Андрей Белый
Стихотворения

Угроза

 
В тот час, когда над головой
Твой враг прострет покров гробницы, —
На туче вспыхнет снеговой
Грозящий перст моей десницы.
 
 
Над темной кущей
Я наплываю облаком, встающим
В зное.
 
 
Мой глас звучит,
Колебля рожь.
 
 
Мой нож
Блестит
Во имя Бога —
– Обломок месячного рога
Сквозь облако немое.
 
 
Всхожу дозором
По утрам
Окинуть взором
Вражий стан;
И там —
 
 
На бледнооблачной гряде
Стою с блеснувшим копией,
Подобным утренней звезде
 
 
Своим алмазным острием
Пронзившим веющий туман.
 

1905

Дедово

В темнице

 
Пришли и видят – я брожу
Средь иглистых чертополохов.
И вот опять в стенах сижу
В очах – нет слез, в груди – нет вздохов.
 
 
Мне жить в застенке суждено.
О, да – застенок мой прекрасен.
Я понял все. Мне все равно.
Я не боюсь. Мой разум ясен.
 
 
Да, – я проклятие изрек
Безумству в высь взлетевших зданий.
Вам не лишить меня вовек
Зари текучих лобызаний.
 
 
Моей мольбой, моим псалмом
Встречаю облак семиглавый,
Да оборвет взрыдавший гром
Дух празднословия лукавый.
Мне говорят, что я – умру,
Что худ я и смертельно болен,
Но я внимаю серебру
Заклокотавших колоколен.
 
 
Уйду я раннею весной
В линючей, в пламенной порфире
Воздвигнут в дали ледяной
Двузвездный, блещущий дикирий.
 

1907

Москва

Утро

 
Рой отблесков. Утро: опять я свободен и волен.
Открой занавески: в алмазах, в огне, в янтаре
Кресты колоколен Я болен? О нет – я не болен.
Воздетые руки горе на одре – в серебре.
 
 
Там в пурпуре зори, там бури – и в пурпуре бури.
Внемлите, ловите: воскрес я – глядите: воскрес.
Мой гроб уплывает – золотой в золотые лазури.
 
 
Поймали, свалили; на лоб положили компресс.
 

1907

Париж

Отпевание

 
Лежу в цветах онемелых,
Пунцовых, —
В гиацинтах розовых и лиловых,
И белых.
 
 
Без слов
Вознес мой друг —
Меж искристых блесток
Парчи —
 
 
Малиновый пук
Цветов —
 
 
В жестокий блеск
Свечи.
 
 
Приходите, гостьи и гости, —
Прошепчите: «О Боже»,
Оставляя в прихожей
 
 
Зонты и трости:
 
 
Вот – мои кости…
 
 
Чтоб услышать мне смех истерический, —
Возложите венок металлический!
 
 
Отпевание, рыдания
В сквозных, в янтарных лучах;
 
 
До свидания —
В местах,
Где нет ни болезни, ни воздыхания!
 
 
Дьякон крякнул,
Кадилом звякнул:
 
 
«Упокой, Господи, душу усопшего раба
твоего…»
 
 
Вокруг —
Невеста, любовница, друг
И цветов малиновый пук,
 
 
А со мной – никого,
Ничего.
 
 
Сквозь горсти цветов онемелых,
Пунцовых —
Савана лопасти —
Из гиацинтов лиловых
И белых —
Плещут в загробные пропасти.
 

1906

Серебряный Колодезь

У гроба

 
Со мной она —
Она одна.
 
 
В окнах весна.
Свод неба синь.
Облака летят.
 
 
А в церквах звонят:
«Дилинь динь-динь…»
 
 
В черном лежу сюртуке,
С желтым —
С желтым
Лицом;
Образок в костяной руке.
 
 
Дилинь бим-бом!
 
 
Нашел в гробу
Свою судьбу.
 
 
Сверкнула лампадка.
Тонуть в неземных
Далях —
Мне сладко.
 
 
Невеста моя зарыдала,
Крестя мне бледный лоб.
В креповых, сквозных
Вуалях
Головка ее упала —
В гроб…
Ко мне прильнула:
Я обжег лицо ее льдом.
Кольцо блеснуло
На пальце моем.
 
 
Дилинь бим-бом!
 

1906

Серебряный Колодезь

Вынос

 
Венки снимут —
Гроб поднимут —
 
 
Знаю,
Не спросят.
 
