Аля Кьют
Тайны и ложь

Глава 1. Наташа

– Наташа?

Я подняла глаза на секретаря, которая вошла в мой кабинет очень тихо. Без предупреждения, без стука.

Возможно, я слишком глубоко погрузилась в мысли, раз не услышала даже её шагов.

– Как вы, Кристина Дмитриевна? Не думала, что вы сразу выйдете на работу.

Ее тон был лишен всякого участия. Мне показалась, она была напряжена, даже зла.

Я потерла лоб, моргнула.

Наташа улыбнулась мне, как обычно.

Черт, я совсем схожу с ума.

– А что мне остаётся? – сказала я, пожав плечами. – Дела сами собой не рассосутся. Ты что-то хотела?

Наташа переступила с ноги на ногу и вздернула нос.

– Хотела сказать, что скоро вам не придётся столько работать, Кристина Дмитриевна.

Я усмехнулась.

– Вряд ли. Я не найду замену Степану.

Наташа прищурилась, и теперь я была уверена, что она злится. Только на кого?

– Замену Степану нельзя найти, но я с удовольствием заменю вас.

Я замерла не веря своим ушам.

– Что ты такое говоришь, Наташа?

– Что слышала, – смелее и громче продолжила Наташа, переходя на «ты». – Нужно было пройти через ад, чтобы сказать тебе все в лицо.

– Что сказать?

– Это все теперь мое, Кристиночка.

Наташа развела руками, как злодей из фильма. Она вряд ли имела в виду завоевание мира. Скорее всего – галерею.

– Вернее, наше, – поправилась Наташа. – Галерея перейдёт по наследству мне и моим сыновьям.

Я чуть не рассмеялась ей в лицо. Сдержалась только, чтобы не провоцировать. Мало ли какие шарики заехали за ролики у секретаря моего покойного мужа. Он с ней работал, а не я. Черт знает, что она за человек.

Зато Наташа не постеснялась перейти к оскорблениям.

– Очнись, курица. Ты до сих пор не поняла? Степа жил со мной. У нас двое детей. Он не разводился с тобой из жалости. Держал тебя тут как наемного работника. Но по завещанию все достанется его настоящей семье. И дом, и галерея, и деньги, и картины. Поняла меня, дура?

– Наташ, ты здорова?

Я не верила ни одному её слову. Какая семья? Какие дети? Что за бред?

– Я здорова, а ты подумай, где будешь работать. Я тебя тут терпеть не собираюсь за такие деньги. Я не Степа. У меня не такое большое и доброе сердце.

Наташа бросила мне на стол листок.

– Вот, по собственному. Увидимся на оглашении завещания. Хотя, – она скривила губы, – может, тебя туда и не позовут. Не удивлюсь, если он тебе ни копейки не оставил.

Я схватила её заявление, как утопающий соломинку. Но ничего спасительного не нашла. От шока я смогла только крикнуть в спину бывшей секретарши:

– Наташа, как ты можешь? Я только вчера похоронила мужа.

Она развернулась и широкими шагами пересекла кабинет до моего стола.

– Как я могу? – Наташа хлопнула ладонями по столешнице. – А вот так и могу, Кристиночка Дмитриевна. Включи голову и прими уже: не ты, а я вчера мужа хоронила. Меня он любил, а тебя терпел. Я ради Степы не стала тебе говорить до похорон. Он бы не хотел скандала. Наши дети с ним даже не попрощались. Так что не смей мне ничего говорить.

Наташа орала на меня через стол, брызгая слюнями.

– Это моего мужчину вчера закопали, а я не могла даже коснуться его на прощание. Все сраные соболезнования получила ты! Ты, сука, которая его не любила! Которая и слезинки не проронила!

Я думала, она вцепится мне в горло. Наташа скалилась и рычала, как хищница. Я инстинктивно закрыла шею ладонью и приготовилась защищаться от её слепой ярости и отчаяния.

