсем позабыл про усталость, ибо сейчас не было больше ничего другого, кроме этих широко распахнутых глаз, приоткрытых губ, томного дыхания…

Вот оба выгнулись, застонали, охваченные неземным счастьем, нахлынувшим вдруг волной, томной, жаркой, темно-голубой – как глаза Хильды…

– Я хочу спросить тебя, Рад…

– Спрашивай…

– Мы сейчас где? В селении твоего прежнего рода?

– Не совсем так, – молодой человек задумался, поглаживая по спине прильнувшую к нему супругу. – Скорее, все эти люди… весь род – они жили еще до меня.

– Ага, – улыбнулась девушка. – Понимаю.

Родион про себя удивился: действительно – понимает? Хотя… есть такие вещи, которые древние люди воспринимали куда проще, нежели современные. Для какого-нибудь профессора… да для любого из двадцать первого века сейчас наступил бы глубокий шок, а Хильда – ничего, словно так и надо. Ну, подумаешь – земли иного родаплемени, где люди живут иначе. Земля большая, и много в ней тайн.

– Ты славная, – Рад чмокнул жену в щеку. – И совершенно не ведаешь страха. Ведь эти маши… самобеглые повозки. Ты даже бровью не повела, когда ехала!

– Потому что я их видела раньше.

– Видела? – молодой человек вздрогнул. – Где?!

– В своих снах. Там я их боялась… здесь – нет. Да помнишь же, я тебе говорила!

– Про сны – да. А про повозки – нет.

– Просто… думала – ты не поверишь. Кто же поверит в такое? И я раньше не верила… до тех пор, пока не повстречала тебя. Ты ведь тоже пришел из снов!

– Как и ты… – нежно обнимая супругу, Родион крепко поцеловал ее в губы.

– Я всегда знала, что сны могут становиться явью, – прошептала девушка. – И никто не ведает, где между ним грань. Ведь так?

– Так.

– Вот потому я ничему и не удивляюсь. Просто принимаю, как есть. Только вот речь… я далеко не все понимаю. И говорю… не так, как здесь. Но я стараюсь! И эта славная женщина, Кон-кор-дья… Мы от кого-то прячемся?

– Почему ты так решила?

– Я вижу. Я чувствую.

– Да, прячемся, милая, – признался молодой человек. – От некоторых из этих людей.

– И долго так будем?

– Десять дней. За это время мы должны уйти.

– Снова через болото? Но тогда нам помогал Влекумер-навий… вынужден был помочь. А кто поможет здесь? И ты ведь сам хотел уйти к своему народу. Позвал меня. Нет, я не упрекаю, но…

– Это не мой род, милая Хильда… Я говорил уже – это те, кто жил до меня.

– Твои предки?

– Хм… можно сказать и так.

– Тогда почему бы не попросить их помочь? Я знаю, христиане не делают так… не должны делать, но… Коль уж так сложилось. Я тоже молю Господа. И мы ведь уйдем, уйдем, куда надо, верно?

– Именно так, моя милая, – Родион нежно погладил жену по плечу. – Уйдем, и будем жить счастливо и долго. И будет у нас много детей.

– Дети – это славно, – расслабленно прошептала девушка… и тут же встрепенулась. – Ты сказал – десять дней. А. если не успеем, тогда что?

Юноша вздохнул:

– Боюсь, тогда у нас будут проблемы. Ладно! Завтра осмотрюсь, что тут да как, а уж послезавтра отправлюсь на болото, гляну – что там?

– Я с тобой, можно?

– Съездим, ладно. Вижу, Конкордия тебе одежку дала.

– Да.

Утром Родион встал с первыми петухами, осторожно, стараясь не разбудить Хильду, проскользнул по двору к рукомойнику.

– А я-то уж думала будить, – вышла на крыльцо старуха Конкордия. – Молодец – сам поднялся.

– Петухи разбудили, – смущенно признался юноша.

– Вот и славно. Ну, иди в дом, я там яишню с салом изжарила.

– Спасибо, Конкордия Андреевна.

Наскоро перекусив, Родион поблагодарил хозяйку и вышел на улицу, где – на углу – уже поджидал Серый.

