Андрей Арсланович Мансуров
Конан и Пришелец из другого Мира
– Всё понятно с вашей «большой рекой».
Теперь за реку обиделась, как до этого Конан – за коня, Резеда:
– Ой, скажите пожалуйста, какие мы «виды видавшие». Уже нам и река в пятьдесят шагов – ручей недоделанный!
– Да нет, река как река. А ты других не видала?
– Н-нет.
– Да и ладно. Все они устроены одинаково. Текут себе и текут. Главное, чтоб воду можно было пить.
– Из Дорсая – можно. Но… А какие ты видел реки?
Конан не видел проблемы в том, чтоб поговорить. Ведь за спокойной ни к чему не обязывающей беседой время летит словно быстрей, а дорога несложная: после того, как её показала Резеда, и рука варвара направила Красавчика туда, конь Конана и сам прекрасно двигался по утоптанной, но не разбитой колеями телег, тропе, шириной даже чуть больше, чем та, на которой Конан встретил оставшихся в живых «горе-делегатов»:
– Разные. В Аквилонии, например – Акшерон. У устья делится на восемнадцать рукавов. Каждый – шагов по сто в ширину. А там, где стоит столица – ширина шагов в восемьсот. И порт там огромный – у причалов можно разместить до ста двадцати больших морских галер. Ну, или вот, скажем, Гинга – в Вендии. У города Каликутт его ширина даже больше, чем у Акшерона. Но воду из Гинга пить нельзя: после того, как он выходит из гор, он протекает по глинистым равнинам, и несёт очень много глины. Поэтому мутный и жёлтый в нижнем течении. А на вкус… Словно пьёшь вот именно – глину.
Видал я и Понт Эвгсинский. Тот славится ну очень быстрым течением, и неширок – всего-то сто пятьдесят шагов! – но уж такой холодный и глубокий! Ни один нормальный человек не сможет переплыть – ему сведёт судорогой руку или ногу, и – прости-прощай, глупый бедолага!
– А ты-то откуда знаешь? Переплывал, что ли?
– Пришлось однажды. Вон: видишь, дырка в плече? – Конан продемонстрировал затянувшийся, но всё ещё отлично различимый шрам, – тугарская стрела! Чтоб вынуть, пришлось потом переломить. Так что – нырял. Правда, под водой даже я не могу проплыть без дыхания больше пятидесяти шагов. Но меткий стрелок у них, к счастью, нашёлся только один. А то не смог бы переплыть и я.
– А ты не боишься ледяной воды?
– Нет. Я же – киммериец. У нас других рек или родников и ручьёв и не бывает. Те, кто с детства не привык, говорят, что от нашей воды у них зубы ломит.
– Надо же… А в каких ещё странах ты был?
Конан, усмехаясь про себя, неторопливо рассказал про Куш и Стигию. Про Гирканию и Замору. Резеда, вначале несмело, но потом всё чаще и с нескрываемым любопытством спрашивала про всё: людей, города, одежду, обычаи и обряды…
Так, за неспешным рассказом, они и добрались к вечеру до места, которое, как посчитал варвар, подходит для ночёвки: несколько кустов всё того же саксаула, и – голая степь вокруг. Резеда оглядывалась вокруг, пока ещё с седла, с явным подозрением:
– А почему ты считаешь, что здесь остановиться лучше, чем, скажем, возле вон того дерева?
– Объясняю. – Конан уже привык, что тем, кто не владеет такими инстинктами воина, как он, то есть – обычным людям, нужно всё объяснять, – Дерево – живое. Значит – рядом есть вода, и ветки с него бесполезны как топливо. Кроме того, рядом с ним имеются подозрительно выглядящие камни – за такими очень удобно подкрадываться. Ну а главное – в камышах, что виднеются чуть левее – да, вон там! – наверняка скрыто что-нибудь вроде болотца. Воду оттуда пить наверняка нельзя, она солоноватая и затхлая, заросшая какой-нибудь ряской и кишмя кишит личинками комаров и лягушками. А если б вода была проточная и чистая, рос бы не камыш, а что-то другое, вроде платанов, диких яблок, или урюка. Ну, на худой конец – ивы. Ну а вот змей там – наверняка полно.
