Анабель Ви
Милоа – спасители Эбери. Книга 2. Милоа-госпожа

Глава 4. Закон Эбериана

С того дня кипение работы советников как будто схлынуло. Снова стали устраиваться вечера, и я снова сидела за игровым столом, попивая легкие вина и разгоняя рукой дым сигар. За это время я как будто сблизилась со всеми. И это чувство единения грело мою душу, заставляя сердце волнительно биться. Да, теперь я была в игре. Это почувствовали все, да и они наверняка знали о планах императора даровать мне земли. Вместе с тем во мне росло желание помочь Атамурлану в его борьбе с хранителями. Все становилось на свои места.

В один из вечеров мы втроем – Атамурлан, Амирош и я, сидели на веранде в креслах-качалках. Вальяжно развалившись, император курил трубку, пуская в звездное небо колечки густого синеватого дыма. Амирош сидел, закинув ногу на ногу, и полировал кусочком специальной ткани свой кинжал – лезвие и серебряная оправа рукояти уже сияли, но он все не унимался.

Я поигрывала бокалом вина. Глядя на прекрасный вид, открывающийся с веранды, я думала, что нам не хватает разве что художника, который запечатлеет столь достойную картину – император на отдыхе с двумя приближенными.

– Я слышал, каганетт преподнес вам необычный подарок, – произнес император, не отвлекаясь от созерцания ночного пейзажа.

– Да, я совершенно не ожидала такого внимания со стороны вашего советника, – немного заигрывая, стрельнула я глазами в сторону Амироша.

Тот лишь слегка улыбнулся, но глаз не поднял.

– А как вы назвали щенка, каганетта? – спросил он, закончив с полировкой и спрятав, наконец, кинжал в ножны.

– Барклай, – ответила я, подставляя бокал под кувшин, поднесенный слугой.

– Как забавно! – усмехнулся Атамурлан.

– Уж больно много и громко он лает, знаете ли, – откликнулась я. Это было правдой. Барклай, освоившись в моих покоях, быстро стал показывать характер. И так как достойного слуги для ухода за щенком я не нашла, то попросила Идина остаться пока во дворце и присмотреть за ним в обмен на жилье и еду. Мальчик охотно согласился. Кажется, его не очень тянуло возвращаться обратно на псарню.

– На одном из языков, мне знакомых, «барк» – это тоже лаяние собак, – отметила я, намекая Атамурлану на английский.

– А я думал, Барклай – это фамилия одного дворянского рода, – скучающе отметил Атамурлан.

Амирош усмехнулся, а я немного удивилась, насколько свободно Атамурлан оперирует информацией о Земле.

– Вам виднее, Ваше Великолепие, – учтиво согласилась я.

– Рад, что мой подарок пришелся вам по вкусу, – неожиданно повернулся ко мне Амирош. Его зеленые глаза скользнули по моему лицу, заставив меня внутренне поежиться. Но я храбро ответила прямым взглядом, в котором выразила всю свою благодарность.

– Барклай и вправду уже – мой друг, и поэтому он куда больше, чем подарок. Вы мне угодили, каганетт, в полной мере.

– Ммм… – протянул неоднозначно Атамурлан. – Каганетт редко делает кому-либо столь продуманные подарки. Впрочем, чему удивляться? Он вас нашел, пускай он о вас и заботится. Кстати, каганетта, наша процессия столичных чиновников находится сейчас всего в каких-нибудь двух днях пути от Аникурта. Вы готовы предстать перед обществом этих разукрашенных павлинов?

– Если они и вправду – всего лишь кичливые богатеи голубых кровей, чего мне беспокоиться? – спросила я, вторя пренебрежительному тону Атамурлана.

– И вправду что. Вы смелый человек, каганетта. Если у кого в жилах и течет голубая кровь, так это у вас, – сделал мне комплимент император.

