Алёна Белозерская
Один вечер в Амстердаме

Глава 3

Больше всего Ирме не хватало возможности побыть наедине с собой. В сущности, она была одиночкой, и постоянное присутствие кого-либо рядом раздражало и вносило нервозность в ее замкнутый мир. Много слов, много действий, вечное напряжение, ежесекундная мобилизация мыслей и эмоций – все это заставляло тратить много энергии. Восполнить ее помогало одиночество, пусть и короткое, но оно было жизненно необходимым. В свою квартиру она никого не пускала, даже с Войтовичем они встречались либо у него, либо в гостинице. Поэтому каждый раз, оказываясь на пороге своего дома, Ирма окуналась в атмосферу, в которой ощущалось только ее присутствие. Она давно научилась быть жадной и отказывалась делить свой мир с кем-либо. Ни цветов, ни животных в ее доме не было. В них Ирма не нуждалась, как и в остальных милых вещицах, которые непременно украшают быт каждой нормальной женщины, ориентированной на уют. Уют Ирмы выражался в тишине. Конечно, через пару часов безмолвия она, как и любой другой человек, включала музыку или телевизор, но лишь для того, чтобы еще больше почувствовать, что находится в квартире одна. Чужие голоса с экрана разлетались по пустому пространству, и иногда Ирма засыпала под их гул.

Однако в тот вечер, впервые за много лет, ей вдруг меньше всего захотелось провести ночь в одиночестве. Тем не менее от первоначального решения позвонить Войтовичу она отказалась. Подруг в Питере у нее не было, впрочем, она и не стремилась завести их. Ирме не нужны были друзья, как и семья. Во всяком случае, так она считала большую часть своей жизни и менять свое мнение по этому вопросу не собиралась. Все устраивало, но иногда щемящее чувство отсутствия в жизни чего-то главного незаметно охватывало ее, заставляя бороться с грустью и волнением. Однако Ирма очень хорошо знала себя и быстро находила средство развеять тоску. Рецепт не отличался новизной и изысканностью: немного алкоголя и неутомимое мужское тело.

Ирма быстро поняла, где проведет сегодняшнюю ночь. И главное, с кем. В одном из баров на Казанской подрабатывал барменом ее недавний знакомый. Смышленый мальчишка-пятикурсник, которого не смущала разница в возрасте в десять лет и который смотрел на нее только как на красивую женщину. Ирма вспомнила их последнюю ночь, после которой долго не могла прийти в себя, и улыбнулась. Да, такой страсти, которую показал ей Влад, она давно не встречала в мужчинах. Только в прошлой жизни, в те самые мгновения, когда мир только открывал для нее двери, она любила и горела от чувств, но все это давно угасло. Страсть ушла, лишь иногда, вспыхивая в руках мальчишки, Ирма вновь возвращалась в те дни, когда была влюблена.

Ирма неспешно приняла ванну, долго втирала крем в кожу и так же долго наносила макияж. О Войтовиче в эти мгновения она не вспоминала. Ирма провела четкую границу между их отношениями и той жизнью, в которой ему не было места. Кроме того, она не думала, что обманывает своего любовника, потому что никогда не принадлежала ему. Она вообще никому не принадлежала, только самой себе. И не считала других своей собственностью. Поэтому если бы Войтович вдруг сказал ей, что встретил ту, с которой ему будет лучше, чем с ней, не удивилась бы и не обиделась. Ревность и чувство собственности полностью отсутствовали в ней. Хотя внутренне Ирма была уверена, что лучшей женщины ему не найти, оттого и не переживала, что ее могут заменить на другую.

Включив телевизор, Ирма направилась к шкафу, чтобы выбрать подходящий для вечера наряд. Остановившись на коротком красном платье, которое делало ее еще более сексуальной, Ирма вдруг прислушалась к голосу человека, раздающемуся с экрана.

