Анастасия Александровна Мельникова
Фиолетовые миры. Звездное
Лунатизм в сети
***
В престижной школе Сейшри у детей после шестого класса начались отклонения во взаимоотношениях друг с другом.
Психологи и социологи проверяли, будут ли в структуре классов выраженные лидеры, но их не нашли.
Родители школьников, в большинстве своем, отказались вмешиваться, а классный учитель предложил рассматривать сложившуюся ситуацию, как эксперимент.
И, неожиданно, родители согласились в таком эксперименте участвовать.
Часто можно наблюдать, как в голову какому-нибудь креативному человеку, с необычным именем вроде Крея Зу, приходит бредовая идея. Такие идеи могут обсуждать, осмеивать, и не пускать в свет. Но именно такие идеи, как это часто бывает, поддерживают, создают для них почву из аргументов, и взращивают, как последнего наследующего ребенка.
Согласно этим необъяснимым законам, класс «Зет», седьмой в своей параллели, стал объектом социологического исследования.
На девятнадцатой неделе эксперимента (после зимних каникул) у мальчика по имени Шампара начались осложнения.
Да, стоит отметить, они начались у всех его одноклассников, у каждого в разной степени. Но родителей равнодушно относились к изменениям детей, потому что испокон веков подростковые проблемы воспринимаются взрослыми как чрезмерно надуманные.
Шампара стал хуже спать.
Он, как и многие в его возрасте, активно пользовался гаджетами, и социальными сетями. Он состоял в нескольких групповых чатах, и привык следить за активностью в них.
В день солнцестояния Шампара спросил у своей матери:
– Мам, это ты написала моим одноклассникам "Режьте свиней" сегодня ночью? Только честно.
В голосе Шампары чувствовалось заметное волнение, но недостаточно заметное для родителей Шампуры.
Он был уверен, что мать на такое способна. Единственное, что напрямую она не признается.
Его мама держала одной рукой сковородку, а второй рукой нашла на полке между дамским романом и книгой "300 рецептов яичницы" документ в прозрачном файле и потрясла им перед лицом сына. Шампара заметил в документе около пяти подписей и несколько печатей. Мать сказала:
– Шампара, мы подписали договор невмешательства! Как ты мог подумать, что я что-то пишу в твоем телефоне? Вы, дети, и сами вполне на такое способны.
– Но я спал один.
Папа одним ухом слушал их разговор. Хмыкнул и продолжил чтение "Заурелых ватманов" – лучшая серия детективных книг современности, на взгляд отца Шампары.
Шампара зашел в свою комнату и проверил все щели в окне, провел рукой под простыней, заправил кровать. Задумался.
***
В выходной день родители выбирались за реку. Они хотели, как обычно, расправить покрывало на зеленой траве в активной точке "вай-фая" и так отдыхать до заката, пока не похолодает.
Шампара пошел с ними нехотя, потому что чувствовал, что не желает оставаться один. С ним итак перестали общаться.
Чаще всего Шампара заходил в онлайн-чат и беседки, чтобы прочесть гору непрочитанных сообщений, от одноклассников. но сам Шампара не участвовал, и личную страницу никак не оформлял.
А сегодня весь день читал полемику в ответ на сообщение от своего лица (про резню).
Диспут ему не понравился. Многие одноклассники отреагировали агрессивно, писали критику и нелестные замечания. Но Шампара не призывал к справедливости, а снова наблюдал. Он был такой же социально зависимый, как и остальные, но почему-то ему хотелось молчать.
Ночью Шампара оставил телефон включенным и не перевел его в беззвучный режим. Вдруг сообщение придет, вдруг что-то важное. А он пропустит.
И Шампара лег в кровать пораньше. Он протянул руку, в которой сжимал телефон, свесил ее за край кровати. Мальчик смотрел на черный экран пристально. Он знал, что если заснет, то телефон ударится о пол, и этот грохот разбудит всех домашних. И так он держал себя в «просонном» состоянии.
Наконец, выдохнул, и перевернулся на другой бок. Почти ушел в беспамятство,как почувствовал движение собственной руки, и, с участившимся сердцебиением разомкнул глаза. Телефон все еще был в его руке. Но с горящим экраном, светящим прямо в глаза. Шампара выключил экран.