Я склонила голову в знак благодарности. Конечно, вся наша беседа была игрой – игрой слов, интонаций и эмоций. Атамурлан при других никогда не выражался прямо, и факты приходилось выуживать из его витиеватых речей. Кажется, он специально пытался приучить меня к такой манере, чтобы для меня это стало само собой разумеющимся способом передавать, а еще важнее – получать важную информацию, очищая ее от прочей словесной шелухи. И я прилежно старалась играть по его правилам, показать, что я готова стать его правой рукой, верной слугой и другом.

Как всегда, мы разошлись уже за полночь. А на следующий день, совершенно неожиданно, на конной прогулке я столкнулась с советницей Синаей Ону-Чин, самой загадочной женщиной, которую я когда-либо встречала.

Случилось это в парке, расположенном близ дворца. В ожидании делегации из Турмалона я каждое утро начинала с тщательного туалета и вообще старалась выглядеть идеально. В тот день мне почему-то захотелось побыть изысканной дамой, и я выбрала светло-зеленый элегантный ездовой костюм и небольшую кокетливую шляпку, прекрасно сочетавшуюся с моими серо-зелеными глазами.

Я отправилась на прогулку в сопровождении Барклая и Идина, но планировала оставить их на лужайке, а самой покататься по широким дорожкам парка.

День выдался теплый, солнце снова припекало, а от слуг я слышала, что последний месяц лета по приметам должен быть жарким. Да уж, когда живешь в мире без средств массовой информации, в предсказании погоды приходится полагаться на собственное чутье.

Не проехав и ста метров по ровной парковой дороге, я неожиданно ощутила ужасную скуку. Эти подстриженные кусты, аккуратные прудики, зеленые лужайки вызывали во мне невыносимую тоску по дикой природе. Мысленно посмотрев на себя со стороны, я расстроилась еще больше – полгода назад я могла позволить себе скакать в порванной куртке по бескрайним полям близ Угора, а теперь вынуждена неспешно разъезжать по императорским паркам, холеная и… запертая во дворце словно птица в клетке.

Чтобы хоть как-то справиться с чувствами, я отвела лошадь на одну из боковых дорожек, где приметила ветвистое дерево. Траву здесь явно давно не косили, и кобылка охотно сошла с дороги, тут же принявшись ощипывать сочную растительность. Я же привязала поводья к согнувшейся почти до земли ветке и, не слезая с седла, ловко запрыгнула на дерево. Через три минуты я уже смогла устроиться у широкого ствола, скрытая от всех густой листвой. В седельной сумке у меня завалялась небольшая книжица, и я, полюбовавшись немного блеском солнечных лучей на глади небольшого пруда, обустроенного чуть поодаль, углубилась в чтение.

Прошло минут двадцать, и на дороге, с которой я съехала, послышался стук лошадиных копыт. Я взволнованно подняла голову, заметив, как тонконогий вороной конь Синаи уверенным шагом сворачивает с парковой дороги прямиком к моему убежищу.

Заметив мою лошадь и меня на ветвях дерева, Синая не смогла скрыть своего удивления. Казалось, меня она тут ожидала увидеть в последнюю очередь. Я тоже выпрямилась, напряженно глядя на советницу. Та, опомнившись, склонилась в небольшом поклоне, поднеся правую руку к груди.

– Каганетта, какая встреча, – отдав дань этикету, произнесла Синая.

– Синая Ону-Чин, приветствую, – откликнулась я, осознав, что, даже сидя на дереве, я остаюсь кузиной императора, перед которой всем следует кланяться. – Я заняла ваше место? – решив немного разрядить атмосферу, спросила я.

Синая улыбнулась уголком рта. Она вообще редко улыбалась.

– Иногда я отдыхаю здесь. Правда, под деревом, – уточнила она, указывая на место, где как раз паслась моя кобыла.

По этикету ей следовало бы добавить что-то наподобие: «но раз вам приглянулось это место, я поищу другое», но она молчала. Совершенно неожиданно передо мной встал непростой выбор: продолжить читать, как бы обозначив, что я имею здесь куда больше прав, чем она, извиниться и уехать, признав тем самым авторитет советницы надо мной или… вот это третье «или» и заставило меня действовать.

