Андрей Анатольевич Антоневич
Аллоген. Книга вторая. Сын Аллогена
Дед Миша, что-то еще бормотал, но Юра его уже не слышал. Он шел сквозь толпу и вспоминал слова Димы о том, как тот потерял нож на дежурстве, кинув его непонятно в кого. А выходит – нож его был всегда при себе. Что бы человек убил человека – такого в городе еще не было.
Пробившись ближе к центру, Юра стал различать речи членов Совета более явственно:
– Синее чудовище надо убить и выкинуть труп на нейтральную полосу, – высказал свое мнение Хо Чан.
– Послушайте еще раз, – горячился Никита Сергеевич: – этот лицеклювый необычный и может не зря акремонцы, не считаясь с жертвами, пошли на нас в атаку? Может этот шестирукий наш козырь, который мы можем использовать против них?
– Какой такой козырь? – вступил в полемику индиец Акарш Алуру. – Мы даже допросить его не можем. Переговорник сломан, а трофейные не хотят функционировать. Не понятно, за что мы кормим наших техников?
– Может попытаться у них узнать зачем он им нужен и попробовать поторговаться? – вступил в разговор Рауль Гальярдо – представитель латиносов города.
– Хочу вам напомнить, что в прошлый раз, когда по вашему предложению договориться по поводу расширения охотничьих угодий, мы оправили переговорщиков на нейтральную территорию – никто не вернулся. Не думаю, что в этот раз что-то получится, – ответил на предложение Рауля Абидеми Эбале – коренной африканец.
– Не забывайте, что у нас заканчиваются запасы горючего и скоро нам придется частично заселять равнину, а значит усиливать охрану. Боеприпасов к стрелковому оружию еще хватает, но рано или поздно они закончатся. Водородных элементов для танков все меньше и меньше. Их боезапас тоже ограничен. Все бывшие населенные пункты в округе, доступные для дальности хода вездехода, мы уже исследовали, – активно жестикулировал здоровой рукой и обрубком Никита Сергеевич. – Акремонцы, в отличие от нас, плодятся намного быстрее, чем мы. В последнем бою у них был один молодняк, однако их силы превосходят нас по количеству. К тому же они стали организованными, что совсем не в нашу пользу. Как бы нам не пришлось в скором времени уходить с насиженного места на юг через их территории и тогда этот шестирук может послужить нам проходным билетом… Я предлагаю подождать и посмотреть, что будет дальше.
– Совет удаляется для принятия решения, – объявил Хо Чан и все члены Совета направились в совещательную комнату.
Юра хотел у кого-нибудь расспросить, что происходило в начале и, оглядевшись по сторонам, только сейчас рассмотрел, что в основном присутствовали на собрании женщины, слепые и дети. Мужчин было не больше ста человек.
Ближе всех к нему стояла Камила и что-то громко говорила на своем родном языке прямо в лицо Джессике, агрессивно потрясая полными руками в воздухе.
– Извините, а что обсуждали в самом начале? – обратился к женщинам Юра.
К нему обернулась Камила, и Юрка сразу же пожалел, что задал его именно ей…
Негритянка была пьяна в стельку. Запах ее оригинального самогона резанул Юрке не только легкие, но и глаза.
– Это ты во всем виноват! – закричала Камила. – Это привел сюда эту синюю тварь! Если мой Дастин не вернется из дозора, то я задушу и тебя и твою синюю зверушку одновременно! – все больше распаляясь, кричала она.
Юра счел благоразумным ретироваться от Камилы подальше, потому что знал, что в таком состоянии она очень агрессивная. Однажды он наблюдал, как с ней не могли справиться несколько воинов, когда та впала в ярость из-за того, что Дастин, по ее мнению, не очень радовался рождению очередной дочери. Поэтому Юра пригнулся и затесался в толпу слепых.