 
Над головами
Проплываю
За венками —
 
 
Выносят —
 
 
В дымных столбах,
В желтых свечах,
В красных цветах —
 
 
Ах!..
 
 
Там колкой
Елкой, —
Там можжевельником
Бросят
На радость прохожим
бездельникам —
 
 
Из дому
Выносят.
Прижался
Ко лбу костяному
Венчик.
 
 
Его испугался
Прохожий младенчик.
 
 
Плыву мимо толп,
Мимо дворни
Лицом —
В телеграфный столб,
В холод горний.
 
 
Толпа отступает.
Служитель бюро
Там с иконой шагает,
 
 
И плывет серебро
Катафалка.
 
 
Поют,
Но не внемлю.
 
 
И жалко,
 
 
И жалко,
И жалко
Мне землю.
 
 
Поют, поют:
В последний
Приют
Снесут
С обедни —
 
 
Меня несут
На страшный суд.
 
 
Кто-то там шепчет невнятно:
«Твердь – необъятна».
Прильнула и шепчет невнятно
Мне бледная, бледная смерть.
Мне приятно.
 
 
На желтом лице моем выпали
Пятна.
 
 
Цветами —
Засыпали.
Устами —
Прославили.
Свечами —
Уставили.
 

1906

Серебряный Колодезь

Друзьям

Н.И. Петровской

 
Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.
 
 
Не смейтесь над мертвым поэтом:
Снесите ему цветок.
На кресте и зимой и летом
Мой фарфоровый бьется венок.
 
 
Цветы на нем побиты.
Образок полинял.
Тяжелые плиты.
Жду, чтоб их кто-нибудь снял.
 
 
Любил только звон колокольный
И закат.
Отчего мне так больно, больно!
Я не виноват.
Пожалейте, придите;
Навстречу венком метнусь.
О, любите меня, полюбите —
Я, быть может, не умер, быть может,
проснусь
Вернусь!
 

Январь 1907

Париж

Туда

 
К небу из душных гробов
Головы выше закинем:
Видишь – седых облачков
Бледные пятна на синем.
 
 
Ринемся к ним
Сквозь это марево пыли.
Плавно взлетим
Взмахом серебряных крылий.
 
 
Память о прошлом уснет.
Робко на облако встанем.
В синий пролет
Робко заглянем.
 
 
В страхе замрем
Грустны и немы,
И не поймем,
Где мы.
 
 
Белый атлас.
Свод полнозвездный…
Приняли нас
Вечные бездны.
 

1904

Серебряный Колодезь

* * *

 
Я в струе воздушного тока,
Восстану на мертвом одре.
Закачается красное око
На упавшем железном кресте.
 
 
Мне подножие – мраморный камень,
Но я встану, омят бирюзой.
На ланитах заискрится пламень
Самоцветной, как день, слезой.
 
 
Скоро, скоро – сквозным я духом
Неотвратно приду за ней,
Облеченный бледным воздухом,
Как вуалью все тех же дней.
 
 
И к ней – воздушный скиталец —
Прижму снеговое лицо.
Наденет она на палец
Золотое мое кольцо.
 
 
Знаю все: в сквозные вуали
И в закатный красный янтарь,
Облечемся, – царица, царь.
 
 
Был окован могилой сырою,
Надо мною качался крест.
А теперь от людей укрою
Ее колыбелью звезд.
 

1907

Москва

Просветы

Поповна

З.Н. Гиппиус

 
Свежеет. Час условный.
С полей прошел народ.
Вся в розовом поповна
Идет на огород.
 
 
В руке ромашек связка.
Под шалью узел кос.
Букетиками баска —
Букетиками роз.
 
 
Как пава, величава.
Опущен шелк ресниц.
Налево и направо
Все пугала для птиц.
 
 
Жеманница срывает
То злак, то василек.
Идет. Над ней порхает
Капустный мотылек.
 
 
Над пыльною листвою,
Наряден, вымыт, чист, —
Коломенской верстою
Торчит семинарист.
 
 
Лукаво и жестоко
Блестят в лучах зари —
Его младое око
И красные угри.
Прекрасная поповна, —
Прекрасная, как сон,
Молчит, – зарделась, словно
Весенний цвет пион.
 