– Раз уж мы обе оказались в одном месте в одно время, предлагаю совершить небольшую конную прогулку. У меня есть к вам вопросы, – действуя практически наугад, выдала я.

Синая, кажется, снова немного удивилась. Отказать каганетте она не имела права. А значит, ее план отдохнуть под сенью не поделенного нами дерева придется отложить. В знак согласия Синая чуть склонила голову.

Я ловко спрыгнула с дерева прямо в седло, после чего перегнулась вперед и без особых усилий отвязала поводья от ветки. Мне хотелось показать советнице, что я, сжившись с ролью придворной дамы, не стыжусь своего прошлого и остаюсь ловкой и опытной уроженкой гор.

Внимание Синаи привлек перстень императора, который я надела, решив, что он хорошо гармонирует с моим ездовым костюмом.

– Перстень Милосердия? Вы не боитесь носить его вот так, прилюдно? – спросила она, желая хотя бы в этом скрытом упреке взять у меня реванш.

– Подарок моего кузена – огромная честь. Перстень – мой талисман, не вижу причин хранить его в пылящейся коробке, – ответила я, все больше ощущая уверенность в себе. Как я узнала чуть ранее, Атамурлан действительно подарил мне перстень с камнем, символизирующим милость или милосердие. Он явно не был суеверен и не считал, что может ненароком сам лишиться этого качества.

Мы неспешно выехали на широкую парковую дорогу. Солнце приятно грело охлажденную в тени кожу.

– О чем вы хотели побеседовать со мной, Ваше Превосходительство? – официально обратилась ко мне советница.

«Мне кажется, или она меня недолюбливает? А может, просто проверяет…» – пронеслись в голове мысли. На душе невольно заскребли кошки. Но я теперь была в большой игре и не имела права показывать слабость.

– Давно хотела узнать о ваших землях, тех, что за Западными горами, – недолго думая, сказала я. Этот вопрос и вправду интересовал меня, а сама тема была достаточно нейтральной, чтобы в ходе беседы попытаться понять, что за личность эта Синая.

Та, кажется, прекрасно поняла, что я просто придумала тему на ходу. Но виду не подала.

– Что именно вы хотите узнать? Я не была дома уже много лет… – в голосе советницы проскользнула едва заметная грусть.

– Тогда расскажите о том, что вспоминается, – не желая давать точные директивы, сказала я.

– Вспоминается… всегда вспоминается берег океана. Природа в том краю дивная… Нигде в империи нет такого прекрасного побережья, таких бесконечных пляжей, песчаных дюн. Западные горы надежно оберегают наш край. Поверьте мне, каганетта – мой народ живет совершенно в другом мире, почти никак не связанном с Эберианом.

– Но земли Златокожих официально являются частью империи, – напомнила я.

– Формально – да. Но у нас своя культура и свой быт, связанный в основном с мореплаванием. Люди моего народа смелые и независимые. Мы носим другую одежду, у нас нет деления на знать и простолюдинов. Все иначе… – Синая, кажется, говорила вполне искренне. В ее голосе даже слышалась небольшая горечь.

– Жить вдали от дома очень тяжело, – разделяя чувства советницы, произнесла я.

– Вы, каганетта, наверняка меня понимаете. Но со временем ко всему привыкаешь, – взглянув на меня, откликнулась Синая. – В конце концов, не надо быть слишком умным, чтобы понять, что даже мой народ полностью зависит от воли императора.

– Значит, вы здесь отчасти, чтобы быть уверенной, что против вашего народа не будет совершено никаких… злодеяний? – предположила я.

– Отчасти, – кивнула Синая. – Но я из древнего рода. Мы много десятилетий сотрудничаем с высшей знатью Эбериана. В Турмалоне при дворе живет немало моей родни. Я и сама почти половину жизни прожила в столице.

– А при совете императора вы как давно?

