Нам подают китайский чай, Мы оба кушаем печенье; И – вспоминаем невзначай Людей великих изреченья; Летают звуки звонких слов, Во мне рождая умиленье, Как зов назойливых рогов, Как тонкое, петушье пенье.
Ты мне давно, давно знаком — (Знаком, быть может, до рожденья) — Янтарно-розовым лицом, Власы колеблющим перстом И – длиннополым сюртуком (Добычей, вероятно, моли) — Знаком до ужаса, до боли!
Знаком большим безбровым лбом В золотокосмом ореоле.
Сентябрь 1916Москва
Тела
На нас тела, как клочья песни спетой… В небытие Свисает где-то мертвенной планетой Все существо мое.
В слепых очах, в глухорожденном слухе Кричат тела. Беспламенные, каменные духи! Беспламенная мгла!
Зачем простер на тверди оледелой Свои огни Разбитый дух – в разорванное тело, В бессмысленные дни!
Зачем, за что в гнетущей, грозной гари, В растущий гром Мы – мертвенные, мертвенные твари — Безжертвенно бредем?
Декабрь 1916
Москва
Асе
Уже бледней в настенных тенях Свечей стекающих игра. Ты, цепенея на коленях, В неизреченном – до утра.
Теплом из сердца вырастая, Тобой, как солнцем облечен, Тобою солнечно блистая В Тебе, перед Тобою – Он.
Ты – отдана небесным негам Иной, безвременой весны: Лазурью, пурпуром и снегом Твои черты осветлены.
Ты вся как ландыш, легкий, чистый, Улыбки милой луч разлит. Смех бархатистый, смех лучистый И – воздух розовый ланит.
О, да! Никто не понимает, Что выражает твой наряд, Что будит, тайно открывает Твой брошенный, блаженный взгляд.
Любви неизреченной знанье Во влажных, ласковых глазах; Весны безвременной сиянье В алмазно-зреющих слезах.
Лазурным утром в снеге талом Живой алмазник засветлен; Но для тебя в алмазе малом Блистает алым солнцем – Он.