Но она так же внезапно расплакалась, как взбесилась.

– Ты и сейчас холодная, невозмутимая, – всхлипнула Наташа. – Он изменял тебе. Я собиралась сделать аборт, но Степа запретил. Он хотел от меня детей. Обоих. Хотел, Кристина, слышишь?

Я молчала, запрещая себе кусать губы. Мне казалось, что любую мою слабость Наташа воспримет как сигнал к убийству.

– Ты слышала, что я сказала? – заорала она. – Я спала со Стёпой. Я жила с ним. У нас дети, Кристина! Ничего не скажешь на это?

Я не сказала.

– Он врал тебе. Когда ты уезжала, он был со мной. Ты понимаешь?

Я едва заметно кивнула.

– И после этого не заплачешь? – она окончательно разрыдалась сама.

Я встала и дотянулась до коробки с бумажными салфетками, подтолкнула ей. Наташа выдрала платки, шумно высморкалась, продолжая на меня орать.

– Каменная стерва. Ненавижу тебя. Ненавижу, слышишь? Я все сделаю, чтобы ты пожалела…

Она вытерла слезы, хотела что-то ещё мне сказать, но передумала. Наташа убежала, и на этот раз я её не окликнула.

Я села обратно в кресло и уставилась в монитор. Сетка расходов за этот месяц сразу перестала меня интересовать. Я свернула все окна, оставила браузер, открыла соцсети и быстро нашла личную страничку Наташи. Она вела ее очень активно, что странно для тайной любовницы.

Я разное слышала от людей о себе, своем муже, наших родственниках и друзьях. Когда приходят большие деньги, одновременно появляется тонна доброжелателей, соинвесторов, непризнанных гениев и банальных психопатов.

Наташе я присвоила звание последней.

Но ее дети…

Мальчики.

Они были так похожи на Степу. Наташа, может, и психанула, но не врала.

Я зажмурилась, пытаясь понять свои чувства.

Ничего.

Опять черное, пустое, глубокое ничего.

Ровно с того момента, как мне позвонили и попросили опознать тело мужа, я не чувствовала ни-че-го.

Вернее, сначала я мощно отрицала реальность. Степа разбился на Каширском шоссе. Он не мог там быть в тот день. Ну никак. Я считала, что машину угнали или еще что-то. Однако в морге никаких сомнений не осталось. Эмоций тоже.

Выжженная земля. Так я себя чувствовала уже неделю.

Я листала фото Наташи. Редко с подружками, больше детского контента.

Вздрогнула, увидев ее мальчиков рядом со Стёпой. Это была елка в нашей галерее. Муж устраивал каждый год праздник для детей сотрудников прямо в главном зале. Я была равнодушна к таким историям, а он всегда активно участвовал.

На следующей фотографии была и Наташа. Она улыбалась, склонив голову к Степе, почти касалась его плеча щекой. Он обнимал за плечи ее детей. Действительно, семейное фото.

Разум подсказывал мне злиться, гневаться, возмущаться, даже устроить скандал, может быть, разбить пару ваз. Но я словно окаменела и продолжала просто сидеть, глазея в экран.

– Кристина Дмитриевна, можно к вам?

Я подняла голову и увидела в дверях главного бухгалтера. Откашлялась.

– Входите, Татьяна Пална. Вы по зарплате? Я еще не закончила с таблицей.

– Таблица не к спеху. Я слышала, Наташа уволилась. Что мне с ней делать?

– А, да…

Слухи расползались по конторе, как ядовитый газ. Я нашла заявление Наташи и передала главбуху.

– Вот. Все по стандартной схеме.

Пална переступила с ноги на ногу и осторожно проговорила:

– Боюсь, не выйдет стандартной схемы, Кристина Дмитриевна. Для Наташи у меня специальное распоряжение.

– Чье распоряжение? – спросила я, хотя догадывалась, кого назовёт бухгалтер.