– Третий год. Но, кажется, вы хотели узнать о нашем крае, а не о моей карьере? – поведя тонкой черной бровью, спросила Синая.

Несмотря на напускную серьезность и загадочность, девушка неожиданно вызвала во мне симпатию. Она была скрытной и осторожной. Словно лесная кошка, вынужденная временно жить среди домашних зверей, она охотно ела с ними из одной миски, разделяла все невзгоды, но прекрасно понимала, что одной из них ей никогда не стать. Даже пользуясь весомым авторитетом среди советников, Синая оставалась чужестранкой. В этом она чем-то была похожа на меня.

– Мне все здесь интересно, это очевидно, – улыбнулась я ей. – Ваш край даже по описаниям из книг кажется мне удивительным. Он не похож на Триниан, где я прожила немало лет, и все же в них есть что-то общее. Жизнь горцев совершенно отлична от жизни большинства людей в империи, и зря их считают дикарями. У нас тоже есть своя история и культура.

– И все же меня удивляет, как девушка из таких отдаленных мест смогла так быстро освоиться при дворе Их Великолепия, – повернувшись ко мне, прямо заявила Синая.

Я ответила ей спокойным взглядом.

– В детстве единение с природой и традиционной культурой только идет на пользу. Я почти не знала своей матери, и меня вырастили и воспитали разные люди. С нами долгое время жил ученый, которого я называла своим отцом, – рассказывая о своем вымышленном воспитателе, я почему-то вспомнила Лорента. – Он обучил меня не только письму, но и дал образование, если можно так выразиться. А потом я много лет жила в Угоре, городе маленьком, но все же городе. И много странствовала по тем краям. Кроме того, меня всегда тянуло к знаниям. Я очень люблю книги, – решила я немного посвятить Синаю в свою псевдобиографию.

В этот момент я осознала, что совершенно не чувствую вины за свою ложь. Кажется, уроки Атамурлана начали давать свои плоды.

– И все же, вы чувствуете себя так уверенно, будто бы родились во дворце, – Синая явно что-то подозревала и пыталась вытащить из меня побольше сведений.

– Вероятно, потому что я – кузина императора, – добродушно улыбнулась я женщине.

Мы подъехали к лужайке, где Идин занимался с Барклаем. Щенок визжал, требуя у парня лакомство, но тот мягко подталкивал его к выполнению команды.

– Подарок каганетта? – указывая на щенка, спросила Синая.

– Вы тоже уже знаете, – улыбнулась я.

Неожиданно разница в нашем положении пропала. Мне не хотелось быть не выше, не ниже нее – нам обеим претил церемониал, так зачем он нужен?

– Все знают. Это очень… трогательно, – пытаясь подобрать нужное слово, произнесла она.

– Хорошо, что при дворе есть люди, способные на трогательные подарки, – задумчиво откликнулась я.

– Вам не понравились дары от других советников? – поинтересовалась Синая.

– Дело не в этом, – покачала я головой. Легкий ветер зашевелил наши одежды, отбросил назад пряди волос. – Если вы хотите вернуться к вашему дереву, я более вас не задерживаю.

Я надеялась, что это прозвучало не слишком высокомерно.

Советница снова немного удивленно взглянула на меня. Но я наблюдала за возней Барклая. Через мгновение она дернула поводья, и вороной конь развернулся, увозя наездницу обратно вглубь парка.

Не знаю, что именно она обо мне подумала, но не будь она настолько закрытой, мы вполне могли бы стать хорошими приятельницами, а то и союзницами.

* * *

Как и предсказывал император, турмалонская делегация прибыла в Аникурт через три с половиной дня. И только тут я во всей полноте осознала, насколько Атамурлан опасается влияния высокородных особ. Буквально накануне их прибытия Стремительная Семерка неожиданно умчалась в Вингеш – небольшое поселение в сорока милях от Аникурта. Вингеш славился не только своей маленькой, но изысканной усадьбой со знаменитым на весь Эбериан фонтанным парком, но и был крупным центром ткачества. Все взрослое население городка так или иначе занималось тканями или же обслуживало тех, кто ими занимался. Также в Вингеше круглый год была открыта ярмарка, где продавались самые разнообразные ткани, занавеси, ковры и прочие подобные изделия.