– … разработкой преступной группировки, организовавшей поставки в город героина, оперативники занимались около года. За это время сотрудникам правопорядка удалось собрать необходимую доказательную базу в отношении всех членов группы, зафиксировать распределение ролей.

Ирма подошла ближе и сделала звук громче. Удивлению ее не было предела.

– Вот сукин сын! – вырвалось у нее. – Год он Шерером занимался!

Голос тем временем продолжал:

– После проведения ряда проверочных закупок и заведения уголовных дел было принято решение о реализации накопленной информации. Сотрудники службы наркоконтроля при силовой поддержке бойцов спецназа провели операцию. В результате был изъят груз, который члены преступной группы встречали в порту. Задержаны шесть граждан, включая предполагаемого организатора незаконной деятельности…

– Неужели? – спросила у репортера Ирма.

– Преступниками было оказано яростное сопротивление. Ранены два бойца спецназа, погибла капитан полиции Татьяна Михайлова. Проводятся дальнейшие следственные мероприятия, направленные на установление каналов поступления наркотиков в Санкт-Петербург и выявление преступных связей задержанных, которые, в свою очередь, уже дают показания.

«Интересно, – подумала Ирма, выключив телевизор, – каким образом Наумов намерен опрашивать мертвецов?»

Ей было понятно, почему объявили, что ребята Шерера сотрудничают с органами. Все это делалось для того, чтобы «мелочь» подергалась и притихла на некоторое время. Но в реальности эти показательные рейды ничего не меняли. Хотя для Наумова подобная мишура была очень важна. Это давало ему возможность отчитаться перед начальством в том, что он не зря занимает высокую должность и ест свой хлеб.

Каждые несколько месяцев Авилов «сливал» Наумову какого-нибудь «крупного» наркоторговца, Наумов получал благодарности, премировался и не вмешивался в дела Войтовича и его команды. Конечно, Наумов имел свою долю от сделок, но эта сумма была ничтожной в сравнении с теми деньгами, которые уходили в руки Войтовича. И пока подполковник вел себя тихо и жадность его не зашкаливала, он продолжал быть нужным. Об этом знал и сам Наумов, поэтому не зарывался, доставал нужную информацию, когда это требовалось, предупреждал о возможной опасности и ежемесячно увеличивал размеры своего счета.

«О лаборатории не сказали ни слова», – с удовлетворением подумала Ирма. Именно так она и предполагала. В прессу ничего не просочится о взрыве в НИИ, последствия тихо ликвидируют, принесут соболезнования родственникам погибших. На этом все закончится.

Мысли ее прервал звонок. Ирма недовольно посмотрела на экран телефона. Звонил Авилов, что было весьма странным. Они не позволяли себе беспокоить друг друга во внерабочее время, только в случае непредвиденных обстоятельств.

– Слушаю, – сказала Ирма в трубку.

– Я внизу. Спустись.

Ирма быстро натянула платье, наспех надела босоножки и побежала вниз по лестнице. Тонкие кожаные ремешки больно били по лодыжкам, но она не остановилась, чтобы застегнуть их. Выбежав из подъезда, Ирма остановилась, перевела дыхание и огляделась. Метрах в десяти от нее стоял «Мерседес» Авилова.

– Что произошло? – спросила она, заглянув в салон.

– Среди лаборантов, которых ты устранила, был сын генерала Махова.

– И что?

– Как «что»? – возмутился он. – Ты знала?!

– Да. Я знала об этом.

– Совсем рехнулась?! – вскричал Авилов, но тут же понизил голос. – Что ты натворила?! Ты их обозлила. Теперь Махов устроит грандиозную облаву.

– Генерал ничего не сделает, – улыбнулась Ирма. – Причина смерти сына опорочит его репутацию, а он человек чести. Во всяком случае, так себя позиционирует. Неужели ты думаешь, что он объявит во всеуслышание, что его сын занимался изготовлением наркотиков? Перестань, это глупо. Как человек, который борется с преступностью, признается в том, что его сын преступник? СМИ молчат о взрыве в НИИ. Спишут все на техническую ошибку в результате какого-нибудь опыта. И Наумову прикажи, чтобы воду не мутил. Это ведь он тебя накрутил?