В это время на площадь из совещательной комнаты вышли члены Совета. Рауль Гальярдо попросил тишины и зачитал решение Совета, записанное карандашом на оборотной стороне, выцветшего от времени листа календаря:
– Совет постановил: первое – признать Гошкевича Дмитрия Франсовича изменником своего народа и избрать заочно в отношении него меру наказания в виде лишения жизни через повешение. Второе – акремонца, захваченного в плен, временно оставить в живых, до выяснения обстоятельств его бегства. Третье – на время выяснения этих обстоятельств объявить в городе чрезвычайное положение и усилить оборону города отрядами из числа женского резерва. Четвертое – довести постановление до всех жителей города.
– А слепые что? Пускай тоже помогают, а то жрут только, – заплетающимся языком, зычно высказалась Камила.
– И пятое, – спохватился Рауль: – на время чрезвычайного положения употребление, а также изготовление спиртного запрещено. Он достал карандаш и, присев на колено, дописал последний пункт…
По толпе прошел легкий гул, но возразить никто не посмел. Люди начали расходиться, и Юра уже хотел довести слепых до их спален, но его окликнул Никита Сергеевич:
– Икин, иди в лазарет, помоги Вазгену Ашотовичу.
А приблизившись к нему немного ближе, почти шепотом, добавил:
– И, пожалуйста, Юра, присмотри за своим синим трофеем. Боюсь, как бы не шлепнули его мои оппоненты… Я думаю, он нам еще пригодится.
Передав слепых детям, Юра прямиком двинулся в лазарет.
II
– Иди и подготовь к захоронению тела погибших, а я пока разберусь здесь, – недовольно буркнул Вазген Ашотович, как только Юрка вошел в помещение, где лежало четверо раненных бойцов.
– Может этим займутся люди из хозяйственной команды? – попробовал возразить он. – А я вам помогу.
– Мне поможет Фируз, а там осталось только два тела с девятой вышки. Их собрать не успели. Хозяйственники сейчас акремонцев жгут на склонах, что бы их собратья видели и не сунулись к нам больше.
– А где Давид?
– В усилении он. Тем более не надо ему этих мертвецов видеть.
– Почему?
– Да потому, – рассвирепел Вазген Ашотович: – что если бы те двое не занимались тем, чем не надо, то прорыва бы не было…
Больше вопросов Юра не задавал, а направился в самый глубокий ярус города туда, где располагался морг.
Мертвых в землю не закапывали, так как экономили посевную площадь, и не сжигали, что бы враги по дыму костров не знали о потерях среди населения. Трупы умерших оставляли в специальном склепе, высеченном в горной породе, располагавшемся на одном уровне с противовоздушными пушками.
Включив в морге свет, Юра увидел восемнадцать тюков с телами. На столе под лампой лежали куски человеческих тел. Приблизившись, он всмотрелся в них повнимательней…
Это были обнаженные части тел мужчины и женщины. Теперь Юра понял, что имел в виду Вазген Ашотович. Женские останки принадлежали Мелисе – фаворитке Давида, а мужские когда-то были парнем из недавнего пополнения разведчиков. Имени его, как Юрка ни старался, вспомнить не смог. Судя по тому, что они были обнажены и половой орган разведчика по-прежнему находился в детородном органе тела Мелисы, обрубленном серпом ниже колен и чуть выше поясницы, в момент смерти они явно были не на вышке, а, скорее всего, где-то в кустах поблизости…
Внимательно исмотрев их останки, Юра пришел к выводу, что Мелиса, после того как ее прямо во время полового акта разрубили на части, была еще некоторое время жива…
В предсмертной маске, застывшей на ее лице, читалось удивление и страх…
Разъединив друг от друга, окоченевшие части тел, Юрка положил их в тканевые мешки и подтащил к общей груде, упакованных для захоронения, трупов. Размышляя о том, как воспримет новость о гибели своей любимой женщины Давид, он поднялся в помещение лазарета, однако Вазгена Ашотовича там уже не застал.
В ординаторской сидели рабочие хозяйственной команды – таец Кьет и финн Юхани, которые были друзьями «не разлей вода» и всегда, даже к женщинам, ходили вместе.
Это была странная парочка. Невероятно высокий, для представителей своей нации, и толстый Кьет, всегда молчаливый и апатичный ко всему происходящему, являлся прямой противоположностью невысокому и худенькому Юхани, который был чрезмерно любопытен и любил поговорить на любые темы. Про Кьета дед Миша часто повторял: «Этот спокойный, как мертвый питон», а Юхани называл «трындычихой».