– Как спалось? Как женушка?

– Хорошо все, спасибо.

– Экий ты вежливый, извините-простите, прямо антилегент, а не шоферюга!

– Да ладно тебе… А денек-то какой сегодня!

– Да, дождя точно не будет, – повернув голову, Серега посмотрел на поднимающееся в светлой дымке солнце. – К обеду разжарит будьте-нате. Тебе-то хорошо – у тебя кабина деревянная, в ней не так жарко. А у меня-то железина накалиться, ровно печь. Ничо, перед обедом заедем на речку, купнемся!

До МТС дошли быстро – не так уж тут и далеко было. Комбайнеры в страду ночевали прямо в поле, а вот трактористы с шоферами уже собрались во дворе – ждали директора. Тот не замедлил появиться – тоже пришел пешком, хотя и жил на другом конце станицы, однако ж – в отличие от большинства нынешних российских чинуш – совесть имел и машину («Победу» бежевую) задницу свою возить не гонял, народный бензин экономил.

– Здорово, Степаныч. Что, аванс скоро?

– Как положено, через неделю, – поднявшись на крыльцо, Федот Степаныч строго оглядел шоферов. – Ну, что, орелики? Подходите за раздачей. Та-ак… Ты, Федор – в Заречье, на дальнее поле… и-и-и… у кого у нас «Студебеккер»? У тебя, Микола? Что молчишь? Ты тоже – в Заречье. Остальные все – как обычно – на ток, там комбайнеров заберете да жинок…

– Жинки – это хорошо!

– Ага… только кое-кому за работою их не угнаться. Ладно… Иваныч, что там у тебя со жнейкой?

– К обеду готова будет.

– Хорошо! После обеда займешься трактором.

– Степаныч, нам бы запчастей.

– Председатель после обеда в район собрался – ему и закажем. Только ты подготовь список.

– Сделаем.

– Ну, все тогда. Нечего тут торчать – по машинам!

Выехав на грунтовку вслед за «газоном» Серого, Родион прибавил газку и ходко покатил седом… так и ехал, пока вдоволь не наглотался пыли, а тогда уж чуть поотстал, едва не пропустив повертку на ток, хорошо, кто-то позади посигналил.

На току, под кумачовым лозунгом «Планы партии – планы народа», уже ждали колхозницы, женщины и совсем молодые девахи – как говорил Серега – «гарны дивчины».

Весело ждали, с шутками-прибаутками, с песнями. Так же весело забрались в кузов…

– Ой, Сережка, а у вас что, новый шофер? Молоденький какой… симпатишный… Ой, гляньте-ко, покраснел – стесняется! А как вас, молодой человек, звать? Родион? Прямо, как маршала Малиновского! Ну, что, маршал – поехали! Девки, запевай! Эх, хорошо в стране советской жить…

Работа оказалась несложной, но нудной – подъехать к комбайну, подставиться кузовом, потом привезти зерно через весовую на ток – там в кузов забирались девчонки с деревянными лопатами, разгружали, и снова в поле, а потом опять на ток, и так – все время.

После пары-тройки рейсов Рад знал уже – чувствовал! – каждую выбоину, где надо – притормаживал, прокатывал мягко. Оно конечно, у ЗИС-5 подвеска не та, что у «газона», однако молодой человек приноровился уже – просыпал зерна все меньше и меньше, так что в очереди на весовую даже удостоился похвалы от кого-то у старших коллег:

– А ты молодец, парень – дорогу на лету схватываешь.

Обедали здесь же, на току, под лозунгом, под навесом – рядом уже вовсю дымила полевая кухня. Густой борщ с чесноком и старым салом, на второе – котлеты с макаронами, плюс компот – обед смолотили быстро, без особых разговоров, без шуточек – некогда было, в страду каждая минута – на вес золота. Что и говорить – так упарились, забыли перед обедом и к речке съездить, да что там – забыли, времени не было!

– Ниче, Родька! – выходя из-за стола, хлопнул по плечу Серый. – Уборочную закончим – такие гулянки закатим, ох! Извините-простите!

– Вот-вот, – одобрительно загудели шоферы. – Некоторые молодые тогда и проставятся. А то как же?!