Я многое слышала о Вингеше и знала, что император посетил усадьбу в первые дни после прибытия в Аникурт. Но то, что он так неожиданно удерет туда перед самым носом у столичных чиновников, даже для меня стало сюрпризом.

Про свою кузину Атамурлан не забыл. Утром служанка принесла записку, написанную его рукой. В ней говорилось, что император будет рад, если я прибуду в Вингеш вслед за Стремительными. Конечно, сначала меня немного зацепило, что они снова сорвались с места, не предупредив меня. Но потом я решила, что Атамурлан, должно быть, просто не захотел будить меня посреди ночи с предложением проскакать галопом сорок миль без особой на то надобности.

В конце концов мне куда большее удовольствие доставила самостоятельная поездка до усадьбы. Компанию мне составил Барклай, которого я везла в специальной седельной сумке, и четверо шуинов, державшихся чуть поодаль. Двое из них регулярно сопровождали меня во время конных прогулок, так что я успела запомнить их лица. Особенно того, кто постарше. Он был кем-то вроде капитана по званию и наверняка отвечал за мою безопасность по приказу Амироша или даже самого императора.

В дороге я думала о действиях Атамурлана. С одной стороны, это казалось сущим мальчишеством – в последний миг ускользать от высокопоставленных мужей и толпы просителей, проделавших долгий путь через пол-империи ради встречи с тобой. С другой стороны, таким образом Атамурлан демонстрировал свое отношение и уверенность в авторитете и силе. Возможно, в данной ситуации это должно было произвести нужное впечатление. Но я бы на его месте не испытывала бы терпения турмалонской знати, особенно представляющей Законодательный Совет.

После полудня я прибыла в пункт назначения. Вингеш встретил меня грязной проселочной дорогой, напомнившей Угор. Усадьба стояла чуть поодаль от поселка, на большом холме, и в лучах солнца смотрелась воистину сказочно. Правда, даже с солидного расстояния было заметно, какая суета царит сейчас в маленьком изысканном поместье.

Барклай тем временем вылез из наскучившей ему сумки и, рискуя упасть, полез на круп лошади. Извернувшись, я схватила его и устроила перед собой в седле. Придется пока возиться с ним самостоятельно – служанки с Идином прибудут только через несколько часов. Я вспомнила, что хотела поговорить с мальчиком насчет его дальнейшей судьбы – кажется, на псарне его никто не ждал.

Во дворце и впрямь царила суматоха. Слуги торопливо бегали туда-сюда, их подгонял баур, а хозяева поместья, вне всяких сомнений, развлекали сейчас императора с советниками. Заметив меня, управляющий, немолодой мужчина с усами, чуть было не всплеснул руками, но в последний момент удержался и подбежал к коню для приветствия.

– Огромная честь приветствовать Ваше Превосходительство в нашем скромном поместье! – вскричал он.

Я усмехнулась.

– Благодарю. Отведи меня к императору и его советникам, – сказала я, спрыгивая с коня на землю. Баур торопливо схватил поводья и, не смея поднять глаз, пробормотал:

– Позвольте мне проводить вас, каганетта.

Бросив поводья вовремя подбежавшему мальчишке, он покорно засеменил вперед, неожиданно съежившись под моим совершенно дружелюбным взглядом.

«Интересно, как все слуги сразу признают во мне каганетту? Или Атамурлан предупредил, что я вскоре приеду?» – раздумывала я, следуя за бауром.