Парень всего лишь хотел спать. Из-за сегодняшних споров одноклассников, развернувшихся в чате, задача стояла трудная. Что бы Шампара сказал им, если бы участвовал? Что?
Так Шампара и заснул, но, по велению матери ночи, некая сила разбудила его в три ночи шесть минут. Он вспомнил, как ходил вместе с классом в художественную галерею. Вспомнил серию картин, которые видел там. Серия называлась "Пока ты спишь, на тебя смотрят", и Шампаре стало не по себе.
Экран телефона в руке Шампуры снова горел, хотя из всех телодвижений, Шампара только открыл глаза. Он был расслаблен со сна. Щурясь, он приблизил экран телефона к себе. Вдруг судорога схватила все тело мальчика: его скрутило от увиденного.
Последним сообщением в чате было его собственное.
Шампара перевернулся на живот – сон как рукой сняло.
Ближе.
"Я бы не резал свиней, я их не ем. А вот вы, грешники, всю свою грязь здесь и показали!"
Шампара прошелся по списку ребят. В такой поздний час все были оффлайн. Сердце пульсировало и отдавало в виски. Шампара прекрасно знал, что не сможет удалить сообщение, и его увидят. Кто-то взломал аккаунт? Он сменил пароль к странице.
К рассвету у Шампары появились синяки под глазами: сон не шел, мальчик хотел знать, как на сообщение отреагируют.
Его одноклассница – Джая Стретная – первая вошла в беседку и прочла.
Лежа на боку, Шампара слушал толчки сердца у себя в груди. Он наблюдал за карандашиком, который ставит точки – Джая писала.
Много писала.
Но пришло короткое ответное сообщение "Я бы не резала свиней". Затем она снова писала.
"Если бы к нам в класс подселили поросенка, и нас морили бы голодом, я бы умерла".
Шампара выдохнул, но ему было все равно не спокойно. За окном вовсю светало. Он уже начал засыпать, как ответ написал Гнор Мо:
"Шампара, с каких пор ты участвуешь в разговоре? Решил отправиться в Тибет и стать монахом?"
Гнор Мо, как и Шампара, никогда не участвовал в чате, но, бывало, изредка давал заметки и комментарии к личностям, и о себе в том числе. Чаще всего эти были вопросы. Но одноклассники поддерживали Гнора, и, как и стоило ожидать, сразу после его реплики появилось сразу три сообщения «Да, действительно», «Тему говоришь, Гно. И правда – почему, Шампара?", "Эй, Шампара, сиди там у себя в углу тихо".
Шампара сглотнул. Он, по своему обыкновению, не собирался отвечать. Страх сковывал Шампуру с ног до головы. Он учился со страшными людьми. Любое неаккуратно брошенное слово – и в понедельник Шампару распнут, а родители одобрят любой исход, ведь подписали договор о неразглашении эксперимента.
Глаза Шампары смыкались. Уставший бояться, он снова уснул и проснулся в поту. Тут же увидел, что проклятый экран снова горит, а в конце беседы были целые сочинения от его имени, и правый большой палец болел от напряжения.
Ребята снова писали ответы.
"Шампар, ты, блин, ответишь мне в понедельник, за свою трескотню. Я вместо свиней тебя зарежу" , "Ты спал бы лучше, Шампара, а то пишешь тут всякий бред" , "Спи".
Шампара плакал. Он и хотел спать!
Нельзя дальше запускать ситуацию. Он отложил телефон подальше, а потом снова схватился за него. Ребята были в бешенстве. Послезавтра в школу. Он боялся сделать хуже.
В десять часов утра воскресенья Шампара проснулся, с телефоном в руках.
Прочитал все тысячу последних сообщений, половина из которых – были его воинственные, патриотичные и пацифистские речи, обвиняющие неугодных, и стремящиеся расправиться со всеми злодеями в час встречи.
По лицу Шампары потекли реки слез. Чем он заслужил эту болезнь? Кто пишет от его лица? Он, безусловно, готов был расписаться под каждым аргументом, так искусно вставленном в беседу с одноклассниками, но отвечать-то за слова придется ему!