А солнце уже сделалось белым, и в кабине – даже в деревянной, зисовской – было, словно в бане, и пот стекал по любу, и липла к плечам майка, а на зубах скрипела въедливая дорожная пыль.

Не так-то просто наполнялись закрома Родины!

Но Радику нравилось, нравилось крутить баранку, шутить на току с девчонками, ощущая запах только что сжатого хлеба. Да уж, шоферы – это не какие-нибудь драные ворюги-олигархи или чиновнички-взяточники! Настоящие мужики, на которых земля держится. В эти вот времена как раз таких работяг и уважали, в отличие от конторских… Ну, какой мужик в контору пойдет бухгалтером?! Разве что старик или больной. Молодому-то парню на конторском стуле сидеть – позор, вовек не отмоешься, да и какая девка за него замуж пойдет? Никакая. И это было – правильно.

Где-то после полудня – часа в четыре – Радик вслед за Серым завернул на ток – наскоро попить чаю.

У весовой стояла бежевая «Победа» Степаныча, сам же директор, подойдя к ЗИСу, похлопал грузовик по капоту:

– Ну, как машина?

– Ничего, Федот Степаныч, – вытерев губы ладонью, улыбнулся Рад. – Тянет.

– Я вижу, что тянет. В общем так, до вечера я за тебя поезжу…

Молодой человек удивленно моргнул.

– Да-да, – ухмыльнулся директор. – Чего глазами хлопаешь? У председателя колхоза «виллис» его чертов сломался… когда еще ему говорил, чтоб на «газик» сменял. Теперь вот звонил только что, машину просил – в райцентр, вишь, ему надо. А мне, между прочим, некогда – у меня народный контроль вот-вот. Так что, Родион, бери «Победу» и гони к председателю – в город поедешь. У него-то шофер – тот еще прощелыга, машину ему доверить – ни в жисть, а вот тебе… – Федот Степаныч неожиданно улыбнулся. – Только надо заехать сперва домой – сполоснуться. Но, ты не думай – у Кузьмича в райцентре дел много, вернетесь вы к ночи, а может, и за полночь, но утром, чтоб как штык – на работу, усек!

– Усек, – Рад скосил глаза на «Победу» – машинка была, конечно, классная!

– Ну, тогда давай – поезжай… Да не торопись, чай-то допей, не горит же.

Махнув рукой, директор бросил на лавку пиджак и забрался в прокаленную солнцем кабину ЗИСа.

– Да, не повезло тебе, – искренне посочувствовал Серый. – С председателем-то намаешься. И туда ему надо, и туда, и еще, черт-те, знает, куда. Я вон, зимой с ним ездил – все на свете проклял. Ты легковыми-то управлял?

– «Победой» – нет, – честно признался Радик.

– Ну, ничего там сложного, но… Пошли, покажу.

Вдвоем они забрались в салон, уселись на передний диван, именно что диван, а не сиденье – широкий, обитый кожей… или, скорее, кожзаменителем, но все равно – шикарно! Рычаг переключения передач в этой модели располагался на руле – как у какого-нибудь «американца».

– Вот, смотри, – со знанием дела объяснял Серега. – Первую передачку ты всегда с треском включишь, если сразу, а, чтоб мягонько – сначала включи вторую, а потом – оп – двойной выжим – и рычажок вниз – на себя – снова вниз – первая! Простите-извините – никакого шума и треска. Спокойненько тронулся… А в городе – там и со второй можно запросто. Смекнул?

– Да смекнул, смекнул – спасибо.

– А вот этот рычажок видишь? Указатель поворотов, во! Руку в окно не надо высовывать, чтоб сигналы подать. Ну, все… утром встретимся.

Выскочив из кабины, Серый захлопнул дверь, и Родион запустил двигатель, затем осторожненько – как только что показывали – врубил вторую передачку… тут же переключился на первую… тронулся… выехав на дорогу, прибавил газку… Мотор работал мощно, уверенно и тянул – дай боже! Увлекшись, молодой человек едва не проскочил поворот к дому тетки Конкордии. А, уже подъехав, нажал на сигнал…

Возившаяся в огороде Хильда подняла голову… улыбнулась, побежала навстречу.