Вингешская усадьба понравилась мне больше дворца в Аникурте. Комнаты были не такими огромными, но обставлены со вкусом. Тяжелая деревянная мебель в одних залах сменялась утонченной резной мебелью в других. Мраморные печи были испещрены тонкой росписью, а шелковые занавеси развевались от гуляющего через открытые окна ветра. Чистый сельский воздух, казалось, пропитал сами стены, и все дышало свежестью. На первом этаже боковые залы выходили на прекрасные зеленые мансарды. Полы устилали богатые ковры, стены были в меру увешаны картинами и гобеленами тонкой работы, повсюду стояли горшки с растениями.

Я сразу подумала, что такой уют и изысканность помещениям могла придать только заботливая рука хозяйки усадьбы. Либо же владельцам очень повезло с бауром, который показался мне человеком щепетильным и придающим мелочам важное значение.

Мы прошли около десятка залов, после чего баур остановился у закрытой двери, сделал шаг в сторону и низко поклонился, одновременно давая стоящему у двери слуге в ливрее знак пропустить меня внутрь. Я вошла, лишь слегка склонив голову в знак благодарности. Удивительно, как быстро человек привыкает к своему высокому положению – месяц назад я сама была готова кланяться бауру за выданные им марлевые салфетки для лекарской, а теперь не удостаиваю его даже простыми словами благодарности.

Я вошла в просторный зал с высоким потолком, обставленный мягкими диванами и низкими столиками. Советники расположились в центральной его части на диванах, расставленных в круг. Несколько слуг сновало по залу с подносами и кувшинами, в которые обычно наливали легкие напитки – сильно разбавленные водой сиропы или вина.

Уверенным и легким шагом пройдя к центру зала, я поймала на себе взгляд императора и поклонилась.

– Кузина! Вы все-таки решили порадовать нас вашим присутствием! Я очень, очень рад! – кажется, Дима и вправду был рад меня видеть. По его кивку Амирош и еще несколько советников встали, и первый бережно усадил меня подле себя и императора.

– Спасибо за записку, Ваше Великолепие. А то я уж было подумала, что вы хотите оставить меня на съедение турмалонским чиновникам, – расправляя на коленях перчатки, произнесла я.

Советники заулыбались, Атамурлан же и вовсе расхохотался.

– Я не хотел будить вас, каганетта. Надеюсь, ваша поездка была приятнее нашей, так как мы скакали, сломя голову.

– К чему такая спешка? – прямо спросила я. – Гости должны прибыть в лучшем случае к полудню, а сюда им добираться еще несколько часов.

– Внезапность, – улыбнулся Атамурлан. – Нас не зря зовут Стремительными. Я планировал пожить в Вингеше около недели, а потом отправиться на юг. Если аристократия столь медлительна, что не может угнаться за собственным императором, ей придется прибавить прыти.

Я подумала, что вместо того, чтобы убегать, императору следовало бы, наоборот, встретить всех этих столичных чиновников, пренебрежительно разобраться с ними и тогда уже продолжить свой путь, но не мне было ему указывать.

Я передохнула в компании советников, узнав к тому же дальнейшие планы императора по путешествию на юг и выслушав немало шуток о Турмалоне и его жителях. Столицу все они явно недолюбливали, и все же я не могла согласиться с их вечной политикой бегства.

Мои комнаты, как оказалось, были уже готовы. Видимо, Атамурлан и вправду ожидал, что я приеду вслед за ним. В тот день ко мне присоединилась Адрэа – мы вместе поплавали в бассейне, поиграли с Барклаем в парке, а потом уединились на боковой веранде за чаем и книгами. Кажется, со мной улуза чувствовала себя спокойнее, чем в компании советников и императора.

За ужином Атамурлан представил мне хозяев поместья – ими оказалась пожилая чета бличеттов (читай – баронов), к которым я сразу прониклась симпатией. Хозяева, конечно, были сильно взволнованы визитом императора и грядущим наплывом высокопоставленных гостей, хотя, как я поняла, Атамурлан предупредил их, что планирует принимать посланцев из столицы в усадьбе Вингеша.