– Храни нас Мирта Пресветлый! – Резеда передёрнула плечами, – Может, тогда нам стоит отъехать чуть назад?
– Нет, назад – тоже смысла нет. Уж больно много там вдоль песчаных сопок понарыто нор: наверняка в таких живут и мыши и тарантулы.
– Бэл! Когда ты так говоришь, мне вообще не хочется слезать с твоего Красавчика!
– Ерунда. У меня есть верёвка из овечьей шерсти. Размотаем вокруг одеяла, и ни один тарантул не сунется. Они овец боятся пуще, чем огня.
– Я смотрю, ты и правда много чего знаешь. И подготовился… Основательно.
– Да. Но – давно. Эту суму я собрал в первый раз лет этак пять назад, когда бросил корсарство, да подался в наёмники. (Пресытился я морем.) Да так с тех пор и не расстаюсь. Только меняю в ней то, что использовал или израсходовал. И докладываю – то, что может пригодиться в тех или иных условиях. Для работы. Ладно, хватит прохлаждаться. Вон – подходящие кусты. Ты – туда, я – направо.
Справив нужду, Конан начал распаковывать вещи, и обустраивать лагерь, вскоре появилась и Резеда. Она как-то подозрительно ёрзала. Конан не удержался:
– Укусы комаров на мягком месте лучше не расчёсывать. Лучше не станет, а вот какую-нибудь чесотку подцепить в таких малярийных местах можно запросто.
– Вот уж спасибо так спасибо! За предупреждение. Правда, запоздавшее на пяток минут. А раньше не мог сказать: так мол и так! Там наверняка полно комаров! Покусают!
– Мог. Но думал, ты и сама всё понимаешь. Или у вас в селении комаров не было?
– Были, конечно… Но эти – просто зверюги какие-то! Уж так накинулись – словно недели три голодали!
– Возможно, кстати, что так оно и было. По вашей дороге больше месяца действительно никто не ездил.
– Ха! Да кто бы по ней ездил, кроме нас?! А мы… Говорю же: окончилось полным крахом наше посольство! – Резеда опять помрачнела, и поспешила отвернуться.
– Не расстраивайся. Если ваш султанишка, или, что вероятней, его главный вазир с его главной советчицей раскошелятся – я постараюсь отомстить. За ваших. Ну, и за всех остальных.
– Ох… – Резеда только вздохнула, затем закусила губы, – Конан! Ты, конечно, бугай здоровый и много знающий. Опытный воин. Профессионал. Но против магии…
– Резеда. Если не хочешь, чтоб я тебя отшлёпал, лучше замолчи. Незачем сеять панику в наших доблестных рядах!
Поужинали тем же, чем и завтракали. Правда, на этот раз Резеда ела побольше, и даже причмокивала, когда попадался особо сочный кусочек сухофруктов:
– Хорошая у тебя курага! И миндаль. И сушёные фиги.
– Горные. Из Зингарских провинций Кошт и Рогон.
– А что – есть разница?
– Конечно. Нет, кто не знает – тому и правда – нет. А так, именно тамошние сухофрукты стоят на базарах всего средиземья вдвое-втрое по сравнению с местными… Но зато уж хранятся без потери вкуса, и плесени, пять-семь лет!
– Ух ты… Не знала.
– Да и ладно. Не заморачивайся зря. Вряд ли пригодится. Обычно вы, женщины, такой информацией стараетесь голову не засорять. Вам бы – побольше бытовых моментов. Скажем, где чего подешевле найти на продуктовом базаре. Или шмотки на вещевом – тоже подешевле, да помодней. И чтоб потом ещё постоять с соседками потрепаться, обсудить покупки, да перемыть кости подругам. И родственничкам. И прочее такое.
– Ах, вот значит, как ты думаешь о нас, женщинах?! Теперь понятно, почему ты до сих пор не женат!
Конан позволил себе поухмыляться:
– Да, подловила ты меня… Невысокого я мнения о женщинах.
– Хам. Ну а о ком ты высокого мнения?