– Это у тебя теперь вместо коня?

– Можно сказать и так, – стягивая через голову майку, улыбнулся Радик. – А ну-ка, полей водицы… во-он корец возьми… Ага… так… ух, хорошо! Там, в сарае, кажется, старую рубаху видел, должна бы впору быть. Ладно, побежал, некогда.

Чмокнув супругу в щеку, молодой человек быстрым шагом вернулся к машине и, открыв дверцу, обернулся, помахал рукой.

Председатель колхоза «Светлый путь» Михаил Кузьмич Капитонов – грузный мужчина в синем бостоновом костюме и белой полотняной кепке – уже нетерпеливо прохаживался возле правления, у стендов с портретами передовиков и идеологически выверенными плакатами, типа «Колхозник! Береги народное добро!». В левой руке председатель держал объемистый портфель дивной светло-коричневой кожи, а в правой – носовой платок, которым томно обмахивался, время от времени вытирая стекавшие по лбу крупные капли пота.

– А, явился… – устроившись на переднем сиденье, Михаил Кузьмич протянул руку. – Ну, здоров… Чего-то я тебе не припомню? Новенький, что ли? А-а-а, тот, о котором… Ну, едем, едем.

Родион послушно тронул машину.

– Ты, хлопче, не переживай насчет документов да денег, – открыв форточку, шумно вздохнул председатель. – Бывает. Вон, по амнистии много всякой шантрапы выпустили… не блатных, нет, а так, шпанят приблатненых, вот и озоруют, сволочи. Ничо! Скоро их всех припрем, не сомневайся. Ты про поправки к уголовному кодексу слыхал?

– Не слыхал.

– Эх, молодежь, молодежь – во всех же газетах пишут! Теперь три раза по мелкому хулиганству попался – все! За решеточку угодил. Я считаю – правильно. А мелкое хулиганство у нас что? А поскандалил с кем-нибудь в общественном месте, прохожих обругал грубо – вот вам и все. И правильно… Радио-то у Степаныча работает? О!

Протянув руку к панели, Михаил Кузьмич покрутил какую-то ручку… заиграла музыка… оперная, что ли…

МП-3-магнитола, оказывается, тут имелась, просто Родион не обратил внимания. Ну, не МП-3, а что-то вроде – одно радио, но и то по этим временам – роскошь. В машине – и радио! Барство какое-то прямо.

Опера, похоже, председателю не понравилась – он еще половил волн, попалось какое-то утробное «вооруженные решениями партийного съезда, трудящиеся Лаоса показали стойкость и мужество…» – после чего Михаил Кузьмич вырубил радио напрочь.

– Ну, ничего интересного! Нет, чтобы песни какие-нибудь передали… Шуме-е-ел камы-ы-ыш… А, ну-ка, Белград посмотрим… Тут должно ловить!

Опять щелчок… и – музыка… на этот раз, слава богу, не опера, а… рок-н-ролл какой-то! Определенно рок-н-ролл! Би-боп-а-лу-ла… пам-пам-пам…

Дальше председатель не слушал, плюнул в форточку да вырубил звук. А Родион удивился – надо же, Белград рок-н-роллы передает!

– А Степаныч тебя хвалит, – вытерев шею платком, добродушно произнес Михаил Кузьмич. – Говорит – работящий и технику знаешь. Значит, не зря мы участкового уговорили. Что ж, нам шофера нужны – страда, сам понимаешь! Раньше-то бывало и студентов на помощь пригонят, и солдатушек, а теперь – на пленуме сказано, от этого отходить, самим хозяйствовать – «прибыльно, рачительно и разумно». Ну, оно и правильно, если вдуматься – каждый своим делом заниматься должен. А с другой стороны – где ж МТС в страду столько шоферов найдет? Тем более, колхозов-то у нас – наш вот, «Светлый путь», да в Климовке – имени Тельмана, еще «Луч Ильича», и имени Восемнадцатого партсъезда! Четыре колхоза на МТС! Ну. Степаныч, ничего, молодец, справляется.

