Аманда Квик
Двое в лунном свете

Глава 18

Глядя на своего делового партнера, сидевшего напротив него на резной мраморной скамье, Ларкин с трудом скрывал раздражение. Температура в этой отдельной парилке была столь высока, что у любого нормального человека пот лил градом, а Эдвард Тримли, казалось, оставался таким же холодным и элегантным, каким бывал в своем клубе.

«Да, но Тримли на самом деле был джентльменом, – напомнил себе Ларкин. Этот негодяй родился не в соломе.»

Он правильно говорил и держался с тем прирожденным высокомерием, которое отличало представителей высшего света.

«Тримли никогда не надо было воровать, чтобы выжить. – подумал Ларкин. – Он никогда не потел, как потеешь, когда оказываешься лицом к лицу с человеком, у которого в руках нож и который готов перерезать тебе горло с такой же радостью, с какой потом стянет с тебя сапоги.»

– Вы уверены, что пожар не был результатом несчастного случая? – спросил он. – В конце концов, кухни в замке были очень старые.

– Можете мне поверить, это не кухонный пожар, – настаивал Тримли.

Уверенность Тримли раздражала Ларкина. В начале их сотрудничества он с радостью схватывал все, чему Ларкин мог его научить. Но в последнее время он вел себя как его старший партнер.

Они оба сидели, завернувшись в большие белые льняные простыни. Ларкин казался себе смешным в таком наряде, ему было крайне неудобно. Он был вынужден постоянно придерживать эту чертову простыню, чтобы она не соскочила с него. А вот Тримли удавалось держаться с достоинством древнеримской статуи, вроде тех, какими богатые украшают свои особняки. Ларкин позаботился о том, чтобы достаточное количество таких вот статуй украшало вестибюль его шикарного большого дома, который он приобрел несколько лет назад.

– А что вы скажете о газовой горелке, установленной в ванной в новом крыле? – Вскочив с места, Ларкин принялся бегать туда-сюда по маленькой комнате, полной пара. – Всем известно, что такие вещи непредсказуемы.

– Пожар начался не в ванной, – нетерпеливо проговорил Тримли. – Я потолковал со всеми работниками, которые в ту ночь были в замке. Все сходятся в одном: было два взрыва, причем оба произошли недалеко от столовой.

– Что же, выходит, это часть плана, разработанного для того, чтобы похитить девочек? – проворчал Ларкин.

– Похоже, так оно и есть.

– Черт возьми! – Дойдя до противоположной стены, Ларкин постоял там мгновение, а затем повернулся и зашагал в обратном направлении. – И никто даже не видел, как учительница и девчонки убегали оттуда?

Тримли отрицательно помотал головой.

– Подумайте только, была середина ночи, кругом дым, крики, огонь, все напуганы. Двое мужчин говорили мне, что слышали цокот копыт, но они оба решили, что кто-то попросту отвязал лошадей, чтобы спасти их от огня.

– Но почему, черт возьми, никто не побеспокоился о девочках, как только начался пожар? – закричал Ларкин. – Все мои люди знали, насколько ценными я их считаю.

– Очевидно, Римптон сказал остальным, что он сам позаботится о юных леди. – Тримли развел руками. – Но он исчез, и в ту ночь его больше никто не видел. А на следующий день его труп был обнаружен возле старых сараев.

– И никому даже в голову не пришло подумать о том, что учительница исчезла вместе с девчонками в тот же день?

– Поначалу все считали, что они погибли в огне. – Тримли слегка подвинулся на скамье, чтобы сесть поудобнее. – Резонное предположение при сложившихся обстоятельствах, я бы сказал. А учитывая, что в воздухе еще долго плотной пеленой стоял дым и все вокруг было покрыто дымящимися обломками и руинами, устраивать поиски было бессмысленно.

– Дьявол и преисподняя! – Ларкин почувствовал, что его переполняет знакомая, кипящая внутри его существа ярость. – Подумать только, все пропало, все усилия потрачены зря! До аукциона осталось всего несколько дней. Не могу поверить, что все так обернулось.