Когда Юра вошел, они сидели и что-то пили из металлических кружек. Лицо Кьета, как обычно, ничего не выражало, а Юхани скорчил вопросительную гримасу и спросил:
– Можно забирать?
– Да. Все готово, – ответил Юра.
– Мы бы и сами их разложили, только Кьет не захотел. Она нравилась ему. Он очень переживает по поводу ее смерти, – решил необходимым сообщить Юхани.
Юра с сомнением посмотрел на бесстрастное лицо Кьета и у него спросил:
– Кьет, это правда?
– Конечно, правда, – как обычно бывало, за Кьета ответил финн. – Она часто к нам в комнату приходила… Хотя, она много к кому ходила…
К своему удивлению Юра заметил в карих глазах Кьета, что-то похожее на слезы, но тот отвернулся и сдавленно спросил у Юры:
– Хочешь чая?
– Нет, нет. Спасибо. Я пойду к раненным, проверю как они, – поспешил отказаться Юра и устремился к выходу.
Желания пить чай Кьета у него не было… Как говорил дед Миша: «У Кьета, все что ползает – то еда, а то, что растет – то и чай». И сейчас, судя по запаху, напоминающему смесь мочи и гниющего мха, Кьет, скорее всего, заварил плесень.
– Как хочешь, – сказал Юхани: – этот чай очень полезен для здоровья. Ты же доктор… Ты должен понимать это… Кстати, Ашот Вазгенович, просил тебе передать, что бы ты сходил в карцер и осмотрел пленного лицеклювого.
– Что он еще говорил? – спросил Юра.
– Да ничего. Только очень злился, что теперь сухой закон, – ответил Юхани и отвернулся к Кьету, который с безразличным видом уже что-то лениво жевал. Присмотревшись, Юра увидел, что тот методично выгребает из кармана камуфляжа куколки гусениц и отправляет их в рот.
Испытав легкий приступ отвращения, он вышел из ординаторской и поспешил к пленному шестируку.
III
Карцеров было четыре – по числу подземных этажей города. На каждом этаже располагался один карцер.
Попасть в небольшую комнатку с массивной дверью, не пропускавшей ни единого звука снаружи, считалось среди жителей города самым страшным наказанием. Сюда попадали за воровство, пьянство, драки, нарушение правил несения службы и другие проступки, совершение которых, могло негативно сказаться на общественном порядке и обороноспособности города. Но отправляли в них, только в крайнем случае. Обычно Совет города назначал прилюдные телесные наказания – если нарушение небольшое, то несколько ударов по голому заду палкой, если посерьезней, то били уже плетью, но только по спине и по ногам, дабы избежать случайного повреждения детородных органов.
А карцер – это было посерьезней. Находясь в полной тишине и темноте, в маленькой комнатушке в течение всего лишь нескольких часов, провинившийся человек начинал сходить с ума.
Так произошло с Гашеком – одногодкой Юры. Тот очень любил сладкое, поэтому подворовывал мед у детей. В карцере он просидел двое суток не за то, что съел втихаря пару ложек меда из канистры в холодильнике, расположенном на самом нижнем этаже города, а за то, что не закрыл за собой дверь и в хранилище проникли крысы, которые загадили не только мед, но и погрызли запасы мяса. Когда открыли дверь – Гашек завыл волком и, махая руками, выбежал из бункера. Он добежал до питомника, где с ловкостью дикой кошки взобрался на верхушку самой высокой сосны и спрыгнул вниз головой…
Густой мох его не спас… Через несколько часов Гашек, от полученной политравмы, скончался…
Вспоминая Гашека, Юра приблизился к карцеру. Возле двери стоял Альбо.
– Привет везунчик, – кивнул он Юрке. – Выспался нормально?
– Не сказал бы, что очень хорошо, – ответил он.
– Меня вот поставили его охранять. Сказали: «Ты его приволок, ты его и охраняй»… Почти никого нет. Часть отрядов осталась на местах, а часть поменяли женщинами из боевого резерва.
