Жоржи Амаду
Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

17

Около двух часов ночи доктор Амарилио вернулся, он принёс свидетельство о смерти и вести о родственниках доктора Эмилиано Гедеса. Чтобы разыскать их на балу в Яхт-клубе, он перебудил половину абонентов Аракажу, когда наконец связался с младшим из братьев – Кристованом; тот прямо-таки не вязал лыка, до того был пьян. Амарилио звонил более двух часов. Счастье, что телефонистка Биа Турка не подняла шума из-за позднего часа, но только потому, что ей самой хотелось знать подробности смерти богача. И врач, чтобы задобрить её, намекнул, что доктор отдал душу при особых обстоятельствах. Деталей он не уточнял, но Биа Турка (она занималась спиритизмом) и сама могла благодаря флюидам установить причину.

– Биа дозванивалась до Аракажу, не выпуская из рук трубки. Когда же наконец мы узнали, где находится его семья, я закричал «ура». Вначале ничего не было слышно из-за музыки; телефон в Яхт-клубе находится в баре, и Кристован сидел именно там и пил виски. Когда я сообщил ему новость, он, похоже, потерял дар речи, и мне пришлось кричать в трубку, пока кто-то не взял её и не сходил за зятем доктора. Тот сказал, что они выедут немедленно…

Вместе с врачом пришел Жоан Нассименто Фильо, грустный и взволнованный.

– Ох, Тереза, какое несчастье! Эмилиано ведь моложе меня, ему не исполнилось и шестидесяти пяти. Никогда не думал, что он умрёт раньше меня. Такой крепкий, я не помню, чтобы он чем-нибудь болел.

Тереза оставила их в комнате и пошла приготовить кофе. С отрешённым видом, вся в слезах, Нина выглядела по меньшей мере безутешной родственницей – племянницей или двоюродной сестрой. Лулу спал, сидя у стола в буфетной, уронив голову на руки. Тереза принялась готовить кофе сама.

На постели, застеленной чистыми простынями, одетый, будто должен отправиться на совет директоров Межштатного банка Баии и Сержипе, лежит доктор Эмилиано Гедес; его светлые глаза открыты, кажется, он проявляет живой интерес к окружающим, желая видеть начало продолжительного бдения у его тела в доме любовницы, в объятиях которой он умер. Жоан Нассименто Фильо, с набухшими веками, обращается к врачу:

– Бедный Эмилиано, ну, прямо как живой! Смотрит на нас, собираясь нами командовать, как это бывало на факультете. И роза в руке, вот только кнута не хватает. Суровый и щедрый, лучший из друзей и худший из врагов, Эмилиано Гедес, сеньор Кажазейраса…

– Его погубили неприятности… – повторил врач причину, вызвавшую смерть. – Нет, он мне ничего не говорил, но говорили люди, которые всё знали. Он ведь был вашим другом, Жоан, неужели вы ничего не знали о сыне и зяте?

– Эмилиано никогда не рассказывал о своей жизни даже близким друзьям. И ничего, кроме похвал семье, я от него не слышал. Все хорошие, прекрасные люди, просто императорская семья. Гордость его не позволяла дурно отзываться о родне. Я знаю, у него была слабость к дочери, когда она была девочкой. О ней, когда приезжал, он рассказывал: о её красоте, уме, любопытных историях. Потом она вышла замуж, и он перестал о ней говорить…

– Да что говорить? Что она наставляет рога своему мужу? Апаресида пошла в отца, у неё горячая кровь, чувственна, быстро, воспламеняется; говорят, разрушает семейные очаги Аракажу. Они с мужем стоят друг друга, тот тоже хорош, вот и живёт каждый как хочет…

– Таковы времена и браки, ненормальные браки! – заключил Жоан Нассименто Фильо. – Бедный Эмилиано, он безумно любил семью, детей, племянников, всем помогал, всем, до последнего родственника. Да, просто как живой, только нет в руках кнута.

Тереза вошла с чашками кофе на подносе.

– Кнута? А почему, сеу Жоан, кнута?

– Потому что Эмилиано носил и розу, и кнут.

– Но не тогда, когда бывал со мной, сеу Жоан, не здесь…

Это было правдой.

– Да, Тереза, вот смотрю на вас и вижу Эмилиано, вы в чём-то похожи. За годы совместной жизни люди становятся друг на друга похожими: та же гордость и честность… – Он помолчал, потом добавил: – Я хотел проститься с ним, пока он в нашем обществе. Мне бы не хотелось быть здесь, когда появятся его родственники. Ведь в Эстансию он приехал из-за вас, и нам всем перепали его любовь к жизни и часть его свободного времени. Когда он приехал, я чувствовал себя почти стариком, а он воскресил меня к жизни. Вот я и хочу проститься с ним при вас, других я не знаю и не хочу знать.