Ярость бурлила и кипела в нем с такой силой, что грозила удушить его. Ларкин со всего маху стукнул кулаком по сверкающей, покрытой белой плиткой стене.

– Дьявол и преисподняя! – прорычал он снова.

Ругань и удар кулаком не помогли, поэтому Ларкин взял кувшин с водой, стоявший на маленьком столике, и швырнул его в угол. Керамика с грохотом лопнула. Осколки разлетелись по всей парилке.

Ларкину стало легче, он смог овладеть собой. И тут же пожалел о собственной вспышке гнева.

Ларкин глубоко вдохнул, постепенно выпуская из себя гнев, давая крови остыть. Такие вот внезапные приступы преследовали его всю жизнь. Временами ему удавалось совладать с ними, но иногда – вот как сейчас – он ничего не мог поделать с собственной яростью. Хотя было в этом и своеобразное преимущество – присутствовавшие при этих вспышках гнева люди начинали нервничать. Ларкин считал это хорошим знаком. Никогда не следует допускать, считал он, чтобы твои работники и деловые партнеры чувствовали себя комфортно.

Но, черт возьми, этот элегантный мистер Тримли вел себя совсем не так, как остальные. Ларкин чувствовал, что его вспышка лишь усугубила испытываемое этим высокомерным негодяем презрение.

Крепче схватив простыню, Ларкин резко обернулся, надеясь вывести Тримли из равновесия, желая увидеть хотя бы страх в его глазах. Но на лице его партнера, как обычно, не дрогнула ни единая мышца.

– От этих четырех девчонок зависело все, – пробормотал он. – И вот теперь они сбежали, спасибо этой чертовой учительнице. Почему, дьявол ее разбери, она это сделала?

– Вероятно, нам следует предположить, что, узнав об исчезновении своей предшественницы, она сделала соответствующие выводы и заключила, что ее жизнь находится в опасности, – спокойно проговорил Тримли.

– Да, это может объяснить, почему она сама сбежала из замка, – кивнул Ларкин. – Но я никак не возьму в толк, зачем она взяла с собой девочек. Это бессмысленно. Она же должна была понимать, что с ними ей будет труднее убежать и прятаться. И не могла не осознавать, что без сопровождения четырех учениц ей было бы куда легче сбежать.

– А вот это очень интересный вопрос, – тихо промолвил Тримли. – По пути в Лондон я почти все время думал об этом.

Остановившись, Ларкин резко обернулся к своему партнеру.

– И что? – нетерпеливо спросил он. – Вы сделали какой-то вывод?

– Я согласен с вами в том, что для женщины, опасавшейся за свою жизнь, сбежать в сопровождении четырех девочек было весьма обременительно. – Тримли многозначительно помолчал. – Поэтому я считаю, что можно быть уверенным в том, что учительница действовала не в одиночку.

– О чем, черт возьми, вы толкуете?

– Как бы ни была умна эта мисс Глейд, я не верю, что ей удалось самой разработать план бегства, да еще в компании молодых леди, – произнес Тримли.

– Ей помогали? Кто-то из стражников? – спросил Ларкин сердито. – Черт возьми! Уже не в первый раз меня предают мои же люди! Правда, стоит заметить, что такие вещи не так уж часты, это факт. Всем известно, какова плата за предательство.

– Нет, ваши люди тут ни при чем, – промолвил Тримли. – Мне удалось добыть описание этого человека в одной из гостиниц, куда он привез учительницу и девочек на ночлег. Хозяин заведения смог описать их. – В его глазах появился заинтересованный блеск. – Так вот, судя по словам хозяина гостиницы, это был воспитанный человек, правильно говоривший и с хорошими манерами. Одним словом, джентльмен.

– Он уверен, что это был джентльмен? – спросил Ларкин. Или, может, он всего лишь притворялся?

Тримли приподнял брови.

– Прошу прощения за то, что говорю об этом, но роль джентльмена сыграть не так уж просто, если ты им не родился, – улыбнулся он. – Мне не раз доводилось опрашивать хозяев гостиниц, продавцов – эти люди всегда безошибочно определяют, к какому классу принадлежат их клиенты. У них очень много общего с вами, Ларкин, – их житье во многом зависит от того, как они себя проявят в разных ситуациях.