 
Молчи. Под трель лягушек
Ей сладко, сладко млеть.
На лик златых веснушек
Загар рассыпал сеть.
 
 
Кругом моркови, репы.
Выходят на лужок.
Танцуют курослепы.
Играет ветерок.
 
 
Вдали над косарями
Огни зари горят.
А косы лезвиями —
Горят, поют, свистят.
 
 
Там ряд избенок вьется
В косматую синель.
Поскрипывая, гнется
Там длинный журавель^[9].
 
 
И там, где крест железный, —
Все ветры на закат
Касаток стаи в бездны
Лазуревые мчат.
 
 
Не терпится кокетке
(Семь бед – один ответ).
Пришпилила к жилетке
Ему ромашки цвет.
 
 
А он: «Домой бы, Маша,
Чтоб не хватились нас
Папаша и мамаша.
Домой бы: поздний час».
Но розовые юбки
Расправила. В ответ
Он ей целует губки,
Сжимает ей корсет.
 
 
Предавшись сладким мукам
Прохладным вечерком,
В лицо ей дышит луком
И крепким табаком.
 
 
На баске безотчетно
Раскалывает брошь
Своей рукою потной, —
Влечет в густую рожь.
 
 
Молчит. Под трель лягушек
Ей сладко, сладко млеть.
На лик златых веснушек
Загар рассыпал сеть.
 
 
Прохлада нежно дышит
В напевах косарей.
Не видит их, не слышит
Отец протоиерей.
 
 
В подряснике холщовом
Прижался он к окну
Корит жестоким словом
Покорную жену.
 
 
«Опять ушла от дела
Гулять родная дочь.
Опять не доглядела!»
И смотрит – смотрит в ночь.
 
 
И видит сквозь орешник
В вечерней чистоте
Лишь небо да скворечник
На согнутом шесте.
 
 
С дебелой попадьею
Всю ночь бранится он,
Летучею струею
Зарницы осветлен.
 
 
Всю ночь кладет поклоны
Седая попадья,
И темные иконы
Златит уже заря.
 
 
А там в игре любовной,
Клоня косматый лист,
Над бледною поповной
Склонен семинарист.
 
 
Колышется над ними
Крапива да лопух.
Кричит в рассветном дыме
Докучливый петух.
 
 
Близ речки ставят верши
В туманных камышах.
Да меркнет серп умерший,
Висящий в облачках.
 

1906

Москва

Город

 
Клонится колос родимый
Боже, – внемли и подъемли
С пажитей, с пашни
Клубы воздушного дыма, —
Дымные золота земли!
 
 
Дома покой опостылил.
Дом покидаю я отчий…
Облаков башни
В выси высокие вылил, —
Вылил из золота Зодчий.
Юность моя золотая,
Годы, разбитые втуне!..
К ниве озимой
Ласково льнут, пролетая,
Легкие, легкие луни.
 
 
Лик мой, что в высь опрокинул,
Светочем, Боже, исполни!
Светоч родимый —
В просветы светлые хлынул
Хладными хлябями молний.
 
 
Буду я градом исколот.
Вихрь меня пылью замылит
В неба лазурного холод —
Город из золота вылит.
 

1907

Тройка

 
Ей, помчались! Кони бойко
Бьют копытом в звонкий лед;
Разукрашенная тройка
Закружит и унесет.
 
 
Солнце, над равниной кроясь,
Зарумянится слегка.
В крупных искрах блещет пояс
Молодого ямщика.
 
 
Будет вечер: опояшет
Небо яркий багрянец.
Захохочет и запляшет
Твой валдайский бубенец.
 
 
Ляжет скатерть огневая
На холодные снега.
Загорится расписная
Золотистая дуга.
Кони встанут. Ветер стихнет.
Кто там встретит на крыльце?
Чей румянец ярче вспыхнет
На обветренном лице?
 
 
Сядет в тройку. Улыбнется.
Скажет: «Здравствуй, молодец…»
И опять в полях зальется
Вольным смехом бубенец.
 

Июнь 1904

Серебряный Колодезь

Странники

А.С. Петровскому

 

 
Как дитя, мы свободу лелеяли,
Проживая средь душной неволи.
Срок прошел. Мы былое развеяли.
Убежали в пустынное поле.
 