Председатель еще много чего говорил все в том же духе, Родион его и не слушал, погрузившись в свои мысли – было ведь, о чем подумать. До возвращения участкового осталось десять дней… нет, уже девять, а там… Там – разоблачат, как шпионов. Неминуемо разоблачат, и что дальше? Тюрьма, лагеря? Именно так все и будет, если вовремя ноги не сделать. Болото! Обязательно завтра же съездить… даже и повод не надо придумывать – другу Сереге номер помочь поискать.

– Во-он у того здания тормозни!

Черт! И не заметил, как приехали уже. Город! Нет, скорее – окраина. Железнодорожные пути, пакгаузы, склады… Лозунг – белым по красному – ну, а как же без этого?

«Товарищи, повышайте производительность труда!»

– Тут пока жди, в тенечке, – выбравшись из салона, председатель прихватил портфель и скрылся за дверью какой-то конторы.

Родион тоже вышел, походил вокруг машины, покосился на стоявший неподалеку синий четырехсотый «Москвич», жутко похожий на «Опель», протер стекла тряпкой, потом, распахнув двери – все ж хоть какой-то сквозняк, включил радио – рок-н-роллы послушать.

Ага, рок-н-роллы… Снова какая-то опера… Заунывные песни народностей… Бормотание… Новости. Ну, от нечего делать, можно и новости послушать.

– Прр… шшш… Георгий Максимилианович Маленков и первый заместитель председателя Совета министров СССР, министр внутренних дел товарищ Лаврентий Павлович Берия по приглашению федерального канцлера Аденауэра посетили первый съезд христианских демократов Объединенной Германии… шшш… прр…

Что такое?

Молодой человек дернул шеей. Послышалось, что ли? Какая в эти времена Объединенная Германия?! Есть ФРГ – обычная, буржуазная, и ГДР, где социализм строят.

А может, со временем ошибочка вышла, может, никакие сейчас не пятидесятые… Нет, точно – послышалось. Да и на солнышке перегрелся – бывает.

Или…

Сидевший в «Москвиче» водитель – пожилой лысоватый дядечка – увлечено читал газету… вот отложил.

– Товарищ… Вы газеточку почитать не дадите? – подскочив, вежливо попросил Радик.

– Газету? А, пожалуйста, бери. Только это – вчерашняя.

– Спасибо большое.

Вчерашняя…

От 3-го августа 1958 года!!!

И – на первой полосе, рядом с Маленковым – улыбающийся Берия! Который еще лет пять назад расстрелян как вредитель и английский шпион!

Глава 2
Август 1958 года. Колхоз «Светлый путь»
Стрелы

Нет, а что дальше-то? Что еще-то в газетах пишут?

«Товарищ Г. М. Маленков на съезде колхозников-ударников», «Выступления тов. Л. П. Берии на торжественном заседании генеральной прокуратуры», «…на встрече со студентами МГУ» Надо же! Хорошо расстрелянный – со студентами встречается, на торжественных заседаниях выступает…

Снова Маленков, на этот раз – среди пионеров. А вот – он же – с Иосифом Броз-Тито. И рядом – опять же – Берия!

«Нормализация отношения с СФРЮ». Однако… А с Китаем, интересно, как?

А не рассорились! Вон заголовок – «Русский и китаец – братья навек!». Визит маршала Булганина в КНР. Совместные маневры.

Позвольте, позвольте… а где же Хрущев? Куда же запропастился харизматичный и по-детски непосредственный советский лидер? Который, судя по всему – и не лидер вовсе. А вот он… на второй странице – «Н. С. Хрущев выступает на партхозактиве МГК Москвы». Что-то слабовато для лидера… Маленков тут везде… И Берия! Берия здесь, Берия там… Выступает… И что говорит? А вот что…

«… постоянно совершенствовать социалистическую законность, расследовать уголовные дела непредвзято»… кто бы спорил? «Постепенно перевести все фабрики и заводы на хозрасчет», «смелей выдвигать национальные кадры», «не теряя бдительности, изжить наконец шпиономанию, которая очень часто мешает реальному делу», «поднять на новый уровень нефтяную промышленность Закавказья»…

И ни слова – о врагах народа, о вредителях, шпионах!

Это не то время!!!