Ларкин ужасно хотел пропустить слова Тримли мимо внимания, поскольку считал его вполне подходящим партнером для деловых отношений, но негодяй и не думал скрывать своего презрения, когда речь заходила об их происхождении.

– А владельцы гостиницы сообщили вам еще что-нибудь стоящее? – спросил Ларкин.

– Нет, – покачал головой Тримли. – Они лишь сказали, что леди и их сопровождающий направлялись в Лондон. Я проверил их слова у станционного смотрителя. Тот очень хорошо запомнил учительницу и ее четырех учениц – они ехали первым классом.

– А что же тот джентльмен, их сопровождающий? – поинтересовался Ларкин.

– Как это ни странно, станционный смотритель не заметил рядом с ними никакого мужчину, – слегка пожал плечами Тримли. – Такое впечатление, что тот пропал где-то по пути из гостиницы на станцию.

Ларкин почувствовал, как сзади по его шее покатились крупные капли пота.

– Что ж, по крайней мере присутствие мужчины хоть что-то объясняет, – сказал он.

– Ну да, например, раскроенный череп Римптона или контузию и сломанную руку Боннера, – согласился Тримли.

– О чем это вы говорите? – нахмурился Ларкин. – Вы же мне сообщили, что Римптон погиб при пожаре.

– Я сказал, что Римптон погиб в ту самую ночь, – поправил его Тримли. – Но мне удалось осмотреть тело, и я абсолютно уверен в том, что причиной его смерти стал не огонь, а человек.

– Ни одна учительница на свете не могла сделать этого, – пренебрежительно фыркнул Ларкин. – Вы правы, кто-то помогал ей. Вопрос теперь только в том, зачем этот мужчина взялся помогать учительнице. Даже если он в курсе наших планов, ему не удастся взять их выполнение на себя. Нам потребовалось несколько месяцев для того, чтобы устроить аукцион.

– Ему ни к чему делать то же самое, что намеревались сделать мы, чтобы подзаработать хорошенько, – заметил Тримли. – Вы же знаете толк в таких делах, Ларкин. Как бы вы поступили, оказавшись в подобной ситуации? Ну, если вы раздобыли что-то такое, что – вам это было бы точно известно – представляет большую ценность для кого-то другого?

Ларкин начал испытывать облегчение – впервые с тех пор, как узнал об исчезновении девочек.

– Я бы предложил бывшему владельцу этой собственности заплатить хорошие деньги за пропавшие ценности, – сказал он.

– Совершенно верно, – согласился Тримли. – Думаю, рано или поздно тот человек, который припрятал у себя девочек, выйдете нами на переговоры. И уж тогда-то мы с ним разделаемся.

– Черт возьми! Но не можем же мы сидеть спокойно и ждать, пока он решит вести с нами переговоры! – возмутился его собеседник. – Я – Александр Ларкин! Я не привык ждать. Удобства других меня не интересуют.

– Успокойтесь, Ларкин. – Встав со скамьи, Тримли направился к двери.

– Мы же меньше всего хотим привлекать внимание к собственным персонам. Рано или поздно этот джентльмен пришлет вам весточку, где сообщит, что он готов вести переговоры.

– Мне ваши приказания не нужны, Тримли! – оборвал его Ларкин, сжимая руку в кулак. – Да я весь город переверну вверх дном, чтобы найти девчонок.

– Ради Бога, только это будет пустой тратой времени.

– Почему вы так считаете?

Тримли задержался в дверях.

– С моей стороны было бы нелепо утверждать, что у вас нет хороших связей в некоторых районах Лондона, – вымолвил он. – Однако нам обоим известно, что в респектабельные круги вас близко не пустят. А тот человек, похоже, именно оттуда.

Ларкин похолодел, несмотря на жару.