– Я не думаю…

– Правильно, не думай, – перебила Авилова Ирма и усмехнулась, заметив, как от гнева потемнели его глаза. – Не твоя забота. Я знала, на что шла. Поверь мне, Сережа, – смягчилась она, – нам не о чем беспокоиться. Генерал не даст делу хода, зато остальная шелупонь уже прекрасно осведомлена, что лезть на рожон не следует. Теперь дилеры-одиночки и другие шустрые ребята сто раз подумают, прежде чем вступать в контакт с талантливыми химиками. Да, кстати, не желаешь продегустировать фенциклидин, который изготовил генеральский сынок? Отменного качества.

Она рассмеялась, и Авилов расслабленно улыбнулся.

– Всегда хотел спросить, где ты так хорошо научилась говорить по-русски? Ты же из этнических литовцев, а у вас в семьях, насколько я знаю, не принято говорить на языке Советов. И в Питере ты совсем недавно…

Ирма наклонилась и застегнула ремешки на босоножках.

– Бабка русская была, – проговорила она. – Наполовину, правда. Так вот одна ее часть, та, в которой текла литовская кровь, ненавидела русских. Она даже за уши меня оттаскала за то, что я с русской девочкой дружить хотела. Но вторая ее половина, русская, всегда хотела вернуться туда, где она родилась.

– В Россию?

– Представь себе, – кивнула Ирма. – Бабка слушала русские песни, читала произведения русских писателей и меня заставляла.

Авилов был приятно удивлен тем, что Ирма ответила на его вопрос. Хотя он все же не был уверен в том, что она была честна. От Ирмы можно было ожидать всего, что угодно, только не открытости. Она никогда не обнажала душу, и о ней мало что было известно. Лишь Войтович знал детали ее биографии, как и тот человек, который ее проверял по приказу самого Войтовича.

– Что замолчал? – спросила Ирма. – Думаешь, верить мне или нет? Верь. Я никогда не стала бы врать о своей бабке. Та еще ведьма была, – добавила она и вышла из машины. – О, прости! – снова заглянула внутрь. – Ты только для этого просил меня спуститься? Сказать, что от страха обмочил сиденье своего красавца?

Ирма выпрямилась, похлопала рукой по крыше машины и рассмеялась.

– Ты сама ведьма, – сказал Авилов. – Под стать своей бабке.

– Яблоко от яблони.

– А где вы жили в Литве?

– В Шилуте. Симпатичный городок, но, к счастью, я уже давно о нем забыла.

Ирма направилась к подъезду. Отвернувшись, она уже не скрывала эмоций. Внутри все закипело от ярости. Как же она ненавидела трусливых мужиков, в особенности Авилова, который вечно скулил. Глубоко вдохнув прохладный воздух, она быстро перестроилась на мирный лад. Впереди предстояла встреча с Владом, и Ирма решила, что лучше уделить внимание приятным ощущениям, чем злиться. Однако мысли снова вернулись к Авилову. Если он продолжит в том же духе, нужно будет отправить его на пенсию. Уж слишком часто стал паниковать без повода. Либо хватку утратил, либо пресытился и почувствовал, что пришел момент остановиться.

Глава 4

Рита не была на похоронах Костика. Не смогла заставить себя в последний раз увидеть его лицо. Впрочем, говорили, что хоронили Костю в закрытом гробу, так как показывать публике было нечего. Тело было настолько изуродовано после взрыва, который случился в лаборатории, что опознание проводили по фрагментам останков. Генерал Махов, отец Костика, не понимал, что происходит, грубил окружающим, а после и вовсе исчез. Его жене пришлось везти сына на кладбище одной. Об этом рассказала Маша Теребина, которая находилась рядом с Ритой последние несколько дней, помогая прийти в себя. Рита же все это время не выходила из квартиры подруги и пила.