– Степана Борисовича.

Не промахнулась.

– Какие распоряжения Степа оставил?

– В случае увольнения Наташа получает шесть месячных окладов.

Я выдохнула со стоном.

– Простите, – добавила Пална виновато.

– Что уж извиняться? Это ведь не ты с ней спала.

У меня это вырвалось автоматически. Без злости и издевки.

– Простите, Кристина Дмитриевна, – повторила Пална. – Я понятия не имею, как отменить это. Думаю, вы можете…

– Я не стану, – прервала я ее. – Раз это была воля моего мужа, то пусть все получит. Тем более что он умер. Будет совсем некрасиво отменять его решение. Последнюю волю.

Татьяна Пална крякнула, но ничего мне не сказала. Она опустила глаза на заявление, посмотрела на сопливые салфетки, которые раскидала Наташа на моем столе, мельком на меня.

– Так я пойду?

– Угу.

Пална развернулась к двери, но и ее я не отпустила сразу.

– Татьян Пална, как давно он выдал это распоряжение?

Она крякнула еще раз, обернулась. Лицо моего бухгалтера кривилось, как будто я причиняла ей боль каждым словом.

– Кажется, около года назад, – ответила она, подумав.

– Вы знали, почему он это сделал?

– До-гадыва-лась, – почти чеканя слово по слогам, проговорила Татьяна.

– Я скину отчет по премиям через часик, – сменила я тему и отпустила ее жестом.

Но на этот раз Пална сама не спешила уйти.

– Наташке-то премию не станете начислять, я надеюсь? – спросила она громко и с возмущением.

Я горько усмехнулась и сказала:

– Не стану. Ее дополнительные усилия и внеурочную занятость я не смогу оценить по достоинству.

– И на том спасибо. Соболезную, Кристина Дмитриевна.

– Спасибо.

Татьяна Пална поспешила оставить меня одну. Дверь она за собой прикрыла в отличие от Наташи.

Я скорее убрала все личное с экрана и вернула свои мысли в таблицу. Можно горевать хоть сто лет, но сотрудники все равно ждут получку и премии. Рутина вернула мне какую-никакую моральную стабильность. Но как только я закончила и отправила таблицу по внутренней почте, то поняла, что нужно убираться с работы. Ни одной минуты я больше не могла провести в кабинете. Сегодня – точно.

Вырвавшись на улицу, я набрала Катю.

– Да, дорогая. Как ты? – спросила она в трубку.

– Надо встретиться, – потребовала я без преамбул. – Когда можешь? Это срочно.

– Раз срочно, то и сейчас могу.

– Белая площадь?

– Да. Мне нужно минут пятнадцать.

– Отлично.

Я отбила звонок и направилась пешком к нашей любимой кофейне.

Холодный воздух кусал щеки и забирался морозными объятиями под пальто. Но я не стала застегиваться. Мне нравилось чувствовать хоть что-то. Пусть это всего лишь холод. Значит, я не каменная. Я живая.

Я живая, а Степа – нет.

На этой мысли я встала посреди тротуара и попыталась заплакать, но опять ни одной капельки не сорвалось с ресниц. Разве что стало совсем холодно. Я не стала мерзнуть и поспешила спрятаться в кофейне.

Глава 2. Друг в беде не бросит

С Катей мы дружили сто лет, еще со школы. Мою творческую натуру она всегда уравновешивала железобетонной логикой. Мы с ней были как Инь и Ян. Степа даже шутил, что я зря вышла за него. Надо было стать женой Кати.

Эта мысль показалась извращенно привлекательной в сегодняшнем контексте. Катя не стала бы спать с Наташей и физически не смогла бы иметь от нее детей. А еще Катя юрист и обязана меня спасти от лишних наследников.

– Ну как ты, Крис? – спросила Катя, присаживаясь за стол.