– Ваш грубый подход имеет и свои плюсы, Ларкин, – с легкой улыбкой промолвил Тримли. – Но эта ситуация требует тонкости. Позвольте мне справиться с ней. Если вы помните, это было одной из причин того, что вы пригласили меня в свой бизнес. У меня есть связи там, куда вашей ноге никогда не ступить.

Выйдя в холодную комнату, Тримли закрыл за собой дверь.

Ларкин долго смотрел ему вслед. Пора с ним кончать, наконец решил он. Тримли был ему полезен несколько лет, но всему же есть мера. Довольно! Как только это дело, связанное с похищением девчонок, завершится, он позаботится о том, чтобы его партнерство с Тримли прекратилось. Навсегда.

Поправив вновь начавшую сползать простыню, Ларкин стал думать о том, как ему справиться с этим делом. Для того чтобы избавиться от человека, вращающегося в высшем свете, необходим тщательно разработанный план. Если кто-то из кругов, в которых вращается Тримли, оказывается в сомнительной ситуации или попадает в нехорошую, подозрительную переделку, полиция очень тщательно ведет расследование. Пресса бушует. Проводят допросы.

«В этом деле слишком много рискованного,» – сказал себе Ларкин. Меньше всего ему хотелось привлекать внимание Скотланд-Ярда.

И все же с делом справиться можно, необходимо только тщательно подготовиться. Тримли ошибается. Стена, разделяющая представителей высшего класса и людей более низкого пошиба, не так уж прочна и непроницаема, как кажется Тримли. Смерть может преодолеть любой классовый барьер.

Глава 19

Благотворительная школа для девочек Уинслоу располагалась в огромном особняке. Конкордии показалось, что зданию каким-то непостижимым образом удалось впитать в себя все весеннее тепло и свет и остаться холодным и угрюмым.

Кабинет директрисы прекрасно гармонировал с остальными помещениями школы – там царила мрачная, тяжелая атмосфера. А обстановка, в свою очередь, соответствовала самой директрисе Эдит Пратт – женщине, сидевшей за большим письменным столом.

Эта внушительная особа на деле оказалась куда менее древней, чем ее описывали Ханна, Теодора, Эдвина и Феба, хотя, признаться, Конкордия почти поверила девочкам и была готова увидеть совсем уж древнюю старуху. На самом деле мисс Пратт была лишь немного старше самой Конкордии – лет тридцати или около того.

И даже непривлекательной ее нельзя было назвать. Директриса оказалась высокой, хорошо сложенной женщиной с пышным бюстом, красивыми чертами лица, светло-русыми волосами и ореховыми глазами.

Однако бесспорная физическая привлекательность Эдит Пратт давно скрывалась за мрачной оболочкой. Без сомнения, она была из тех женщин, которых жизнь жестоко разочаровала. Конкордия подозревала: мисс Пратт считала своим долгом внушить ученицам столь же суровый взгляд на жизнь, каким она обладала сама. Вероятно, именно в этом мисс Пратт видела свою главную задачу.

– Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего супруга, миссис Томпсон, – проговорила директриса.

Конкордии пришло в голову, что мисс Пратт и не пытается сочувствовать ей. Вероятно, чувство сострадания, равно как и все остальные чувства, давно покинуло ее душу.

– Благодарю вас, мисс Пратт, – вежливо кивнула Конкордия.

Она быстро оглядела комнату из-под своей черной вуали. На обитых темными панелями стенах не было никаких украшений, если не считать двух фотографий и обрамленной настенной пластинки прямоугольной формы.

На одном из снимков фотограф запечатлел королеву. Виктория была одета в один из тех мрачных нарядов, которые она начала носить несколько десятилетий назад после смерти ее любимого Альберта.

На другой фотографии красовалась дорого одетая дама лет сорока – сорока пяти, щедро увешанная украшениями. Снизу под снимком была подпись, выведенная причудливой золоченой вязью: «Миссис Хокстон, наша дорогая благотворительница».

Надпись на пластинке, висевшей на стене над письменным столом, гласила: «Золотые правила благодарных девочек». Далее следовал список пугающих наставлений. Конкордия прочла самое первое: «Благодарная девочка всегда послушна».

