Анатолий Алексеевич Гусев
Просфора игумена Сергия
Монаху было собственно всё равно. Мысленно он уже простился с жизнью. Единственное о чём он жалел, так это, то, что он умирает не в святой земле Лавры. Он лежал и смотрел в темноту, вспоминал жизнь свою.
В мае прошлого года, как вышел этот указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни», не всех насельников монастыря удалось отстоять и по промыслу Божьему отправили их на севера.
Вот и ему грешному дали год за тунеядство в колонии общего режима и три года поселения. Максимальный срок. За что на него так прокурор и судьи взъелись? Наверное, за медали на рясе. У монаха, как и у солдата мало личных вещей. Да они и не к чему. Но медали это его, личные, честно заслуженные. И орден Славы третьей степени, тоже его заслуженный там, на мосту под огнём противника.
Год почти прошёл, как осудили, глубокая осень на дворе, а он лежит и умирает в лагерной палате от воспаления лёгких.
Лёгкие у него слабые, война поспособствовала. В начале ноября под Киевом вроде и не так холодно было, а когда понтонную переправу наводили, пришлось постоять по горло в воде. Вот и случилось что-то типа воспаления. Но на войне лечение простое: стакан спирта и пропотеть ночь под телогрейками, а утром снова в бой. И не чего, главное. Азарт что ли был? А на следующий год под Бобруйском его ранило серьёзно. Немецкая пуля прошила лёгкое. Переправу фашисты бомбили и расстреливали с воздуха. Вот его и зацепило.
Монах Никодим закрыл глаза. В памяти всплывали образы, звучали голоса. Впал в полузабытьё.
«Смертью смерть поправ».
Ему слышался гул немецких бомбардировщиков и пулемётные очереди с немецких штурмовиков.
«Господи, когда же это всё кончиться?»
Кто это сказал? Ах, да, тот полковник в землянке. Немцы в тот раз бомбили так, что землянка аж подпрыгивала, невзирая на то, что сама была в земле. Полковник, коммунист, произнёс эти слова и перекрестился. И как рукой сняло! Всё стихло – бомбёжка прекратилась. Все молча разбрелись по своим позициям. А к вечеру опять немцы налетели – штурмовики и истребители, без бомбардировщиков. Видать с бомбами у немцев был напряг в то время. Вот тогда его и зацепило.