К вечеру также прибыли слуги и мой багаж. Идин сразу же бросился к Барклаю, как будто любая шалость пса оказывалась на его, и только на его совести. Признаться, мне не слишком понравилась привязанность мальчика к собаке – фактически он, сам того не ведая, переманивал у меня Барклая, рискуя в глазах щенка стать единственным хозяином. Я часто возилась с Барком, но у меня не было возможности проводить с ним так же много времени.

Тем не менее, решение этой проблемы пришлось оставить на потом, так как на следующее утро, стоило мне только привести себя в порядок, в Вингеш нагрянули первые гости. Отряд всадников влетел в ворота дворца, будто спасался от шайки разбойников.

«Они что, пародируют манеру императора?» – усмехнувшись про себя, подумала я, глядя из окна на запыхавшихся молодых людей, спрыгивающих с лошадей.

Во мне появилась странная уверенность, что пока я – каганетта и нахожусь рядом с императором, мне действительно ничто не угрожает. Я ходила по усадьбе, как хозяйка, и упивалась чувством вседозволенности, независимости и власти. Мне даже показалось, что от меня начинает исходить та же ошеломительная царственная энергетика, что и от Атамурлана.

Император встретил первых гостей в небольшом бальном зале, где по такому случаю был установлен трон. Атамурлан был одет довольно просто и практично, без лишней пышности. Его черный костюм был расшит золотыми нитями, пояс и рукоятка кинжала инкрустированы драгоценными камнями, тяжелый плащ с перевязью оторочен мехом, а черные сапоги из кожи с золотыми бляшками вычищены до блеска.

Советники скучающе сидели по обе стороны от Атамурлана, да и он смотрел на прибывших словно сквозь дымку собственных мыслей. Те же падали на колени, едва переступив порог зала, и я читала неподдельные трепет и страх на их лицах.

«Его нужно было назвать неуловимым, – думала я, глядя на очередную «картину маслом», – те, кому посчастливилось его догнать, и вправду испытывают истинный восторг».

Я немного изменила свою точку зрения насчет стремительного перемещения Атамурлана по империи.

Император не был статичным идолом, к которому все стекались, чтобы пасть ниц и просить о милости. Нет, он был активным, порывистым, ярким общественным деятелем, облеченным при этом абсолютной властью. Каждый в Эбериане знал, что его поместье может посетить повелитель. Никто не имел права расслабиться, запустить свои дела. Даже если ты слышал, что император сейчас находится где-то в Цитлане, а сам ты разбазариваешь наследство и занимаешься самоуправством в своих землях под столицей – через несколько месяцев Их Великолепие уже может переступить порог твоего дома и лишить тебя в одночасье всех владений.

Я уже достаточно долго находилась подле императора, чтобы видеть, насколько непроницаемым было лицо Атамурлана, когда он входил в новый дворец или поместье. Никто не мог догадаться, о чем он думает и замечает ли вообще что-либо вокруг. Но я знала, что перед отъездом он оставлял небольшое послание хозяину – записку, написанную личным секретарем, или пару фраз, оброненных в момент прощания. И хорошо, если эти слова были сдержанной благодарностью за гостеприимство – об этом молился каждый землевладелец или управляющий, принимавший под своей крышей императора. Но немало было случаев, когда после визита Атамурлана у дворцов и земель хозяева внезапно менялись.

Адрэа рассказывала, что однажды император посетил дворец одного дэкора – крупного землевладельца. Прием был обставлен с роскошью, а императора потчевали не хуже, чем в столичном дворце. Но все было так наиграно, так подобострастно, что даже у самых невозмутимых советников к горлу подкатывала тошнота.

Атамурлан ни единым взглядом не выдал своего отношения к происходящему. Но от него не ускользнул страх в глазах слуг и похотливый взгляд дэкора, то и дело проходившийся не только по пробегающим мимо служанкам, но и по служкам мужского пола.