Дальше Конкордия читать не стала.

Положив перед собой на стол сложенные руки, директриса с вежливым недоумением смотрела на Конкордию.

– Чем я могу помочь вам? – спросила она.

– Меня привело сюда весьма деликатное дело, мисс Пратт, – заговорила Конкордия. – Оно касается нескольких пунктов из завещания моего покойного мужа. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу профессиональную сдержанность?

– Вот уже много лет я возглавляю это учебное заведение, миссис Томпсон. И я привыкла справляться с деликатными делами.

– Да-да, разумеется. – Конкордия вздохнула с притворной печалью. – Простите меня, мисс Пратт. Видите ли, я все еще не отошла от шока.

– Какого шока?

– Понимаете… Похоже, никто из членов семьи не знает о том, что несколько лет назад у моего мужа родился незаконный ребенок, – сбиваясь, произнесла Конкордия.

– Как это ни печально, такие истории далеко не редкость, – неодобрительно заметила мисс Пратт.

– Я догадываюсь, что, занимая свой пост в школе Уинслоу, вы нередко встречаетесь с последствиями мужской безответственности, – проговорила Конкордия.

– Мужчины всегда будут мужчинами, миссис Томпсон. – Директриса позволила себе презрительно фыркнуть. – Не думаю, что мы можем надеяться на то, что их натура когда-нибудь изменится. Нет, с моей точки зрения, только женщины могут уменьшить количество незаконнорожденных детей – они должны об этом заботиться. Их следует научить достойному поведению, они должны постоянно держать себя в руках – во всех сферах нашей жизни, разумеется, но особенно тогда, когда речь идет о темных страстях.

– О темных страстях? – переспросила Конкордия.

– Те женщины, которые позволят себе купиться на льстивые речи мужчин, всегда будут расплачиваться за это, равно как и их незаконное потомство, – заявила мисс Пратт.

Горькие нотки в ее голосе говорили о многом. Конкордия была готова поспорить на крупную сумму, что мисс Пратт сама в свое время попала в подобную переделку и польстилась на щедрые обещания какого-нибудь недостойного кавалера.

– М-м… да, как я уже говорила… – начала было Конкордия.

– Можете не сомневаться, – перебила ее мисс Пратт, – что здесь, в благотворительной школе для девочек Уинслоу, мы прилагаем максимум усилий к тому, чтобы наши воспитанницы вырабатывали в себе самодисциплину, самоконтроль и учились держать себя в узде. Каждая из них! – провозгласила мисс Пратт многозначительно.

Конкордия чуть не поежилась от ее слов, но вовремя напомнила себе, что она пришла в Уинслоу для того, чтобы изучить интерьер особняка, кабинета директрисы и увидеть саму мисс Пратт, а вовсе не с целью вступить в философский спор о том, как правильно воспитывать молодых девушек.

– Цель, достойная внимания, мисс Пратт, – безучастно проговорила Конкордия.

– Можете мне поверить, это непростая задача, – продолжала директриса. – Молодые леди часто бывают дерзки, чересчур шумны и практически неуправляемы. Здесь, в Уинслоу, мы делаем все для того, чтобы подавить подобные веши.

– Ничуть не сомневаюсь в том, что вы достигли огромных успехов в этом деле. – Конкордия заметила, что одна ее рука, лежавшая на коленях, непроизвольно сжалась в кулак. – Как я уже говорила вам, результатом несдержанности моего мужа стала незаконнорожденная девочка. Ее назвали Ребеккой. Ее мать умерла года два назад, кажется. Мой муж побеспокоился о том, чтобы отправить девочку в приют, но мне он, разумеется, ничего не рассказывал. Собственно, до его смерти я понятия не имела о том, что у него была вторая семья. Все это оказалось крайне неприятно.

– Кто бы сомневался! – Мисс Пратт нахмурилась, что придало ее лицу еще большую мрачность. – Но какое все это имеет отношение к вам, миссис Томпсон?