Она сняла берет и растрепала дикие кудри. У меня всегда были прямые волосы, и я отчаянно завидовала Катькиным пружинкам. Она те же эмоции испытывала к моим волосам.

– Все так же я, но с новостями.

– И новости, кажется, паршивые, раз срочные, – догадалась Катя.

– Из разряда мифологии, – согласилась я. – Пожалуйста, посмотри и скажи, что я сошла с ума.

Я показала ей фото Степы с мальчиками, которое заново нашла, пока ждала подругу.

– Ой, – Катя подпрыгнула на стуле, задела коленкой стол.

Мой кофе выпрыгнул из чашки и наплевал на стол каплями.

– Черт, извини. Я не ожидала.

Я взяла пару салфеток и сказала:

– Да бог с ним. Скажи про детей мне…

– Что сказать, Крис? Это племянники какие-то? Так похожи на Степку пацаны.

Нет, я не сошла с ума, к сожалению.

– Кажется, это его дети.

Я показала ей фото с Наташей.

– Его секретарша? Серьезно? – Катя качала головой и морщила нос, как будто здесь плохо пахло. – Откуда ты все это взяла?

– Наташа пришла ко мне сегодня с заявлением на увольнение. Наговорила всякого про меня, про него, про детей. И…

– Мало ли что она наговорила, – выступила в роли адвоката Катя.

– Да, я тоже так подумала, но потом ко мне пришла бухгалтер и сказала, что Наташе положено шесть окладов при увольнении.

– При увольнении по собственному? – переспросила подруга. Кажется, в это ей верилось даже меньше, чем в измены Степы. – Что это за бред?

– Распоряжение Степы.

– Твою ж…

Катя прикусила губу.

– Шесть месяцев, Кать. До вступления в наследство, понимаешь? – продолжила я набрасывать дерьмовые новости на вентилятор.

– Необязательно, – опять обнадежила меня Катерина.

– Наташа сказала, что он оставит все ей и детям.

– Так и сказала?

– Дословно. Это цитата. Дом, галерея, деньги и картины. А еще она не будет меня терпеть и выгонит на улицу.

Катины глаза вращались, как у хамелеона. Она схватила бутыль с водой, налила себе и выпила залпом.

– Слушай, это бред какой-то, Крис. Степка не мог. Ты бы знала! Он ведь – рубаха парень… был. Душа на улице, вода в жопе не держится. Худший шпион на свете.

– Знаю, но куда пришить детей, Наташу и распоряжения Степана?

Катя пожала плечами. Впервые в жизни я озадачила подругу настолько сильно. Обычно на все мои самые сложные вопросы она умела накидать несколько смелых вариантов. А теперь Катя не знает.

Что, нахрен, происходит? Куда катится мир?

И тут меня осенило!

– Каширка, Кать, – вскрикнула я.

На меня обернулись люди за соседним столом. Я робко им улыбнулась, извиняясь.

– Каширка, понимаешь? – повторила я тише.

– Не очень, – тоже тоном заговорщика откликнулась Катя.

– Ему нечего было там делать. Степа должен был улететь из Шереметьево.

– Да, Каширское шоссе совсем в другой стороне, – согласилась подруга.

– А если он никуда и не собирался ехать? В смысле в аэропорт… Если он поехал к ней?

Я снова полезла в телефон, и Катя спросила:

– Что ты ищешь?

– Ее адрес. Пална не должна была удалить файл сотрудника. У меня есть доступ.

Я быстро нашла информацию о Наташе, скопировала ее адрес и вбила в поиск, открыла карту.

Сомнений не осталось.

– Он ехал к ней, – поняла и Катя, глядя вместе со мной на экран. – Ну и пистон.

Она взяла меня за руку и крепко сжала.

Я качала головой, не веря в реальность происходящего. Как будто кто-то вернулся в прошлое и поломал принципиально важный момент.

Но еще больше меня пугало будущее, которое вытекало из моей сломанной реальности.