В ночь с воскресенья на понедельник Шампара спрятал телефон в тумбочку и запер, а ключ спрятал на улице. Так ему удалось предотвратить новые войны в чате.
Утром, в понедельник, прошел первый урок, и следующие два занятия отменили, кроме четвертого – последнего.
Сплоченная компания одноклассников получила целых два часа на разборки с Шампарой. Они поставили его к доске.
Шей Робик, самый агрессивно настроенный, принес с собой нож и положил впереди себя на парту. Он приказал всем сесть.
– Давай разберемся, Шамп. Что тебя тревожит? Почему ты молчал о том, что тебе не нравится? Почему ты решил устроить нам адскую ночь с субботы на воскресенье?
– Я не хотел.
– Я понимаю, что ты не хотел, – Шей пнул парту ногой и встал. Шампара затрясся.
Девочки сидели на подоконниках и шептались.
Шей Робик обратил взгляд в угол комнаты – на скрытую камеру. Он кивнул на камеру и сказал остальным:
– Они все одобряют. Учителя. Если бы не одобряли, не сделали бы окно в два часа. Давайте проголосуем.
Он встал из-за парты.
– Кто за то, чтобы после всей написанной ереси, которую написал Шампара, на которую мы потратили несколько часов своей бесценной жизни, кто за то, чтобы зарезать Шампару, как свинью?
Множество мыслей закрутилось в голове Шампа, но он, все же, молчал. И ни слова не сказал в свою защиту.
В класс вошла учительница. Ее глаза напомнили Шампаре пуговицы. Она поставила на учительский стол воду и стаканчики.
Вышла.
***
Настал желанный вторник. Шампара, чудом выживший, попросил свою мать:
– Мама, этой ночью, пожалуйста, присмотри за мной, за тем, как я сплю. Мне кажется у меня болезнь.
– Хорошо, – неожиданно согласилась мать.
Шампара знал, что она весь день смотрела трансляцию со скрытых камер, установленных в школе, поэтому ей как первому лицу было интересно, что происходит с сыном.
Он лег спать и выключил свет на прикроватной тумбочке, завернулся в одеяло. Телефон в тумбочке. Мама с книгой под светом торшера – в кресле рядом с кроватью.
Голова Шампары потянулась к подушке, он едва коснулся подушки своей щекой. Кажется, он проваливается в сон?
Мать прервала его мысли:
– Твоя рука набирает сообщения.
Телефон мистическим образом уже находился в руке Шампары, со светящимся экраном. Было написано сообщение объемом в сто знаков, а рука висела над кнопкой "отправить". Он судорожно стер все буквы и вытер пот, сел перед матерью.
– Я знал, что это болезнь.
Она кивнула.
– Мне надо в больницу.
– Эксперимент заканчивается в конце года.
Шампара задержал дыхание, ошеломленный от ее слов. Он осторожно спросил:
– Мама, ты моя мама?
– Я шучу. Конечно, мы тебя положим на лечение, дорогой. Дай-ка мне телефон.
Мать взяла телефон, но Шампара рванул его обратно к себе.
– Нет! Ты прости, но я тебе не доверяю.
Шампара в течение пяти минут ставил пароли на все приложения, изъял аккумулятор из телефона. Экран телефона погас. Шампара закинул аккумулятор и зарядку к себе в рюкзак, и уже тогда отдал гаджет матери.
– Хорошо, – вздохнула она, – в больницу отец отвезет тебя утром.
– Хорошо, – Шампара облокотился о колени, его многое смущало.
***
Утром Шампару отвезли в больницу и поставили диагноз "Лунатизм в сети".
Его лечили в течение трех месяцев, и в класс он вернулся, как новенький.
Смартфоном ему наказали не пользоваться. Оказалось, мать хитрым способом восстановила аккаунт, и от его имени продолжала писать одноклассникам, нарушая ход эксперимента. Совет родителей узнал о ее проступке. Они уличили мать в мошенничестве как раз, когда Шампара вернулся в класс. Одноклассники дали понять, что всё отлично помнят.
