Анастасия Благодарова
Кресты у дороги
Мрак заключил в кольцо. Не издаёт ни звука. Ни сверчков, ни сов. Нависает, дышит хвойной свежестью. От всяких богатств необъятной Вселенной оставил один шершавый асфальт да полынные пучки по обочине, жадно тянущиеся в круг света. Дети нечаянно стукались плечами с Денисом. Он как каркас палатки – несгибаемый. Без него, того гляди, тьма обрушится сводами шахты. Хотя Ярику казалось, вернее, был абсолютно уверен – если она их всё-таки сожрёт, Денисом подавится. Денис не разгрызётся. Костью поперёк горла встанет.
Аксинья пискнула. Прижалась к мужской груди, зарылась в кожаную куртку. Опешившему ничего не осталось, кроме как неловко обнять бедняжку. По-доброму усмехнуться.
– Ну-ну. Это всего лишь крест.
Зубцы замка косухи заскрежетали, царапаемые ногтями. Денис погладил девушку по голове. Каштановый шёлк волос, смягчённых берёзовым отваром, просочился сквозь пальцы. Луч фонарика падал ровно. Ярик старательно разглядывая находку. Якобы она одна взволновала.
Аксинья без предупреждения, как прильнула, отстранилась. Чужие руки остались на её плечах. Зрачки бегали, с губ и щёк стремительно отливала кровь.
– Там никого. Ксюнь. Аксинья… Успокаиваемся. Просто железяка.
– Не просто, – буркнула угрюмо. – Мы можем пойти? Идёмте, пожалуйста. Ярик, идём.
На последних словах она уже бесцеремонно волокла своего нового знакомого прочь. Послушный братик спешил осветить им путь. Денис только диву давался. Упивался очаровательным коллективным слабоумием. Наверное, не поздно разозлиться, что, вроде как, воду мутят. Что только притворяются двинутыми. Однако о личности самого разыскиваемого преступника Поволжья не знают даже следователи. Куда уж малолетним фантазёрам? Недалёким, на самом деле, повезло наткнуться на него. Медленная смерть в лесу мучительна. Денис читал об этом.
Через несколько минут по другую сторону показался следующий крест. Немного погодя – ещё один. Аксинья обнимала себя, ускорялась. Денис сдерживался, чтоб не взять её под локоть.
– Опасные у вас тут дороги, оказывается, – заполнил он тишину. – Реальное кладбище по обочине. Асфальт раздолбанный.
Поддел носком отламывающийся кусок, пнул. Мелкие камешки раскатились гурьбой, захрустели под подошвой. Аксинья до мурашек жалобно попросила:
– Не надо про кладбище.
– Напротив! Страху положено смотреть в лицо, Ксюнь. Страх убивает раньше смерти. Попомните мои слова, – дружелюбно улыбнулся Денис. Так легко делился мудростью, будто смерть не являлась сегодня за ним. – А это лишь знак. Чьё-то памятное место. Там не хоронен никто.
– И что? И что, что не хоронен? – вспылила Аксинья. – Нельзя отмечать такие места. Кресты у дороги ставить! Привязали родственники. А души, несчастные, мечутся. Покоя не знают. Господи Боже! – она простерла руки, демонстрируя одно сплошное ничего. – Смерть же смерть притягивает! Разбиваются постоянно. Живых к себе забирают. И мы сами… мы са-ми…
Поток слов оборвался горьким плачем. Денис первым сгрёб Аксинью в охапку. Ярик единственный шаг к ней сделал, да так и застыл, огорошенный. Его мысли занимало своё. Накатывало, сковывало, именно когда выпадал шанс что-то предпринять, что-то сделать. Землянику боится просыпать? Точно мешает бидончик. Денис, презирающий игры в поддавки, тайно закипал. Остужало только тепло женского тела.
Убийца ждал. Слушал всхлипы. Шептал, что всё обошлось. Что деревня уже скоро. Хотел смеяться – не смеялся. Попалась же, глупенькая. Ещё и суеверная. Она-то умной была. Начитанной, учёной дамой. Нигилисткой. К счастью Дениса, не интеллект являлся решающим фактором. Хотя бы в этом она отстала от него.
Слезами Аксинья разрешила близость. Разрешила взять под крыло. Уже утихомиривалась, когда произошло нечто из ряда вон выходящее. Ярик высказался:
– Сказки.
Денис аж забыл про Аксинью, пусть и не отпустил. Обескураженный, переспросил:
– Что, прости?
– Сказки это всё. Про символы, – не удержал прямого зрительного контакта. Опять уставился строго перед собой. Тяжело вздохнул. – Я другую знаю… Бабушка рассказывала, давным-давно одна ведьма, спасаясь от гонений, основалась тут у нас. Потому что приняли, или потому что запугала – неясно. Но как есть – преследователи уже на пятки наступали. Вот и намудрила. Землю прокляла, чтоб не добрались до неё. Гонители оказались страшными, как смерть! Вроде даже черти. Ну, такая молва дошла. Не смогли переступить заколдованный круг. Полегли. И даже, – Ярик хмыкнул. – И даже говорят, наша деревня в округе одна неподвластна была врагам с юга. Не могли подступиться. Вязли в болотах. Дикие звери драли. Жителям-то ничего не делается. Уходи – приходи. Бабушка настаивает – не проклятием задумывалось. В том числе благодарностью за приют. Просто когда сегодня угрозы нет, остаточный эффект срабатывает. Вот на подъездах и бьются постоянно. Насмерть.