– Катя, а если она угрожала не впустую? Что я могу сейчас сделать? Я все-таки жена. Мне покажут завещание?

Катя покачала головой.

– Боюсь, что нет, дорогая. Его огласят в стандартном порядке. Ты сможешь оспорить. Будем упираться, а что если дети не его.

Я рассмеялась.

– Ты же видела их. Как под копирку маленькие Степки.

– Ну и что. Запретишь эксгумацию, и никакая экспертиза не установит.

– Боюсь, у Наташи есть и другие аргументы.

Катя вынуждена была согласиться.

– Учитывая, что на ее странице в открытом доступе фотки Стёпы с детьми… Да что б ее! Как она могла их выставлять? Откуда такая наглость?

Я не стала рассказывать ей о Наташе больше.

– Видимо, она долго терпела мое существование, – проговорила я нейтрально.

– Непонятно, почему Степан тебя терпел? Кто его держал? Ушел бы и жил с детьми. Козел. Ох, про покойников хорошо или ничего… – осеклась Катя.

Я промолчала снова. Про Степана мне тоже было что сказать и про свою роль в его жизни и нашем бизнесе. Я очень надеялась, что брак будет хорошим аргументом, если Наташины угрозы сбудутся на оглашении завещания.

– Что ты мне посоветуешь? – спросила я Катю, стараясь не терять надежды.

– Ждать. Если все дерьмово, то будем судиться. Я не верю, что Степка мог оставить тебя без содержания.

Я сжала свободную руку в кулак. Катя ничего не знала о галерее и моей ключевой роли в ее создании. Не знала о коллекции картин на миллионы. Она не очень интересовалась искусством и моей работой. Даже лучшая подруга видела во мне просто жену арт-дилера.

Меня это устраивало. Степу – очень устраивало. Я не претендовала на лавры, просто делала любимое дело. Кто бы мог подумать, что скромность сыграет такую жестокую шутку.

Мне снова стало душно. Я допила кофе и попросила:

– Давай пройдемся? Или лучше поехали ко мне? Выпьем вина, поговорим. Не хочу сидеть дома одна.

– Конечно.

Катя вывела меня из кофейни за руку, как маленькую. Ветер снова немного отрезвил. Я, как взрослая, вызвала такси и жадно дышала, пока машина подъезжала.

Мы доехали быстро, минуя пробки. Дом встретил холодной темнотой, но это было знакомо. Мы со Стёпой немало времени проводили отдельно друг от друга. Я отлично себя чувствовала одна, но сегодня нужна была компания Кати.

Я включила свет и сразу прошла в подвал за вином. Коллекционные бутылки лежали отдельно. Степа брал некоторые, чтобы открыть лет через пять, некоторые – через десять. Он разбирался в вине, а я просто знала, какие люблю, а какие нет.

Возвращаясь, я увидела, что Катя так и стоит в гостиной около моего портрета над камином. Я встала рядом и улыбнулась.

– Невероятный портрет, – сказала Катя. – Сто миллионов раз у вас была и каждый раз, как в первый, смотрю на эту картину.

Я с удовольствием согласилась.

– Да, я тоже, Кать. Моя любимая работа Степы. Он тут гений.

– Влюбленный в тебя гений, Крис, – добавила она. – Это не просто портрет, а признание в любви. В голове не укладывается, что у него был кто-то еще. Степка боготворил тебя.

– Нет смысла сейчас это обсуждать, – сникла я. – Давай выпьем.

Катя прошла на кухню и достала бокалы. Мы с ней чаще всего сидели именно здесь, а не в гостиной.

– Оу, какое старенькое, – оценила подруга пыльную бутылку. – Думаешь, он был бы не против?

– Думаю, ему все равно, – ответила я, вынимая пробку.

Я разлила вино и достала из холодильника сыры.

Чокаться не было настроения. Катя пригубила, причмокнула одобрительно и сказала:

– Терпкое какое.