– Войтович, – Маша ласково погладила ее по спине, – прекращай. Костю этим не вернуть… и посмотри, в кого ты превратилась. Тобой детей пугать можно. – И так крепко сжала в объятиях, что Рите стало трудно дышать.

– Теребина, ты меня задушить желаешь?

– Если тебя нужно убить для того, чтобы ты очнулась, я сделаю это, – серьезным голосом ответила Маша, но хватку ослабила.

Пожалуй, она с легкостью выполнила бы свое обещание, потому что противостоять ей было очень сложно. Рост метр восемьдесят, широкие бедра и плечи, большие руки – Маше бы в борьбу идти или бодибилдинг. Там ей не было бы равных. Но самым смешным было то, что эта женщина-Килиманджаро, которую при первом знакомстве принимали за борца сумо, была добрейшим в мире человеком, обожала детей и работала учителем начальных классов в школе.

– Машка, мне так плохо…

– Понимаю. Потеря друга, похмелье и жуткая депрессия. Хотя ты всегда была соплей. Нынешняя ситуация не исключение.

– Неправда.

– Жалко мне тебя, Войтович, – сказала Маша и схватила Риту за плечи, потому что та дернулась, намереваясь выйти из комнаты.

– Мне отец подобные нотации каждый день читает. Не думаю, что сейчас услышу от тебя что-либо новое.

– Я не собираюсь устраивать выговор и тем более давать советы. В этом нет смысла, потому что ты глуха к увещеваниям. Ты – эгоистичная пустышка, которая придумала себе несчастья и обозлилась на всех. Стоять! – громко скомандовала Маша, так как Рита начала вырываться. – Хочешь пить – пей! Твое дело. Никто не собирается жить за тебя твою жизнь. Мы можем лишь сочувствовать, просить одуматься, но самые главные решения принимаешь ты. Знаешь, мне кажется, что Костика не зря убрали из твоей жизни! По крайней мере, хотя бы один останется жив, если возьмется за ум. Опомнись, наконец! Вспомни, что вы творили, находясь под кайфом.

– Мы не употребляли.

Маша хмыкнула и так сильно тряхнула Риту за плечи, что у той откинулась назад голова.

– Возможно, твой отец верит этому, но мне сказки не рассказывай. Сколько раз я видела тебя под феном. Не пересчитать! Костик снабжал тебя этой дурью?

Рита попыталась разжать пальцы подруги.

– Мне больно!

– А ты думаешь, я массаж тебе делаю? Короче, Войтович. Я устала от тебя. Наверное, будет лучше, если мы прекратим наше общение. Надоело мне видеть тебя в постоянном угаре, жалкую и несчастную. Ты так бездумно разбрасываешься всем, что вскоре потеряешь и саму жизнь. – Маша отпустила Риту, и та сделала несколько шагов в сторону. – Ритка, поступай, как считаешь нужным. Желаешь продолжить? Если так, то нужно будет зарезервировать тебе место рядом с Костиком, потому что именно там ты окажешься в ближайшем будущем.

Рита подошла к окну, схватилась руками за подоконник и заплакала. Маша хотела обнять ее, но, подойдя ближе, лишь погладила по дрожащим плечам. Она горестно вздохнула, потом вдруг схватила Риту за шею и потащила в ванную, приговаривая по дороге:

– Смывай с себя всю гадость – и спать!

Маша втолкнула подругу в маленькую ванную и закрыла за ней дверь. Вскоре оттуда послышался шум льющейся воды, и она с облегчением вздохнула. Потом нашла телефон Риты и набрала номер Павла Войтовича.

– Солнышко, ты где? – прокричал Войтович в трубку.