Шампару исключили из престижного колледжа Сейшри.
Придя домой, Шампара не стал распаковывать вещи. Он украл деньги из комода, купил билеты в привокзальной кассе, доехал до бабушки из Ханша, и остался жить у нее, потому что больше жить с родителями в одном доме.
Он больше не пользовался гаджетами и социальными сетями. Иногда Шампара просыпался среди ночи, чувствуя напряжение в руке, которая набирала воинственные речи в пустоту. Буквы, слоги этих ненаписанных слов оставались на его языке, а в груди билось сердце несостоявшегося героя.
Бабушка Шампары жила в деревне. Она просила его помогать по хозяйству, а в свободное время Шампара мог сидеть в местной библиотеке. Шамп прочел много книг, он стал заниматься спортом. Когда тело, и разум пришли в некое цельное состояние, которое он бы назвал внутренним стержнем, или внутренней решимостью, симптомы болезни притупились, но не исчезли полностью. Возможно, он просто отдалялся от людей.
Прошло три года с тех пор, как Шампара поселился у бабушки.
Он поработал на стройке, чтобы накопить на обратный билет. И он вернулся в город. Шампара подал заявление в ту же школу, в тот же класс. Он хотел закрыть этот социальный вопрос в своей жизни и не видел другого выхода. Он знал, что его не примут, но школа, как показывало его прошлое, любила эксперименты. Видимо, именно по этой причине его приняли, из интереса. Потому что камеры в коридорах и классах так и висели.
Он знал, что когда войдет в класс, половина одноклассников даже не взглянет на него, а Шей Робик ехидно улыбнется и скажет:
– Мы все помним, глупенький.
Шампара вошел в класс, поздоровался со всеми, опустил портфель на свою парту. К третьему уроку он понял, что никто ничего не помнит. Половина знакомых ему одноклассников отсутствовала – похоже, они перевелись в другие школы. Вместо них за партами сидели новые ученики.
К Шампаре обратился незнакомый ему парень, сидящий слева от него:
– Эй, ты читал программу по химии на этот год? Мне кажется, она не применима в жизни.
Шампара читал программу. Он ответил соседу и к их беседе присоединилась Джая Стретная, которую Шампара помнил. За окнами из-за облаков вышло солнце, лучи прошли через полуприкрытые жалюзи и несколькими штрихами перечеркнули школьную доску. Шампара подумал, что эти перечеркивающие солнечные штрихи – добрый знак.
Любовь под волной
Впервые Зелина увидела его, когда поднималась по университетскому корпусу – на пару по философии.
Студенты плотным потоком преодолевали лестницу.
И среди чужих кроссовок, туфлей, балеток, сланцев, Зелина увидела дельфиний хвост, а затем и самого дельфина.
Он весь содрогался, выгибался, захватывал передней частью тела следующую ступень и подтягивал себя.
Так он конвульсивно бился на нескольких пролетах в толпе молодых людей, сделал последний рывок и выбросился на третьем этаже. Он помогал себе ластами и вскоре добрался таким образом до дверей аудитории.
Преподаватель распорядился, чтобы для дельфина сдвинули две парты.
Зелина села на заднюю.
Она улыбалась, как дурочка: перед ней лежало самое шикарное млекопитающее, которое ей доводилось видеть.
Дельфин сделал усилие и развернулся к Зелине.
Посмотрел.
Зелина не решалась вдохнуть. Дельфин подмигнул ей, и она растаяла.
С того дня Зелину перестали интересовать обычные парни; влюбленность в Кроука (так звали дельфина) захватила ее. Возможно, свою роль сыграли ее детские мечты о том, как и кого должна любить настоящая женщина: она должна любить кого-то очень особенного, не такого как все и целеустремленного. И она будет помогать ему, поддерживать его и безмерно ему доверять, кто бы что ни говорил. Так считала Зелина. Поэтому нет, ее не смутило, что Кроук был дельфином.