Снова поползли по лбу капли пота… только на этот раз вовсе не от жары.

Это время – вовсе не прошлое той России, в которой родился и жил Родион! Это какое-то свое, параллельное, время, совершенно иной мир, где Берия – вовсе не расстрелян и никакой не подлец, а в общем-то. вполне вменяемый лидер, зам Маленкова, ну, Маленков сам по себе – не фигура. Фигура – Берия! Свершено иной Берия, не тот, которого знал по гнусным перестроечным статейкам убогий российский обыватель… другой… Настоящий!

И партия, КПСС, похоже, ничего уже в стране не решает. Все – Совет министров – правительство. И еще – вон, ниже – Съезд народных депутатов.

Совершенно иной мир! И СССР в нем – иной. Уже свободный от многих жупелов и, если так можно сказать, – многообещающий.

То-то участковый… То-то с документами так просто прошло! Да уж – от подозрительности избавились. Не все, правда, но…

– Что, зачитался? – вернувшийся председатель грузно уселся на сиденье. – Трогай, в мастерские поедем.

Они обернулись быстро, вернулись в станицу не к утру – к двенадцати. Оставив машину во дворе МТС, Родион пришел домой в самых противоречивых чувствах. Даже есть не хотелось, и усталости никакой не чувствовал… даже не обратил внимание на необычно взволнованную хозяйку.

– Слышь, чего говорю-то?! – нарезая хлеб, повторила Конкордия Андреевна. – Лида, жонка-то твоя, приболела.

– Что?! – наконец-то врубился Рад. – Как так – приболела? Где она?

– Да сиди, сиди… я ей тут, в комнате, постелила – спит! А вечером-то у ней из носу кровь пошла… бывает.

Господи… Только этого еще не хватало!

Кровь!

– Ты уж один пока в сарайчике поспи…

– Так, может, врач?! Врача вызвать.

– Приходила уж фельдшарица. Сказала – покой. А давление у нее, жинки твоей, нормальное и температуры нет – это уж точно, век свободы не видать! Только что-то бледная вся лебедушка сделалась, как вот, полотно.

И все же, несмотря на недомогание, проснулась Хильда рано, зашла в сарай, пошатнулась, едва не упав. Родион подхватил жену на руки:

– Да что ж с тобой такое, милая?

– Сама не знаю, – голос девушки казался бесцветным и слабым. – Словно бы что-то сдавило грудь. И в глазах померкло. Я прилягу на солому, ладно?

– Иди лучше в дом… нет, я тебе отнесу.

– Пустое… Ты обо мне не беспокойся, милый. Ничего! И не через такие беды проходила.

Болото… Срочно проверить болото. Ведь наверняка можно, можно как-то уйти. Черт… еще и болезнь эта. Не было печали.

Болото. Ведь жрец Влекумер их как-то отправил… как теперь выяснилось – не туда. Но ведь отправил же! Волхвовал да заклинанье какое-то произносил… знать бы – какое? И что не спросил, не поинтересовался? Некогда было… Вот так всю жизнь – некогда! Живем себе, как трава растет, все вроде бы чем-то заняты, чем-то таким важным, без чего, кажется, и жить-то нельзя, а на поверку, если присмотреться, остановиться, оглянуться назад – все это якобы важное более таковым уже и не кажется, наоборот даже. То важно, чего когда-то и не замечали вовсе.

– Как вчера съездили? Запчасти привезли? – первое, что спросил Степаныч.

– Да привезли – едва в машину влезли. Надо было на грузовике ехать…

– И съездили бы, да сам знаешь каждый грузовик сейчас на счету. Ладно, хватит болтать, всем – в поле.

В поле, так в поле – куда же еще-то? Родиону нравилось, хоть и тяжело было – нет лучше и благородней труда, чем труд хлебороба! Это не в конторе бумажную пыль глотать.

На току народу прибавилось, не только девчонки, но и парни, подростки из местной школы, видать – на практику. Дела спорились, машины разгружали быстро.

– Эй, Радик, кваску холодного хочешь?

Это Валька все – девка разбитная, справная. Ишь, как глазом васильковым косит, а грудь, грудь-то под платьишком ситцевым так и ходит.