 
Там, как в тюрьмах, росло наше детище;
Здесь приветствовал стебель нас ломкий.
Ветерок нежно рвал наше вретище.
Мы взвалили на плечи котомки, —
 
 
И пошли. Силой крестного знаменья
Ты бодрил меня, бледный товарищ,
Над простором приветствовал пламень я
Догоравших вечерних пожарищ.
 
 
Ветерки прошумели побегами.
Мы, вздохнув, о страданье забыли.
День погас. На дороге телегами
Поднимали столбы серой пыли.
 
 
Встало облако сизыми башнями.
С голубых, бледнотающих вышек
Над далекими хлебными пашнями
Брызнул свет златоогненных вспышек.
Зорька таяла пологом розовым.
Где-то каркал охрипший галчонок.
Ты смотрел, как лесом березовым
Серп луны был и снежен, и тонок.
 

1904

Москва

В лодке

 
Лишь прохладой дохнул водяною,
Порастаяли черные мысли.
И цветов росяных надо мною
Белоснежные кисти повисли.
 
 
Затомлен поцелуем воздушным.
И поклоны зеленого стебля
Я веслом отклоняю послушным,
Легкоструйные ткани колебля.
 
 
Что со мною? Восторг ли, испуг ли
В пенном кружеве струйном уносит?
Золотые, закатные угли
Уходящее солнце разбросит.
 
 
Прокипев, хрустали золотые
Разбежались от пляшущих весел
И смеясь, росяные цветы я
В бирюзовое зеркало бросил.
 
 
День сгорел – отошел: он не нужен…
И забила по ясности зыбкой
Пузырьками воздушных жемчужин
Легкоплавная, юркая рыбка.
 

1907

Париж

Жизнь

В.И. Иванову

 
Всю-то жизнь вперед иду покорно я.
Обернуться, вспять идти – нельзя.
Вот она – протоптанная, торная,
Жаром пропыленная стезя!
 
 
Кто зовет благоуханной клятвою,
Вздохом сладко вдаль зовет идти,
Чтобы в день безветренный над жатвою
Жертвенною кровью изойти?
 
 
Лучевые копья, предзакатные
Изорвали грудь своим огнем
Напоили волны перекатные
Ароматно веющим вином.
 
 
Как зарей вечернею, зеленою, —
Как поет восторг, поет в груди!
Обрывутся полосой студеною
Надо мной хрустальные дожди.
 
 
Все поля – кругом поля горбатые,
В них найду покой себе – найду:
На сухие стебли, узловатые,
Как на копья острые, паду.
 

Август 1906

Серебряный Колодезь

Вечер

 
Вечер. Коса золотистая,
Видишь, – в лесу замелькала осиновом.
 
 
Ветка далекая,
Росистая,
Наклоняется
В небе малиновом.
И сорока качается
На ней белобокая.
 
 
Слежу за малюткою.
С видом рассеянным
То постоит
Над незабудкою,
То побежит
За одуванчика пухом развеянным.
 
 
Милая, ясная,
Синеокая, —
Засмотрелась, как белочка красная
Проскакала по веточке, цокая.
 
 
Ласковый, розово-матовый
Вечер.
В небо вознесся агатовый
Блещущий глетчер.
 

1906

Дедово

Тень

 
Откос под ногами песчаный, отлогий.
Просторы седые открылись с откоса.
И спелою кистью усталые ноги
Целует и гладит мне спелое просо.
 
 
Но облак, порфирой своей переметной
Лизнувший по морю колосьев кипящих,
Поплыл, оттеняя в душе беззаботной
Немые пространства восторгов томящих.
 
 
Я плакал: но ветром порфира воздушно,
Как бархатом черным, – она продышала;
И бархатом черным безвластно, послушно
Пред солнцем, под солнцем она облетала.
Я в солнце смеялся, но было мне больно.
На пыльной дороге гремели колеса.
Так ясен был день, но тревогой невольной
Вскипело у ног медно-ржавое просо.
 

1906

Серебряный Колодезь

Работа

П.И. Астрову

 
На дворе с недавних пор
В услуженье ты у прачки.
День-деньской свожу на двор
Кирпичи для стройки в тачке.
 
 
День-деньской колю дрова,
Отогнав тревогу.
Все мудреные слова
Позабыл, ей-богу!
 
 
От зари до поздних рос
Труд мой легок и налажен.
Вот согнулся я, и тес
Под рубанком срезан, сглажен.
 