– Павел Дмитриевич, это Маша Теребина. Нет, не волнуйтесь, с Ритой все в порядке. Она сейчас у меня, и, думаю, останется на ночь. А завтра… Вы отправите машину? Хорошо, – Маша назвала свой адрес. – И еще, Павел Дмитриевич, убедите ее лечь в клинику или… я даже не знаю, как сказать. Нет, не стоит приезжать. Мне не в тягость побыть с ней некоторое время. И вам спасибо.

Закончив разговор, Маша постучалась в дверь.

– Рита!

– Отцу ябедничала? – послышался голос. – Нужно было говорить тише, чтобы я не слышала.

– А я и не собиралась скрывать от тебя нашу беседу. Ты скоро?

Вместо ответа Рита выглянула в коридор. Она выглядела как испуганный птенец, который выпал из гнезда и не знает, как попасть обратно. Мокрая, худенькая, с короткими растрепанными волосами, она вызвала такой прилив нежности у огромной Машки, что та не выдержала и всхлипнула.

– Теребина, – хихикнула Рита, – помнится, ты в детстве плакала каждый раз, когда видела какую-нибудь жалкую картину. Неужели я настолько гадко выгляжу?

– Еще хуже, чем предполагаешь, – сказала Маша и указала в сторону спальни. – Идите спать, ваше высочество.

Рита с изяществом наклонила голову вперед и, усевшись на кровать, поинтересовалась капризным голосом:

– А чашечку горячего шоколада перед сном?

– Могу принести только кружку Эсмарха, чтобы тебе сладко спалось, – ответила Маша и прикрыла дверь, но тут же просунула голову внутрь. – Не обижайся, Рита, я не настолько жестока, как тебе показалось. Костю мне жалко. Но с его жизнью уже ничего нельзя сделать, а твою можно изменить. Теперь спи. Я ухожу на работу.

– Так ведь у детей каникулы, – Рита закрыла глаза.

– А школа, мать ее, работает. Предупреждаю, сбежать не удастся, я тебя замурую. С балкона не прыгай, соседей напугаешь.

Она замолчала, догадавшись, что Рита уже не слышит ее, плотно прикрыла дверь и вышла из квартиры, как и обещала, заперев подругу на все замки.

* * *

Ранним утром следующего дня Рита попрощалась с Машей, крепко обняла ее, на что та раздраженно заметила:

– Как будто навсегда уходишь.

– Ты же вчера заявила, что разрываешь наши отношения, – улыбнулась Рита.

– Ты вчера была пьяна, а я зла. Ладно, уматывай. Тебя внизу машина уже полчаса ожидает. Я позвоню через несколько дней.

– Лучше я сама наберу, – сказала Рита. – Когда стану нормальной.

– Ты и есть нормальная, – возразила Маша. – Нормальный, ничем не отличающийся от других алкоголик. Вот если бы ты стала необычной, – протянула она. – Счастливой, веселой – это другое дело. У тебя же все есть для этого. Стоит только пожелать. В отличие от меня, тебе не нужно бороться за жизнь. Нужно просто жить.

Рита с печалью посмотрела на маленькую квартиру, которую снимала Маша. Простенький ремонт, минимум мебели, никакой роскоши и излишеств.

– Маша, тебе нужны деньги? – спросила она.

– Миллион не помешал бы.

– Я серьезно. – Рита взяла подругу за руку. – Давай, я попрошу отца, он устроит тебя на приличную работу. Снимешь другую квартиру, ближе к центру. Станешь…

– Меня устраивает моя жизнь, – засмеялась Маша. – И работу я не хочу менять. Люблю своих малолетних нахалов. Да и Дима скоро ко мне переедет.

– Димка Кирсанов? – ахнула Рита. – Все-таки заполучила его! Чем ты, толстуха, смогла привлечь такого симпатичного парня?

Маша прижала руки к огромной груди.

– Добрым сердцем.

Рита откинула голову назад и рассмеялась.