Да, в их городе Тетрополе дельфин казался диковинкой, но на западе осознанных животных уже давно считали равноправными членами общества. Здесь, конечно, в открытую никто не выражал своей неприязни. Таким, как Кроук, разрешали получать образование и иметь свою жилплощадь по желанию, вступать в браки, регистрировать детей и тому подобное. Они имели почти те же права, что и люди, но в народе их побаивались.
Зелина точно знала, что это невежество, ведь люди привыкли бояться всего, что они не могут понять. Да, происхождения сознания у таких животных не было до конца изучено учеными, но по всем исследованиям уже было доказано, что их сознание ничем не отличается от человеческого. Соответственно, единственное, что им мешает – это ограниченность их животных тел. Одногруппник Степман больше других возмущался тому, что Зелина глаз не сводит с Кроука. Он подкалывал ее, и провоцировал друзей издеваться над Кроуком. Зелина в таких случаях пыталась ему обьяснить:
– Знаешь, и людей, например, бывают инвалиды. Те, кто не может действовать наравне со здоровыми людьми. Это не значит, что они не заслуживают всего того же, что и мы. Они имеют те же права!
***
Дельфин предложил Зелине встречаться через три недели после первой встречи.
Как только пары заканчивались, Зелина шла вслед за Кроуком к морю.
Что восхищало девушку, так это то, что дельфин Кроук никогда не просил помощи с передвижением. Часть студентов и преподавателей признавали, что он невероятно силен духом: ему было сложно с многими физическими особенностями посещать университет, но он не сдавался. Окружающие определяли это как сильную тягу дельфина к образованию, и начинали уважать его за это. Внутренний стержень, самолюбие, сила воли – вот, пожалуй, те качества, которые Зелина полюбила в Кроуке.
Потертости и мозоли на его восьмидесятикилограммовом теле красноречиво говорили об этом, подобно шрамам воинов, участвовавших в горячих сражениях за самые высокие идеи. Зелина часто мазала кожу дельфина заживляющими кремами и маслами: он разрешал ей это делать там, где никто не видит.
Порой кроме мазолей Зелина находила синяки и порезы. Она стала избегать общаться с другими парнями с ее факультета.
Некоторые из них часто отводили Зелину в сторону, когда дельфина не было рядом. Они кричали и умоляли ее одуматься и бросить Кроука.
– Кто вы мне, чтобы советовать? – плакала Зелина. – Вы мне никто!
– Мы – люди! – шикнул на нее Степман.
– Назовите хотя бы одну причину, чтобы бросить его! Он нуждается в любви больше других. Он совсем один. А вы такие злые. Я… я должна позаботиться о нем! У него есть мечты. Замечательные мечты. И он заслуживает помощи. Его вера и стремления не должны угаснуть. Я вам не позволю этого добиться. Вы ничего не понимаете! Оставьте его в покое!
Одногруппники доводили Зелину до слез, но она ничего не рассказывала Кроуку. Вскоре слухи об ее отношениях с дельфином дошли до ее отца Мстава, и он, к ужасу Зелины, тоже ее не поддержал. Он впал в ярость в тот вечер и поначалу вообще запретил ей посещать занятия в университете. Потом, после многочасовых разговоров, ему пришлось уступить, потому что он понял насколько далеко зашла ситуация: дочь не отступится, и продолжить встречаться с дельфином тайно, и Мстав не был готов к тому, что она начнет ему лгать, сбегать из дома, и полностью выйдет из-под его контроля. Он решил применить выжидательную тактику: разрешить дочери делать по-своему, и просто очень внимательно наблюдать, чтобы в любой момент суметь ей помочь. Как он собирался помогать, он не знал. Он просто понимал, что ничего наука ничего не знает об этих тварях, и о том, что они могут натворить. Пока не было зарегистрировано никаких доказательств, что они опасны, но Мставу этот факт не казался убедительным.
Так, бывало, Кроук полз к морю между многоэтажек и небоскребов от университета, а Зелина – за ним. Он корячился, проползал по пешеходным полосам, игнорируя бесконечное бибиканье машин. Кроук взбирался на бортики, полз верным курсом под гору – к пристани, и там, на самой дальней дощечке соскальзывал в воду.
Зелина присаживалась на краю причала и водила руками по воде. Там же случился их первый поцелуй.
