bannerbannerbanner
Карельские рассветы

Анастасия Александровна Калько
Карельские рассветы

Удивительно, как здесь может быть тихо – невзирая даже на вереницу машин, тянущихся к Ходжа-сола и поток туристов, приезжающих рейсовым автобусом с рюкзаками и скатками. В гостевом дворе неподалеку от пруда играют пышную свадьбу. Но ограда отеля как будто отрезает все лишние звуки, чтобы ничто не потревожило отдых постояльцев.

Даже Уланов и Лиза не знали, где именно остановилась Наташа. Ей сейчас не хотелось какое-то время общаться даже с близкими. Через несколько дней, максимум – через неделю, это пройдет. Но для этого нужно, чтобы хоть несколько дней ее не беспокоили.

Наташа сидела в одном из "шатров" в гостиничном парке и листала блокнот с заметками для книги, с которой сейчас работала. "Зимой мне прохода не давали после того, как я спасла мужа от обвинения в убийстве, поспособствовала раскрытию и ликвидации международной киллерши и участвовала в задержании с поличным организатора диверсии… Все СМИ хотели узнать подробности, а мне не хотелось лишний раз обсуждать эту тему, возвращаться мысленно в те сорок дней непрекращающегося кошмара. Тогда моя жизнь висела на волоске, а я об этом узнала только после перестрелки на Выборгском шоссе… И Ефим с Беллой, как оказалось, под прицелом ходили. И только я знаю, сколько седых волос мне добавило осознание собственной вины. Журналистам хотелось подробностей – острых, пикантных, кровавых, чтобы повысить рейтинг издания и собрать побольше дочитываний и лайков. Понимаю, работа у них такая, но вот из-за таких ко всем журналистам относятся настороженно… В марте нужно было сдавать книгу, подбирать заглавие и обложку, согласовывать аннотацию, обсуждать редакторские поправки. В апреле одновременно заболели Младшенький и Витина бабушка, и я то читала сказки больному ребенку, то возила продукты и лекарства Карине Ильиничне на Ленсовета, потому что у Вити были прения сторон в Малой Вишере и он попросил меня позаботиться о бабушке. Мы расстались не врагами, да и с Кариной Ильиничной у меня хорошие отношения, и я всегда рада ей помочь".

Да, Уланов… Вот уже пять месяцев, как он переехал на улицу Ленсовета, где живет его бабушка. В детстве Виктор больше времени проводил у нее – его родители, в ту пору еще молодые работники геологоразведки, неутомимо носились по всему СССР, а потом и СНГ. Карина Ильинична фактически в одиночку вырастила внука и поддерживала до тех пор, пока он не получил диплом и не начал адвокатскую практику. Став успешным юристом и победителем интеллектуальных викторин, Уланов не забыл о бабушке и теперь помогал ей. Выйдя из Колпинского изолятора, Витя решил, что им с Наташей лучше какое-то время пожить врозь, и переехал в бабушкину "двушку".

Энергичная напористая, несмотря на почтенный возраст, Карина Ильинична не могла понять, что произошло. "Вы поссорились? – вопрошала она по очереди у внука и его жены. – Нет? Так почему тогда она там, ты тут? Это что еще за выдумки? Не глупи, Витька! Мужик ты или кто? У тебя семья, дитё растет, а ты от них дунул! Чего удумала, Наталья? Ты уже не девочка, а мужняя жена, мать! Что? Гостевой брак? У многих так? Ну, знаете, сейчас все навыворот: парни друг с другом женятся, пол меняют – была баба, стал мужик, детей чуть что из семьи забирают, дети на родителей в милицию жалуются, и вы туда же, задрав штаны, за модой гонитесь? Поговорку знаете? Я всегда слежу за модой, все ей делаю в угоду. Из-за этой из-за моды скоро стану Квазимодо! Ай, и слушать не хочу, все сейчас не по-людски!"

Ни Виктор, ни Наташа не рассказывали бабушке о подлинных причинах своего раздельного проживания, щадя ее чувства. Несмотря на кипучую энергию, острый ум и волевой характер, Карине Ильиничне было немало лет. Ребенком она пережила Ленинградскую блокаду. Не знала она и о том, где провел в прошлом году полтора месяца единственный внук. "Если кто-то ей сболтнет, – предупредила всех Наташа, – то узнает, что значит разозлить десантника! Я понимаю, что сейчас деликатность не в тренде, что на уме – то и на языке, но пощадите хотя бы ветерана блокады, ТАКАЯ правда не для нее!"