– Пока, Теребина, – она протянула ладошку, и Маша звонко хлопнула по ней.

– Увидимся, Войтович.

Выйдя во двор, Рита прищурилась от яркого света, ударившего в глаза. Быстро прикрыла лицо очками и подошла к ожидающему ее в машине Вадиму.

– Я прогуляюсь, – сказала она, открыв дверцу. – Не сопровождай меня. Поезжай к отцу, скажи, что я скоро буду дома.

Она направилась к метро, обдумывая на ходу разговор с Машей. Как же ей удалось стать счастливой в таких скромных условиях? И почему у нее, у Риты, ничего не получилось? Ведь отец ни в чем не отказывал, всегда был внимателен и щедр? Где она ошиблась и в какой из моментов перестала ощущать вкус жизни?

Рита медленно брела по Невскому в Михайловский парк. Там она подошла к своей «думательной» скамейке, куда часто приходила, чтобы подепрессировать и пожаловаться на жизнь. Сколько раз скамейка была свидетелем ее пьяных слез, сложно сосчитать. Наверное, сейчас она будет удивлена, потому что Рита пришла к ней с другими мыслями. Она была растеряна, но не подавлена, как раньше. Рита с детским восторгом провела пальцами по гладкому теплому дереву. Сбросив сандалии, она уселась на скамью с ногами и уткнулась подбородком в коленки. Мысли вернулись к Костику и его глупой смерти. Где-то внутри Рита все еще не верила, что его больше нет. Может, оттого, что не видела, как его закапывают в землю, или потому, что в ее душе он всегда будет жить. Рита прикрыла глаза, вспомнив, как они познакомились. Потом начала детально воспроизводить в памяти самые яркие моменты своей жизни.

У нее было счастливое детство, добрые любящие родители, нежная бабушка. Отец был военным, а мама работала в медчасти. Все закончилось, когда отец внезапно уехал. В тот момент ей не сказали, куда именно. Лишь после она узнала, что отец со своей дивизией принимал участие в чеченской войне. Они никогда не разговаривали о том времени, словно боялись затронуть тему, которая была больным местом для обоих. После его отъезда мама стала молчаливой, а потом и вовсе перестала смеяться. Рита плохо помнила тот день, когда она исчезла из ее жизни. Они тогда жили во Пскове. Отца рядом не было, мама потеряла работу, а бабушкиной скромной пенсии на жизнь не хватало. Наверное, поэтому мама поддалась уговорам подруги уехать в Москву на заработки. Больше Рита ее никогда не видела. От отца не было никаких известий, он вернулся лишь спустя два года после маминого исчезновения. Бабушка со слезами встретила его, а Рита забилась в угол, потому что не узнала папу в этом незнакомом и грустном мужчине.

После они переехали в Питер. Рита не раз просила, чтобы отец позвонил маме в Москву и сказал, чтобы она приезжала в их новый дом. Тогда ей казалось, что взрослые знают, где живет ее мама, просто не хотят говорить. Вскоре разговоры о маме прекратились, как будто ее и вовсе не было в их жизни. Рита начала забывать, как выглядит ее лицо, какого цвета у нее глаза, лишь иногда ей снились мягкие руки, которые бережно укрывали одеялом и нежно гладили по щеке.