Тьфу ты… И куда только глаза смотрят?

О другом думать надобно.

Ближе к обеду Родион все ж таки улучил момент, подошел на весовой к Сереге:

– Слышь, Серый, номер-то как, отыскал?

– Да, извините-простите – фиг! – раздраженно отмахнулся приятель. – Вчера весь обед в сухомятку – на болотине этой чуть ли не брюхом проползал. Нету нигде номера – как корова языком. Видать, в трясину затянуло, теперь уж не сыщешь. А Степаныч, вишь ты, косится… ох, чую, грядет скоро расплата!

– Каким ты высоким штилем выражаться стал! Ничего, голову-то не срубят, не те времена.

– Это уж точно – не те! – Серега неожиданно повеселел и согласно тряхнул чубом.

– А я сегодня с тобой хотел на болотину съездить, помочь поискать.

– Да ну его, этот номер, к ляду!

– Ты же в самую-то трясину не заезжал… не мог он в трясину-то улететь, не на крыльях. Вместе-то искать веселее. А хлеба бы на току взяли, да сала.

– Да есть у меня и хлеб, и сало! И картошка найдется, и помидорчики… – Парень задумался и, махнув рукой, весело подмигнул. – А, ладно, Родька, поехали! И впрямь – вдвоем-то куда веселее.

Так и сделали, предупредив бригадира, вместо обеда рванули к болоту – по шоссе, потом по грунтовке, по перелеску.

Остановились, приткнули машинки рядом – ЗИС-5 к «газону».

Серега хлопнул дверью, усмехнулся:

– Видел бы нас кто со стороны, сказал бы – ну, точно горилку пить собралися. По-шоферски – дверь в дверь.

– Ла-адно… Ты по той сторонке иди, а я – по этой. В камышах повнимательнее смотри.

– Да смотрел уж.

Ничего интересного осмотр трясины не дал. Номер, конечно, не нашли – да и не могли бы. Родион когда еще его у Влекумера-жреца видел. Интересно, зачем волхву номер? На телегу себе приладить собрался, чтоб гаишники не оштрафовали? А зачем сороке или галке брильянты? Затем и жрецу номер – так просто, вещь непонятная, авось, на амулет потянет.

Нет, не ради номера Радик сюда приехал, но… ничего такого-этакого на болотине не было! Трясина, как трясина – даже сейчас, в жару, опасная, особо не высохшая и тянущаяся, наверное, на километр, а то и больше. А вокруг – лесостепь, ручей журчащий, овраги – в них травы в пояс нескошенные, деревца чахлые. Одно слово – неудобь, ни ягод, ни грибов нет.

– Ого – следы, глянь-ка! Мотоциклетные.

– Ха! Удивил – сюда многие заезжают – машины помыть.

– Серый, а ты говорил, тут вещи старинные находили?

– Да пацанва! Я и сам. Когда мелким был, сюда, на овраги, в войнушку играть захаживал. Ой, мать ругалась!

– А что такое?

– Ась?

– Спрашиваю, чего ругалась-то?

– Да больно уж далеко от станицы, да и трясина… сколько коров поглотила – и вспомнить страшно. Да и людей. У нас ведь тут того, пропадали.

– А новые не появлялись?

– Чего-чего?

– Ну, раз одни пропадали, то, может быть, вместо них другие объявлялись. Ну, чужие.

– Не-а, – усевшись на кочку, рассмеялся Серега. – Никаких других не было. Окромя вот, тебя с супругой. На, держи лук, сейчас сало отрежу… Ты давай, садись, хватит там шастать.

Родион тоже засмеялся: вдруг привиделся, как наяву, жрец Влекумер – страшный, морщинистый, с ожерельем из змеиных голов… и гаечным ключом на десять – номер у раззявы-шофера отвинчивал! Вот он, вредитель-то, вот он – двурушник и наймит! Одно слово – жрец, навий. Явно не социалистического настроя товарищ, нет! И куда только участковый смотрит? Да-а… а чем черт не шутит, может, Влекумер тоже пробирался сюда, в этот вот мир? Раз уж сумел их с Хильдой отправить. Кто знает? Может, и так? А раз так, то…

– Эй! Ты чего ржешь-то?

