Анатолий Алексеевич Гусев
Меч Аркаима
– Поменялось, конечно, но не так, чтобы найти было нельзя. На том утёсе, где находится пещера с Мечём, должны расти три берёзы. Думаю, тех берёз давно уж нет, или, на их месте целая берёзовая роща растёт. Но сам– то утёс на месте, и пещера в нём. В нашей семье передаётся путь в конных переходах и в днях пути, в каких местах делать стоянки, какие приметы этих стоянок. Ещё в молодости, частично я это проверил, до Урала, правда, не добрался, но приметы стоянок более или менее совпадают с нашим семейным преданием. Если начало пути сходится, то и конец пути сойдётся.
И Муса начал в подробностях описывать дорогу до пещеры, где находится Всепобеждающий Меч Солнца.
– Хорошо, – сказал Исбахан, – зачем ты мне этот путь говоришь, не знаю.
– Что бы знал, где искать, если что.
– Ладно. Оружие возьмёшь?
– Зачем? Мы же не воевать идём. Для начала, пусть твой племянник у меня погостит, отмоется, отъестся, что бы было не похоже, что он с гор спустился. Соберём снаряжение и, через месяц, рванём на Урал.
– Хорошо. Пусть так и будет. Пойдём вниз, с племянником познакомлю. Я вот думаю: почему твои предки Шамилю про меч не сказали?
– Говорили. Но он правоверный мусульманин, имам. Сказал: «На всё воля Аллаха!»
– Святой был человек!
– И благородный!
И они пошли по тропинке вниз к лагерю боевиков Исбахана.
Глава третья
В Москве лето, конец июля. Мирный город. Петру Иванову было как-то странно думать, что в горах Чечни идут бои, федеральные войска добивают банды боевиков. Война кончилась, но идут спецоперации и всё равно, наверное, гибнут молодые пацаны. Теракт вот недавно был. А здесь всё тихо, воробьи чирикают. Удивительно!
Он о себе заметил, что нет у него ни какого «афганского» или «чеченского» синдрома. Он не завидовал мирным жителям, не жалел себя, что он был на войне, а они тут в тылу наслаждались жизнью. Наоборот, там была настоящая жизнь! Ему было жалко расставаться со своими боевыми товарищами, он скучал по походному быту, даже по полевой кухне с её неизменной перловкой и тушёнкой. Это как в детстве: в пионерский лагерь не охота ехать и из лагеря не охота уезжать. Короче – воевать ему нравилось. И Пётр бы остался в армии, если бы не маленькая для москвича зарплата.
Хорошо, всё же дома, на гражданке!
Он шёл к своему другу и ровеснику Афанасию Крыкову, с которым, конечно, созванивался по телефону, но, увидится, всё было как-то некогда. Кабаки, девочки. Пить не любил и не умел, но здесь в Москве пришлось притворяться, что любит и умеет. А иначе как девочку на ночь снять! Девочки глупы, подумают, что он слабак. Вообще, он заметил, что на войне любители выпить, долго не жили. И пили, наверное, от страха. Ему это как-то не требовалось, возбуждение после боя проходило как-то само собой. Да и перед боем он не нервничал. А вот перед знакомством с девушкой – очень даже! Тяжело ему было, завязать знакомство, набиться к ней домой, раздеться перед почти незнакомым человеком, лечь в кровать, начать этим заниматься, нет, в атаку подняться, под пули, куда как легче!
И вот наконец-то вырвался к Афоне.
Тот наслаждался свободой и независимостью в двухкомнатной квартире. Ему её оставили родители, в надежде, что Афоня женится, родит ребёнка и двухкомнатная квартира будет в самый раз. Сами же родители с четырнадцатилетним братом Афони перебрались в другую двухкомнатную квартиру на соседней улице. Эта квартира, в свою очередь, досталась им от матери его матери, то есть от бабушки Афанасия. В маленькой комнате, своей квартиры, он устроил рабочий кабинет. Там стояли шкафы, набитые книгами, диван, где спал хозяин и письменный стол. На письменном столе, свидетельствовал о крутости владельца компьютер. Другая комната – большая, открывалась редко. А крутость, на самом деле, была у папы Афанасия, предпринимателя, владельца небольшой торговой фирмы. Деньги у аспиранта, понятное дело, тоже были. Папины деньги. Такова жизнь! А иначе не было бы аспиранта, а был бы менеджер в торговой фирме, как думал его папа. Отец Афанасия надеялся, что другой сын, когда вырастет, пойдёт по его стопам и вроде как надежды эти оправдывались. А занятия своего старшего сына он не одобрял – тем, что не приносит деньги заниматься не надо. Хотя тайно, в глубине души гордился сыном и верил, что он будет большим учёным.