Опять воцарилось молчание. Глаза мертвеца открыты. Жоан Нассименто продолжает:

– У меня, Тереза, не было братьев, и Эмилиано был мне как брат, даже ближе. Ведь я не потерял состояния, оставленного мне моим отцом, только потому, что Эмилиано занялся моими делами, но он никогда не напоминал мне об этом. Я сейчас говорил доктору Амарилио: гордость и щедрость, роза и кнут. Я пришёл, чтобы увидеть Эмилиано и вас, Тереза. Могу я быть вам полезен?

– Большое спасибо, сеу Жоан. Я никогда не забуду вас и доктора Амарилио, за прожитое здесь время я приобрела друзей, он подарил мне даже это.

– Вы останетесь в Эстансии?

– Без доктора? Думаю, не смогу.

Последний глоток кофе они выпили молча. Жоан Нассименто думал о будущем Терезы. По слухам он знал, что в жизни бедняжки Терезы было много горького, прежде чем Эмилиано привез её сюда.

Обеспокоенный врач ждёт падре, чтобы вместе встретить родственников усопшего – дочь, зятя, брата, куму и прочих.

Амарилио волнует предстоящая встреча членов семьи усопшего с любовницей, это вопрос деликатный, и как его разрешить? Он почти никого из них не знает. Их знает падре Винисиус, он несколько раз бывал на заводе, служил мессу… Где же падре, почему он опаздывает?

Жоан Нассименто Фильо долго смотрит на покойного, не пряча слёз и не тая ужаса, охватившего его перед лицом смерти:

– Никогда не думал, что он уйдёт из жизни раньше меня, теперь и моя очередь не за горами. Тереза, милая, я уйду до приезда этих людей. Если я понадоблюсь…

Он обнял Терезу, слегка коснулся губами её лба. Сейчас он выглядел куда более старым, чем когда пришёл увидеть друга и с ним попрощаться. До скорого, Эмилиано!

18

Тереза, а ты никогда не испытала удара его кнута, его твердости, его непреклонности? Никогда не почувствовала острой стороны стального лезвия?

Разве до этой ночи, ночи бдения у тела известного гражданина доктора Эмилиано Гедеса, ты, Тереза, не испытала уже однажды смерть? Её физическое присутствие в тебе, твоём чреве, её раздирающую горячую и леденящую руку, нет, не испытала?

Да, было и такое, сеу Жоан; смерть запустила свою руку в их взаимопонимание и нежность, нет, не только розами была усыпана жизнь Терезы Батисты с доктором Эмилиано Гедесом, было и печальное, траурное событие в их, в её жизни, смерть произошла в ней, в её чреве – горький день её жизни. Она и себя считала умершей, но возродилась, возродилась от ухода, ласки, нежности, преданности влюбленного – этой чудодейственной медицины. Смерть и жизнь, кнут и роза.

Из уст Терезы Жоан не услышит этой истории, и, прощаясь с умершим, она вложит розу в руки доктора. Однако, хочет она того или нет, воспоминания не оставляют её, и рядом с телом доктора возникает тельце того, у которого бдения не было, ни бдения, ни похорон, он умер, не родившись, он – её мечта, утопленная в крови, её и его ребенок. И вот перед Терезой два трупа в постели, две смерти, и обе случились с ней. И даже не две, а три, ведь сегодня Тереза умерла второй раз в жизни.

19

Когда второй месяц подряд у Терезы не пришли месячные, а они всегда были точные, ровно через двадцать восемь дней, и появились другие симптомы, она почувствовала, что сердце её замерло: она беременна! И первое, что испытала, была радость: ай, она не бесплодна, она будет иметь ребёнка, ребёнка от доктора, безграничная радость!

На ферме капитана дона Брижида не разрешала ей заниматься или играть с её внучкой, видя в Терезе хитрого и опасного врага, способного завладеть тем, что по праву должно принадлежать дочери Дорис, ведь только ей должно было достаться состояние её отца Жустиниано Дуарте да Роза, когда с небес наконец спустится ангел-мститель с огненной шпагой. Позже, когда однажды Тереза, уже будучи в пансионе Габи на Куйа-Дагуа, была приглашена Маркосом Лемосом в кино, что находится в центре Кажазейраса-до-Норте, она увидела дону Брижиду с внучкой у их собственного дома, когда-то купленного доктором Убалдо, потом проданного с молотка и вновь выкупленного. Она не узнала ни сумасшедшей старухи, ни девочки, что раньше ходила в лохмотьях, – да, что верно, то верно, для некоторых болезней нет лучшего средства, чем деньги. Да, на ферме дона Брижида запрещала Терезе прикасаться к ребёнку и кукле, подаренной крёстной – матерью Дана.