– Не обижайся. А сало у тебя вкусное, ум-м!

– Еще б! Матушка засаливала. Эх, хорошо сидим, Радька… еще б горилки! Ничо, вот страду закончим, я тебе скажу, у кого лучше горилку брать для проставы.

– Ага, вот вернется участковый, да скажет, что я – американский шпион.

– А ты что, американский язык знаешь?

– Американский?! Н-нет.

– Ну, вот. Какой же тогда ты шпион? А участкового не бойся, он то будет делать, что ему Кузьмич со Степанычем скажут. А ты у них пока в передовиках. Так и держись! Да и вообще, в колхозе у нас оставайся, не всегда тут такой аврал, бывает и весело. Увидишь еще. Ух, завалим с тобой в клуб на танцы… извините-простите!

– Водички ты не прихватил?

– Прихватил. Лови фляжку.

– Хороша… Серый, ты говорил, будто тут ребятишки играются?

– Да сейчас уже меньше – велосипеды у них теперь, в школе кружки всякие, в клуб кино каждую неделю привозят – зачем им сюда шляться? Теперь редко кто. А что ты спросил-то?

– Думаю, а может, кто из ребят номер твой отыскал?

– Хм… – Серега сдвинул на затылок кепку и покачал головой. – Не, это навряд ли. Нашли б, так на МТС приволокли… хотя могли и не приволочь, кто их знает? А ты, Радь, хорошую идею подал! Обязательно у пацанвы спрошу.

– Еще спроси – не видали ль они тут кого-нибудь? Номер-то твой могли и жестянщику сдать. Есть такие люди – собирают всякую дрянь.

– Знаю – старьевщики. До войны все в городах ходили, «ста-арье-берем!», а с войны – где их только нету. Эти – точно могли. Эх, коли так, плакал мой номер.

– Ничего, другой получишь… или этот можно восстановить.

– Да можно. Прости-извини, обидно только, когда тебя ни за что ни про что растяпой кличут!

Родион поспешно спрятал улыбку – да уж, действительно – «ни за что, ни про что».

– С Митькой Стрелой поговорю, я его сегодня у нас на току видел, – поднявшись на ноги, Серега выбросил мусор в кусты и тщательно вымыл руки в болотной – с темной торфяной водицей – луже.

– Что за Митька Стрела? – насторожился Радик.

– Да есть тут один… Тоже вот, года два назад все сюда, на болотину да в овраги хаживал – целая шобла у них была, в повстанцев играли. Так его тогда стрелой и пронзило, в руку, в предплечье – навылет. И, что интересно – стрела-то чужая, не наша. Лапиков всех пацанов к себе перетягал на дознание – молчали, как проклятые. Мол, извините-простите, дяденька участковый, а только не знаем мы, чья стрела, откель прилетела! Не мы стреляли – и все тут! Главное – и раненый-то, Митька, тоже ничего толком не смог показать. Так, с той поры Стрелой его и прозвали.

– Но ты у него спроси.

– Спрошу, конечно.

Митьку Стрелу Родион вызвал на беседу, проявив хитрость. Уже в конце рабочего дня подкатив на ток, заглушил двигатель, капот откинул – у ЗИСа движок с боковин открывался. Постоял, делая вид, что копается – сам же скинул ремень… обернулся – как раз с тока все к навесу шли, к лозунгам – итоги дня подводить, комсорг школьной бригады- как бишь его? – уже на картофельный ящик взобрался.

– Ну, что ж, я думаю, начнем, товарищи комсомольцы… ну и несоюзная молодежь тоже к нам присоединится. Итак… Сначала о текущем моменте…

– Эй, – Радик ухватил за руку пробегавшую мимо припозднившуюся девчонку. – Митька Стрела – который?

– А вон, слева, темненький, в майке линялой.

– Да вы тут все в линялых майках… Тот высокий, да?

– Да, да, длинный.

Чуть выждав, молодой человек подошел ближе…

– Эй, пацан.

Митька Стрела обернулся, жигнул глазами.

– Движок немножко чиню. Ремень подержишь? – ухмыльнулся Радик.