– Это все из-за нас?
– Может быть и так… Я думаю, что этот синий нам пригодится. И как ты ему башку не снес? Ты так прицельно бил по его друзьям, что я грешным делом подумал о том, что если он и добежит до наших позиций, то, скорее всего, уже без головы.
– Сказать честно, я и сам не знаю, как у меня так получилось… Мне надо осмотреть его.
– Я знаю. Ашот меня предупредил. Смотри, только осторожно, – на всякий случаю решил он предупредить Юру.
Альбо открыл распределительный щиток и переключил тумблер. После отодвинул засов с массивной металлической двери карцера, и слегка крякнув, не без труда открыл ее. Акремонец лежал на каменном полу в луже своей крови абсолютно голый, хотя Юра прекрасно помнил, что когда его закидывали в вездеход, тот был в привычном для акремонцев облегающем костюме, отличавшимся от обычных костюмов его двуруких сородичей наличием дополнительных отверстий для лишних рук. Юрка наклонился к шестируку и дотронулся до его подмышечных впадин. К своему облегчению под кожей лицеклювого он почувствовал легкие толчки крови.
Внутреннее строение органов акремонцев значительно отличалось от строения тела человека. Юра достаточно изрезал, как синих, так и человеческих тел, изучая особенности их строения организмов. Хоть акремонцы и были похожи на людей, но все-таки Юра считал, что ящерицы и птицы к ним намного ближе. Их кровь циркулировала по одному кругу, а потомство появлялось из яиц, оплодотворенных внутри самок. К тому же они были холоднокровными существами.
Первое, что необычного заметил Юра в строении пленного акремонца, не считая наличия лишних рук, это было то, что у него спереди имелся один половой орган, а не у как остальных самцов его вида, который располагался в клоаке и был парным. Второй особенностью, которую про себя отметил Юра, было то, что его синяя кожа была гладкая, как у человека, без всяких бородавочных наростов. Единственный бугорок у него был на лбу, чуть выше глаз и выделялся лиловым цветом.
– Его опять били? – спросил Юра у Альбо.
– Подозреваю, что да, – ответил тот.
– Неудивительно, что он ничего не рассказал. Как он еще живой непонятно. Его надо срочно в тепло. Он если не умрет, то может впасть в анабиоз, а как его оттуда вывести я не знаю.
– Ты врач, а не я. Но ты прекрасно знаешь, что я воин и без приказа тебе его не отдам. Иди в Совет и там все объясни.
Юра это прекрасно понимал и пререкаться с Альбо не стал. Чтобы не терять время, он сразу же пошел в основной зал бункера. Когда он приблизился к совещательной комнате, то услышал разгоряченные спором голоса членов Совета:
– Еще несколько таких атак и мы останемся только с детьми и женщинами, – услышал Юра голос Рауля Гальярдо.
– Рауль, в последние две атаки акремонцы шли с палками в руках. Это значит, что их арсеналы пусты и основная масса серпов перешла к нам, – возразил голос Никиты Сергеевича.
– Что ты скажешь, Василий? – спросил Рауль у командира разведчиков.
– Действительно…Оружия у них мало… С серпами мы последнее время видели только старых особей, а молодняк у них в основном ходит с какими-то самоделками…
– Это оружие составит конкуренцию нашим автоматам? – перебил Василия Акарш Алуру.
– Нет, – ответил тот: – но… то, что они отправили многочисленный отряд, вооруженный в основном деревянными дубинами, свидетельствует о том, что по численности они во много превосходят нас… И это была лишь разведка боем.
– Ты считаешь, что будут еще атаки? – послышался голос Хо Чана.
– Думаю, что да… Очень им нужен этот заморыш, – высказал свое мнение Василий.
– Я вам говорю. Этот синий – наш козырь. Благодаря нему мы узнали, что у них огромные силы, а оружия у них мало, – гнул свою линию Никита Сергеевич.
– Никита, не забывай про нейростимуляторные браслеты, – послышался голос Акарш Алуру. – Василий, пользуются они ими или нет?