– Ну… О себе. О наиболее выдающихся коллегах по ремеслу. О сильных воинах. Тут, понимаешь ли, такая проблема. Те, кто силушкой не вышел, обычно стараются пролезть в какие-нибудь руководители. Или в крайнем случае – прихлебатели руководителей. То есть – стараются хитрить, и готовы на подлости, интриги, подсиживания. Словом, пойдут по головам, а если надо – и по трупам. Ну а уж те, кто посильней да поздоровей, и не слишком заботится о целости и неповреждённости своей шкуры, идут в такие как я. И в начальники лезут редко – разве что совсем уж амбициозны. Или – чуют, что так будет лучше для дела. Вот и получается, что я уважаю простых, но здоровых. А не хитро…опых с…аных интриганов-проныр.
– То есть – среди твоих предпочтений тупые но здоровые качки?
– Ну ты заладила… Говорю же – мы не качаемся. Это – следствие нашего образа жизни. И работы. Но, в-принципе, так оно и есть. Кстати, вот тебе назад все твои причиндалы и кинжал: попрячь в… э-э… те места, откуда я их вчера вынул. И приготовься.
Сейчас начнётся.
– Что – начнётся?
– Да то, что уже началось. Встаём. Спина к спине!
К счастью, Конану не пришлось повторять, потому что теперь Резеда и сама увидела и услышала их: со всех сторон к ним неслись, пока бесшумно, и на всех четырёх лапах, несколько десятков тех, кого Конан уже отлично знал по описанию Велемира, а Резеда, похоже, видела: во-всяком случае, она не завопила: «мамочки!», или не кинулась наземь, закрыв голову руками, а с большим удовольствием схватила во вторую руку протянутый Конаном огромный, и похожий скорее на полсабли, кинжал. И вовремя!
Конан успел только крикнуть: «Не позволяй им себя укусить!», как вся стая накинулась на них с громким визгом и рёвом, и расслышать уже так и так ничего бы не удалось!
Первых нападавших, которые за десять шагов от них всё-таки вскочили на ноги, и теперь двигались медленней, что, очевидно должно было как-то компенсироваться удобством в обращении с впечатляющими длиной и остротой когтищами передних лап, и зубастых морд, Конан встретил традиционно: кинжалами.
Оставшиеся у него девять стальных зубьев очень быстро, так, что Резеда даже не успевала следить, нашли себе цели: девять монстров, ростом с неё, словно от ударов кувалды отлетали назад, и теперь громко верещали, дёргаясь в судорогах предсмертной агонии. Похоже, рука её напарника была отлично натренирована: все кинжалы вонзались точно в центр груди, наверняка пронзая чёрные сердца!
Но радоваться тому, что число нападавших сократилось на добрую треть, явно было рано: остальные, словно не замечая жертв среди своих, наступали на них плотным кольцом, вереща и рыча точно так же!
Конан вдруг нагнулся, и выхватил головню из костра. Проорал:
– Держи лучше это! Вначале тыкай в морду! Старайся попасть в глаза!
Сам он, судя по всему, в головне для дополнительного освещения в наступивших сумерках не нуждался: метнувшись словно молния к ближайшему нападавшему, варвар напрочь снёс тому голову с одного удара. Но киммериец не остановился, и обежал весь круг тварей, сомкнувшийся вокруг костра, рубя, коля, и щедро раздавая пинки и проклятья!
Резеда действительно тыкала своей веткой во все приблизившиеся к ней морды, с кровожадным удовлетворением отмечая, что тварям это явно не нравится, если сказать мягко: они, шипя и тряся головами, отскакивали от пламени, иногда даже начиная протирать полуослеплённые-полуобожжённые глаза!
Будучи реалисткой, женщина понимала: варвар прав! Воин или рубака из неё – аховый. Поэтому хорошо, что он дал ей оружие, действующее с достаточно длинной дистанции, а то точно – покусали бы. Или поцарапали! Подумав, она даже сунула за пояс оба кинжала – свой и Конановский, и схватила во вторую руку ещё одну ветку-факел!
Это сработало: тварей отгонять стало легче. Правда, так они не убивались, но Резеда уже поняла, кто здесь будет монстров убивать.