Карина Ильинична была уверена, что Витя уезжал вести процесс во Владивостоке и из-за нелетной погоды вынужден был туда и обратно добираться по железной дороге, а не звонил потому, что забыл дома телефон с номерами близких, а взял только гаджет с рабочими контактами. Наташа помогала мужу поддерживать эту версию, и Виктор был ей благодарен. "Похоже, бабуля задалась целью помирить нас, – сказал он однажды, – и не отступится". "Мы вроде и не ссорились", – ответила Наташа. Уланов только усмехнулся, мешая ложечкой сахар в кофе. Они сидели в "Шоколаднице" у Казанского собора вполне мирно и дружелюбно. Но из кафе Наташа направилась домой, на Фонтанку, а Уланов спустился в метро и поехал на "Московскую"…

***

Глядя, как экскурсионные джипы увозят желающих подняться на плато, Наташа только хмыкнула. Неженки! А она еще помнит те времена, когда на Чеарган-Бурун, где обычно располагались любители палаточной романтики и археологи, исследующие древние городища, не ходил никакой транспорт. Приходилось подниматься пешком, со всей выкладкой. И упаси Боже задрожат коленки на тяжелом подъеме: рюкзак так и припечатает тебя к тропе. Магазинов в селе еще не было, затариваться продуктами приходилось в Терновке, тщательно рассчитывая количество дней на вершине, число участников похода и их аппетит. Часто вниз-вверх не набегаешься, если припасы закончатся раньше времени.

Наташа вспомнила, какими вкусными им показались сухари с изюмом из картонной коробки, когда однажды они с сестрами доползли до палаточного лагеря и в изнеможении рухнули на свою рюкзаки и скатки!.. Коробка опустела за пять минут. А перед этим внизу, в Терновском магазине, розовощекий дородный москвич брезгливо отшвырнул ее, сказав такой же пухлявой жене-блондинке: "Не бери ты эти сухари, г…но, небось, горелое! Ну и лавочка, тут только алкашам хорошо закусь покупать, под бормотуху все хорошо пойдет!". "Я возьму эту пачку, – сказала Наташа, обиженная до глубины души и за Терновку, и за магазин, и за сухари, – в горах ресторанов нет и, как брюхо подведет, на все аппетит появится… Хотя, наверное, кое-кто и своими жировыми запасами сыт будет", – она красноречиво посмотрела на многочисленные подбородки москвича, на массивные стати его жены. В очереди захохотали. Обозленный толстяк не пожелал затевать свару с мускулистой девушкой в десантной тельняшке и ретировался, недовольно бубня под нос.

У бледной дамы и ее спутниц тоже был московский выговор, как у этого ненавистника сдобных сухарей, и такое же высокомерное мировоззрение всех, рожденных "между булошником и молошником": "За МКАД одна деревня и колхоз, и медведи ходят в лаптях с балалайками среди навоза, а мы – столица, и все должны нас уважать и обслуживать учтиво!"

"Сын Моисей… Бывший муж в Питере… Маленькая дочка от второго брака, – Наташа вспоминала, о ком слышала эти подробности, прозвучавшие за соседним столиком кафе. – Обыкновение писать жалобы на всех, кто не угодил… О, Боже, неужели мне "повезло" встретить бывшую жену Когана? Ее сыновей зовут как раз Давидом и Моисеем. После развода с Ефимом она переехала в Москву и вышла там замуж вторично… От второго мужа она родила дочь, ребенку сейчас должен быть год или полтора. Если это она, мне будет "весело". Бывшая госпожа Коган, если верить прессе, считает именно меня первопричиной их разрыва и, наверное, до сих пор жаждет "повстречать". Не удивлюсь, если она была среди хейтеров, которые, когда я сидела в тюрьме, изощрялись в "остроумии"… Сейчас есть люди, пишущие о моих книгах: "что это я прочитал", "жаль время тратить", "а почему собаку героя на 5й странице зовут Мусей, а на 249й – Дусей", "надо запретить скрытую рекламу сигарет в книгах, пусть героиня бросает курить и встает на лыжи" или "автор тп, сама не знает, о чем пишет, купите лучше вместо ее книги пивасика". Ничего особенного, такие у всех авторов обозначаются со своим "оригинальным фи". Но среди этой камарильи есть двое-трое хейтеров, которые всю душу в свой хейт вкладывают, целую поэму ваяют, сразу чувствуются люди с образованием и уровнем. Нет ли ее в их числе? И что, если мы столкнемся?.."

