Анастасия Муравьева
Ноготки
Ходил к ней какой-то не то водитель, не то тракторист, их познакомила подруга, сказав, что он ищет жену. Подруга расхваливала Марию на все лады, мол, хозяйственная и верная, гляди, как все намыто. Мария принарядилась и села впервые не в уголочке, а во главе стола, а жених скользил взглядом по стенам и потолку, качался на стуле, вышел покурить, а потом Мария услышала, как хлопнула дверь: он ушел не попрощавшись.
– Я ему не понравилась? – спросила Мария у подруги, расплетая завивку, сделанную специально ради смотрин.
– Может, невкусно? – она зачерпнула студень и задумчиво положила ложку в рот.
Они с подругой остались вдвоем за столом, куда можно было посадить вереницу женихов, и каждый был бы рад такой искуснице-невесте, подумать только: из ничего, из самых немудреных продуктов соорудить праздничный ужин! Любой бы обрадовался, а этот сбежал.
На следующее утро, проснувшись уже пенсионеркой, Мария сладко потянулась, выпростав руки из-под одеяла. Она как школьница порадовалась мысли, что ей не надо никуда торопиться, а спокойное течение ее мыслей не будут прерывать звонки, взрывы голосов и топот ног.
Пусть дети изучают основы технологии. Старые швейные машины с ножными колесами и резиновым ободом разломают, плиту с проржавевшими конфорками сдадут в металлолом, криво сшитые игрушки с торчащими нитками выбросят на помойку. Надо давать дорогу новому.
Рывком открыв дверцу шкафа, Мария выбросила всю одежду, которую носила, когда была учительницей. На помойку отправились жесткие как сбруя жакеты, прямые юбки, прикрывающие икры, блузка с воротничком-жабо и еще одна, нарядная, с ленточками у горла. Мария знала, что все это ей больше не пригодится, а дело, которое должно ее прокормить, требовало жертв, как древнее ненасытное божество.
Она хотела делать цветы, точь-в-точь как настоящие, поэтому не упустила ни одной детали – и цвет лепестков, и форму листьев. В магазине для творчества у Марии разбежались глаза, столько здесь было всего необычного, но она ограничилась немудреным запасом: тонкая проволока, гофрированная бумага, ткань, картон, ножницы и клей. Самое красивое всегда получается из самого простого. Что есть у природы, чтобы вырастить цветок? Земля да вода, проще говоря, грязь. Еще, конечно, солнце.
Тепла и энергии Марии было не занимать, она со рвением взялась за дело, которое пошло у нее споро и быстро, кто бы сомневался. Мария управлялась легко, одним глазом глядя в ботанический атлас, другим на нарезанные заготовки, а руки в это время сноровисто плели, скручивали, сгибали, складывали и вырезали. К вечеру, когда Мария, наконец, разогнула спину и встала из-за стола, кухня превратилась в настоящий цветник – здесь были и розовые бутоны, и остроконечные астры, и хрупкие лилии, и жизнерадостные георгины, и скромные анютины глазки.
Мария бережно завернула цветы и на следующее утро пошла к воротам кладбища. Она собрала перевернутые ящики и разложила на них свой товар.
Сначала она вздрагивала от любого шума, вытягивала шею и оглядывалась, готовая вспорхнуть со своего места, как испуганный воробей, если за данью придут бандиты или милиция. К вечеру начался дождь, Мария задернула цветы прозрачной пленкой, а сама набросила дождевик, но продолжала стоять, пока не распродала все.
С тех пор она приходила на кладбище почти каждый день и простаивала до вечера, пока не начнет темнеть, при любой погоде. Зимой она надевала все подряд, превращаясь в бесформенную бабу, и сама удивлялась, как ловко ей удается рукой в огромной рукавице взять нежный стебель цветка и не сломать его. Бандиты и милиция не появлялись, никто Марию не гонял, мир словно забыл про нее, занятый своими делами, оставив шуршать в своем углу, как трудолюбивую жужелицу, сучить лапками, шевелить усиками, и Мария карабкалась упорно. Поначалу ей было трудно расставаться с каждым цветком. Она помнила, как плела его, свивая и заглядывая в ботанический атлас. Наверное, именно так бабка с дедкой в русских сказках лепили Колобка или Снегурочку, а потом утирали слезы, выпуская их в жестокий мир.
Мария горько усмехалась, понимая, что похожа на ту самую бабку из сказки, давно бесплодная и пустая, даже живых цветочков не может вырастить на клумбе перед парадной, сама как вытоптанная земля, на которой уже не пробьется ни один росток, а вот цветочки для могилок наделать, это пожалуйста, сколько угодно.
Смерть в ее исполнении шла в окружении зелени, но какой! Сочной, пышной, даже буйной. Ее цветки стояли на могилах стройными рядами, друг за другом, как солдатики, и ни один не упал раньше времени. Марии казалось, что они даже провожают ее взглядом.
Очень скоро у Марии не стало ни минуты свободного времени. Вечерами и ночами она мастерила цветки, сидя у телевизора, где показывали шоу с артистами и политиками. Мария вглядывалась в лица людей, кричавших друг на друга, а ее руки скручивали, сгибали, нанизывали и цепляли. В телевизоре кричали и шумели, как в школе на перемене, Мария нет-нет да возвращалась мыслями к школе, но без грусти, как к скучному эпизоду, который растянулся на двадцать лет. Только выйдя на пенсию, она поняла, что может вдохнуть жизнь в картон и оберточную бумагу, дав им вторую жизнь, как демиург.
Мария гордилась собой, но похвастаться ей было некому. Подруге, которая пугала ее бандитами и разборками с милицией, стало не до чужих успехов. Она хоть и была красавицей в прошлом, с годами превратилась в развалину, куда там до бодрой Марии.
От нервотрепки на работе она мучилась давлением и одышкой, сердце выскакивало из груди. Молодежь начала чуть ли не в глаза называть ее «наша бабушка», а потом начальство и вовсе сослало в неотапливаемую каморку на проходной, сидеть и записывать номера машин, въезжающих в ворота предприятия, а потом сверять с количеством выехавших.
Подруга путалась, терла виски, в глазах к концу дня рябило, но по всем подсчетам выходило, что несколько машин как в воду канули, и объяснить этого она не могла. Ее отчитали при всех, что закончилось сердечным приступом и приездом скорой, но она все равно держалась за это место и не увольнялась.