– В своем завещании мой муж выразил сожаление по поводу того, что он позволил отправить Ребекку в благотворительный приют, – принялась объяснять Конкордия. – Он явно хотел, чтобы девочку забрали в отчий дом.

– Какая чушь! – воскликнула мисс Пратт. – Не мог же ваш муж рассчитывать на то, что вы займетесь воспитанием его незаконной дочери! Это чересчур для приличной, хорошо воспитанной леди, обладающей столь тонкой чувствительностью, как у вас.

«А чувства невинного ребенка тебя не волнуют? – так и хотелось закричать Конкордии. – Боль и страдания маленькой девочки вообще ничего не значат? Взрослые обязаны заботиться о бедной малышке, вот что. И в том, что Ребекка родилась у невенчанных супругов, не было ее вины».

Конкордия почувствовала, как неистово забилось ее сердце. «Держи себя в руках, – то и дело повторяла она про себя. – Успокойся, или ты все испортишь. К тому же это выдуманная трагедия, ты ведь всего лишь играешь роль обиженной вдовы».

Однако в то же время Конкордия понимала, что вся эта история звучит столь правдиво именно потому, что в мире много настоящих маленьких Ребекк.

– Возможно, – сквозь зубы процедила она. – Но факт остается фактом: мой муж искренне сожалел о том, что отправил ребенка в благотворительный приют. В своем завещании он просил меня устроить Ребекку так, чтобы она получила небольшое наследство и… фотографию отца.

– Понимаю, – пробормотала мисс Пратт. – Так вы говорите, речь идет еще и о наследстве?

Похоже, она весьма оживилась, когда речь зашла о деньгах, подумала Конкордия.

– Да, – кивнула Конкордия. – Конечно, сумма не очень большая.

– О! – только и воскликнула мисс Пратт.

Ее заинтересованность стала угасать.

– Проблема заключается в том, – продолжила Конкордия, твердо намереваясь придерживаться заранее разработанного сценария, – что мой муж не указал, в какой именно приют он отправил Ребекку. Я же со своей стороны пытаюсь объехать как можно больше из них, чтобы найти девочку.

– Видите ли, если бы ее отправили в работный дом или один из тех приютов, которые принимают детей, не имеющих достойных связей, она бы уже стала к этому времени служанкой, – сказала мисс Пратт.

– Но Ребекке только девять лет! – Опять Конкордия забыла свою роль.

– Достаточно для того, чтобы трудиться на кухне какого-нибудь респектабельного дома, должна признаться, – пожала плечами директриса. – Детям, у которых на роду написано стать слугами, следует с младых ногтей внушать, что они должны тяжело работать, если хотят получить хорошее место и не остаться на улице.

– А вы отправляете своих девочек в услужение, мисс Пратт? – спросила Конкордия.

Директриса явно была обижена таким предположением.

– В Уинслоу принимают только девочек из высшего света. Наших юных леди готовят к тому, чтобы они стали гувернантками или учительницами. Обычно они остаются в школе до семнадцати лет. – Она нахмурилась. – Конечно, они могут начать зарабатывать и раньше, чтобы оплачивать свое пребывание здесь, но нам бывает довольно трудно убедить школу или семью взять в услужение девушку моложе семнадцати лет.

– Да уж, – еле сдерживаясь, промолвила Конкордия, вспомнив о том, что ей и самой пришлось прибавить себе лет, когда она нанималась на свою первую работу.

Она тогда солгала, сказав, что ей уже восемнадцать.

– А что, все ваши ученицы занимают достойные вакансии?

– Те, которые держатся с положенной скромностью, не перечат и изо всех сил стараются соблюдать «золотые правила для благодарных девочек», обычно находят места, да. – Мисс Пратт помолчала. – Но разумеется, случаются и неудачи.

– Понятно. – Конкордия почувствовала, что ее руки опять сжимаются в кулаки. – И что же с ними происходит?

– Что происходит? – беспечно переспросила мисс Пратт. – Обычно они кончают на улице. А теперь давайте вернемся к разговору о незаконной дочери вашего мужа. В Уинслоу воспитываются тридцать семь девочек. Насколько я помню, среди них есть две Ребекки. Буду счастлива просмотреть записи, чтобы выяснить, не носит ли одна из них фамилию Томпсон.