Денис невольно заслушался. Ладонь механически погладила спину Аксиньи. Он думал. Ставил на чаши весов обе версии. Подытожил:
– Так вот откуда ты такой талантливый.
Микросекунда разделяла два последних слова. Ещё одна, и стала бы насмешка. Без неё – похвала. Ум Ярика озлобился. Сердце откликнулось теплом. Почувствовав силу, ясновидящий намекнул:
– Злая земля. К чужакам.
– Ага. Из-под колёс уходит. Благо вас не задело!
Ярик сомкнул губы, чтоб не оскалиться. Бывало, над ним и завуалированно насмехались, и в грош не ставили. Общаясь с людьми, полезно и проигрывать, особенно «ты-же-ребёнку». Только сегодня поражение не обидой грозит. В голове – ни одной здравой идеи. Страх мигает проблесковым маячком.
Двое синхронно повернулись к Аксинье. Набожная шептала молитвы, перекрещивалась. Лебёдушкой плыла. Ярика ужалила совесть, что, хотя обещал боле не вспоминать, снова напугал сестрёнку этой бабушкиной сказкой. Он не понаслышке знает, что проклятия есть и что они есть, а она о том и знать не желает.
Ни мошкары. Ни соловьёв. Ни машин. Никаких огней деревни на горизонте. Горизонта тоже нет. Один чёрный пузырь, где, как в стеклянном шаре, волнуется пыль. Минул, по меньшей мере, час, когда Аксинья легко, а кому покажется – кокетливо, поинтересовалась:
– Денис, всё хорошо?
Тот не стушевался:
– Конечно.
– У меня что-то на лице? С одеждой? – стала оправляться. Яростно затёрла щёки – Так и знала! Поди чушка, а вы молчите!
Грудной смех походил на мурчание. Полился баритон:
– Всё прекрасно. Извини. Просто… не могу отделаться от мысли, как же ты похожа на мою первую любовь. Или она была похожа на тебя.
– «Была»? Она умерла?
На лицо его упала тень.
– Хуже. Вышла замуж и родила.
Уставшая от темы смерти Аксинья на радостях расщедрилась на сарказм:
– Действительно, и врагу не пожелаешь!
Ярик притаился полевой мышкой. Ловил каждое содрогание воздуха. Казалось, и без прикосновений зрит «вглубь». Вскрывает иной уровень реальности. Сестрёнка, слишком доверчивая, чтобы дожить до старости, лезла в клетку ко льву:
– А какой она была?
Денис покрутил кистью, подбирая подходящие эпитеты.
– Совершенной. Красивой. Жестокой.
– Если не хотите, можете не рассказывать.
Тот качнул головой, хрустнул шеей. Ярик забыл, как дышать.
– Что я вам говорил про страх? – напомнил Денис. По щелчку пальцев заявился добродушием. В том его человеческий дар – актёрский. – Да ничего такого! Сам виноват. Был несуразным. Плюгавым. Говорил ломано. Постоянно, постоянно запинался! Исполнительный студентик. Не крути она мной тогда, сегодня б не уважал, – он опасно поник, умолчав о «до» и «после». О переломе. – Очнулся. Осознал. Не сразу стал лучшей версией себя. Знаете, когда мир в твоих руках? Когда берёшь.
Денис сделал движение, точно хватает что-то и растирает в порошок. Тень вуалью приглушила жгучий взгляд, сочащийся голодом.
– Это высшая благость жизни. Именно она. Дерзость делать то, что хочешь.
Проницательная Аксинья распознала за цинизмом большую, боголепную, разрушительную любовь. Силу, равную той, что двигает титанические плиты. Только та пухнет в чреве Земли, а эта умещается в одном человеке. Аксинья уважительно кивнула. Ярик похолодел.
«Зачем откровенничает? Решил, что не расскажем? В одном случае наверняка».
Луч по серому дорожному полотну выдавал дрожь. Сестра заметила, потянулась.
– Ярик, дай фонарик, – хихикнула с нечаянной рифмы. Регулярная забава. – Я отлучусь на минутку, а вы пождите меня тут.
Брат замаскировал панику шёпотом:
– С тобой пойти? Убьёшься.
Покраснела.
– Справлюсь.
Полумрак захлопнулся мраком. Воображение ударило железными створами. Мальчик подскочил. Открыл было рот, чтобы не оставаться в темноте совсем один. Чтобы хоть крик эхом указал стороны света. Не понадобилось. Световое пятно уползло. Скакало с кустов на кроны, исчезало в небе. Аксинья, продираясь к лесу, отступившему от дороги, махнула, мол, всё в порядке. Они не видели. Ярик, доведённый до белого каления, ни черта не видел.
Жестяной бидончик брякнул дном об асфальт. Пахнуло земляникой и мокрой землёй. Вместо эйфории, коя сопровождает в подобные минуты, Денис почувствовал, каким грузом ложится грех на душу. Непричастных доселе не трогал. Отводило. Но эта ночь выдалась такой – сумасшедшей.
«Ещё совсем мальчишка. А доза осталась только для Ксюни», – корился убийца, наматывая шнурок на руку. Тайно мучился. Распускался цветущим бутоном. Свежая кровь побежала по венам, питая живительной силой. Азарт обожествлял. Всё возможно, всё можно. В который раз и всегда. Он себе разрешил. Разрешил себе жить.