Конан между тем, даже не остановившись, начал второй круг: за его спиной верещали, пытаясь приладить назад отрубленные конечности, или затолкать обратно во вспоротое брюхо вывалившиеся кишки, раненные монстры. Как вскоре поняла Резеда, киммериец вовсе не ставил себе целью убивать сразу, и приканчивать во что бы то ни стало. Нет – он хотел пока хотя бы временно обездвижить как можно больше нападавших, и лишить их таким образом возможности драться. И сделать это он старался как можно быстрей: меч в одной и кинжал в другой руке буквально сливались в какие-то подобия сверкающих в отблесках костра полукружия и зигзаги, а враги падали как подкошенные чуть ли не охапками: словно какой-то гигантский косарь косил сено!.. Причём косил очень быстро.
Не прошло и минуты, как стоящих на ногах, а точнее – задних лапах, не осталось. Но Конан вовсе не утихомирился, как наивно посчитала было Резеда: он всё так же стремительно зашёл на третий круг, теперь уже – вот именно безжалостно добивая ползавших в своих кишках и лужах крови, монстров.
Как поняла женщина, киммериец старался действовать максимально надёжно и эффективно: только когда последняя из сорока с лишним голов оказалась отрубленной, он позволил себе остановиться. Внимательно осмотрелся. Доотрубил голову, что ещё болталась на обрывках кожи и мышц шеи. Вытер со лба пот, и блеснул оскалом белых зубов:
– Вроде, все! Меня… Не ранили. Ты – как?
– Нормально. Цела.
– Хорошо. Ну, как тебе «работа» наёмника? Привлекательна?
– Не знаю, что и сказать.
– Да ладно уж – я привык к твоим ругательствам.
– Ну тогда вопрос: обязательно было изображать передо мной гнусную мразь, и добивать беспомощных и уже не могущих сражаться?
– Мне ни перед кем никого изображать не надо – запомни это, наивная и милосердная женщина. Я действую только на основе моего личного опыта. И знаний.
– Оп-па! Оказывается, ты знаешь про этих тварей что-то такое, чего не знаем даже мы, жители Порбессии?!
– Ну… Можно и так сказать. Правда, не надейся, что я раскрою тебе свой источник информации. Но! Я точно знаю, что если не отрубить голову – чудища могут воскресать. И восстанавливаться. Например, полуотрубленная конечность очень даже запросто прирастает назад. Или вместо даже полностью отрубленной просто отрастает новая. И разрезанный живот, если впихнуть обратно кишки – тоже заживает. Словом, способности к самовосстановлению у этих тварей – потрясающие. Сравнить могу только с теми же ящерицами: ну, помнишь же, наверное, что если тем оторвать хвост, или лапу – через какое-то время просто вырастут новые.
Резеда какое-то время молчала, переваривая. Затем спросила:
– Сколько их было?
– Сорок три. Нападавших. И ещё двое, поменьше, – наблюдатели. Но они сейчас уже слишком далеко, чтоб преследовать их. И наверняка скрылись в какой-то подземной дыре: вон, я же тебе эти камни показывал. Но туда я ночью, да ещё один, точно не полезу!
– Вот это да! А как ты увидел их, этих наблюдателей?!
– Да очень просто. Обратила внимание, что я даже когда разжигал наш костерок, да и потом, старался на него не смотреть?
– Да. – Резеда и правда, поймала себя на том, что сама-то пялилась в пламя во все глаза, надеясь, что оно – их спасенье от монстров, и кошмаров ночной темноты.
– Ну вот и заметил. Потому что зрение не притупилось, как у тебя.
– А почему…
– Привычка. Даже если бы от нас там, снаружи, никто не прятался, и никто бы на нас не напал, осмотреться нужно было. С другой стороны, останавливаясь так близко к логову врага, мы так и так не должны были беззаботно дрыхнуть. Нет: мы должны были бы караулить. По очереди. Вот сейчас, например, после ужина – твоя вахта первая.
– Конан! Уж не хочешь ли ты сказать, что мы прямо вот здесь и останемся ночевать?! Среди всех этих трупов и кровищи?!
– А что тебя так напрягает? Мёртвые же не кусаются?
– Конан! Не изображай мне тут бесчувственную и циничную скотину! Ты – не моральный урод! И должен понимать…
– Что у такой исключительно тонкой и чувствительной натуры ещё имеются какие-то пережитки от старой, впитанной, так сказать, с молоком матери, морали. И та дурацкая штука, что зовётся в просторечии совестью. Понимаю.