Афоня мог делать в своей квартире всё что угодно – устраивать вечеринки, водить девушек, но он как раз этого и не делал, так как был увлечён наукой, в отличие от Петра, который рад бы был водить девушек и устраивать попойки. Шумные компании он не любил, но, что делать? Это была суровая необходимость! Иначе соблазнить девиц лёгкого поведения было бы нелегко! Охота пуще неволи!
Но было негде этим заниматься, он жил в двухкомнатной квартире с родителями. Бодливой корове Бог рогов не дал!
Два друга были абсолютно разными по характеру, полными противоположностями друг другу. И в этом было их единство. Борьбы и соперничества между ними не было – Пётр признавал авторитет Афанасия. Единственным их сходством было то, что по жизни они занимались любимым делом, не смотря не на что. Петру понравилось воевать и, выйдя на гражданку, он вряд ли на этом успокоится – он пойдёт служить в ОМОН, в ФСБ или в спецназ – он потом определиться. Афанасий занимался своей любимой истории абсолютно бесплатно, так как то, что ему платили в аспирантуре – были не деньги. Хотя он ей бы занимался и без денег, в смысле, без финансовой помощи отца. Как-нибудь выкрутился бы. Началось всё с любви к чтению исторических романов, а кончилось – историческим факультетом МГУ. Читал он запоем. Ясное дело, что любимым романом была «Россия молодая» Юрия Германа. Читал он её несколько раз, а любимым героем был, естественно, поручик Афанасий Петрович Крыков. Афоня в юности (лет в четырнадцать) даже плакал, жалея о гибели своего тёзки и однофамильца. Потом, углублённо изучая историю, он обнаружил, что в исторических книгах не всё, как оказалась, правда. Собственно истины там не так много – так, общая канва, на фоне которой действуют главные герои. Так в любимой рок-опере «Юнона и Авось» правдой оказались лишь имена главных героев да названия кораблей, и то, что граф Резанов действительно был в Сан-Франциско, переспал там с дочерью губернатора и погиб в Сибири – разбился, упав на полном скаку с лошади под Красноярском, приложившись головой о камень. Всё остальное было прекрасной выдумкой автора – гимн любви, которой в действительности не было, что очень огорчало Афанасия. « Что ж тут удивительного – сказал профессор Богуславский, его куратор, после того, как Афанасий пожаловался ему на это, – это же художественное произведение. Хуже она от этого не стала. Это видение художника или политическая конъюнктура, или и то и другое вместе. Там и не должно быть всё правдой. Ну, кто будет пытаться свести Америку и Россию, приехав для этой цели с Аляски, из Ново-Архангельска в Калифорнию, в Сан-Франциско? Надо было из России в Испанию, из Санкт-Петербурга в Мадрид. Нельзя же изучать историю Франции, к примеру, по романам Дюма». В дальнейшем, Афоня стал с пеной у рта, отстаивал историческую правду перед любой аудиторией, будь то один человек или несколько. Не всегда ему верили – очень сильны были устоявшиеся стереотипы. Но он считал, что и один в поле воин и отстаивал истину как мог.