Любопытно: разбуженная Даном, слепая и влюбленная Террза даже не помышляла о ребёнке от обожаемого молодого человека, а уж когда случилось то, что случилось, испытала страх и ужас при мысли, что могла от него забеременеть. Однако случившееся вызвало менструации гораздо раньше срока, – похоже, побои в тюрьме сослужили ей хорошую службу. И после долгого раздумья Тереза решила, что в этом жестоком мире ей детей не иметь, она бесплодна, и тому причиной – грубое лишение девственности ненавистным ей капитаном.

Она не забеременела от Дана, с которым познала радость в постели, как не беременела больше двух лет, живя с капитаном, который никогда не предохранялся, как и никогда не признавал своих детей. Как только какая-нибудь из им обесчещенных девочек забеременела, он тут же вышвыривал её на улицу. Пусть делает аборт, родит, что хочет, его, капитана, это не интересует. Если какая-нибудь появлялась на руках с ребёнком, он прибегал к помощи Терто Щенка. Ребёнок у него один, от Дорис, ребёнок законный.

Бесплодна, пуста, сказала Тереза доктору, Когда он её привез в Эстансию и стал ей говорить о мерах предосторожности и противозачаточных средствах.

– Я ни разу не беременела.

– Это хорошо. Я не хочу иметь ребёнка на улице. – Голос воспитанного человека, но жесткий и твёрдый. – Я всегда был против, это вопрос принципа. Никто не имеет права производить на свет существо с клеймом. Кроме того, человек, связанный семейными узами, не должен иметь ребёнка на стороне. Ребенка надо иметь от супруги, для того и женятся. Супруга – для того, чтобы беременеть, родить, воспитывать детей, любовница – для удовольствия, а когда она должна заботиться о ребенке, то она уподобляется супруге и между ними нет никакой разницы. Дети на улице – нет, я против этого. Я хочу иметь мою Терезу для моего отдыха, для того, чтобы вести весёлую жизнь в те немногие дни, что мне остались, а совсем не для того, чтобы иметь детей и головную боль от них. Согласна, Сладкий Мёд?

Тереза смотрела в светлые, стальные глаза доктора.

– Я тоже не могу иметь…

– Тем лучше. – Лицо доктора помрачнело. – Мои два брата, как Милтон, так и Кристован, наделали детей для улицы, дети Милтона бегают, побираются, и меня это волнует; у Кристована – две семьи и куча детей от одной и другой жены – это тоже плохо. Супруга – это одно, любовница – совсем другое. И я хочу тебя иметь только для себя и не делить ни с кем, тем более с ребенком. – Молчание, и вдруг голос снова делается мягким и глаза голубыми, чистой воды, взгляд любовный и чуть печальный. – Всё это говорит, Тереза, о моём возрасте. Я уже не гожусь быть отцом маленького ребенка, у меня уже нет времени, чтобы его или её вырастить, воспитать, как я это сделал со своими. И всё своё свободное время хочу отдать тебе… – И он взял её на руки, чтобы положить на постель. – Вот для чего любовница, Сладкий Мёд.

Ну, поскольку Тереза бесплодна, проблем нет. Если бы она могла рожать и хотела иметь детей от доктора, чтобы чувствовать себя более счастливой, и не имела бы его согласия, она бы страдала, и очень. Заводчик был честен, прям, хотя и несколько жесток, он, такой всегда внимательный и тонкий. Но раз она бесплодна, то никаких проблем.

Но вот она не бесплодна, ах, в ней – да благословен Господь! – ребенок доктора. Но прошел первый прилив радости, и Тереза задумалась, думать научила ее тюрьма. Доктор прав. Ну, родит она ребенка и обречёт несчастного на страдание. В пансионе Габи она была наслышана о судьбе таких детей; вот сын Катарины, он умер шести месяцев от роду из-за неухода, хотя женщине, которая его взяла на воспитание, всё было сполна уплачено; а дочка Виви заболела грудью, стала харкать кровью, а всё потому, что взявшая её старуха все деньги Виви тратила на кашасу. Матери в доме терпимости, дети – без защиты, отданы в руки чужих людей. Да, самое худшее для проститутки – неравнодушие к детям.