– Вообще-то нет. Я думаю, браслетам нужна была подпитка от источника энергии, а после уничтожения кораблей – маток, по-видимому, большая часть их техники стала бесполезной.
– А как же истребитель, который все летал над нами пока мы не дали по нему из пушек? – спросил Рауль Гальярдо.
– Я думаю, что где-то есть действующий источник питания, которым пользуются архонты… Или пользовались… Что-то давно тот корабль уже не видно, – сказал разведчик.
– В любом случае сейчас стоит вопрос о том, кто кого уничтожит. Мы их или они нас. В скором времени нам надо будет либо уходить выше в горы, либо уничтожить акремонцев в их лагере… А еще у нас есть непонятные существа за рекой, которые тоже, хоть нас и не атакуют, но оптимизма никакого не внушают, – высказался Хо Чан.
– Василий, каковы наши шансы на успешный исход операции, если мы атакуем лицеклювых всеми силами с участием танков, – спросил у разведчика Акарш Алуру.
– Ничего я сказать не могу. Мы не знаем, сколько их и тем более не знаем, функционирует ли силовое поле лагеря. Если они могут им управлять, то наши шансы равны нулю.
– Ты же сам говорил. Что, скорее всего, их техника без источника питания уже бесполезна, – вмешался Рауль Гальярдо.
– В любом случае нужно провести разведку, – ответил Василий.
– Ты последний профессиональный военный, который остался в наших рядах. Тебе и карты в руки. Разработай план операции и подбери лучших бойцов для рейда к их лагерю. А шестирука мы пока подержим все-таки живым, – подвел итог Хо Чан. – Может Никита и прав.
Юра решил, что подслушивать членов Совета не совсем тактично и, сымитировав звук шагов по коридору, постучал в двери совещательной комнаты.
Дверь распахнулась и Юра спросил:
– Разрешите войти.
– Входите, – разрешил Рауль Гальярдо. – Что ты хотел?
В комнате были только Рауль Гальярдо, Никита Сергеевич, Хо Чан, Акарш Алуру и командир разведчиков.
– Пленный акремонец после допроса в очень плохом состоянии. Думаю, что он может не выжить. Прошу вашего разрешения перевести его в палату лазарета и оказать ему необходимую медицинскую помощь.
– Василий, распорядись, что бы пленного отнесли в лазарет, – отдал приказ Хо Чан.
– Разрешите идти? – обращаясь ко всем присутствовавшим, спросил Юра.
– Подожди, – остановил его Никита Сергеевич. – Ты проводил работы по изучению анатомии акремонцев и теперь нам скажи, сколько раз в год их самки откладывают яйца.
– Точно не знаю, так как трупы беременных самок я уже два года не видел, но могу предположить, что по два-три яйца в одну кладку и несколько раз в году, – ответил Юра.
Члены совета между собой многозначительно переглянулись, однако никак эту информацию никто не прокомментировал.
– А это, что за особь у нас в карцере? – спросил у Юрки Рауль Гальярдо.
– Надеюсь ответить на ваш вопрос после того, как осмотрю его.
– Все. Идите, – распорядился Никита Сергеевич. – И сделайте все, что бы этот лицеклюв выжил.
Василий молча шел вместе с Юркой по коридорам города. Юра хотел у него спросить по поводу наличия исправного переговорного устройства, но постеснялся и всю дорогу шел молча.
– Открывай, – отдал распоряжение командир разведчиков Альбо.
Без лишних слов Альбо включил свет и открыл двери. Вдвоем с Василием они подняли тело шестирука и поволокли его следом за Юрой в помещение лазарета. Юра включил свет в операционной и молча показал рукой на, освещенный мощными лампами, стол.
– Альбо, побудь у входа на всякий случай, а я сейчас пришлю тебе смену, – приказал Василий и ушел в сторону перехода между этажами.
Акремонец был по-прежнему без сознания. Ощупав тело лицеклюва, Юра пришел к выводу, что его диафрагма в виде толстой костяной пластины, сломана в двух местах. Сделав рентгеновский снимок, Юра рассмотрел, что переломы диафрагмы не оскольчатые, а есть лишь небольшие трещины. Он обработал его раны перекисью водорода, наложил на область диафрагмы тугую повязку и накрыл акремонца двумя одеялами.