Пётр, конечно, тоже читал, но больше любил играть в войну (в детстве) или в футбол (в юности). Афанасий же любил не только исторические романы, но и поэзию, особенно Лермонтова, знал Есенина. Пушкин ему не очень нравился, но он грозился к пенсии выучить «Евгения Онегина» наизусть, правда, непонятно зачем. К двадцати пяти же годам он знал наизусть главу из «Песнь о Гайавате» Генри Лонгфелло, тоже не понятно – зачем. Это не самая популярная поэма в России. Между тем, Афанасий не был типичным «ботаником». Парнем он был довольно таки энергичным: занимался боксом какое-то время, на байдарке излазил всё Подмосковье, ходили с Петькой перед армией, на катамаране по Карелии. И после всё это не забрасывал – чередовал умственный труд с активным отдыхом.
– Ну, Афонька, разгадал надпись на камне? – чуть ли не с порога крикнул Петя.
– Разгадал, чего орёшь та. Здорово, воин!– Иванова встретил светловолосый, сероглазый парень одного роста с Петром.
– Здорово!
– Чего там было разгадывать? Не бином Ньютона. Только перевести. Если ты думал, что там письмена майя, то ты ошибаешься.
– То есть это не письменность майя? А то я было надеялся. Правда, мы были не в Андах, а на Кавказе, но всякое бывает.
– Майя жили и живут на полуострове Юкатан! – рявкнул Афанасий. – И горы видели только издалека. Вернее вначале они спустились с гор, а потом туда вернулись.
– Не фига себе? – удивился Петька.
– Да! И что за манера, сразу с порога орать. Нет бы, спросить: как у меня дела, может быть, я женился.
– Ну, ты же не женился не фига! – удивился Пётр.
– Ну, всё равно, спросить то можно,– возмутился Афоня.
– Ну, хорошо. Ты женился?
– Нет.
– А Наташа Рябикова – ехидно улыбаясь, спросил Петя – написала в журнале о том, что Святослав это святой человек, а Ярослав, это человек Ярилы?
– Написала в «Науку и жизнь» – буркнул Афанасий.
– Читал. А замуж она не вышла?
– Выйдет через две недели – упавшим голосом сообщил Афоня.
– Извини.
Петру жалко стало друга и стыдно за свой бестактный вопрос. Он помнил, как восторженно писал об этой девушке Афанасий в каждом письме. А потом, в декабре прошлого года, вдруг резко всё это оборвалось. Пётр не спрашивал – почему? Зачем ковыряться в душевной ране товарища? Захочет – сам расскажет. Наверное, появление диска он воспринял с радостью. Переводил с охотой – лишь бы забыться и не думать о ней.
– Да ладно, проехали – подавленно сказал Афоня.
– А что тогда голову морочишь? – хлопнул друга по плечу Пётр и попробовал улыбнуться. – Женился – не женился. Не журись, хлопче! Рассказывай лучше, что за письмена?
– На древнееврейском.
– Ты у нас древней еврей, или, просто еврей? – глупо острил Пётр.
– Я, у нас, будущее мировое светило исторической науки!– поднял указательный палец вверх, улыбаясь, Афанасий.
– О как!
– Да! Но, повозится, пришлось. Но текст этот я всё-таки осилил.
– Не тяни! Резинщик!
– Да ты проходи. Или тебе в коридоре всё рассказывать.
Пётр достал из пакета водку, купленную по дороге, спросил:
– Закусь найдётся?
– Обижаешь. Хотя, конечно, я тебя должен водкой встречать.
– Сочтёмся.
Они пошли на кухню, поставили на стол бутылку водки. Афоня достал стеклянные тридцатиграммовые стопки под водку и немудрёную закуску: колбасу, хлеб, помидоры, огурцы. Выпили, закусили, помолчали.
– Ну, рассказывай, – сказал Афоня, – что там в Чечне?
– А ты новости не смотришь? – удивился Петька. – Хрен с ней с Чечнёй, ты про камень рассказывай.
– А что камень? Камень древний, века десятого, или девятого, а, может и восьмого.
– Как всё определённо!
– Да! Всё определённо! – не понял Петькиного сарказма Афанасий. – То хазарское городище, у которого ты его нашёл, датируется, максимум восьмым веком, это, во-первых, а во-вторых, в восьмом веке хазары приняли иудаизм, в середине десятого века их Святослав Игоревич разгромил. Отсюда вывод, что надпись сделана не раньше восьмого века и не позже десятого.