– Да, долго зрело в бочке. Танины яркие. Степа хотел открыть его на новый год.

– Значит, просто время пришло? Ты не делаешь это из-за злости? Из мести?

Я рассмеялась.

– Конечно, нет, Кать. Если честно, я и не злюсь. Больше удивляюсь всему этому безобразию.

– Ну уж… – фыркнула Катя. – Конечно, ты злишься. Он изменял тебе, родил двоих детей. Сплошная ложь, Крис. Злиться – это нормально. Даже я на него злюсь сейчас.

Я сделала большой глоток и оценила букет вкуса. Очень солнечное, фруктовое вино, но при этом с ярким послевкусием дубовой бочки.

Никакой злости во мне не плескалось. Только потрясающее красное из Тосканы. Я решила признаться Кате в своих ужасных подозрениях.

– Мне кажется, я сошла с ума.

Кусочек сыра выпал у Кати изо рта. Она подавилась воздухом, кашлянула и хохотнула.

– Скажешь тоже, Крис. Не пугай меня.

– Я сама себя боюсь, Кать. Это ненормально все. Я действительно сумасшедшая.

– Почемуууу? – протянула подруга, продолжая игнорировать мою серьезность. – Ты нормальная, как всегда..

– Вот именно. Я не плачу, не чувствую боли утраты, скорби. В первые дни не до рыданий было. Оказывается, похороны организовать – это адский геморрой. С любой выставкой меньше хлопот. Думала, после кладбища спокойно поплачу, но ни капли не выдавила из себя. А Наташа…

– Что Наташа? – переспросила Катя.

– Я должна была рассвирепеть, услышав ее потрясающие новости. Но единственное, что меня злит, – это ее угрозы забрать у меня галерею. Я расстроилась, да. Из-за денег, Кать. Из-за сраных денег и бизнеса, а не потому что мой муж умер. Не потому что он жил несколько лет в другой семье. Со мной что-то не так. Определённо. Я должна истерить, рыдать, рвать и метать. А вместо этого сижу с тобой и спокойно дегустирую прекрасную резерву Монтепульчано*.

Я уронила голову на руки и запустила пальцы в волосы. Очень хотелось заплакать, но глаза продолжали оставаться сухими.

– Все с тобой нормально, – попыталась утешить меня Катя, пересев на стул поближе. – Просто твой мозг включил защитную реакцию на горе. Называется диссоциация. Это неосознанный процесс, когда мышление отделяется от сознания и позволяет тебе продолжать существовать в обычном режиме. Всего лишь эволюция, а не сумасшествие, Крис.

Я всхлипнула сухим носом, отпустила голову и взглянула на Катю с надеждой.

– Точно?

– Конечно. У тебя столько потрясений за несколько дней. Разумеется, включилась защита. Иначе можно умереть от горя.

Умирать от горя я точно не собиралась. Но и мое существование было не очень похоже на жизнь. Я действительно просто продолжала трепыхаться в обычном режиме. Как будто Степа был не моим мужем, а, например, начальником. Наташины упреки оказались весьма точны.

Вот она горевала, как жена, а я…

Если я не сошла с ума, то со мной точно что-то не так.

Чтобы отвлечь меня, Катя принялась болтать обо всем и ни о чем.

Я не стала возвращать ее к моим баранам. Но все тот же рациональный мозг подсказал, что мое сумасшедшее спокойствие и равнодушие началось еще до Наташи.

Возможно, оно началось до смерти Степы.

А что если я сама умерла раньше, чем он.

Кате этого знать не стоило.

Мы пили вино, ели сыр, болтали, даже немного смеялись. Благодаря подруге я чувствовала себя живой. Мы застряли на кухне до ночи. Катя уговорилась остаться на ночь. Я пошла постелить ей в гостевой комнате.

– Кстати, Мирон не объявился? – спросила она, пока я доставала белье из шкафа.

Меня моментально прошила вспышка гнева.