В последний день своего пребывания во дворце император намекнул дэкору, что тот может сильно услужить империи, если отдаст часть своей земли под строительство крупной мануфактуры. Фабрики в это время были достижением имперской индустрии, поэтому дэкор охотно повиновался. Однако баур, возглавивший строительство мануфактуры, а потом и ее работу, имел от императора указ нанимать на фабрику не только любых желающих с земель дэкора, включая слуг из его дворцов и поместий, но и обязать высокородного мужа обеспечить производство всеми необходимыми ресурсами – от строительных материалов до питания работников. Таким образом, все страдающие от жестокости и скупости дэкора люди могли найти себе место работы на фабрике.

Кроме того, дэкор явно перестарался с желанием услужить императору – Атамурлан заявил, что ему так понравились люди, прислуживавшие ему во время пребывания во дворце, что он желает забрать большую часть из них с собой, в пример остальным аристократам, чьи слуги не столь искусны. Естественно, дэкор рассыпался в благодарностях, заявив, что для него великая честь стать примером для других землевладельцев, и он с радостью подарит императору весь свой обслуживающий штат.

Наконец, Атамурлан отметил прекрасные физические данные и отважный дух обоих сыновей дэкора и распорядился зачислить их в свой личный офицерский корпус. Ирония состояла в том, что на самом деле сыновья дэкора не отличались ни храбростью, ни склонностью к активному образу жизни – избалованные и высокомерные юноши явно полагали, что отец уладит любые их проблемы. Но, как известно, личная гвардия императора с легкостью выбивала дурь из голов отпрысков знатных родов.

Таким образом, Атамурлан одним махом решил несколько проблем региона, а простолюдины, освобожденные из-под гнета дэкора, восславляли императора.

Со временем я заметила, что Атамурлана и вправду любит народ, а также купеческое и воинское сословия. Что касается знати, то те из них, кто интересовался предпринимательством или военной наукой, относились к императору с глубоким уважением. Чего нельзя было сказать о некоторых древних аристократических родах, предпочитавших традиционно передавать ведение своих дел баурам и зачастую купаться в ленивой праздности.

Неожиданно я поймала себя на мысли, что если земли близ Западных гор достанутся мне, я бы тоже хотела укрепить этот регион настолько, чтобы Атамурлан, прибыв туда, почувствовал себя в безопасности и насладился хотя бы кратковременным отдыхом. Я постепенно начинала осознавать возможности, которые откроются передо мной, если я вдруг стану крупной землевладелицей.

Эти мысли пронеслись в моей голове, и когда я смотрела на первый прием турмалонской знати, в основном молодых аристократов, первыми прибывших поприветствовать императора в Вингеш. Сделав максимально непроницаемое лицо, я вышла из боковой дверцы и присела на кресло рядом с императорским троном.

Началась нудная церемония приветствия, после чего присутствующих угостили вином и отпустили с миром. Сам факт того, что император принял их, кажется, осчастливил молодых людей на несколько ближайших лет.

Так повторялось следующие два дня. Турмалонские придворные приезжали из Аникурта, кланялись Атамурлану в ноги, иногда трапезничали вместе с ним и удалялись восвояси. Император при этом практически не произносил ни слова, чаще ограничиваясь благосклонным кивком тому или иному гостю в знак доброжелательности.

Но не все аристократы, побывав на приеме императора, спешили уезжать в Аникурт, и постепенно усадьба Вингеша наполнилась высокопоставленными особами. Они с важностью ходили туда-сюда, о чем-то негромко переговариваясь, иногда смеялись или о чем-то спорили, остановившись порой прямо посреди одного из проходных залов.

Советники Атамурлана держались, как стая волков – редко появлялись в общедоступных залах и всегда ходили группами или парами. Я тоже старалась быть рядом с ними, но иногда нарочито гордо шла по проходным комнатам усадьбы, наблюдая, как вельможи, часто запоздало, склоняются передо мной, после чего за спиной неизменно раздаются встревоженные шепотки. На меня и вправду смотрели, как на диковинку, и я намеренно сохраняла равнодушное, слегка загадочное выражение лица.