"Наплевать! – Наташа захлопнула блокнот и бросила его в сумку. – На войне пострашнее бывало, и уж точно соседки с тяжелым характером я не испугаюсь. А вот если кто-то вздумает отравлять мне отдых – скорее сам струхнет!"

Да, кажется, это была именно Антонина Коган, или какая у нее сейчас фамилия. Наташа вспомнила ее сына Моисея. Теперь она отчетливо поняла, что он очень похож на Ефима. Еще не такой плечистый и крупный, как отец; нет стильной проседи и холеной трехдневной щетины на щеках, но профиль – отцовский, и глаза такие же жгучие. "Наверное, поэтому она так его и "строит" при всем народе, во всеуслышание, – предположила Наташа, – Ефима под каблук загнать не получилось, не тот он человек, так она хоть сына старается превратить в "удобного мальчика"…

Зазвонил ее телефон. Взглянув на экран, Наташа изумленно подумала об удивительных, на грани мистики, совпадений. И приняла звонок.

– Фима, ты читаешь мысли на расстоянии? – спросила она. – Я как раз думала о тебе.

– Привет-привет, – отозвался друг. – Ну как тебе отдыхается?

Ефим и Белла знали, что Наташа поехала в Крым. Но куда именно – она даже им не сказала.

– Да нормально, – ответила она.

– А как с соседями?

Внизу появилась новая машина. Водитель, кряхтя от натуги, вытаскивал многочисленные чемоданы.

– Тоже в пределах нормы.

– Ты что, в горах отдыхаешь? – вдруг спросил Ефим. – Мы с Белкой к тебе все утро дозвониться не могли… Абонент вне зоны доступа, плиз-кал-лейтер, уши отвисли от этого кваканья.

– От тебя ничего не утаишь. Угадал.

– Работа у меня такая, все просекать.

– А почему ты спрашиваешь? – Наташа остановилась возле урны-пепельницы, щелкнула зажигалкой.

– Разговаривал по скайпу с младшим сыном. Его маменька, моя бывшая благоверная, направилась в отпуск в южные края с двумя подругами-сослуживицами. Моисея взяла с собой, чтобы всегда под приглядом был. Подались они в горы, сняли апартаменты в какой-то гостинице у подножия – то ли Чуфут-Кале, то ли Мангуп, чудное такое название…

 

– Да, Фима. Значит, это их я встретила за обедом.

– Гот вер мишуге! – после паузы произнес Коган, – может выйти, прости за мой плохой французский, полная опа. Тонька к тебе не очень хорошо относится после достопамятных событий и, если узнает тебя… Когда я подписался быть твоим адвокатом, по дому неделю "летающие тарелки" носились. Я свою бывшую хорошо знаю, она может капитально закошмарить человека, который ей чем-то не угодил…

– Спасибо, Фима. Буду знать. Но это только в иронических детективах героиня в ужасе шарахается и под кресло забивается при виде какой-нибудь особы со сложным характером. А я не люблю этот жанр… Я к ней не лезу и того же жду в ответ. А когда меня достают, у меня портится настроение, и тогда уже мало не кажется моему антагонисту…

За ее спиной звучно хлопнула дверь, и вышедший на крыльцо мужчина смачно выматерился:

– Ну вот, я что говорил! Надо было заранее бронировать. Нет свободных номеров!

Наташа поморщилась. За десять лет в армии она и сама хорошо овладела экспрессивной лексикой и запросто могла послать или припечатать кого угодно как угодно. Но здесь, в этом красивейшем уголке, среди чистого воздуха, могучих гор и водного зеркала пруда, в опрятном гостиничном парке бранное слово было так же уместно, как плюха болотной тины на белой парадной скатерти.