– Сделай меня дельфином, Кроук! – просила Зелина. – Сделай меня дельфином, сделай меня дельфином!
Она даже не умела плавать. Она стала мечтать о том, чтобы стать дельфином, чтобы лучше понять своего возлюбленного и сложности его жизни.
Дельфин жаловался, что в университете его недолюбливают.
«Люди такие эгоисты. Я спрашивал у Степмана с медицинского факультета, мог бы он предоставить мне свое тело в пользование, и Степман послал меня, – жаловался дельфин. – И Райвек, и Такль из тридцать пятой аудитории».
Зелина не совсем понимала, что значит «предоставить тело в пользование». Но она была глубоко убеждена, что дельфин стремиться к самым правильным вещам. Она знала, что любовь невозможна без доверия. Да, она многого не знала о дельфине, но он сам расскажет, когда будет готов.
– Ты все правильно делаешь, любимый. Не сдавайся!
Однажды, когда солнце уже заходило за горизонт, Зелина спустилась к пристани на свидание с Кроуком, и увидела, как у кромки воды плещется мужское тело вверх спиной. Зелина подошла и перевернула его. Райвек, ее одногруппник. Мертвый.
Кроук подтаскивал водоросли к телу Райвека, уплывал и затем снова возвращался, с новым пучком водорослей. Зелина стояла почти по пояс в воде. Ее сердце замерло, когда она увидела труп одногруппника, но буквально тут же она одернула себя – неужели она уподобится всем остальным? Ведь она уже столько раз сказала дельфину, что любит его. Это ключевой момент, когда ей предстоит доказать свои слова на деле.
Она восхитилась тому, с каким упорством дельфин плавает к покойнику, затем в океан, затем снова к покойнику, и носит тяжелые пучки водорослей. Они мешают дельфину видеть, но его трудолюбие… обезоруживает.
– Кроук! Тебе помочь?
Кроук объяснил, что делать, но Зелина не умела плавать, поэтому просто сняла одежду с Райвека и держала его на мели, пока Кроук занимался остальным.
– Сегодня я вылечу в космос, – радовался дельфин.
К одиннадцати часам вечера Кроук закончил приготовления и зеленые водоросли засветились в темной прозрачной воде. Они окутывали тело Райвека, словно новые одежды.
Зелина держала Райвека на поверхности воды, а дельфин плавал вокруг. Ей послышалось, как зазвучал низкий стон виолончелей, со стороны моря. Луна выглянула из облаков.
Лицо Райвека казалось таким бледным.
Внезапно у Райвека открылись глаза, он сильнее засветился зеленым.
Тут Кроук выпрыгнул прямо на Райвека, и придавил его ко дну. Тот будто ожил, стал дергаться, вырываться, но дельфин не отступал. Шлепки то ли плавников то ли рук по воде заглушили тихие виолончели, и сквозь брызги Зелина уже ничего не могла рассмотреть.
Борьба шла минуту или две, и вдруг прекратилась.
Вода разгладилась. Зелина увидела сквозь воду ярко-зеленого Кроука. Теперь уже и он светился, как фосфор. Он ухватил Райвека за руку и понес в глубину океана.
Зелина прижала руки к груди. Она вымокла насквозь. Дельфин – что с ним? Как он? Заметил ли он, что она его полностью поддержала?
Она поняла, что вокруг заметно стемнело. Только слышался шепот пены на берегу и шелест пальмовых листьев, щелчки ночных птиц.
У горизонта в океане что-то подорвалось; взметнулся столб воды.
Зелина увидела, как маленькая точка взлетела над поднимающимися волнами и устремилась в черноту неба. Не так быстро, как это делали ракеты в телевизионных передачах, но все-таки неестественно быстро.
«Кроук в космосе» – записала Зелина в своем ежедневнике, когда выбралась на берег и просушила волосы. «Кроук разговаривает со звездами». «Кроук и Марс». «Кроук и Юпитер». «Дельфин гуляет по созвездиям», «Дельфина встречают в галактике Андромеды». Она писала эти тезисы по середине каждой страницы красивыми объемными буквами и рисовала вокруг них узоры, а затем раскрашивала цветными карандашами и фломастерами. Зелина успокоилась и почувствовала, что она на верном пути.