– Хазары были евреями?
– Нет, конечно. Но евреи в Хазарском Каганате были правящей верхушкой. А собственно хазары верили во что угодно, признавали они и иудаизм, но и своих старых богов не забывали. Тот, кто оставил надпись на камне по этому поводу, как раз и возмущается. Камень, кстати, древнее надписи, надпись появилась позднее, на нём что-то было написано или нарисовано, потом это стёрли и написали на древнееврейским. Вот что примерно написано на камне, не дословно, конечно, да дословно я и не перевёл бы. Очень тяжёлый язык. Гласных нет, многие слова – понимай, как хочешь, а на сто процентов я языка не знаю, не мой профиль. Так вот, тот, кто писал, возмущается, что хазары не исповедают истиной веры, многие даже приняли веру врагов: арабов и греков. Другие сохранили свою старую веру в языческих богов, особенно булгарские и савирские роды, перед войной устраивают пляски у костров в голом виде с саблями. А перед большой войной посылают своих людей к уграм, с которыми они дружны, поклонятся Всепобеждающему Мечу Великого Солнца, который якобы дарует им победу.
– Танцы в голом виде с саблями, зрелище, наверное, не для слабонервных!
– Не знаю, видеть как-то не приходилось. Дальше он пишет об этом самом мече, что, где-то в предгорьях Каменного пояса, то есть Урала, давным-давно находился город Солнца. И туда упал с неба этот меч и кто ему поклоняется, тот не знает поражений двенадцать лет. Им владели гунны, достопочтимые предки хазар, как он говорит, потом этим мечем, завладели угры…
– Угры – это кто?– поинтересовался Пётр.
– Это предки венгров, хантов, манси и других. Они в своё время ходили в набеги грабить Европу, аж до Парижа и так зашугали местное население, что те даже придумали сказки о страшных великанов и людоедов – Огров. Это отголосок тех событий.
– Это что ж наши манси ходили грабить Париж?
– Не наши манси, а предки манси, хантов и, главным образом, венгров ходили грабить эту деревушку по названию Париж. Что там было грабить! Нищета! То ли дело Рим! Вот там они поживились! Есть предположение, что своего идола, которого русские звали «Золотая баба» они увели именно оттуда. Это золотая статуя какой-то римской богини. Её до сих пор не нашли. Но она была, это точно, и, даже наверняка – есть. Хотя это совсем другая история. Ну, слушай про меч. Эти угры утащили его далеко на север, в свои горы и там, в пещере его спрятали.
– Ох, уж эти угры, всё бы им чегой-то утащить!
– Да. Так вот. Дальше идет подробное описание, как добраться до этой пещеры, а, так же пожелание, что бы какой-нибудь правоверный богатырь добрался до этого меча и уничтожил его, а заодно уж и выгнал бы всех мусульман и христиан из хазарских городов.
– Какой гад!– с чувством сказал Пётр, – как думаешь: добрались до меча?
– Не знаю,– пожал плечами Афанасий. – Но, по крайней мере, мусульман и христиан из их городов никто не выгонял. Их потом Святослав разогнал, предварительно ограбив. Отомстил за батю своего – Игоря, который дань хазарскую собирал. На чём и погорел. Убили его древляне. Я имею в виду Игоря. А, вообще, впечатление, что это писал сумасшедший или очень эмоциональный человек. Ведь иудейство передаётся половым путём. Чего ты ржёшь! Правда! Иудеем может стать только сын еврейки, причём кто отец никакого значения не имеет. И как он собирался обратить в иудаизм всех этих хазар, булгар и так далее? Не понятно!
– Хрен с ним! Что за город Солнца такой?
– Ты знаешь, в восемьдесят каком-то году (восемьдесят седьмом, если мне не изменяет память) под Челябинском раскопали древнее поселение, круглое в плане, и дали ему романтическое название Аркаим, что, как я понимаю, если, конечно, не ошибаюсь, в переводе с башкирского означает – предгорье.
– И что тут романтического?
– Звучит по-русски красиво – АР-КА-ИМ. – выговорил по слогам с пафосом Афоня.