 
Вдоль бревна скользит рубанок,
Завивая стружки.
Там в окне я из-за банок
Вижу взгляд подружки.
 
 
Там глядишь ты из угла
На зеленые березки…
С легким присвистом пила,
Накалясь, вопьется в доски,
 
 
Растяжелым утюгом
Обжигаешься и гладишь.
Жарким, летним вечерком
Песенку наладишь: —
Подхвачу… Так четко бьет
Молоток мой по стамеске:
То взлетит, то упадет,
Проблистав в вечернем блеске.
 

1904

Ефремов

Всё забыл

Г. Гюнтеру

 
Я без слов: я не могу.
Слов не надо мне.
 
 
На пустынном берегу
Я почил во сне.
 
 
Не словам, – молчанью, брат,
О, внемли, внемли.
 
 
Мы – сияющий закат,
Взвеянный с земли.
 
 
Легких воздухов крутят
Легкие моря.
 
 
Днем и сумраком объят, —
Я, как ты, – заря.
 
 
Это я плесну волной
Ветра в голубом.
 
 
Говорю тебе одно,
Но смеюсь – в другом.
 
 
Пью закатную печаль —
Красное вино.
 
 
Знал, забыл – забыть не жаль
Всё забыл давно.
 

Март 1906

Москва

Кроткий отдых

 
Я изранен в неравном бою.
День мой труден и горек.
День пройдет: я тебя узнаю
В ласке тающих зорек.
 
 
От докучных вопросов толпы
Я в поля ухожу без ответа:
А в полях – золотые снопы
Беззакатного света.
 
 
Дробный дождик в лазурь
Нежным золотом сеет над нами:
Бирюзовые взоры не хмурь —
Процелуй, зацелуй ветерками.
 
 
И опять никого. Я склонен, —
Я молюсь пролетающим часом.
Только лен
Провевает атласом.
 
 
Только луг
Чуть сверкает в сырой паутине,
Только бледно сияющий круг
В безответности синей.
 

Февраль 1905

Москва

Прогулка

 
Не струя золотого вина
В отлетающем вечере алом:
Расплескалась колосьев волна,
Вдоль межи пролетевшая шквалом.
 
 
Чуть кивали во ржи васильков
Голубые, как небо, коронки,
Слыша зов,
Серебристый, и чистый, и звонкий.
Голосистый поток
Закипал золотым водометом:
Завернулась в платок, —
Любовалась пролетом.
 
 
На струистой, кипящей волне
Наши легкие, темные тени —
Распростерты в вечернем огне
Без движений.
 
 
Я сказал: «Не забудь»,
Подавая лазурный букетик.
Ты – головку склонивши на грудь,
Целовала за цветиком цветик.
 

1904

Серебряный Колодезь

Обручальное кольцо

 
Солнца эфирная кровь,
Росный, серебряный слиток,
Нежность, восторг и любовь:
Вот он – пьянящий напиток.
 
 
Знай: это – я, это – я,
Это – мои поцелуи.
Я зачарую тебя.
Струи, жемчужные струи!
 
 
Если с улыбкой пройдешь
Лугом, межой, перелеском,
Я – в закипевшую рожь
Брызну рассыпчатым блеском.
 
 
Если ты пьешь, чуть дыша,
Венчиком розовых губок, —
Знай, молодая душа —
Неба взметенного кубок.
Кубок лазурный испей:
Слаще, звончей и чудесней
Там – меж струистых зыбей —
Райские, райские песни…
 
 
Сердишься, прячешь кольцо, —
Душу грозою наполню,
Ярые тучи в лицо
Мечут янтарную молнью.
 

1907

Петровское

Память

 
Листочком
Всхлипнет ветка осиновая.
 
 
Глазочком
Поморгает лампадка малиновая.
 
 
Милые
Приходят ко мне с веночком, —
 
 
С цветами —
Белыми, сладостными
Цветами.
 
 
Из могилы я
Орошаю радостными
Моими слезами
Цветы.
Кругом —
Кресты
Каменные.
Кругом —
Цветы
Да фонарики пламенные.
 

1907

Ты

 
Меж сиреней, меж решеток
Бронзовых притих.
Не сжимают черных четок
Пальцы рук твоих.
 
 
Блещут темные одежды.
Плещет темный плат.
Сквозь опущенные вежды
Искрится закат.
 