Сегодня она помогла этому прекрасному существу совершить нечто удивительное, чему ученые найдут объяснение еще не скоро. Но в истории человечества так часто случалось, что вначале люди просто делали, интуитивно, а уже потом находили своим действиям научное объяснение. Таков естественный порядок вещей.
И, когда Кроук сделает ее дельфином, она станет еще ближе к нему и к чуду, для которого пока нет названия. Когда она войдет в его жизнь, она сможет еще лучше помогать ему в его космических делах. Кроук – гордая личность, и сам бы никогда не попросил ее о такой жертве, поэтому она сама попросит, и однажды он согласится.
Она улыбалась. Она лежала на мокром полотенце, глядела на звезды, и так провела всю ночь. Ей казалось, что планеты отбрасывают тени на черный пляж, и даже оставляют круги и овалы на песке. Что весь пляж усеян следами планет на песчаной ряби, которую волны выводили еще этим днем.
***
Вскоре Кроук и Зелина праздновали свадьбу, на утесе, который своим острым концом словно рассекал океан на высоте трехэтажного дома.
По бокам утеса шла аллея пальм вида карнаубов, а на самом краю по центру – арка, увитая плетистыми красными розами.
Тень от сетчатой фаты плясала на лице девушки. Девушка взялась за лацканы дельфиньего фрака. Тот был мастерски сшит под дельфинье тело. Бабочка лежала как раз под подбородком Кроука и делала его невозможно милым и элегантным.
Силуэты влюбленных очертились под аркой в поцелуе. Фотограф встал в начале тропы; он делал снимки без остановки.
Отец Зелины сидел в первом ряду родственников около арки со скрещенными на груди руками. Он спрятал свое недовольство подальше и просто в течение всей церемонии не отрывал взгляда от дельфина. К счастью обоих, за все время отношений Зелины и Кроука отец ни разу не увидел подозрительного поведения дельфина, которое бы выходило за рамки человеческого: и в отношениях с обычными парнями девушки задерживались и приходили домой позже, или приглашали девушек на свидания в довольно опасные места – на крыши домов, например. Мстав хотел помешать их союзу, но не знал, за что зацепиться. Его дочь просто гуляла с дельфином по городу или проводила с ним время на побережье, а потом приходила без синяков и счастливая: ничего криминального. Также Мстав повторял себе, что его дочь – уже совершеннолетняя, и он просто старался, чтобы она не вычеркнула его из своей жизни. Мстав просто продолжал быть начеку.
Он перевел взгляд на Зелину. Друзья бросали на молодоженов белое конфетти горстями, и пара кружочков прилипло к пылающим щекам Зелины. Она была неприлично счастлива.
В конце празднества Мстав довел дочь до белого автомобиля. Зелина села на переднее пассажирское сиденье; дельфина занесли на заднее сидение трое крепких родственников со стороны невесты. Автомобиль покатился по дороге к спуску – к основанию склона.
Когда Зелину и Кроука высадили, дельфин попросил оставить его наедине с женой.
Отец Зелины подошел вплотную к дельфину и только что не уперся ему в лоб:
– Кроук… Я тебя насквозь вижу, – он бурлил дельфина взглядом.
– Ты меня сразу недолюбливал, Мстав.
– Если с моей дочерью что-то случится…
– Твоя дочь уже взрослая и самостоятельная.
– Это так.
– Соберись. Я никогда не мечтал о таком тесте, как ты, и теперь рад, что всё обернулось именно так.
Мстав замешкался.
– Ступай, – сказал Кроук ему.
Тот еще раз внимательно оглядел всю фигуру дельфина, с усилием кивнул и сел в машину. Водитель сдал назад, и через минуту пляж остался в распоряжении молодоженов.
Кроук и Зелина направились к морю. Как только Кроук оказался в воде, его движения тут же стали сильными и решительными.
Он поплыл вперед.
Зелина спешила за ним. Ее свадебное платье потяжелело. Зелина взяла края юбки в кулаки, и шагала к глубине.