Сидящая у чемоданов девица – пышноволосая блондинка с бесконечными ногами, туго обтянутыми джинсами-стрейч, еще больше надула и без того увеличенные ботоксом губы и капризно заявила, что зря они вообще сюда приехали, лучше бы в Ялту (она произносила это слово, манерно вытягивая гласные: "Яааааааааалтаааааааа"), чем в этот "отстой колхозный".

– Ну и п…й в свою Яаааалту, – сплюнул мужчина, а я раз сюда приехал, здесь и отдыхать буду! Мне одной бензопилы дома хватает, а если и ты начнешь, – он снова употребил нецензурный глагол, то и катись, – дальше последовал всем известный адрес, тоже непечатный.

– Мужчина, не материтесь, пожалуйста, – попросила его пожилая женщина с террасы первого этажа, – здесь ребенок.

– А вас никто не спрашивает, ну и не влазьте! – рявкнул мужчина.

– Бабуля, успокойтесь, не с вами разговаривают, – лениво огрызнулась златокудрая красотка.

– От того, что вы тут будете материться, номера не появятся, – резко сказала Наташа, – и, когда вас вежливо просят следить за речью, надо не огрызаться… Почему вся гостиница должна это слушать?

В ее интонациях прозвучал такой металл, что приезжий не рискнул отбрить эту молодую женщину сурового вида, и буркнул своей спутнице:

– Я в село. Поищу жилье там. А ты как хочешь. Будешь мозг выедать – езжай лучше в свою Ялту, я тебе и на билет отсыплю, и бебехи твои до багажника донесу.

– Блин, ну нормально отдых начинается, – заныла девица, ковыляя за кавалером на высоченных платформах, которые прибавляли к ее и так "модельному" росту еще добрых 15 сантиметров, – вот райское местечко, п…ц, все через ж…

– Ты че материшься, Криська? – заржал мужчина. – Низзя! – он картинно ткнул пальцем в сторону Наташи. – Эй, командир! – заорал он таксисту, который еще не успел отъехать, – вези нас в село, тут аншлаг!

– Понабились в номера, блин, бараны, – ругалась девица, пока мужчины укладывали багаж обратно в машину.

– А утке губастой места не хватило, – так же громко ответила Наташа.

– Ты с кем там воюешь? – спросил в трубке Ефим.

– Да приехали тут новоселы, – ответила Наташа, – номер заранее не забили по интернету, а теперь честят почем зря постояльцев, которые приехали, видите ли, и им места не оставили.

– Да уж! – заржал Ефим. – Видел я таких – думают, что раз они приехали, надо кого-то из постояльцев на улицу выбросить и их с поклонами поселить. Самомнение до потолка, и чаще без причин. Знаешь, что я с такими делаю? Без соли жру и в толчок смываю! Слушай, я в трубке "за кадром" услышал голос этого грамотея, он мне знакомым показался. Это ведь сосед твой несостоявшийся сейчас кого-то в Ялту посылал?

– Да, он. Сначала на своей подружке досаду выместил, потом на старушке с внуком.

– Ясно. Настоящий мужик. Вояка. Голос очень знакомый… – Ефим задумался. – А! Точно. Антон, новый муж моей бывшей. У нас недавно в Москве объяснение вышло, когда я узнал, что он хотел из алиментов, которые я Тоньке на Моисея перевожу, ипотеку выплатить. Я и приехал, доходчиво втолковал этому поцу, что оплачиваю обеспечение сына, а не кредиты его отчима…

– Что поц, это точно, иначе его не назовешь, – согласилась Наташа. И только сейчас до нее дошло, о чем говорит Ефим.

– Слушай, – она понизила голос, – если это и есть муж твоей бывшей, то дело скверно пахнет. Он заявился сюда с какой-то юной красавицей с ногами от ушей, и хотел остановиться с ней в этой же гостинице, где сейчас отдыхает твоя бывшая, а его нынешняя жена… Его счастье, что они уехали кататься на квадриках после обеда!

– Блин! – воскликнул Ефим. – Ну и положение – нарочно не придумаешь. Чем только думал этот идиот, когда поперся в Крым не куда-нибудь, а туда, где отдыхает с подругами его жена! Ну большой же полуостров, курортов до фига, и надо же было… Я в таких случаях был более осторожен и заботился о том, чтобы мой "левак" не стал достоянием гласности…

– Фима, надеюсь, что рядом нет Беллы. А то тебе не поздоровится за такие откровения.