Воспитанием Риты занималась бабушка. Папа часто уезжал, как говорила бабушка, «по делам», и иногда они не виделись неделями. Возвращаясь, он привозил подарки, целовал дочь, которая росла без него, и с каждым днем Рита все больше понимала, что они отдаляются друг от друга. Безусловно, отец любил ее, но он всегда был занят работой. Рита с грустью подумала, что у нее было все, кроме главного. Ей не хватало отца, и никакие щедрые подарки не могли его заменить. Потом в ее жизни появился Костик, такой же бедолага, страдающий по отцовской любви. Вместе они впервые попробовали алкоголь, это несколько скрасило их скучную жизнь. Теперь Рита отчетливо осознавала, что при помощи спиртного они пытались убежать от самих себя. Коктейли, напитки покрепче – все это убирало страх из души, наделяло наглостью и злобой, которую они выливали на своих вечно занятых родителей. Им нравилось ощущать себя жертвами, вместо того чтобы реально посмотреть на вещи и повзрослеть. Ведь гораздо удобнее найти виновного и списать на него все неудачи. Но в чем же была неудача Риты? В том, что она требовала внимания, в то время как отец обеспечивал ей будущее? Очень сложно говорить правду самому себе. Проще обманывать, тешить иллюзиями и обвинять других. А ведь у нее все было для счастья. Вернее, все есть. Но она перестала это замечать.

Когда умерла бабушка, Рита испугалась внезапного одиночества. Отца не было рядом, только Костик и алкоголь. И Маша, которая, не выдерживая их с Костиком загулов, исчезала, не в силах смотреть на пьяные лица. Конечно же, были еще легкие увлечения, которые быстро заканчивались. С одними Рита не желала оставаться, потому что они разочаровывали ее, других разочаровывала она. В итоге самым постоянным мужчиной в ее жизни был Костя Махов. Но и он оставил ее.

Рита вытянула ноги перед собой и пошевелила пальцами. Смешно получается, но ее много раз бросали, причем те, которых она любила больше всего. Мама, бабушка, Махов. Кто станет следующим? Отец? Она потрясла головой, запрещая себе думать о том, что может потерять его. Хотя отец и так далеко. Она сама его оттолкнула. Теперь рядом с ним Ирма. Рита разозлилась, подумав об этой женщине, но тут же успокоилась. Глупо желать отцу одиночества. Он молод и вполне может обрести счастье с женщиной, которая делает его жизнь полной. Рита задумалась над тем, что Ирма была первой женщиной, которую отец официально представил ей как свою подругу. Ранее он никогда не афишировал свою личную жизнь. Именно поэтому Рите начало казаться, что он не нуждается в женском внимании. Она привыкла, что он всегда один, и восприняла Ирму как человека, который явился разрушить ее маленькую семью.

Рита надела сандалии. Она хотела домой. К папе, который всегда был мягок и терпелив. Что бы она ни творила, отец приходил на помощь. Выручал из милиции, куда она не раз попадала, платил, когда она заваливала сессии, ни слова не сказал, когда Рита выбросила свой диплом в урну и отказалась работать. Он потакал всем ее капризам, а она злилась на него.

Рита поднялась и пошла по дорожке к выходу из парка. Легкий ветерок бегал вокруг нее, солнце трогало лучами лицо и плечи, но Рита не видела ничего вокруг. Она полностью сосредоточилась на себе и очнулась, лишь когда ударилась плечом в невысокую женщину с тонким шарфом на голове, которая улыбалась.

– Простите, – смутилась Рита.

– Все в порядке. – Ее слова прозвучали отрывисто.

«Немка», – подумала Рита. Привлекательная, элегантно одетая женщина с горящими глазами заинтересовала ее. Рита даже остановилась и проводила ее взглядом. Она увидела, как к женщине подошел высокий мужчина в темном костюме и, что-то сказав, протянул телефон. Они быстро направились к выходу, Рита побежала за ними. Выйдя из парка, колоритная пара подошла к длинному черному автомобилю. Мужчина открыл перед женщиной дверцу и помог ей устроиться на сиденье. «Жена дипломата», – предположила Рита и огляделась, обдумывая, в какую сторону направиться. Сделав несколько шагов вперед, она вдруг присела на корточки и расплакалась. Ей не хватало мамы, но больше всего она скучала по отцу. Достав телефон из сумки, она всхлипнула в трубку, слушая длинные гудки.

– Папа, – сказала она, когда ей ответили, – ты мне очень нужен.

– Где ты, доченька? Скажи мне, где ты, и я за тобой приеду.