 
У могил, дрожа, из келий
Зажигать огни
Ты пройдешь – пройдешь сквозь ели:
Прошумят они.
 
 
На меня усталым ликом
Глянешь, промолчишь.
Золотое небо криком
Остро взрежет стриж.
 
 
И, нарвав сирени сладкой,
Вновь уйдешь ты прочь.
Над пунцовою лампадкой
Поднимаюсь в ночь.
 
 
Саван крест росою кропит,
Щелкнет черный дрозд,
Да сырой туман затопит
На заре погост.
 

1906

Дедово

Приходи

 
Издалека
Прошушукаю милой
Легким лепетом,
Руки складывая
На груди:
«Приходи!»
Над могилой
Трепетом
Колыхается красное око.
 
 
Из сирени
В тени
Падаю,
Руки складывая
На груди.
 
 
К милой
Лепетом
Прилечу издалёка.
 
 
Над могилой
Трепетом
Колыхается страстное око.
 

1907

Свидание

 
Тужила о милом.
 
 
Левкою
Весною
Носила к могилам.
 
 
Над вечным покоем
Стояла
С левкоем.
 
 
Упала
Она на граниты.
 
 
Бериллы, и жемчуг,
И слезы
Зажгли ей ланиты.
И душные розы,
И душные розы —
Пурпурные —
 
 
Могилы
Вонею кропили.
 
 
Вставали,
Бродили, —
 
 
Она
И с ней милый.
 
 
Они проходили
В эфиры лазурные.
 

1906

Серебряный Колодезь

Обет

 
Ты шепчешь вновь: «Зачем, зачем он
Тревожит память мертвых дней?»
В порфире легкой, легкий демон,
Я набегаю из теней.
 
 
Ты видишь – мантия ночная
Пространством ниспадает с плеч.
Рука моя, рука сквозная,
Приподняла кометный меч.
 
 
Тебе срываю месяц – чашу,
Холодный блеск устами пей…
Уносимся в обитель нашу
Эфиром плещущих степей.
 
 
Не укрывай смущенных взоров.
Смотри – необозримый мир.
Дожди летящих метеоров,
Перерезающих эфир.
Протянут огневые струны
На лире, брошенной в миры.
Коснись ее рукою юной:
И звезды от твоей игры —
 
 
Рассыплются дождем симфоний
В пространствах горестных, земных:
Там вспыхнет луч на небосклоне
От тел, летящих в ночь, сквозных.
 

Июль 1907

Москва

Горемыки

Изгнанник

М.И. Сизову

 

 
Покинув город, мглой объятый,
Пугаюсь шума я и грохота.
Еще вдали гремят раскаты
Насмешливого, злого хохота.
 
 
Там я года твердил о вечном —
В меня бросали вы каменьями.
Вы в исступленье скоротечном
Моими тешились мученьями.
 
 
Я покидаю вас, изгнанник, —
Моей свободы вы не свяжете.
Бегу – согбенный, бледный странник
Меж золотистых, хлебных пажитей.
 
 
Бегу во ржи, межой, по кочкам —
Необозримыми равнинами.
Перед лазурным василечком
Ударюсь в землю я сединами.
 
 
Меня коснись ты, цветик нежный.
Кропи, кропи росой хрустальною!
Я отдохну душой мятежной,
Моей душой многострадальною.
 
 
Заката теплятся стыдливо
Жемчужно-розовые полосы.
И ветерок взовьет лениво
Мои серебряные волосы.
 

Июнь 1904

Москва

Бегство

 
Шоссейная вьется дорога.
По ней я украдкой пошел.
Вон мертвые стены острога,
Высокий, слепой частокол.
 
 
А ветер обшарит кустарник.
Просвистнет вдогонку за мной.
Колючий, колючий татарник
Протреплет рукой ледяной.
 
 
Тоскливо провьется по полю;
Так сиверко в уши поет.
И сердце прославит неволю
Пространств и холодных высот.
 
 
Я помню: поймали, прогнали —
Вдоль улиц прогнали на суд.
Босые мальчишки кричали:
«Ведут – арестанта ведут».
 
 
Усталые ноги ослабли,
Запутались в серый халат.
Качались блиставшие сабли
Угрюмо молчавших солдат;
 
 
Песчанистой пыли потоки,
Взвивая сухие столбы,
Кидались на бритые щеки,
На мертвые, бледные лбы.
 