– Я же говорю: БЫЛ, – уточнил Ефим. – С Белкой меня не тянет искать утех на стороне, с ней не соскучишься! И с ней семейная жизнь не напоминает мне "строгач" в Заполярье или гидравлический пресс…

– Итак, предполагаю, что Белла рядом, но ты об этом как бы не знаешь, – рассмеялась Наташа, – и говоришь о ней приятности с дальним прицелом. Я угадала?

– С дедукцией ты в ладу не хуже моего любимого господина Фандорина, – похвалил ее Коган.

– И знаешь, что? Надеюсь, что ты обознался, и это не муж твоей первой жены. Иначе тут будет полночная жара, как в кино…

– Я тоже на это надеюсь. Но чует моя чуйка… – вздохнул Коган.

***

"Нива", в которую едва поместились чемоданы скандальной парочки, развернулся и вырулил со стоянки перед отелем. Наташа перевела дыхание. Хорошо, что в "Мангуп-кале" не оказалось мест. Эти двое были бы не самыми приятными соседями. И еще, если Ефим не обознался, и грубиян, спутник длинноногой красотки, действительно муж бледнолицей Антонины – тут началось бы настоящее светопреставление. Ефим рассказывал о тяжелом характере первой жены и ее стремлении подчинить себе всех вокруг. "Только со мной она потерпела неудачу, – сказал он, – мне повезло, до встречи с ней я успел два года в Чечне отвоевать, на первой войне, это хорошая закалка. Но Тонька никак не хотела с этим примириться, ей же хотелось, чтобы и я под ее дудку плясал, а мне зазорно было: ядрен-батон, я в "черных беретах" служил, у меня награды за боевую доблесть, я полевых командиров в ущельях и на перевалах не боялся, а тут перед бабой на карачки встану и буду хвостиком вилять?! Пусть на других эксперименты ставит, кто ей это позволяет, а меня нефиг ломать и в бублик гнуть! Только ради детей 17 лет терпел, даже не сорвался ни разу под таким натиском, хоть и трудно было. А потом попалось мне твое дело в 2014м, так мне дома вообще жизни не стало; уж на что в 1995м на N перевале жарко было, а Тонька даже того полевого командира, который задал нам жару среди зимы, переплюнула. Ключевые тезисы ее негодующих монологов были такие: как же так, у всех истинных патриотов в тренде тебя ненавидеть, матом крыть и высшую меру требовать, а я защищать взялся, да еще бесплатно; как ей теперь подругам в глаза смотреть, если спросят: твой, мол, что, вообще с кукухой поссорился? Я и думаю: ну твою мать, все, хватит, это предел. Если она уже и в мою работу полезла – это уже, извини, картина Репина "Приплыли". Раз пойду на попятный, так она и дальше будет мне диктовать, кого защищать, кому отказать. Мальчишки уже выросли, поймут. А я не могу больше. Еще немного, и предохранители повылетают. Нельзя человека, который воевал, регулярно до белого каления доводить. Я еще ничего, долго держался, а некоторые парни с такой "пулей в голове" из "горячих точек" возвращались, что могли "сорваться в войну" по любому поводу. Но Тонька и меня уже почти до взрыва довела. Она это может. Того, кто ей пытается сопротивляться, она будет ломать долго и методично. Упорства у нее на десятерых, ничего на полпути не бросает, привыкла любое дело до конца доводить. Все, думаю, развод… Нам же всем лучше будет. А тут еще Белку встретил…"

Едва ли Антонина изменилась за прошедшие годы. И хорошо, что ее бестолковый муж перебрался из отеля в Ходжа-сола. А то столкнись они здесь – жизни не было бы никому…

Наташа поднялась к себе, чтобы собраться на прогулку в село. Только бы не встретить там эту малоприятную парочку – дерганого, чуть что, кроющего злобным матом мужика и хамоватую высокомерную девицу с капризно выпяченными губами. "Губищи без трусов", как говорит о таких бабушка Уланова. "Пельмени, как есть, только сметаны не хватает", – определила новую моду мама. "Не хочу, чтобы мне портили отдых".