Пока доктор отсутствовал три недели в Эстансии, он был занят важными банковскими делами в Баии, Тереза пошла в консультацию врача Амарилио. Гинекологическое обследование, вопросы, диагноз прост: беременность, ну, Тереза? Он ждал ответа. Черные глаза Терезы были задумчивы, она ушла в себя, в свои мысли: ребенок её и доктора, выращенный прекрасным и мужественным, у него такие же небесно-голубые глаза и такие же манеры, у него будет всё в этом мире, он будет таким же фидалго, что и отец! Или девочка, похожая на неё.

– Я хочу сделать аборт, доктор.

У врача был определённый взгляд на эти вещи, он считал это аморальным.

– Я не одобряю аборты, Тереза. Конечно, мною сделан, и не один, но в случаях абсолютной необходимости, когда нужно спасти жизнь женщины. Аборт – это всегда плохо, и физически, и морально. Никто не имеет права распоряжаться чьей-то жизнью…

Тереза внимательно смотрела на врача. Как легко говорить и как тяжело это слушать.

– Но когда нет другого выхода… Я не могу иметь ребенка, доктор не хочет… – Она понизила голос, соврав: – И я тоже…

Ложь, она хотела и не хотела. Хотела всеми фибрами своей души, она не была бесплодна, какая радость! Ах, сын её и доктора! Но, когда она задумывалась о завтрашнем дне, уже не хотела. Сколько еще продлится к ней чувство Эмилиано, эта прихоть богача? Она может кончиться в любой момент, ведь она уже давно его любовница, удовольствие в его жизни и в его постели. Когда наконец доктор решит заменить её, так как она наскучит ему, ей ничего не останется, как вернуться в пансион Габи, двери которого для неё открыты: она в доме терпимости, а ребенок в чужих руках. Ей придётся отдать его в чужие руки, заплатив за заботу о нём, которой не будет, как и не будет материнской ласки, любви, ведь только время от времени она сможет видеть его. Нет, нет, никто не имеет права, доктор Амарилио, обрекать несчастного на муки жизни, когда еще есть время предотвратить это.

– Ребёнка без отца я не хочу. Если вы не поможете мне, я найду того, кто это сделает, таких много в Эстансии. Переговорю с Тука, она знает всех поставщиц ангелочков.

Ребенок без отца, бедная Тереза. Врач боится ответственности.

– Не будем торопиться, Тереза, у нас еще есть время. Вот вернется доктор Эмилиано, теперь уже скоро. Подождём, он приедет, и всё решится. А вдруг он не захочет, чтобы ты делала аборт?

Она согласилась, самое большое успокоение – это иметь надежду: ах, ребёнок, её ребёнок и доктора! Эмилиано приехал тут же вскоре, приехал к обеденному часу, он так соскучился по Терезе, что поспешил не к столу, а в постель.

– Я голоден, Тереза, голоден, моя Тереза.

Но Тереза испытывала беспокойство, такой он её никогда не видел: она была и странно весела, и озабочена. Спустя время, положив руку на живот Терезы, доктор спросил:

– Ты хочешь мне что-то сказать?

– Да, я не знаю, как это случилось, но я забеременела… Я так рада, я думала, что никогда не буду иметь ребенка. Это хорошо…

Лицо доктора стало сумрачным, рука на животе Терезы тяжелой, а светлые глаза – стальными и холодными. Секунды длившееся молчание показалось Терезе вечностью, сердце перестало биться.

– Ты должна сделать аборт, дорогая. – Он говорил, стараясь быть мягким, чтобы не обидеть, но был непреклонен. – Я не хочу ребёнка на улице и уже тебе объяснял это, ты помнишь? Я совсем не для этого тебя привез сюда.

Тереза не ждала иного ответа, но оттого он не стал менее жестоким. Загоревшийся было свет потух в ней. Она собрала все силы.

– Я помню и нахожу, что сеньор прав. Я уже сказала врачу Амарилио, что хочу сделать аборт любым способом, но он посоветовал мне подождать вашего приезда. Я решилась и готова это сделать.

Эти твердость и непреклонность в голосе Терезы, даже враждебность смутили доктора.

– Решила, что не хочешь моего ребенка?

Тереза посмотрела на него с удивлением, почему он это спрашивает, если сам именно этого хочет и даже говорил с ней о том, когда привез её в Эстансию, говорил, что не хочет ребенка на улице, что рожать ребенка – это дело супруги, а любовница – для удовольствия, любовница – для развлечения. Или он не заметил, что у неё, когда она объявляла ему о своей решимости, тряслись губы? Он читает её мысли, но не знает, как она хочет этого ребенка, сколько ей стоит её мужество?