 
Как шли переулком горбатым,
Глядел, пробегая, в песок
Знакомый лицом виноватым,
Надвинув на лоб котелок.
 
 
В тюрьму засадили. Я днями
Лежал и глядел в потолок…
Темнеет. Засыпан огнями
За мной вдалеке городок.
 
 
Ночь кинулась птицею черной
На отсветы зорь золотых.
Песчаника круглые зерна
Зияют на нивах пустых.
 
 
Я тенью ночной завернулся.
На землю сырую пал ниц.
Безжизненно в небо уткнулся
Церковный серебряный шпиц.
 
 
И ветел старинные палки;
И галки, – вот там, и вот здесь;
Подгорные, длинные балки^[10]:
Пустынная, торная весь.
 
 
Сердитая черная туча.
Тревожная мысль о былом.
Камней придорожная куча,
Покрытая белым крестом:
 
 
С цигаркой в зубах среди колец
Табачных в просторе равнин,
Над нею склонил богомолец
Клоки поседевших седин.
 
 
Россия, увидишь и любишь
Твой злой полевой небосклон.
«Зачем ты, безумная, губишь», —
Гармоники жалобный стон;
Как смотрится в душу сурово
Мне снова багровая даль!
Страна моя хмурая, снова
Тебя ли я вижу, тебя ль?!
 
 
Но слышу, бездомный скиталец,
Погони далекую рысь,
Как в далях шлагбаум свой палец
Приподнял в холодную высь.
 

1906

Малевка

В полях

 
В далях селенье
Стеклами блещет надгорное.
 
 
Рад заведенье
Бросить свое полотерное.
 
 
Жизнь свою муча,
Годы плясал над паркетами.
 
 
Дымная туча
Вспыхнула душными светами.
 
 
Воля ты, воля:
Жизнь подневольная минула.
 
 
Мельница с поля
Руки безумные вскинула.
 
 
В ветре над логом
Дикие руки кувыркает.
 
 
В логе пологом
Лошадь испуганно фыркает.
 
 
Нивой он, нивой
Тянется в дальнюю сторону.
Свищет лениво
Старому черному ворону.
 

1906

Москва

Хулиганская песенка

 
Жили-были я да он:
Подружились с похорон.
 
 
Приходил ко мне скелет
Много зим и много лет.
 
 
Костью крепок, сердцем прост —
Обходили мы погост.
 
 
Поминал со смехом он
День веселых похорон: —
 
 
Как несли за гробом гроб,
Как ходил за гробом поп:
 
 
Задымил кадилом нос.
Толстый кучер гроб повез.
 
 
«Со святыми упокой!»
Придавили нас доской.
 
 
Жили-были я да он.
Тили-тили-тили-дон!
 

Июль 1906

Серебряный Колодезь

Путь

 
Измерили верные ноги
Пространств разбежавшихся вид.
По твердой, как камень, дороге
Гремит таратайка, гремит.
Звонит колоколец невнятно.
Я болен – я нищ – я ослаб.
Колеблются яркие пятна
Вон там разоравшихся баб.
 
 
Меж копен озимого хлеба
На пыльный, оранжевый клен
Слетела из синего неба
Чета ошалелых ворон.
 
 
Под кровлю взойти да поспать бы,
Да сутки поспать бы сподряд.
Но в далях деревни, усадьбы
Стеклом искрометным грозят.
 
 
Чтоб бранью сухой не встречали,
Жилье огибаю, как трус, —
И дале – и дале – и дале —
Вдоль пыльной дороги влекусь.
 

1906

Дедово

Вспомни!

 
Вспомни: ароматным летом
В сад ко мне, любя,
Шла: восток ковровым светом
Одевал тебя.
 
 
Шла стыдливо, – вся в лазурных
В полевых цветах —
В дымовых, едва пурпурных,
В летних облачках.
 
 
Вспомни: нежный твой любовник
У ограды ждал.
Легкий розовый шиповник
В косы заплетал.
Вспомни ласковые встречи —
Вспомни: видит Бог, —
Эти губы, эти плечи
Поцелуем жег.
 
 
Страсти пыл неутоленной —
Нет, я не предам!..
Вон ромашки пропыленной —
Там – и там: и там —
 
 
При дороге ветром взмыло
Мертвые цветы.
Ты не любишь: ты забыла
Всё забыла ты.
 

1906

Мюнхен