– Значить это меч Аркаима.? Он оттуда?
– Может и от туда. Там потом много подобных поселений раскопали, но таблички с названием этого поселения нигде не нашли, к сожалению. Да и поселения эти, если быть кристально честным, очень похожи на обыкновенные зимние становища кочевников, внутрь скот загоняли, в помещениях по краям сами жили. Но звучит красиво – Меч Аркаима! Романтика! – опять с пафосом сказал Афоня и продолжил, – Кстати, правильней меч из Аркаима, но созвучие – Меч Аркаима мне нравиться больше! Аркаим, это поселение андроновской культуры, которая зародилась в Приуралье в конце третьего тысячелетия до нашей эры. Есть предположение, что это были индоиранцы. Которые через тысячу лет добрались до будущего Ирана, захватили его, какое-то время там жили, а потом разделились, и часть из них ушла в Индию.
– Как же тогда они оказались болгарами?
– Значить не все ушли. Ты что думаешь, что все те люди, которые жили на этой равнине со времён последнего оледенения, вымерли? А потом здесь как-то материализовались русские? Нет! Сначала они стали балтами, как племя голядь, эти жили вплоть до нынешней Брянской области, или финнами, как меря, мурома, мещера и прочие. А потом все они стали русскими. Так что, никто никуда не исчезал, и, тем более, не вымирал. Мы все корнями уходим в эту землю, на многие тысячелетия. А где Аркаим, там, предположительно, прародина скифов. Их кровь то же в русских жилах течёт, немного, но течёт. Между прочим, это их идея покланяться мечу. Акинак у них меч назывался. Так что всё логично, какое-то племя держало поселение, где хранился меч, дающий победу. Кто на них нападёт с такой реликвией? А они, наверное, плату брали за поклонение.
– Ну, это само собой!
– Вот. А сами они, только меняли язык и название. Сначала были скифами, потом савроматами, потом гунны, сбежав из Китая, там обосновались. Гунны были солнцепоклонниками. Они, наверное, и дали название – Всепобеждающий Меч Великого Солнца. Болгары, савиры и многие другие тюркские племена считают себя потомками гуннов. Да и хазары то же, как написано на этом диске. К чужой славе каждый рад примазаться!
– Но, наверное, их всё-таки кто-то тронул?
– Разумеется, если они перенесли меч далеко на север.
– А дорога на этот север? Посмотрел, как туда добраться?
– До меча? Ну, более ли менее. Адрес почти точный, индекс, правда, не указал, но телеграмму можно туда отправить: «Высылайте мечи бочками!». За Чёрной рекой, за Белым камнем. А ты что туда собрался?
– А почему бы нет? Тебе разве не интересно?
– Да ну. Глушь такая. Добираться – с ума сойдёшь. Два лаптя по карте. Или четыре дня на собаках или два дня на оленях.
– Шутишь? А я серьёзно. Давай смотаемся.
– А зачем? Ну, допустим, найдём мы эту железяку, ну подтвердим, что твой камень не врёт и какие-то племена хазар поклонялись мечу как Богу Войны. Так это и так ясно, до них и скифы такому мечу поклонялись. Впрочем, – нахмурил брови Афанасий, – я это уже говорил. Что это даст науке? Ещё один бронзовый меч?
– Почему бронзовый?
– А какой? Если скифский, то наверняка бронзовый.
– А это ближе к металлолому, чем к исторической находки?
– Да!
– А тебе обязательно надо прославиться? – продолжал язвить Пётр.
– Да, – честно ответил Афанасий.
– Мне тоже хотелось бы, – вздохнул Петя.
– Орденов и медалей – мало?
– Маловато будет. А в музеи мой камень выставляться будет? С табличкой, мол, этот каменный диск с письменами нашёл Пётр Алексеевич Иванов в 1999 году.
– А расшифровал его Афанасий Алексеевич Крыков. Да?
– Да!