– Не спрашивайте меня об этом, вы хорошо знаете правду. Я сделаю аборт, потому что не хочу, чтобы мой ребенок испытал то, что пришлось испытать мне. Если бы всё было по-другому, я бы оставила, да, даже пойдя против воли сеньора.

Тереза снимает руку доктора со своего живота, встаёт с постели и идет в ванную комнату. Эмилиано поднимается и успевает схватить Терезу за руку. Голые, они стоят друг против друга. Доктор садится в кресло, в котором обычно сидит, когда читает Терезе книги, она на его коленях.

– Прости меня, Тереза, но по-другому быть не может. Я знаю, как это трудно, но ничего не могу сделать, у меня свой взгляд на эти вещи, и я тебя предупреждал. Я никогда тебя не обманывал. Мне тоже тяжело, но этого не должно быть.

– Я же знала это. Это врач Амарилио мог подумать, что доктор захочет оставить, и я, дура…

Собака, побитая своим хозяином, голос её глохнет от боли, Тереза сидит на коленях доктора, она его любовница, а у любовницы нет прав иметь ребёнка. Доктор чувствует бесконечную печаль Терезы, её безутешность.

– Я знаю, что ты испытываешь, Тереза, но, к несчастью, по-другому быть не может, я не хочу и не буду иметь ребёнка на улице. Я не дам ему своего имени. Ты, без сомнения, спрашиваешь себя: неужели я не хочу иметь моего и твоего ребенка? Нет, Тереза, не хочу. Хочу иметь только тебя, тебя одну, и никого больше. Я не люблю лгать даже для того, чтобы тебя утешить.

Он передохнул, точно собирался сказать что-то очень весомое.

– Послушай, Тереза, и решай, как сочтёшь нужным. Я тебя так люблю, что готов разрешить тебе родить ребенка, если ты того желаешь, и содержать его до тех пор, пока я живу, но я не признаю его своим, не дам ему своего имени, и с его появлением наша с тобой совместная жизнь кончится. Я хочу иметь только тебя, тебя одну, Тереза, и никого больше – ни детей, никого. Но видеть тебя раздосадованной, печальной, раненной в сердце, и чтобы все то, что было хорошим, стало плохим, не хочу. Так что выбирай, Тереза, между мной и ребёнком. Нуждаться ты не будешь ни в чём, я тебе обещаю, но мы с тобой расстанемся.

Тереза не колеблется. Она обнимает за шею доктора, подставляя ему губы: ему она обязана хорошей жизнью и вкусом к этой жизни.

– Для меня сеньор превыше всего и всех.

Вечером пришел Амарилио и переговорил с Эмилиано наедине. Потом они пошли к Терезе в сад, и врач назначил операцию на следующее утро, здесь, в доме. Выходит, моральные устои врача Амарилио не устояли перед категоричностью доктора Эмилиано? Ни врач, ни Тереза, как видно, не могут иметь свою точку зрения на эти вещи, своё твёрдое мнение перед хозяином жизни и смерти, который приказывает.

– Спи спокойно, Тереза, операция несложная, пустяковая.

Пустяковая и печальная, доктор Амарилио. Сегодня чрево взращивает плод, завтра станет местом его смерти. Доктор Амарилио с каждым днём всё меньше и меньше понимает женщин. Разве не сама Тереза Батиста пожаловала к нему в консультацию, чтобы попросить его сделать аборт, и, если бы он на то не согласился, отправилась бы, как сама сказала, к любой знахарке, поставщице ангелочков, чтобы совершить то, что задумала? Почему же теперь? Уж не потому ли, что он был единственной надеждой Терезы в борьбе за ребёнка? Надеждой, что его моральные устои врача, его категорическое «нет», ведь никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, решать её в пользу смерти, победят принципы доктора Эмилиано. Непреклонность заводчика и неизменность его жизненных принципов не принимали в расчет никаких чувств Терезы. Ребёнок на улице, нет, она выбирает между ним и доктором. Прощай, желанный ребёнок, которого она так и не узнает, прощай.

Пустяковая операция прошла без осложнений, но по указанию врача и по требованию доктора Эмилиано Тереза лежала в постели. Доктор Эмилиано не оставлял её ни на минуту: то он ей предлагал чай, то кофе, то прохладительное, то фрукты, то шоколад, читал ей книжки, смешил как мог в этот печальный для неё день.

И так целую неделю. Несмотря на звонки из Аракажу и Баии, доктор Эмилиано никуда не выезжал из Эстансии, а сидел возле любовницы. Все дни он был сплошная нежность, ласка и исполнение всех желаний Терезы, надеясь, что она придёт в себя от принесённой жертвы и вновь, забыв обо всём, почувствует вкус к жизни.

Таков был доктор, кнут и роза.