– Ну, и?!..
– Ну и только поддавшись на очарование твоих горящих неподдельным возмущением, но ещё и невысказанной мольбой, лучистых глаз, я соглашусь. Перенести лагерь.
Однако! Я посажу тебя на Красавчика, и уезжайте. Он сам остановится там, где будет безопасно. Инстинкт животного, он, знаешь, никогда не подводит. Я догоню вас.
– Конан. Что ты собираешься?..
– Поверь: ты не захочешь этого знать.
Новый лагерь они разбили, вернувшись по своим же следам на пару миль назад. Именно там остановился Красавчик, показав всем видом Резеде, что дальше он двигаться не намерен. Резеда, вспоминая, что как раз отсюда на пути к первому лагерю животное начало выказывать признаки опасения и нежелания ехать вперёд, со вздохом слезла, и принялась вновь распаковываться. Это не заняло много времени, и вскоре она уже лежала на одеяле варвара, напряжённо прислушиваясь к шумам ночи, и вглядываясь в темноту.
Конана она всё равно не услышала: он просто возник из тьмы ночи, оказавшись сразу в зареве маленького костерка, что она разожгла для того, чтоб напарник смог легко её найти. Впрочем, как она прекрасно понимала, он нашёл бы их с конём и в кромешной тьме – просто по следам.
За плечами варвара имелся полный мешок с чем-то достаточно тяжёлым и мокрым: пятна какой-то жидкости на ткани глянцево отблескивали в свете костерка. Резеда, с губ которой так и рвался вопрос, тем не менее удержалась.
Ведь он ясно сказал, что она не захочет чего-то «этого» знать!
Костёрок между тем быстро прогорел до угольков: веточки у них оставались только самые тонкие. Так что вновь укладываться на постель пришлось уже в полной темноте, в которой тем не менее варвар, как поняла Резеда, видел не хуже камышового кота. А поскольку с ужином уже было, к счастью, покончено, они позволили себе вполне мирно разлечься на Конановском одеяле, действительно обложившись для страховки верёвкой из овечьей шерсти.
Резеда некоторое время лежала молча, на спине, всматриваясь в огромные восточные звёзды, и кусая губы. Конан своё воображение видами ночной степи или романтикой звёздного неба не утруждал: он, поёрзав, улёгся, наконец, так, как хотел. Буркнул:
– Проклятье. Бэл его задери, вторую ночь выспаться по-человечески не дают. И почему это все эти долбанные «приключения», которые я «жутко» люблю, так и сыплются мне на голову? Ведь я такой мирный и хороший – сам первый никогда никого не трогаю!
Резеда вдруг оказалась прямо у него на груди, нечто мягкое и тёплое приятно прижалось к животу варвара, и расширившиеся до невероятных пределов глазищи женщины с почерневшими зрачками буквально впились в глаза варвара:
– Насчёт – хороший, я бы так смело не сказала! Сейчас проверим, если будет, конечно, на то твоё желание, о великий Конан, как ты относишься к приключениям на разные другие места!
И сможешь ли ты утешить несчастную беззащитную девушку в её печалях?! – её шаловливые пальчики скользнули туда, где у Конана действительно – всё для утешения уже было готово!
Конан моргнул. Затем, поняв, что чего хочет Женщина – хочет Бог, улыбнулся:
– Ну… Постараюсь!
Конан действительно «постарался».
Он вёл себя, как позже оценила Резеда, очень нежно и заботливо.
Не накинулся на неё со всей силой животной похоти, а ласкал мягко и бережно: словно хрустальную вазу!
И это сработало. Жаркие поцелуи и мягкие касания, казалось, вновь напомнили Резеде, что она – женщина. А не боевая машина, или предмет для торга.
И что любить и дарить Любовь – её первейшее желание и назначение!..
Когда Конан наконец вошёл в неё, Резеда поняла, чего ей так не хватало все эти напряжённые и трагические дни!
Мужчины!
Соратника. Отца. Мужа. Любовника. Защитника…
И вот – всё это у неё здесь, придавило её к земле, мускулистым, огромным и надёжным, телом, словно щитом огораживая её от всех проблем и опасностей окружающего Мира! Воплощённая мечта любой женщины!