– Губы закатай. В запасниках он. Думаешь Исторический музей резиновый? Хотя такая надпись к нему прилагается: когда, где и при каких обстоятельствах и кто нашёл сей артефакт, и, естественно, кто его перевёл на русский язык. А как ты хотел? У нас всё строго! Мы с тобой по любому вошли в историю! Может быть, когда и выставят где-нибудь в каком-нибудь местом музее этот диск, если до этого времени его не потеряют или не продадут в какую-нибудь частную коллекцию. Такое, к сожалению, случается.
– Так ты его отдал? На фига?
– Ну, я же честный человек.
– Да… жаль… Лучше бы ты был не честным.
– Чем это лучше? – удивился Афоня.– А зачем он тебе?
– Во-первых, он мне жизнь спас. Видел две выщерблины на диске? Вот! А не он бы – мне все кишки бы наружу выпустили, и остались бы от Петра Иванова одни воспоминания, мама с папой огорчились бы, я думаю. А, во-вторых, хотелось сфоткаться с ним.
– Ну, извини.
– Ладно, фиг с ним, проехали.
– Давай выпьем, что ли – предложил Афанасий.
– Да обожди ты выпить! Успеем! Алкаш хренов! Мне интересно: как это балты с таким неприличным именем …
– Почему не приличным?
– Ну, как ты их назвал?
– Голядь.
– Ну? Подставь буковку Б, вместо Г и О!
– Странные у тебя эротические фантазии, дорогой товарищ! Я как-то это не заметил! В смысле, внимания не обратил.
– Не в этом дело! Поясни – как это? Взяли и стали русскими?
– Да очень просто! Сначала тебе дают кличку, а потом эта кличка заменяет имя. А если кличка лестная, то ты не очень-то и сопротивляешься. Если тебя, к примеру, обзовут Пётя – герой, ты же не будешь отказываться? Приято же, когда тебя считают героем и великим человеком. Пускай даже не заслуженно. Это в Москве или Рязани, к примеру, положим, будем говорить, татарин будет татарином. А в городе Париже, он уже русский! А в Африке он уже европеец! Думаешь, негры будут разбираться кто он по национальности? Белый – значить европеец, будь он даже американцем, всё равно европеец! А в Латинской Америке он будет американцем.
– Почему это? – удивился Пётр.
– Потому, что про Европу, местные индейцы, могли и не слышать, а американцы их достали там!
– Так как же всё-таки, эти, как их там, стали русскими?
– Тогда жили здесь не только голядь, меря и другие, но и славянские племена – вятичи, кривичи и прочие. А русские – это ответ на вопрос: чьи вы данники? Приехал князь, варяг из племени Русь, Святослав Игоревич к вятичам и спросил: «Чьи вы данники?» Они ответили: «Хазарские». А он сказал им: « Нет, я – князь русский и теперь вы будете русскими данниками. Мне будете дань давать». И стали они все русскими, со временем, конечно. Понятно? А уж кто такие варяги из племени Русь, на каком языке говорили, это уж извини, не знаю! Да и ни кто не знает. Предположения, конечно, разные есть. Скорее всего – скандинавы. Святослав, ясное дело, говорил как на славянском, так и на варяжском языке. А голядь и меря переняли славянский язык, исказив его до неузнаваемости, а с ним и имя. Ты знаешь, что прямой потомок древнерусского языка украинский язык, а не русский? Не знаешь? Теперь знай! Не стало постепенно ни вятичей, ни меря, ни голяди – все стали русскими. А дань, по-прежнему, платили. Да! Князьям, Рюриковичам, потомкам варягов из племени Русь!
– Как всё запутано! Здесь без бутылки не разберёшься! Ладно, давай пить, уговорил, речистый ты наш, мёртвого уговоришь!
– Ни кого я не уговаривал. С чего ты взял? Ну, ладно – усмехнулся Афанасий. – Давай пить, а ты расскажешь, что там, в горах Кавказа.
И два друга принялись добивать начатую, но забытую за разговорами бутылку водки, потом сбегали за второй, потом за пивом, досыта наговорились о войне, с демонстрацией Петром полученных ран, о поездки за мечём, о делах домашних и о многом другом. Поделился всё-таки Афанасий с Петром о своей душевной ране – разделённую ношу нести легче!
Наутро следующего дня у обоих приятелей голова болела жутко.