Альбо, молча наблюдавший за его действиями, наконец не выдержал и сказал:
– Ты с ним как с дитем малым возишься. Выживет, так выживет, а нет, так нет.
– Надеюсь, что выживет, – вздохнул Юра. – Думаю, он пришел к нам неспроста.
В это время пришел сменщик Альбо и Юра вместе с ним, оставив акремонца на операционном столе, пошел отдыхать.
Глава4
I
Выспаться Юре не удалось…
Мало того, что поспал всего лишь четыре часа, так и снилась в придачу всякая «дуристика», из-за которой он несколько раз просыпался.
Сначала он видел какую-то злобную сущность в человеческом обличье… Потом он бегал по каким-то переходам, спасаясь от высоких людей с невероятно белой кожей, а под утро он приснил светловолосую девушку без лица, которая, вдруг, превратилась в чудовище и попыталась его задушить, торчащими изо рта жвалами…
Задыхаясь, он открыл глаза и обнаружил, что в комнате на кровати сидит Давид. По его каменному лицу Юра догадался, что тот уже знает о гибели Мелисы.
– Ты видел ее? – вместо того что бы поздороваться спросил Давид.
– Да.
– Это правда?
– Ты про что, Давид?
– То, что она вместо того, что бы стоять на вышке, совокуплялась в кустах и из-за нее произошел прорыв?
– Я не знаю, из-за чего был прорыв, но не думаю, что она занималась тем, о чем ты говоришь, – соврал Юрка.
Лицо Давида просветлело:
– Я знал, что это не правда… Она любила меня и не могла быть с другим мужчиной… Тем более я ей предложил создать семью… Как до войны – только я и она.
– Держись, Давид, – только и смог сказать Юра и, натянув штаны, побежал в душевую.
Под струями ледяной воды он размышлял о том, как бы воспринял Давид известие о том, что к Мелисе ходят по ночам все кому не лень, если бы они действительно стали жить вместе. Потом ему в голову закралась мысль о том, что если бы Давид с ней жил, то, скорее всего, это было бы в их комнате и ему пришлось бы из элитного, по городским меркам, жилья перебираться в общую казарму к разведчикам.
Горячая вода постоянно в городе была только на кухне и в яслях. В остальное время из кранов в душевой шла вода прямо из подземного озера, расположенного на самом нижнем этаже бункера. Не хочешь ждать общей помывки, когда горячую воду раз в неделю давали в душевую – мойся холодной. Во время общей помывки мылись посменно. Сначала мужчины, а потом женщины с детьми. Это было вызвано тем, что нагреть воду в системе бункера было затруднительно. Во-первых, это занимало очень много времени, а во-вторых, пока ледяная вода в накопительном резервуаре достигнет нужной температуры, уходило много топлива. Хотя, в ледяном душе Юрка видел некоторые плюсы: во-первых – сразу просыпаешься и становишься бодрым, а во-вторых – очень быстро моешься.
Юрка, пожевав кусочек смолы пихты, почистил зубы и, снедаемый тревогой за здоровье пленного акремонца, направился в лазарет. К этому времени у входа дежурил разведчик по имени Алим.
– Привет, – поздоровался с Алимом Юра.
– Ага, – ответил тот.
– Мог бы и поздороваться.
– Чего мне здороваться? – отозвался Алим. – Мне не очень радостно охранять эту синюю тварь.
– Он очнулся? – спросил Юра.
– Откуда я знаю. Мне не интересно. Сдохло то паскудство или нет – мне без разницы. Я исполняю свои обязанности.
– Тогда, пожалуйста, отойди в сторону и не мешай мне исполнять свои, – разозлился Юрка.
Он с легкостью оттолкнул невысокого Алима и зашел в лазарет. Сначала он пошел в палату к раненным разведчикам, но те еще спали и Юра решил их не будить. Затем он направился в ординаторскую и по запаху, напоминающему разлагающегося акремонца, определил, что там, скорее всего, Кьет и Юхани пьют чай.