Мелководье держалось довольно долго. Зелине уже казалось, что глубже и не станет. Ее новообретенный муж, дельфин Кроук, плыл рядом и стрекотал.
Зелина задыхалась от счастья. Руки ее устали подтягивать платье.
Она расстегнула платье сзади и сбросила в воду: обнажилась. Вода обожгла холодом. Серые облака затягивали фиолетовое небо.
Зелина попросила его:
– Кроук, сделай меня дельфином.
Кроук подплыл ближе.
Он накрыл ее своим телом, как тучи накрывали землю над ними. Накрапывал дождь.
Когда в легких не осталось воздуха, и Зелину затрясло, она переборола свой страх. Да, было безумно больно, но это лишь значит, что она на верном пути. Теперь она точно станет дельфином.
Девушка разомкнула глаза. Она увидела, что дельфином медленно тянет ее пастью за руку ко дну океана. Ее любимый гордый дельфин.
Тело Зелины перестало отвечать ей.
Судорога охватила ее полностью, и прикосновения дельфина стали казаться страшными, как ежики, захватывающие онемевшие конечности, неподъемные, страшно чужие. Всё, что у нее осталось – это зрение.
На дне океана она увидела развалины. Они напоминали античную постройку. Небольшой город, где плавали стайки мелких разноцветных рыб: красные, желтые, с серебристым или перламутровым окрасом, пестрые, пятнистые. В центре – каменная круглая площадь с трещинами, на плоскости прямоугольными блоками выложен круг. На площадь падал свет. Он также сочился из маленьких витиеватых трещин – белый, как будто загробный свет.
Дельфин положил Зелину на центральный каменный блок. Со всех сторон подплыли рыбы. И все несли в своих пастях хотя бы по одной водоросли.
Вокруг Зелины усиливался зеленый свет. Он занял ее внимание, пока не случился толчок. Ей показалось, ее вышибло с оглушающим хлопком. «После таких хлопков не возвращаются» – подумала Зелина. Словно нечто очень важное порвалось, разрушилось, и пути назад уже не будет.
Зелина увидела себя со спины – ее, голую, окружал зеленый колышущийся кокон. Водоросли не прилегали к ней полностью, а словно произрастали вокруг, и загораживали наготу.
Дельфин вновь появился под аркой полуразрушенной стены, окаймляющей площадь. И поплыл к ней, к Зелине.
Его плавные движения завораживали. Стало вязко думать. Он боднул ее в лоб. Потом проплыл рядом, задев боком. И Зелина почувствовала гладкость его кожи.
«Мой дельфин, – подумала она».
И тут до нее дошло, что она висит в воде, и источает грациозность. Зелина почувствовала, что она в теле настолько легком и свободном, что она даже не заметила, как оказалась в нем. Она в теле дельфина!
Она махнула плавником и сместилась вправо. Махнула вторым плавником и изогнулась влево. Кроук толкнул Зелину своим притягательным боком, и она поняла, что он тем самым сказал:
– Ты так грациозна.
Зелина ответила, стремительно прикоснувшись к нему вдоль спины, потом вдоль живота.
Ей захотелось переплыть весь океан, почувствовать обретенную силу.
Смех защекотал ее легкие. Она ощущала только власть и восторг. Голос пошел по глотке и разлился по передней части ее головы, образовав ни с чем не сравнимый писк, такой сладостно желанный ею на протяжении долгих месяцев. Она издала еще один протяжный скрип, и почувствовала себя резиновым дельфинчиком, которым она играла в детстве, пока сидела в ванной, укрываясь мыльной пеной.
Кроук и Зелина стали плясать по кругу океанского дна, вокруг площади, руин, вокруг ее бледного человеческого тела, которое было уже не разглядеть за водорослями и мелкими рыбешками, за зеленым светом.
Вскоре Кроук перестал танцевать и вторгся в рыбий кокон вокруг тела Зелины. Он накрыл тело своим, заразился зеленым свечением от него. Свечение усилилось настолько, что Зелине уже было трудно разобрать, что там происходит. выплыл из круга заряженным и устремился вверх, к поверхности воды.