– Очень мило с вашей стороны, мисс Пратт, – через силу вымолвила Конкордия.

Директриса задумчиво посмотрела на шкаф, набитый папками с документами.

– Видите ли, миссис Томпсон, я очень занятая женщина, – многозначительно произнесла она. – Для того чтобы просмотреть все папки, мне понадобится некоторое время.

Намек был слишком очевиден, чтобы не понять его.

– Можете не сомневаться, я постараюсь компенсировать вам беспокойство, – поспешила заверить ее Конкордия.

«Эмброуз был прав, – подумала она. – Мисс Пратт ждет взятку.»

Сунув руку в муфту, Конкордия вынула оттуда купюру, которую Эмброуз дал ей специально для этой цели, и положила ее на стол.

– Очень хорошо, я просмотрю папки, чтобы выяснить, нет ли в них дела девочки, фамилия отца которой Томпсон. – Купюра как-то незаметно исчезла в кармане ее платья. – А вы, случайно, не знаете, как звали ее мать?

– Нет, ее имя мне неизвестно, – ответила Конкордия.

Поднявшись с места, мисс Пратт направилась к шкафу с папками и ящичками. Она открыла тот из них, на котором были указаны буквы от «П» до «Т». Конкордия увидела, что ящик был полон папок и документов. Она почувствовала, как все сжалось у нее внутри.

«В этом полумраке, в этих ящиках так много трагичных историй, историй маленьких жизней,» – подумалось ей.

Тут кто-то постучал в дверь кабинета.

– Входите, мисс Берк, – отозвалась мисс Пратт, даже не оглянувшись.

Дверь отворилась, Конкордия увидела маленькую сухонькую женщину – ту самую, что недавно открыла ей дверь.

– Прошу прощения за то, что беспокою вас, мисс Пратт, – заговорила она, – но вы просили немедленно известить вас, как только прибудет развозчик угля.

– Совершенно верно, мисс Берк. – Захлопнув ящик, директриса на удивление быстро оглянулась, ее глаза засверкали. – Вы должны извинить меня, миссис Томпсон, мне нужно всего несколько минут. Мне необходимо потолковать с этим развозчиком. Что-то слишком много угля мы тратим в Уинслоу, несмотря на то, что уже наступила весна, вот я и хочу уменьшить количество поставок.

– Разумеется, – кивнула Конкордия, думая о том, что в здании царит чудовищный холод, несмотря на время года.

Директриса широкими шагами пересекла свой кабинет и вышла в коридор. Кивнув Конкордии с извиняющейся улыбкой, мисс Берк закрыла за собой дверь.

Конкордия осталась в кабинете одна.

Она посмотрела на шкаф с документами, потом перевела взор на закрытую дверь. Шаги мисс Пратт быстро удалялись. Такой возможностью просто грех не воспользоваться.

Вскочив на ноги, Конкордия бросилась к ящикам, в которых содержались документы девочек.

Она обнаружила там несколько папок с фамилией Купер, но к Эдвине и Теодоре эти документы отношения не имели.

Закрыв этот ящик, Конкордия решила попытать счастья еще раз и стала искать документы Фебы Лейленд. И снова поиск не дал результатов.

Дела Ханны Радберн Конкордия тоже не обнаружила. Складывалось впечатление, что эти девочки никогда не существовали на свете.

Конкордией овладело беспокойство и недоумение. Ну должны же были здесь сохраниться хоть какие-то записи, касающиеся четырех ее воспитанниц! Ведь все они были привезены в замок из благотворительной школы для девочек Уинслоу.

Вспомнив, как Эмброузу повезло с письменным столом миссис Джервис, Конкордия подошла к огромному письменному столу мисс Пратт. И первым, что она там увидела, был большой, обтянутый кожей журнал.