Сейчас старающаяся по её просьбе утешить эту самую женщину единственно надёжным способом…
Она не рыдала, но чувствовала, как слёзы ручьями текут из глаз, возможно, говоря её партнёру, что она думает сейчас не столько о наслаждении, сколько о своей незавидной судьбе, но киммериец проявил себя так, как нужно: он мягко, но нежно, всё усиливал и усиливал напор. От его объятий и горячих губ, ласкавших и покрывавших огненными поцелуями её шею, плечи и грудь, исходил такой животный магнетизм, что этот вихрь всё-таки как-то незаметно увлёк её туда, где нет земных неприятностей и проблем…
Когда он проник чуть глубже, она поняла, что противиться своему естеству больше не сможет. Пусть разум и полон горя, и озабочен, и ещё пытается что-то вспомнить, и рассуждать о разных вещах… Но тело её, презрев требования разума контролировать сознание, больше не принадлежит ей, и жаждет только одного: чтоб это длилось ещё и ещё!..
Она забилась, закричала, царапая его мускулистую спину крохотными коготочками, затем застонала, изогнув стан, и полностью отрешившись, пусть лишь на сладостные мгновения экстаза, от мирских забот, в пучине нечеловеческого наслаждения!..
Когда содрогания её тела прекратились, варвар так же мягко, как начинал, отстранился и вышел из неё. Резеда снова застонала, открыла глаза. Глубоко вздохнула. Сморгнула с ресницы последнюю слезу. Но слёзы словно сами вновь навернулись на глаза:
– Конан! Я…
– Не нужно. – он осторожно положил свои сильные пальцы ей на коралловые губки, покрытые на коротеньких светлых усиках из мягкого пушка влагой сладостной испарины, – Ничего не говори. Просто расслабься. И спи. Я покараулю.
Разбудило Резеду солнце. Оно слепило глаза и грело лицо.
Раскрыв же полностью почему-то слегка затёкшие очи, она обнаружила, что солнце встало уже достаточно высоко. Поэтому и преодолело, обойдя сверху, тот предмет, что явно поставил её напарник, чтоб не дать светилу разбудить её: свою огромную суму.
– Доброе утро! – она села, поправляя волосы, и массируя щёки, чтоб её лицо не выглядело помявшимся о складки куртки варвара, которую тот, оказывается, подложил ей под голову, – Спасибо за подушку!
– Не за что. Завтракать будешь?
– Буду.
– Тогда садись. – сам Конан, оказывается, уже и поел и собрал почти все их вещи.
С едой Резеда разобралась быстро, хоть и чувствовала буквально волчий голод: похоже, вчерашнее напряжение сил и волнения выпили до дна всю энергию, что имелась в её тоненьком и хрупком теле. Поэтому она не пренебрегла сегодня и солониной.
Киммериец тем временем скатал и спрятал одеяло и верёвку. Мешок с чем-то мокрым оказался приторочен вместо одной из седельных сумок, саму опустошённую сумку варвар, похоже, просто затолкал в другую, тоже уже полупустую. Вскоре туда же отправился и кусок материи, служивший им скатертью. Резеда спросила:
– Мы… Как поедем?
– Прямо. Днём, я думаю, нам ничто не грозит. Особенно после того урока, который этот гарнизон получил.
– Какой гарнизон?
Конан хмыкнул:
– Обычный. Гарнизон сторожевого поста. Чего непонятно? Ваш монстр-маг устроил себе у вас в Порбессии вроде как государство в государстве. И его границы охраняются. Так, как положено охраняться границам. То есть – имеются дозоры и секретные посты. Сменяемая стража наблюдает за подозрительными и опасными гостями. И, конечно, разведка выискивает тех, кого можно было бы приобщить. К населению ящерокоролевства.
С помощью «преображения».
После чего, улучив подходящий момент, на жертв набрасывается «группа захвата».
– Звучит пугающе.
– А ещё бы. Думаю, от расширения своих границ до границ собственно Порбессии это самое ящерокоролевство сейчас сдерживает лишь отсутствие достаточного количества верноподданных. А точнее – слуг-воинов. Адептов. Рабов.
Но это число будет расти. По мере того, как королю-магу будут приволакивать всё новых и новых захваченных рабов-мужчин. Меня, собственно, удивляет другое.
– Да-а?! И что же это?
– Вопрос, почему это маг-ящер не берёт в плен женщин, и не преобразовывает их. Ведь тогда число его подданных росло бы куда быстрей, естественным, так сказать, путём. Потому что ящерицы плодятся очень быстро! Им же не нужно кормить детей молоком, учить, воспитывать… После того, как маленький ящерёнок вылупляется из своего яйца, он и так уже всё знает и умеет!
– Бэл! Вот о чем я ещё не думала… Но хвала Мирте Пресветлому, что эти твари пока так вроде, не плодятся! Хотя… Но их и так достаточно много! Правда, думаю, теперь осталось сотен восемь. Ну, с учётом того числа, что мы вчера…
– Мы?
– Ну, вернее, конечно – ты! Но я же тоже помогала!
– Ага. Бодрым видом, ярким светом, и верой в нашу победу.
Тут Конан получил весьма ощутимый тычок остреньким локтём прямо под рёбра, но только покудахтал, словно бы изображая смех:
– Ладно, напарница. Будем считать, что ты свои обязанности по уничтожению проклятых тварей вчера полностью выполнила.
– Хам! Незачем мне напоминать о моей минутной сла…
– Никто никому ничего не напоминает. Расслабься, и получай удовольствие от интересного разговора и красивых окрестностей. Сейчас, кстати, мы должны проехать мимо кое-чего интересного.
– И чего же это?
– А ты осмотрись повнимательней.
Резеда, за внутренними переживаниями и разговором совсем не следившая за дорогой, даже чуть привстала, чтоб теперь осмотреться. И точно! Красавчик как раз привёз их туда, откуда они вчера…
– Это же место нашей первой стоянки! Но…
– Вот именно.
– Но Конан! Кто же и когда убрал все эти трупы?!
– Думаю, ответ прост. Как всё простое. Трупы убрали «коллеги» наших монстров – другие монстры. Убрали ночью.
– Проклятье! Получается, и следов-то не осталось! Теперь мы даже не сможем доказать, что они на нас нападали! Никто не поверит!
– Сможем. – Конан зачем-то похлопал по мешку у ноги, – Уж я позаботился.
О доказательствах.
Как ни протестовала Резеда, пришлось ей остаться в её комнате в караван-сарае, куда они прибыли после полудня. Конан с Красавчиком, оставив Резеде на попечение наиболее тяжёлую и ненужную сейчас поклажу, двинулись во дворец.
Как ни странно, стража, узнав о цели визита могучего северянина (Можно подумать, кто-то сомневался, что такой здоровый и отменно вооружённый амбал хочет чего-то другого кроме денег!) довольно легко пропустила киммерийца в Приёмный покой, ограничившись тем, что туда его сопроводило с десяток самого угрюмого вида воинов. Правда, выглядели они не блестяще: тощенькие, невысокие, чёрные от солнца, и какие-то словно потерянные… Варвар прикинул про себя, что если б возникла нужда, он раскидал бы такую стражу одной рукой.
Дежурный приближённый служитель, узнав, что сам великий Конан прибыл к его Величеству султану Мехмету Шестому по наиважнейшему и сверхсрочному делу, кинулся на доклад почти бегом.
Похоже, Конана уже ждали. Хотя он не представлял, (А вернее – как раз представлял!) кто мог бы доложить, или, скорее, распустить слухи о его намерении продать свои услуги: служитель прибежал буквально через две минуты. Отбил нижайший поклон, громко, и весьма подобострастным тоном, сказал:
– Его Величество просит уважаемого Конана-киммерийца проследовать в Зал для приёмов! – и, когда бравое воинство сунулось было следом, добавил, уже весьма грозно, и тоном, не терпящим возражений, – Одного!
Зал для приёмов Конана не поразил: видал он ковры и побольше и попушистей, и гобелены – поизысканней. Окон в стенах не имелось, зато вверху имелся фонарь-плафон над куполообразным сводом потолка, откуда просачивалось через цветные стёкла мозаики с каким-то сложным восточным орнаментом, еле заметное сияние послеобеденного солнца. Но темно в Зале не было: везде стояли канделябры из золочёной меди, освещавшие весьма большую комнату четырьмя десятками свечей. Впрочем, они тоже не впечатлили: не чистое же золото! Хотя смотрятся, конечно, солидно. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о самом султане Мехмете Шестом.
Скрюченный не то радикулитом, не то – подагрой старичок, сидящий на помпезно украшенном троне под роскошным балдахином, с морщинистым, похожим на запечённое в печи яблоко, лицом, не произвёл на киммерийца впечатления. Уж слишком немощным и безразличным ко всему он казался. Впрочем, теперь варвару стало понятно, почему прелести Резеды остались невостребованными: мужчине запросто можно было бы дать больше шестидесяти пяти! Однако приличия есть приличия: Конан приблизился на дозволенные чертой на полу десять шагов, и поклонился:
– Ваше Величество, глубокоуважаемый Мехмет Шестой! Да хранит вас и не оставит своими милостями Мирта Пресветлый! Я, Конан-киммериец, приветствую вас, и желаю долгих лет, и всяческих благ и процветания, вам, и вашим многочисленным отпрыскам, родным, и близким! Да будет мирным небо над вашей головой и землями султаната, да будет мудрым и справедливым ваше правление!
– Здравствуй, Конан-киммериец. Благодарю за приветливые слова и пожелания. В свою очередь хочу пожелать столь именитому и прославленному воину всего самого наилучшего. И, разумеется, хочу поинтересоваться, что привело столь востребованного в более крупных и процветающих странах героя в наши захолустные края.
Конан подавил желание почесать в затылке. Он и правда – недоумевал: ну вот не положено на Востоке вот так, сходу, переходить к делу! Они должны были, словно мячами, поперебрасываться ещё с добрых пять минут ничего не значащими комплиментами и пожеланиями «всего наилучшего» друг другу, поминая всех родных до пятого колена, и изречь прочую массу ничего не значащих дежурных банальностей, а тут…
Похоже, султана и правда – подпёрло!
Ну и отлично. Проще будет торговаться. Но вначале…
– Не могу не удивиться: а где же уважаемый Бетани-бек, правая рука, и наимудрейший советник и помощник Вашего Величества, которому я тоже хотел бы выразить своё почтение, и поприветствовать этого во всех отношениях достойнейшего вельможу? Слухи о его деловой хватке и хитроумии дошли даже до тех краев, где я был в последние месяцы!
– К сожалению, наш многомудрый и достойный только самых лестных похвал советник, вазир Бетани-бек, сейчас в отъезде. Сегодня с восходом ему пришлось отправиться в порт Эрук, вниз по течению Дорсая, чтобы лично проследить за разгрузкой партии ценного Лаванского кедра, предназначенного для строительства новой мечети – как ты без сомнения знаешь, Конан, большие корабли с глубокой осадкой не могут, к сожалению, подняться по руслу нашей реки прямо до самой Порбессии. Но к ужину, надеюсь, он вернётся. И ты сможешь засвидетельствовать и ему своё почтение, мой северный гость.
Итак, что привело тебя сюда, о Конан?
– Ваше Величество! Пусть кто-нибудь уберёт этот прекрасный ковёр – не хочу его напрасно пачкать. Зато когда его уберут, я смогу показать, что привело меня сюда.
Его Величество хлопнул в ладоши два раза. Прибежал всё тот же служитель, метнулся, с тремя земными поклонами, к подножью трона. Султан нагнулся к подставленному уху, что-то прошептал, позыркивая уже не сонным, а весьма грозным оком на киммерийца. Конан, поняв, что чуть было не купился, и что на самом деле султан вовсе не потерял трезвого ума и хитроумия, молча ждал. Лицо сделал нарочито равнодушным.
Служка убежал, но через ровно десять секунд в зале оказалось восемь бравого и крепкого вида молодцев – явно жителей чёрных королевств, с завидной мускулатурой, ещё и подчёркнутой тем, что мускулистые чёрно-эбеновые торсы, обнажённые по пояс, ещё и были намазаны маслом.
Не прошло и ещё десяти секунд, как роскошный ковёр добрых восьми шагов в ширину – от стены до стены приёмного Зала! – оказался скатан.