День был солнечным и довольно жарким. Наташа решила не надевать куртку и вышла из номера в джинсах и рубашке "поло", и на веранде подумала: "А Лиза говорит, что в Питере сегодня + 12 и морось…"

Дорога, ведущая из отеля в село, была удобна для автомобилистов, но не имела тротуаров и обочин. Пешеходам приходилось жаться к подножию горы каждый раз, когда машины или автобусы шли в два ряда.

Наташа шла по узкой полоске гравия у могучей серой скалы и зорко посматривала на повороты изгибистой дороги, чтобы не прозевать выезжающий автомобиль.

В сумке зазвонил телефон, но Наташа прихлопнула его ладонью: не время сейчас разговаривать. Тем более что навстречу ей выкатилась целая кавалькада квадроциклов, возвращающихся с прогулки. Среди катающихся Наташа увидела Антонину с Моисеем, кудрявую Катерину с сыном и тоненькую блондинку с мужем. Антонина хмурилась и сурово поджимала губы. "На кого жалобу составляем? – мысленно спросила у нее Наташа. – На комаров мангупских? Или на солнце, которое неправильно светит?"

– Точно она, – сказала Лиза, когда их квадроциклы проезжали мимо прохожей. – Навицкая.

– Видно, дела у нее идут не очень, если она пешком топает, – съязвила Антонина, – немного желающих на ее творения находится.

– Кому сейчас нужны эти дюдики, – подхватила Катя, – ладно еще Даша Донцова, у нее хоть позитивненько так написано, улыбнет читателя, а эта пишет, как на плацу марширует: ать-два, левой-правой.

– Как надену портупею, так тупею и тупею, – Тоня проводила взглядом стройную фигуру в джинсах и "поло". – И чего она только книги писать начала? Как будто мало у нас трэш-литературы выходит. Сколько деревьев вырубают на бумагу, которая так бездарно расходуется…

– Отец тоже носил портупею, – заметил Моисей, – но не отупел.

Антонина скривилась. Бывший муж в очередной раз выкинул коленце. И от кого он только узнал, что Антон, ее второй муж, просрочил платеж по ипотеке и хотел погасить задолженность из Ефимовых алиментов? Так вот, Коган сразу прикатил на первом же "Сапсане" в Москву и мягко сказал Антону: "Эти деньги я выдаю для своего сына, а не для вас. Он пока не может сам зарабатывать, и я, отец, обязан его обеспечить. Но "подогревать" взрослого трудоспособного мужика я не намерен. Ваши проблемы, где взять деньги на ипотеку, а не мои! Что вы за мужик, если у детей замаете? Как, понимаете ли, алкаш, который детские ботиночки из дому выносит, чтобы на бутылку сменять! Не вынуждайте меня принимать крайние меры…"

Конечно, Антонина обозлилась. Антону пришлось взять деньги на погашение задолженности из отложенных на отпуск. На то, что осталось, можно было поехать разве что в Крым или на Кубань. Сочи и Адлер остались "за бортом". О Ялте или Евпатории тоже нечего было и мечтать. А все из-за того, что Антон, как всегда, в последний момент вспомнил о сроках выплат! Тоня закатила мужу такой скандал, что он только плюнул: "Да катись ты куда хочешь со своими девочками, достала, я хоть пару недель в тишине покайфую!"

– Модный лоер Ефим Коган, – фыркнула она, – только глотку драть на прениях умеет и переть, как тяжелый танк, вот ему и уступают, чтобы в блин не раскатал!

Она сердито отвернулась. Да, не так она представляла себе отпуск! Гораздо лучше было бы сейчас расположиться в шезлонге где-нибудь в Сочи со стаканом безалкогольного мохито и слушать, как мягко шелестит о песок прибой, чем отбивать себе мягкое место в этом квадрике, забаве для подростков, и кормить комаров. И номер снять бы получше этой коммуналки, где они втроем то и дело спинами толкаются. А тут еще, как назло, под боком отдыхает эта Навицкая. Звезда в тумане: одна в люксе, джинсы из Пассажа, дорогие духи, свободная, как горный орел. Тоже не улучшает настроение…

 

***

У стилизованного под средневековый замок гостевого двора Наташа остановилась и достала телефон – посмотреть, кто ей звонил. Номер был скрыт, и это могло означать только одно. Зря она думала, что прошлогодняя история закончилась. Так просто ее не отпустят. Тем более что в этом деле оказался одним из главных кукловодов ее старый знакомый с берега Оккервиль…

Телефон снова запел "Трассу Е-95", и Наташа, даже не взглянув на определитель, приняла вызов.