Конкордия торопливо открыла его. Сначала ей на глаза попался календарь встреч и расписание – обычные для директора подобного заведения записи. Мисс Пратт вела подробный письменный отчет обо всех делах, что, собственно, не удивило мисс Глейд. Подробные домашние задания, меню на неделю, записи о ежемесячной смене постельного белья – все это было учтено, записано мелким аккуратным почерком.

Стало быть, простыни здесь меняли только раз в месяц? Это ужасно, подумала Конкордия. Во всех уважаемых домах и школах действует правило: постельное белье меняется раз в две недели. Можно не сомневаться: это был еще один способ, с помощью которого мисс Пратт экономила деньги. Да, стирать, сушить и гладить простыни нелегко, на это нужно потратить немало времени и усилий, но делать это просто необходимо, хотя бы из соображений гигиены.

Конкордия просмотрела записи, сделанные на прошлой неделе, но не обнаружила в них ничего для себя примечательного, а потому быстро пролистала следующие страницы. Не в силах думать ни о чем ином, Конкордия вернулась к записям, сделанным в тот месяц, когда Фебу, Ханну, Эдвину и Теодору увезли из школы в замок Олдвик.

За два дня до того, как девочкам, по их воспоминаниям, сообщили о том, что их готовятся увезти, для чего они должны собрать свои вещи, в журнале появилась запись: «Г. Катберт, Дорчестер-стрит», – дважды подчеркнутая жирной чертой. Под этой надписью была другая – счет на четыре фунта за четыре пары новых перчаток и четыре капора.

Конкордия внимательно просмотрела расписание мисс Пратт, составленное на предыдущие дни, но ничего полезного там не нашла. Закрыв журнал, она выдвинула самый большой ящик стола. Там лежала папка с надписью «Корреспонденция».

Очень тонкая папка.

Конкордия быстро осмотрела ее содержимое. Большая часть писем была от потенциальных работодателей, которые описывали в своих посланиях, какая внешность учительниц для их детей предпочтительна, и интересовались, какими достоинствами они обладают. Конкордия обратила внимание на то, что большая часть работодателей хотела заполучить в гувернантки или учительницы девушек скромных, непримечательной, неброской внешности. Несколько женщин хотели, чтобы у них, напротив, гувернантками работали яркие девушки, которые могли бы понравиться живущим в доме мужчинам.

Конкордия уже собиралась было сунуть папку на место, как вдруг ее внимание привлекла подпись, поставленная в конце одного из писем: «У. Лейленд».

Феба носит фамилию Лейленд.

Из холла раздался звук приближающихся шагов.

Времени прочитать письмо у Конкордии уже не было. Выхватив листок с посланием из папки, она спрятала его во внутренний карман своего плаща.

Обежав вокруг стола, Конкордия остановилась у окна и притворилась, что смотрит на улицу.

Дверь в кабинет резко распахнулась.

– Ну вот, с этим небольшим дельцем я справилась, – объявила мисс Пратт.

От удовлетворения она даже слегка покраснела.

– Ни в одной комнате до конца октября топить больше не будут.

– Вы собирались просмотреть папки, чтобы проверить, нет ли там документов Ребекки, – напомнила ей Конкордия, отворачиваясь от окна.

– Да, разумеется, – кивнула мисс Пратт.

Открыв ящик с документами на букву «Т», она быстро просмотрела их, а затем захлопнула ящик.

– Мне очень жаль, но документов на имя девятилетней девочки по имени Ребекка, рожденной незаконно, отцом которой является джентльмен по фамилии Томпсон, у нас нет, – сообщила директриса.

– Благодарю вас, мисс Пратт, – кивнула Конкордия. – Вы мне очень помогли.

Когда она оказалась в коридоре, ей понадобилось все ее самообладание, чтобы спокойно, не спеша пройти до входной двери. Инстинкт самосохранения таки подталкивал ее броситься отсюда бегом, чтобы поскорее вырваться из удушающей атмосферы школы.

Бледная мисс Берк открыла ей дверь и слабым голосом попрощалась. У Конкордии сложилось впечатление, что эта женщина с радостью покинула бы особняк вместе с ней. Увы, мисс Берк была в школе точно такой же узницей, как и большинство учениц.