– Нет! – рявкнула я.

– Ты ему звонила? – не унималась Катя.

– Конечно, звонила. Он все-таки его родной брат. Личный номер вне зоны. Агент сказал, что этот придурок ушел в горы и не отвечает на телефон. Диджитал-детокс у него для вдохновения. Сволочь.

Я швырнула наволочку в сторону, чтобы застелить Кате простыню.

– Воу, ты чего завелась, киса? – сразу заметила она мое раздражение.

Идея затащить Катерину к себе на ночь сразу перестала мне казаться удачной. Она слишком хорошо меня знала и моментально заметила вздернутые нервы.

– Я не завелась. Просто бесит его безответственность и эгоизм. Только Мирон Бероев так умеет. Его не волнует никто, кроме себя самого.

– Ты злишься на него?

Катя снова попала в яблочко, и меня это взбесило окончательно.

– Конечно, я злюсь. Он единственный близкий родственник Степы, Кать. А я не могу ему сказать лично. Он не был на похоронах и узнает о смерти брата от агента, скорее всего. Что за дерьмо, а?

– Я не об этом, – очень загадочно продолжила Катя. – Ты злишься на него за ту историю. Когда вы учились в универе.

Я почувствовала, как щеки вспыхнули. Воспоминания обожгли стыдом, болью и обидой. Я вдохнула глубоко, чтобы не всхлипнуть. Мне удалось сохранить невозмутимость с трудом.

– Глупости, – соврала я. – Сто лет прошло. Мне плевать.

– Точно? Тебя трясет прям как… тогда.

Катя забрала у меня вторую подушку, и сама засунула ее в наволочку. Я и не заметила, что руки дрожат. Пришлось спрятать их в карманы брюк.

– Глупости, – повторила я. – Я… Мне… Мне просто хотелось хоть какой-то поддержки от близких Степана. Нелегко быть сильной среди всего этого кошмара.

– Ох, конечно. Бедный ты мой человек.

Катя обняла меня, растёрла ладонью спину. Я тоже сжала ее покрепче, чтобы скрыть дрожь. Все мое тело вибрировало из-за разговора о Мироне. Из-за воспоминаний о самой ужасной ночи в жизни.

Я вздрогнула.

Самой ужасной ночью должна быть та, когда умер Степа. Но даже сейчас я так не считала. Первое место среди ужасных ночей занимал Мирон. Оттуда даже мёртвый брат его не скинет.

Если честно, я даже обрадовалась немного, что Мирон отшельничал в горах без телефона. Вряд ли я смогла бы достойно проводить мужа в последний путь при его брате. Мы бы обязательно поругались в морге, у гроба, на кладбище, на поминках.

Пусть Мирон ищет просветление в Тибете. Или где он там? Я пыталась его найти. Моя совесть чиста перед Степой.

Оставив Катю, я скорее пошла к себе. Приняла душ, нарядилась в уютную пижаму и запрыгнула под одеяло. Меня все еще трясло. Я закрыла глаза и заставила себя расслабиться, забыть о Мироне, очистить разум и уснуть.

Степа и так подкинул мне проблем. Я не имею права проваливаться в прошлые переживания. Хватит и настоящего вместе с туманным будущим.

Засыпая, я призналась себе, что короткий разговор о Мироне вызвал у меня слишком много негативных эмоций.

– Вот бы так из-за Наташи рассвирепеть, – прошептала я себе под нос. – Или чтобы мозг блокировал эмоции на Мирона. Хрена с два мне так повезет.

Я зажмурилась и почти сразу уснула.

* Резерва (Reserva) – выдержка вина в дубовой бочке минимум 1 год для красных и шесть месяцев для белых и розовых.

Монтепульчано д’Абруццо (итал. Montepulciano d'Abruzzo) – итальянское сухое красное вино, производимое в области Абруццо. Производится из одноимённого сорта винограда монтепульчано.