– Алло, – буркнула она.

В трубке на заднем плане раздался шум офиса: телефонные звонки, шелест бумаг, обрывки разговоров о расписках и картах…

– Добрый день, – раздался профессионально-вежливый мужской голос, – с вами говорит сотрудник банка "Фонтан". Возникла проблема с вашей кредитной картой, и мы вынуждены были ее заблокировать. Для ее повторной активации вам придется ответить на ряд вопросов. Час назад с вашего счета пытались снять крупную сумму денег в Петропавловске-Камчатском. Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в этом городе родственники, которым вы давали реквизиты своей банковской карты?

– А как же, – ответила Наташа, сразу поняв всю нехитрую стратегию звонившего, – да у меня там до фига родни. Три тетушки, трое дядюшек, семь братьев, восемь сестер, и у тетушек в общей сумме – девять котов и три собаки!

– Простите, но это не шутка, кто-то пытался снять полмиллиона от вашего имени…

– А я и не шучу, – ответила Наташа и, не давая "банковскому служащему" снова начать свой сбивающий с толку монолог, жестко сказала:

– Не знаю, где вы нашли мою карту и мой счет в банке, которым я отродясь не пользуюсь. Что вы там курите и не делитесь?

Она сбросила вызов и рассмеялась. Будучи женой адвоката и поддерживая дружбу с тремя его коллегами, она хорошо знала об уловках телефонных мошенников, которые филигранно научились сбивать с толку и запугивать граждан. А выманив у замороченной жертвы реквизиты банковской карты, ловкачи тут же обнуляли баланс… "Вот только со мной они лопухнулись. Думали, что я пользуюсь услугами одного из самых трендовых банков в стране, как и подавляющее большинство граждан… Но и на старуху бывает проруха. У меня нет и не было карты "Фонтана", и вообще, я предпочитаю живые купюры. Так я знаю, кому и сколько денег отдала и до моего кошелька добраться непросто, если я этого не хочу. Кто вздумает залезть в карман к десантнику, тот станет загадкой для хирурга и потом всю жизнь на врачей работать будет! А картам и электронным кошелькам, всяким вебмани, юмани и прочим биткоинам я не доверяю. Это все равно что игровая валюта в какой-нибудь сетевой игре, что-то абстрактное и малопонятное".

Наташа хихикнула, вспомнив, как ей недавно позвонили с отчаянным воплем "Мамочка, помоги, я подрался с полицейским и на меня заводят дело, но за сто тысяч готовы пойти на мировую!", когда они с Младшеньким строили рыцарский замок из конструктора "Лего". Наташа только хмыкнула, протянула сынишке пластмассового рыцаря, который должен был стоять на сторожевой башне, и сказала в трубку "старшему сыну": "Ну и дурак. Надо было сразу его загасить и линять!" и сбросила вызов.

"Да, сейчас, с развитием новых технологий, держи ухо востро, а то облапошат как барана, штаны на ходу спионерят, а ты и не заметишь, что труселями сверкаешь, – сказал однажды острый на язык любитель эпатажных высказываний Ефим, – мне на днях один такой позвонил, начал про блокировку карты втирать, а я его спросил, дадут ли им макароны на ужин, и много интересного в ответ о себе услышал, наржался от души".

Снова зазвонил телефон. "Номер скрыт", – прочла Наташа на экране…

– Заходим-угощаемся! Шашлычок горячий! Пахлава медовая! Комплексные обеды! Бизнес-ланч! – не жалея горла, кричал зазывала на пороге ближайшего ресторана.

– Мед липовый, гречишный, разнотравье! Варенье домашнее, утром сварено! -перекрикивала его бойкая женщина из павильона возле входа на рынок.

– Сувениры ручной работы! Посуда глиняная, керамическая, ручная роспись! Шерстяные изделия кому? – вопил смуглый парень из палатки напротив нее. – Подходим, смотрим, выбираем! Недорого отдам! Магнитики, брелки, амулеты на богатство, здоровье, защиту дома!