Так оно и оказалось…
Пытаясь не выдать отвращение, которое он испытывал от запаха чая Кьета, Юра отправил их двоих на кухню за завтраком для раненных. Подготовив перевязочный материал, и, прокипятив на бензиновой горелке инструментарий, Юра поспешил в операционную проведать акремонца.
II
Лицеклювый лежал в том же положении, в котором Юра его и оставил несколько часов назад. Он откинул одеяла и с удовлетворением про себя отметил, что осаднения на теле акремонца принялись затягиваться синей корочкой, что свидетельствовало о том, что он все сделал правильно и организм акремонца восстанавливается. Юрка положил руки на диафрагму акремонцу и слегка надавил, что бы проверить реакцию его организма на болевые симптомы…
Неожиданно пурпурный бугорок между глаз лицеклюва дернулся и разошелся… Юрка от удивления замер…
Нарост оказался лиловым глазом с вертикальными веками, который уставился прямо в глаза Юре и он услышал у себя в голове голос:
– Лучше бы меня убила Сурья еще в яйце, и я давно бы уже ушел в гунураджас*, чем сейчас мучиться от пыток этих бестолковых герадамасов.
Юра, как от огня, моментально отдернул руки от тела акремонца.
– Наверное, я не выспался, – подумал про себя Юрка. – Вот и мерещится всякое.
В это время акремонец открыл два своих обычных глаза, сел и уставился на Юрку.
– Может быть, зря его не добили, – промелькнула мысль в голове у Юрки и он, на всякий случай, взял в руку скальпель.
Акремонец еще шире раскрыл свой третий глаз… и Юра отчетливо услышал внутри своей головы голос:
– Ты меня можешь слышать?
– Кто ты? – вслух спросил Юра у странного лицеклювого.
Тот покачал головой, что-то чирикнул и Юра опять услышал у себя в сознании голос:
– Герадамас, я не понимаю твою речь, но я понимаю твои мысли. Ты праджапати** своего рода?
Гуна раджас* – в современном индуизме одна из составляющих кинетической энергии наполняющей Вселенную. В данном случае синоним плеромы.
Праджапати**– в индуизме божество, связанное с деторождением.
– Кого порвать? – привыкая к такому общению, мысленно спросил Юра у акремонца. – Я не понимаю, о чем ты говоришь…
– Я праджапати своего рода… Если я могу общаться с тобой, значит ты тоже праджапати.
– О чем ты? – вслух спросил Юрка.
В это время открылась дверь и в операционную зашел Алим.
– С кем это ты разговариваешь? – осмотревшись, спросил он. – Это что?… Еще один глаз?
Акремонец обернулся к Алиму и, прикрыв два своих обычных глаза, еще шире раскрыл лиловые веки…
– Чего он на меня таращится? – спросил Алим. – Вот гадость. Сейчас дам раз в голову и будешь дальше таращиться – только уже мертвый, – адресовал свои слова Алим акремонцу.
Тот понял, что общение с Алимом ничего хорошего ему не принесет и лег, закрыв все три глаза, на операционный стол обратно.
– Видишь. Плохо ему, а мне надо его подготовить для повторного допроса, – попытался разрядить обстановку Юра. – Иди, пожалуйста, мне надо его осмотреть.
Алим ничего не ответил, а лишь презрительно сплюнул на пол операционной и вышел за двери.
Юрка обернулся к акремонцу и мысленно спросил:
– Ты меня слышишь?
Тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами и не шевелился.
– Кто ты такой? – еще раз мысленно спросил он.
– Я, Савитар, – открыв третий глаз, ответил акремонец. – Мне очень больно. Твои бхакты* меня сильно били, но я не понимал, что они от меня хотели.
– Какие бхакты? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Твои герадамасы меня били, а я не мог им ответить, потому что мой дамару** сломался, когда меня бил тот герадамас, который сейчас в нашем ашваттхе*** обещает Сурье оказать ей помощь.
– Кто такая Сурья? – вслух спросил Юра.
Бхакт*(преданный) в индуизме – поклоняющийся богу. В данном случае представитель рода акремонцев. Термин перешел в религию с момента, когда инопланетные существа, после разгрома армии архонтов на планете, жили среди людей(см. «путь Аллогена»).
Дамару** – маленький двухмембранный ритуальный барабан в форме песочных часов. На изображениях бога Шивы, в индуизме, неотъемлемый атрибут божества. В данном случае техническое средство для перевода речи, используемое акремонцами.
Ашваттха*** – в индуистской мифологии священное дерево. Жилище богов.
– Я очень хочу, есть, – вместо ответа услышал у себя в голове Юра. – Я себя очень плохо чувствую… Принеси мне поесть и я тебе все объясню… Я не хочу быть против вас… Я хочу вернуться…
– Что ты хочешь? – спросил Юра.
– Еду…
– Понятно… Ляжь и лежи, пока я не вернусь.
Юра, ураганом вылетел из лазарета и кинулся на кухню. Время завтрака уже прошло, но покормить в пищеблоке могли в любое время суток.
Он шел по тускло освещенным переходам города на верхний уровень и про себя рассуждал о том, что еще вчера он чуть не погиб от рук акремонцев, а сейчас телепатически общается с шестируким инопланетянином и его это ничуть не удивляет…
III
На кухне руководила тетя Поля – самая возрастная женщина их города.
В лагерь к архонтам она попала в тридцать пять и успела родить двойню – двух мальчиков, которых она даже не успела подержать на руках. Пока она отходила от родов, детей унесли архонты. Ее, как и других опроставшихся матерей, готовили для перевода в другой лагерь, но акремонцы восстали… Из всех рожениц, находившихся в тот момент в медицинском корабле, осталась в живых только она. Остальных порубили обезумевшие лицеклювы. Хоть ей и перевалило за пятьдесят, несмотря на весьма раздавшиеся в ширину размеры фигуры, тетя Поля по-прежнему несла на своем лице остатки былой красоты исконно кубанской казачки.
Никита Сергеевич был к ней не равнодушен еще с тех времен, когда привел людей в бункер. Она не была против его ухаживаний, однако он не смог смириться с тем, что вековые понятия моногамной семьи были разрушены и порядок установленный архонтами, касающихся полигамных сексуальных отношений, упорно держал свои позиции…
У нее была одна особенная черта – разноцветные глаза. Один глаз был синий, а второй серый. С ее слов эта особенность организма передавалась у нее в семье из поколения в поколение. Детей у нее больше не было, но она с одинаковой любовью относилась ко всем отпрыскам бывших узников лагеря, независимо от возраста и цвета кожи.
– Тетя Поля, – попросил Юра: – дайте мне с собой что-нибудь покушать, а то я уже скоро сутки, как ничего не ел.
– Конечно, Юрочка. Сейчас я наложу тебе картошки… и мяска отрежу, – засуетилась та.
– И раненному надо тоже покушать…
– Девочки уже носили завтрак в лазарет, – удивилась тетя Поля.
– Там еще акремонец пленный…
Глаза тети Поли потемнели… Однако, спустя мгновение, вернули свой цвет обратно и она, немного помедлив, сказала:
– Он тоже живой и тоже чей-то ребенок… И ему покушать надо… И он «тварь божья».
С двумя армейскими котелками и флягой чая, заваренного на зверобое и мелисе, Юрка пулей кинулся в лазарет…
К его удивлению в операционной он обнаружил не только акремонца… но и Кьет с Юхани…
При этом акремонец с явным удовольствием тянул из кружки клювом, который у акремонцев, в отличие от птичьего, был пластичным и мог издалека сойти за человеческие губы, чай…
То, что чай заварил Кьет, сомнений не было – подванивало чем-то схожим между свежим оленьим навозом и ацетоном.
– Он что? Твой чай пьет? – спросил у тайца Юра.
– Чего бы и не пить, он же с медом, – ответил за Кьета Юхани.
– Все, спасибо ребята, мне надо ему сделать перевязку, – пробормотал скороговоркой Юрка, выталкивая их из операционной в коридор. – А где Алим?
– Нас прислали вместо него, – опять ответил Юхани.
– Он не опасный, так что я сам справлюсь. Если что, я вас позову – кинул им уже через закрытую дверь Юрка.