Наташа отошла в сторону от их хорошо поставленных голосов и нажала на кнопку ответа.

– Как ты? – раздался в трубке голос, который вызывал у нее смешанные чувства – напоминал радости, которой, казалось, не будет предела, и о горечи, которая ей сопутствовала. Лучистые глаза, милые ямочки на щеках, плеск воды о борта речного трамвайчика, влажная темнота под Поцелуевым мостом, приглушенный свет белых ночей… "Не говори с тоскою "нет", но с благодарностию – "было"… Кто это сказал? Не помню. Но за что мне благодарить, если у меня отняли радость, едва не разрушив все остальное, а еще мы с Беллой и Фимой потом целый месяц под прицелом ходили, дуло нам в затылок смотрело?.."

– Нормально, – ответила она, – а ты?

– Ну, вот и я тоже нормально, – рассмеялся он, – мы как подростки, это у них на любой вопрос ответ один: "Да нормально"…

– Да уж. Зато мы не зануды. Знаешь, кто такой зануда? Это человек, который на вопрос "как дела?" дает подробный ответ.

– Знаю, – ответил он. – Как же я соскучился по твоим хлестким формулировкам.

– Почему ты скрываешь номер? Есть риск?

– Нет, обычная перестраховка. Вроде все стабильно, но мне велели поставить антиопределитель… ай! Извини. Комар подкрался незаметно. Какие же они сейчас злые…

– Просто голодные, – поправила Наташа. – И похоже, мы совсем экологию испортили: хоботки у них явно стали длиннее и острее, чем еще лет 20-30 назад. Даже джинсу прокусывают.

– Слышала анекдот? Зима. Ходит по лесу взъерошенный и злой медведь, ломая все на своем пути, и ворчит: "Зачем я в ноябре кофе выпил?!"

Оба рассмеялись.

– Так как ты? – спросил он.

– Все в порядке. Только сейчас меня попытались развести. Стали рассказывать, что с моей карты в банке, которым я не пользуюсь, хотели снять аж полмиллиона! Широко живу! Посмешили. А ты как?

– Лучше, чем могло быть, – после паузы ответил он, – этим я себя утешаю, когда кажется, что больше уже не выдержу. Хотел услышать твой голос. Ты всегда придаешь мне силы и решимости. Когда я вспоминаю об испытаниях, которые тебе пришлось пройти, и вижу, как ты даже после них не теряешь бодрость духа, то понимаю: мне, мужчине, и подавно зазорно опускать руки…

– Когда испытания слишком тяжелы, надо съездить в какое-нибудь "место силы", – посоветовала Наташа. – Хорошо помогает.

– Мое место силы – это ты.

– Ты и сам по себе сильный. Сильнее, чем ты думаешь. И ты все выдержишь…

Закончив разговор, Наташа отошла к урне-пепельнице и закурила.

То, что расшатало ее брак, едва не обернулось кровавой мясорубкой и могло закончиться для Уланова приговором за убийство, еще не закончилось. И похоже, до конца все еще далеко. Но всей правды не знал никто, даже ее друзья, с которыми Наташа пережила так много трудных и опасных приключений и которым доверяла самой себе. Она дала подписку о неразглашении и понимала, что должна ее неукоснительно соблюдать.

Наташа не знала, что будет дальше, сможет ли она справиться с тем, что перепахало ее жизнь, оставив глубокую неизгладимую борозду. Когда закончится история, в которой она увязла? Вернется ли Уланов на Фонтанку? Скоро ли исчезнет тот дамоклов меч, который, по словам человека с Оккервиль, все еще висит над ними? То, что , как раньше, уже никогда не будет, она и сама понимала. Но нынешняя неопределенность, затянувшийся режим ожидания изматывали морально сильнее всего.

Урна-пепельница стояла под ветками могучей ивы, свесившей свои плети почти до земли, отделяя Наташу от сельской площади перед рынком и "средневековым замком". К дереву подошли, остановились в пятачке солнечного света женские ноги в бриджах и розовых кроссовках со стразами. Запикал телефон; подошедшая набирала номер. А услышав ее голос, Наташа поморщилась: "О, Боже, опять эта губастая Дейзи Дак!"

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru