Алла Пастухова
Страх в городе
Редактор А. И. Денисенко
Корректор С. М. Погудина
© Алла Пастухова, 2021
ISBN 978-5-0053-3805-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Инесса
* * *
Мальчик уже не дышал, но мужчина, словно подстегиваемый неведомой силой, еще какое-то время продолжал и продолжал сдавливать хрупкую, почти цыплячью шейку сведенными в судороге пальцами. Наконец очнулся и, не отрывая взгляда от выпученных в потолок серых, потухших глаз, расстегнул ширинку. Перевернул обнаженного ребенка на живот, раздвинул маленькие ягодицы и вошел вглубь несколькими прерывистыми толчками, яростно пронзая до упора податливую плоть. Через пару минут все было кончено, и тот, кто прятался под человечьим обличьем, опустошенный, но получивший настоящий оргазм, который дарил ему дьявол всякий раз за отнятую жизнь и поругание над невинным, пошатываясь, направился в ванную. Высокий, хорошо сложенный, с крупными чертами лица.
Потом, скрежеща зубами и сопротивляясь рвотным позывам, он положил еще не остывшее тельце в большой баул, бросил туда одежду, следом латаный рюкзачок с толстой книжкой про Гарри Поттера и вышел из дома.
Летнее утро, холодное и пасмурное, только начиналось. Он пожалел, что не взял ветровку, но возвращаться – плохая примета, поэтому, не обращая внимания на озноб, свернул в сторону гаражей и направился со страшной ношей за машиной.
Уже выруливая к пустырю перед раскинувшимися впереди новостройками, вспомнил, как накануне вечером весело играл с доверчивым мальчиком, которого без особого труда заманил к себе в квартиру, как угощал его эклерами1 и, оттягивая кульминационный момент, будто случайно прикасался к нежной, с голубыми прожилками, детской коже. И тогда его сердце наполнялось отвращением. Жгучим, пронзительным, невыносимым. И больше ничем.
Мелкий дождик брызнул на ветровое стекло, застучал по капоту серебристой «тойоты». Нудно, безразлично и, по-видимому, надолго. Уставившись на извилистую и пустынную дорогу, водитель потихоньку сбавил скорость и затормозил около наваленной самосвалами щебенки. Открыв заднюю дверь и выволакивая баул, подумал: «Ничего не поделать, в жизни всегда идет охота. Одни ловят, другие ловятся. И если у кого-то притупились родительские инстинкты, пусть расплачивается. Идиоты, куда им догадаться о сущности маленьких тварей, только с виду кажущихся безобидными! Он один умеет их распознавать, выхватывать цепким взглядом из толпы: сероглазые, субтильные, со смышлеными мордашками. И пусть таблоиды называют его уличным койотом, он не против. Что эти недоумки понимают!»
Мужчина потянул за молнию. Вздрогнули ноздри прямого носа. Брезгливо перекосился рот:
– Пусть так: койот. А хищник не спрашивает, больно или нет его добыче, он всего лишь утоляет голод.
* * *
– Ты, Васильева, примитивная, обрюзгшая тетка. Я для чего посадила тебя в приемной? Сериалы смотреть? – Инесса Эдуардовна выключила телевизор и повернулась к стоящему за ее спиной невозмутимому и плечистому парню, призванному охранять красивую хозяйку сети косметических салонов «Галатея». Приказала:
– Коля, унеси эту бандуру ко мне в кабинет.
– Инна, не надо, – сорокашестилетняя секретарша молитвенно стиснула пухлые ладошки. – Там сейчас такое показывали! Вчера в Первомайке на пустыре мальчика убитого нашли. И опять с золотым крестиком на запястье. Кошмар! Уже четвертый ребенок за лето.
– Татьяна Ивановна, не впадай в истерику. У нас по подвалам и канализационным люкам дети и без маньяков мрут, словно мухи, и никому нет дела, – Инесса поправила сбившуюся с гладкого плеча бретельку ярко-желтого топика. Она всегда одевалась броско. – Ты-то чего дергаешься? За внука боишься? А кто мне уши прожужжал, что у нее сноха – не мать, а жандарм? От рассвета до заката контролирует Павлика, не приучает к самостоятельности. Да при такой опеке ни одна сволочь не отважится рисковать гениталиями. – Она подошла к полной, бесцветного вида женщине, с которой когда-то делила одну парту и у которой частенько списывала домашние задания, вытащила из пегой кудельки шпильку и растрепала волосы: – Лучше скажи, почему опять заявилась на работу неухоженной мартышкой? Ох, Танюха, ума не приложу, как тебя перевоспитывать? Давай, поднимай свой шикарный зад, и пойдем в человека превращаться.
«Хорошо царицу изображать, когда денег немерено и на пластику можно ложиться хоть каждый год. Разве понять ей, свободной, меняющей любовников чаще, чем новомодные туалеты, как живется обыкновенной, непритязательной бабе, измотанной домочадцами и разрывающейся в заботах о близких? Спасибо хоть в работе не отказала, снизошла, прониклась сочувствием к прозябающей в убогости однокашнице».
Татьяна Ивановна выволокла рыхлое тело из-за стола и невольно оглядела с головы до ног стройную начальницу: «С ума сойти, почти одного возраста, а смотримся рядом, как мать с дочерью».
– Куда? К рыжей Светке? Она мне в прошлый раз целый пучок волос повыдергивала и блузку тушью замызгала. Еле отстирала.
– Замызгала, – передразнила Инесса: – Вот уж трагедия! И это говорит женщина с высшим образованием. Господи, когда только до тебя дойдет: ты же своими белесыми ресницами, допотопной прической, да еще тряпичными тапками, купленными на вырост, отпугиваешь клиентов. Они зачем к нам приходят? Абстрагироваться от повседневной рутины и восстанавливать утраченную уверенность в собственной неотразимости. А тут чучело с бэйджиком2 на груди по коридорам бродит – лицо фирмы. На тебя проще паранджу надеть. Будут хотя бы воспринимать, как экзотику.
– Ладно тебе перед парнем меня позорить, – Татьяна Ивановна обиженно надулась и безапелляционным тоном провозгласила: – На макияж согласна, но тапочки не сниму. У меня варикоз.
– Так что, Инесса Эдуардовна, с ящиком делать? Уносить? – телохранитель сделал шаг в сторону телевизора.
– Нет! – завопила секретарша и, чуть не перевернув стол, кинулась наперерез, приговаривая: – Полякова, солнышко, оставь мне его, пожалуйста, ну хотя бы, пока маньяка не поймают.
Резко зазвонил телефон, и хозяйка «Галатеи» сама сняла трубку. Махнула Николаю: мол, бог с ней, пусть смотрит, раз не может без острых ощущений.
– Мадам, если ты меня не узнаешь, опечалюсь до глубины души и тут же повешусь, – голос Саблина нельзя было перепутать ни с каким другим: немного хрипловатый и до бесконечности наглый. Она даже представила его улыбающуюся рожу с густыми бровями.
Инесса озадачилась: чего надо от нее бывшему самбисту-уголовнику, в общей сложности, полировавшему нары лет восемь – не меньше, а ныне преуспевающему бизнесмену, у которого везде и все схвачено? По крайней мере, имя Антона Богдановича Саблина среди крупных предпринимателей города было на слуху. А говорили про него разное: и о покровителях в мэрии, и о крутом нраве закалившегося на зоне дельца. Настроение испортилось, но она умела владеть собой:
– Привет, сосед по коммуналке. Как же тебя, Антоша, не узнать? До сих пор вспоминаю твои садистские щипки и гадкие прозвища.
Саблин заржал:
– Инка, я ж тебя любил! Ну что мне оставалось делать, если ты меня в упор не замечала? О, время летит! А ведь я, честно признаюсь, не сразу допетрил, кто такая Полякова. Стало быть, не разошлась еще со своим конопатым гусенком? Настырный парнишка. Сколько мы его ни мутузили, все равно к нам во двор таскался. И добился-таки своего, воспользовался моментом, когда его соперник под Усть-Илимском лес валил. Обидно: кандидата в мастера спорта на задрипанного оперка променяла. Изменщица, ты даже не представляешь, как бы мы с тобой, да под ручку, обалденно смотрелись. Слыхал, он теперь при больших чинах. Не гусенок – гусь. Выходит, не прогадала?
– Не расстраивайся, у тебя есть шанс наверстать упущенное. И разошлась, и опять хожу в девушках на выданье. И, что самое удивительное, навязываюсь, а никто не берет.
– Ну, это ты врешь. С твоим-то, наверняка, не хилым банковским счетом любой вцепится в подол, не оттащишь. А касаемо моей кандидатуры – не обольщайся. Поздновато, родная. Третья жена и уйма нахлебников, – Саблин притворно вздохнул. – Ладно, Эдуардовна, приглашай в гости. Дело есть.
– В два часа я обедаю в «Емеле». Подъезжай.
– Ты не поняла. Глянь в окно: я уже около твоего офиса. Прикажи охране впустить. Понаставила тут бугаев, как будто не косметикой занимаешься, а втихаря ядерную бомбу клепаешь.
Голос, конечно, с возрастом мало меняется, но внешность радикально. Раздвинув ноготком пластинки жалюзи, Инесса увидела прислонившегося к навороченному джипу, с мобильником около уха лысого и пузатого мужика. Годы не пощадили когда-то очень привлекательного и любвеобильного парня, без зазрения совести морочившего девчонкам головы. Впрочем, брови остались прежними – черные, мохнатые, словно приклеенные на широкий лоб.
– Татьяна, иди посмотри, кто к нам пожаловал.
Саблин вошел в приемную степенно и, не обращая внимания на Николая, распахнул руки:
– Ну ты, Инка, молодец! Все такая же чаровница. А талия, а ножки, – он обхватил Инессу волосатыми лапищами и звонко чмокнул в щеку: – Разведусь, ей богу, разведусь. – Перевел взгляд на секретаршу: – О, Васильева! Надо же, прямо встреча старых друзей по прошествии двадцати лет с хвостиком. Чего это ты из пампушки в корову превратилась?
Татьяна Ивановна, недолго думая, огрызнулась:
– Тоже мне, друг нашелся! На себя посмотри, плешивый колобок.
Необъятный живот Антона Богдановича затрясся от смеха:
– Ты, Васильева, всегда хамством отличалась. Без уважения, без трепета относишься к мужику. Интересно, как это ты уловчилась Герку охомутать? Разрушила такую компанию, умыкнула лучшего кореша. Ты его еще в могилу не свела? – Саблин, не дождавшись ответа, толкнул дверь кабинета и по-хозяйски распорядился: – Заходи что ли, Эдуардовна, разговор конфиденциальный.
«Ну все, командир приехал. Сто лет бы его не видела. Выпорхнул из прошлого, словно зловредная моль из сундука. Обтесался, слова умные выучил. А привычка – брать нахрапом так в характере и осталась. И попробуй, встань в позу – проблем не оберешься», – Инесса посмотрела на смурного телохранителя. Косивший под простака весельчак тому явно не понравился.
– Коля, отведи пока Татьяну Ивановну к Светлане. Скажи, я распорядилась принять вне очереди. И подгони машину.
– Нет, ну ты, точно, бомбу делаешь, – непрошеный гость отодвинул кресло, стоящее напротив стола владелицы «Галатеи», и уселся капитально. – Странно, что твой секьюрити3 меня не кинулся обыскивать, лишь зенками ощупал. Вроде как, проявил бдительность. Инночка, на фига он тебе? Ты же со своей внешностью любого обезоружишь. – Антон недоуменно хмыкнул. – А вот в моем учреждении, – кстати, если ты не в курсе, я занимаюсь всем и понемногу, – гораздо демократичнее: любой страждущий заваливается без церемоний. Саблин человек открытый.
– Мне с охраной спокойнее. Я, Антоша, прежде чем завоевать место под солнцем, хорошую дрессировку прошла. А про твою демократию, как же, наслышана, – поддела Инесса бывшего зека и закурила.
– У, газетенки продажные…. Не верь, им, родная. Брешут. – Саблин достал из кармана дорогой кожаный органайзер4. Потыкал пальцем в кнопки: – На Никитина двухэтажная развалюха со сквериком твоя?
– Моя. Ремонт закончим, Центр здоровья откроем. Соляная пещера, антицеллюлитная программа, ароматерапия. Задумок много. – Женщина окинула развалившегося в кресле собеседника изучающим взглядом: – Или ты, Антон Богданович, глаз положил на чужую собственность?
Саблин кивнул:
– Землица твоя понадобилась. Уступишь – в долгу не останусь. Могу предложить уже сейчас несколько вариантов под твой Центр: закрытый пионерский лагерь за Академгородком, пятачок на Горском жилмассиве или все правое крыло супермаркета «Долина». Выручай. А потраченное бабло на ремонт твоей хибары компенсирую. Заплачу, несмотря на то, что она у меня пойдет под снос. – Антон Богданович самодовольно расплылся: – Я там такое нагорожу – конкуренты обрыдаются.
Наживка, брошенная Саблиным, была заманчивой. Но соглашаться сразу – значило признать его превосходство, его силу и вседозволенность, признать, что готова стелиться перед ним и не хочешь портить отношения с непредсказуемым, сытым боровом, которого даже власть не решается осадить. Наглый и хитрый, голыми руками не возьмешь. Его адвокаты из судов не вылазят, выигрывая тяжбу за тяжбой. Инесса прекрасно помнила, как ни с того ни с сего разорился их общий знакомый Петька Алферов, а потом господин Саблин и «ко» приобрели по дешевке его автомобильный бизнес. А что если и в отношении нее он вынашивает далеко идущие планы? Где-то в душе у Инессы постоянно зудела тревога, что рано или поздно Саблин объявится, не оставит ее в покое. Давние приятели, они ведь будто кость в горле: не должны подниматься выше некогда признанного дворового лидера, хулигана из семьи забулдыг. И она не исключение, потому что, хотя и косвенно, по-соседски, но тоже принадлежала к той части его жизни, в которой он верховодил.
Инесса Эдуардовна затушила сигарету: «Да, с Антошей выгодней дружить и в то же время необходимо постараться сохранить лицо, иначе вмиг подомнет, растопчет».
– Мне нужно подумать.
– Конечно, подумай, – растягивая слова, произнес всеядный Антон Богданович. – Но я бы на твоем месте долго не рассуждал. Строение ветхое, проводка изношенная… Мало ли, вдруг пожар случится или, того хуже, разные инспекции начнут прикапываться. – Он захлопнул чудо-книжечку: – Подумай, родная, подумай. Съезди, посмотри на объекты, удостоверься, что не фуфло подсовываю, проверь по своим каналам, каким образом, – Саблин хохотнул: – плешивый колобок приобрел недвижимость, а после я к тебе на обед в «Емелю» зама подошлю. С ним под рюмочку коньячка и обговоришь детали. Между прочим, видный мужик и ни разу не женатый. Советую обратить внимание. Ну, чего нахмурилась? Обещаю: пойдешь навстречу – не пожалеешь. Под свое покровительство возьму, никто не обидит. Или гнушаешься?
Она выбрала Академгородок. Разруха на месте канувшей в лету детской здравницы ее не смутила. Напротив, Инесса посчитала это поистине королевским подарком от непонятно с чего расщедрившегося Антоши, зацикленного на ее двухэтажке: и площадь больше, и бор, и свежий воздух, пропитанный запахом можжевельника. Правда, от трассы далековато, но ведь и клиент у нее не бедный, на автобусе трястись не привык, предпочитает личный транспорт. Прикинула: если нанять гастарбайтеров5, можно обойтись малой кровью, а года через два и затраты окупятся, и прибыль пойдет.
Инесса потянулась ленивой кошкой, закинула руки за голову:
– Красотища! Я уже и не помню, когда в лес выбиралась.
– Смотри, как бы после радости плакать не пришлось. Лес лесом, а бес бесом, – назидательно выдала за ее спиной Татьяна Ивановна, обмахиваясь веточкой от комаров и выискивая, куда бы присесть: экскурсия по аллеям с разросшейся и цепляющейся к лодыжкам травой, к тому же заваленной мелкими и сухими шишками, ее изрядно утомила. Целый час на больных ногах, а везде ни одной хотя бы сломанной скамейки. – Саблин сволочь еще та: у него под брюками припрятан хвост и затолкнуты в ботинки от «Габор» копыта. Инна, пока не поздно, не связывайся с ним. Нутром чую, аукнется тебе его широкий жест. Виданное ли дело: природу на вонючий город променял! С чего бы? – Она пригладила короткую стрижку, основательно омолодившую ее круглое лицо с легким макияжем: – Такой впечатление, будто меня, как призывника, оболванили. А ведь твоя ненормальная Светка порывалась мне еще и брови выщипать. Еле отбилась. Воображала пучеглазая. Корчит из себя великого специалиста. Понавесила грамоток по стенам и выделывается.
– Ну, опять разворчалась. Ты когда-нибудь, чем-нибудь бываешь довольна? Тебе никто не авторитет. А Светлана Аркадьевна, между тем, – наш лучший стилист, победитель престижных конкурсов. Профессионал, для которого принцип Коко Шанель: «Нет женщин некрасивых, есть женщины ленивые» – не пустой звук. Она в каждого клиента вкладывает душу. Извини, но критиковать ее я тебе не позволю. – Инесса усмехнулась: – Надо же, «Габор». Когда только успела разглядеть? А с Антоном не напрягай. Сама в раздрае. Только все равно нет выбора. Он же открытым текстом предупредил, что, если начну артачиться, могут возникнуть проблемы.
– Мне бы подтяжку круговую, как у тебя, – жалобно простонала Татьяна Ивановна. – Были бы деньги, я, не раздумывая, в клинику к твоей Муратовой побежала.
– Танька, тебе один раз показать, что собой представляет это удовольствие, и навсегда пропадет желание ложиться добровольно под нож. Да и зачем? – Инесса посмотрела в сторону разграбленного дачниками и загаженного любителями пикников кирпичного корпуса. Из расположенной неподалеку котельной осторожно выбирался главный менеджер «Галатеи», опасаясь навернуться с разбитых ступенек. Прикоснулась к плечу секретарши: – Пошли, подруга. Кажется, наш Петрович созрел для вынесения вердикта.
Ковыляя следом за начальницей, Васильева чуть слышно пробормотала:
– Что-то ты не очень испугалась: и на лифтинг6 решилась, и под общий наркоз легла.
Инесса резко обернулась. В карих глазах заблестели смешинки:
– Нашла чему завидовать! Если хочешь знать, я чуть не сдохла от потери крови. А все потому, что идиоткой была. У твоей Поляковой в свое время разум затуманился, и она вообще туго соображала. Невыносимо захотелось соответствовать молодому любовнику. Ты же, как я понимаю, гулять от Германа и охмурять смазливых ветреников не собираешься, а бзик – потешить без причины собственное самолюбие – не стоит жертв: операции не всегда проходят гладко, да и после них ты уже до конца жизни на крючке у пластических хирургов. Не лучше ли просто следить за собой? Тем более, у нас для этого в салонах имеются все условия.
– А куда подевался твой хахаль?
Инесса Эдуардовна звонко рассмеялась:
– Прогнала! Надоел. Я ж тебе говорю: идиоткой была.
Васильева с восхищением вылупилась на бывшую однокашницу: никогда, ни на граммулечку ей не дотянуться до Инки, хоть вывернись наизнанку. Настоящая женщина. Не то, что она, клуша.
Инесса уловила ее настрой, обняла:
– Успокойся. Еще неизвестно, кто из нас в выигрыше. У тебя семья, муж, который до сих пор тобой не пресытился, пылинки сдувает, а я, словно перекати-поле, никому ненужная, вся в работе и сама по себе. Даже ребенка не соизволила родить, упустила эгоистка время. А теперь…. Да чего там, совсем очерствела: мужиков, и тех покупаю. Одних для здоровья, других – от скуки, третьих – для показухи, чтобы таскать на разные сборища и презентации. – Она грустно выдохнула: – Поздно, все поздно: не за горами полтинник. Благородные принцы, как выяснилось, – товар штучный, давным-давно разобран, а оставшаяся некондиция – не уму не сердцу. Если и цепляет, то ненадолго. Видно, одиночество у Поляковой клеймом на судьбе выжжено. И чем дальше, тем меньше желания этому сопротивляться.
Пожилой менеджер «Галатеи» господин Креолов, имеющий по материнской линии аристократическое происхождение и являющийся активным членом Дворянского собрания, тщательно протер грязные ладони сорванным листком лопуха и, нырнув взглядом в раскрытую сумку секретарши, раздвинул в улыбке тонкие, пересохшие от жажды губы:
– Татьяна Ивановна, голубушка, плесните изможденному старику капельку вашего домашнего кваску.
– И мне, – присоединилась к его просьбе Инесса. – Так что скажете, Наум Петрович? Поедем смотреть супермаркет или на пионерском лагере остановимся?
– А чего, Инесса Эдуардовна, мы забыли в затаренной бананами и кириешками «Долине»? Шум, колготня, сброд – не солидно, – менеджер маленькими глоточками выпил квас, бросил пластиковый стаканчик в покосившуюся урну и забавно распростер худенькие, в пигментных пятнах руки: – Девушки, вот он, настоящий Эдем! Немного ума, вложения капитала – и люди сюда ринутся наперегонки. – Он нацепил на нос очки и заглянул в потрепанный блокнотик: – Итак, делаем в административном здании капитальный ремонт: меняем трубы, электрику. Короче, обновляем абсолютно все: от и до. Впоследствии можно к нему пристроечку соорудить, чтобы охватить всех желающих сюда попасть. Остальные корпуса сносим. Они нам ни к чему: эти хлипкие сборно-щитовые домики к зиме не приспособлены. Территорию слегка чистим, некоторые деревья вырубаем, прокладываем удобные дорожки для променада. Я, конечно, не ландшафтный дизайнер, но, так и вижу: перед фасадом – сверкающий в лучах солнца фонтан, и цветочки, цветочки, цветочки. Как у моего прапрадеда в Заречном имении, экспроприированном большевиками под пахотные земли. – Креолов презрительно скривился: – До сих пор пашут на руинах российской истории, – и внимательно посмотрел на разрумянившуюся от жары Татьяну Ивановну, которая когда-то в его присутствии по неосторожности брякнула, что у нее в роду были героические коммунары. Посмотрел не только внимательно, но и осуждающе. Как будто это она делала революцию и уничтожила принадлежащую ему по праву наследования графскую недвижимость.
Васильева выдержала колючий взгляд, пожала плечами и обмахнулась веточкой:
– Не нагнетайте, Наум Петрович. Хлеб выращивать гораздо достойнее, чем бездельничать на чужом горбу. Подумаешь, барина пощипали! Скажите спасибо, что не расстреляли. Небось, ваш покойный предок, умотав в Париж, не сильно бедствовал, на паперти милостыньку не клянчил.
Креолов надменно вскинул подбородок, и Инесса вмиг уловила угрозу нешуточной полемики. Прикрикнула:
– Татьяна, прекрати! Да и вы, Наум Петрович, придите в себя. Мне в «Галатеи» бойцы не нужны. Уволю обоих к чертовой матери!
На пенсию когда-то неплохо зарабатывающего ведущего инженера не прожить. Зная крутой нрав хозяйки, главный менеджер скрепя сердце проглотил обиду, и галантно, как и полагалось истинному аристократу, склонил седую голову:
– Простите, Инесса Эдуардовна, старика. Горяч не по годам. – Он смущенно прикоснулся к мягкой руке секретарши, униженно выдавил: – И вы, голубушка Татьяна Ивановна, пожалуйста, не гневайтесь.
Татьяна, почувствовав его нервно дрожащие пальцы, заморгала ресницами и покрылась багровыми пятнами. Ее охватил стыд. Она ясно осознала, чего стоит пожилому человеку вынужденное прогибание. Проклятый язык! Да у несчастного дедульки, может быть, и осталась-то в жизни одна забава – его замшелое дворянство.
– Нет, это вы меня, невоспитанную бабу, простите. Устала, вот и несу всякую чушь. Я вас, Наум Петрович, очень уважаю. И ваше происхождение тоже, – Васильева заискивающе улыбнулась. Ласково пролепетала: – Хотите еще квасу?
Креолов не хотел, но ради мира накатил полный стакан. И немного успокоившись, снова уткнулся в свой исписанный и расчерченный схемами блокнотик:
– Хорошо бы с торца разбить крытый садик в японском стиле. С попугайчиками и приглушенной восточной музыкой. А в холле можно поставить террариум с экзотическими рептилиями. Сейчас в моде тигровые и сетчатые питоны. Во всяком случае, так меня уверял Виталий Денисович.
* * *
Виталий Денисович Чворов захлопнул медицинскую карту последней пациентки и, поднявшись из-за стола, подошел к зеркалу. Оттянул нижнее веко сначала правого глаза, затем левого и недовольно покачал головой:
– Нужно брать отпуск. Всех денег не заработаешь. И непременно бросить травиться никотином. Да-да, непременно, – он вытащил из кармана «Кэмэл», повертел пачку в руках, потом щелкнул зажигалкой и с наслаждением закурил. Присел на краешек столешницы, снял телефонную трубку и набрал номер директрисы частной клиники эстетической хирургии.
– Дина Самойловна, я прием закончил. Оформил двоих на «Ботокс» и «Рестилайн»7, одного мэна – на гомеопатический коктейль и шлифовку татуировки. И зависла проблемная дама в почтенном возрасте с непреодолимым желанием омолодиться платиновыми нитями. Направил на обследование к Ланскому. В общем, я пошел и, если вдруг сегодня понадоблюсь, то ищите меня у Поляковой. Буду в «Галатее» допоздна. На мобильник не звоните. Кажется, я его потерял. Ну что же тут смешного? Грех вам, Диночка Самойловна, над подчиненным издеваться, тюхой обзывать. Поймите, это не рассеянность, это фатальное невезение. Уже который по счету аппарат исчезает мистическим образом! Я весь в отчаянии от периодического разора. Вы случайно не подумываете увеличить жалованье дипломированному специалисту? Тем более, у меня скоро юбилей. Даже два: десять лет честного труда у вас и тридцать пять по паспорту.
Поговорив еще несколько минут с директрисой, Виталий Денисович отключился, и процедил сквозь идеально ровные зубы:
– Развеселилась пигалица! Чтоб ты фаланги себе переломала! То ли к Инессе на постоянную работу перекочевать? Ну сколько можно в ассистентах маяться? Ждать, когда узурпаторша снизойдет, доверит чего-нибудь посерьезнее липосакции8. – Чворов раздраженно стянул халат, скомкал и закинул в шкаф: – Нет, Эдуардовна не возьмет. Станет она портить отношения с подружкой! Да и что такое по сравнению с клиникой косметический салон? Издевательство над собой. Один год без практики и все, спекся хирург.
Он закрыл кабинет и уныло поплелся по коридору. Передавая ключ дежурившей медсестре, спросил:
– Алина, ты ненароком сотовый в коричневом футляре нигде не видела?
Медсестра прыснула:
– Неужели опять? Виталий Денисович, вы бы его цепью, что ли, к поясу пристегивали.
– Обязательно. Если найду. – Чворов ухмыльнулся: – Интересно, почему, когда у человека неприятности, вокруг начинается оживляж, плавно перетекающий во всеобщее ликование? – и направился к лестнице.
– Виталий, погоди, – из лаборатории вышел терапевт Ланской. Исподлобья хмуро взглянул на коллегу.
– Ну что еще, Кирилл Евгеньевич? Бабуля не понравилась? Нотации приготовился читать? – хирург забрал молча протянутое Ланским заключение о состоянии пациента. – У, какой сахарок высокий!
– Не ерничай. Можно подумать, она тебе об этом не говорила. Ты лучше флюорографию посмотри. Я, конечно, могу допуск к операции подмахнуть, но анестезиолог вряд ли станет рисковать.
– Ой, а куда он денется? Муратова прикажет, и не пикнет, заткнется в тряпочку. Впрочем, он даже бровью не поведет. Ты вот у нас недавно, и еще не сориентировался, какие отважные люди здесь вкалывают. Дина Самойловна спокойно онкологию берет, не то что диабет. Своими золотыми рученьками нескольким женщинам после мастоэктомии9 восстановила молочные железы. Они до сих пор ее подарками заваливают. Богиня. Короче, не парься. Муратова единолично решает, кого брать, кому отказывать. И уж, поверь мне, подстраховаться не забудет: и побеседует, и о возможных негативных последствиях предупредит, и расписочку с каждого возьмет. Причем по всей юридической форме. Ты, Кирилл, по-моему, чего-то недопонимаешь. Тут не районная поликлиника: дышите – не дышите. И не твои мурманские корабли, где ты ничего сложнее, кроме микстур от кашля, матросикам не прописывал. У нас серьезное заведение. Тебе просто подфартило с вакансией: не успел приехать в город – и, пожалте, на блюдечке недурно оплачиваемая работенка. Лично я, чтобы сюда устроиться, в конкурсе участвовал, резюме неделю сочинял. – Чворов свернул трубочкой диагностический лист престарелой дамы и приставил к глазу: – По моим наблюдениям, Кирилл Евгеньевич, ты, несмотря на романтическое морское прошлое, очень скучный человек. Неужели до сих пор не заметил, что наша кормилица к тебе неравнодушна? Тогда мотай на ус: поджарые блондины – патологическая слабость Муратовой. Диночка от них млеет до изнеможения и слюнки пускает. Так что не зевай, викинг. Мне, чернявому, в этом смысле ужасно не повезло.
– Шутишь? Она ведь замужем.
– Понарошку. Не боись, у нее муженек, вроде бы, есть и, вроде бы, нет. Живут по разным хатам, встречаются по праздникам, притворяются, будто у них идиллия. Чтобы ребятенка малолетнего не травмировать, – Виталий Денисович вернул документ терапевту: – Представляешь, я опять мобилу посеял. Или украли.
Дойти до «Галатеи», где пластический хирург Чворов, подвязавшись массажистом, выкладывал свою, невостребованную Муратовой в полную мощь, энергию, дело пустяковое. Через дорогу, потом вдоль парка и, свернув после него вправо, напрямик к современному белокаменному зданию с колоннами.
Показав пропуск охраннику и попеняв вскользь, что для некоторых, мотающихся сюда регулярно, можно было бы и послабление сделать – избавить от дурацких проверок, Виталий Денисович поднялся к Поляковой.
Минуты две он, молча, разглядывал кокетливые рюшечки, венчающие вырез крепдешинового платья секретарши, затем протянул шоколадку и с полной ответственностью констатировал:
– Татьяна Ивановна, вы чертовски похорошели. Словно не далее чем вчера возвратились с берегов Анталии. Интересно, кто он? Намекните хотя бы.
– Чего? – Васильева забрала презент, машинально поправила свою коротенькую, мелированную прическу и недоуменно вытаращилась на Чворова.
– Я спрашиваю, кто же тот искусный реформатор, избавивший вас от столь привычного для посетителей сурового облика? – Виталий Денисович игриво подмигнул секретарю-референту. – Все женщины одинаковы: влюбляясь, расцветают и светятся. Классический пример: когда у Инессы Эдуардовны появляется свеженький бойфренд, к ней можно подкатываться с любыми просьбами. Доброта улавливается за километр. – Он кивнул на дверь кабинета: – Но не сейчас. В данный момент у Эдуардовны на любовном фронте затишье. Иначе бы она ко мне не цеплялась со своей навязчивой идеей ввести в салоны ультразвуковой пилинг. Надо же додуматься, у Муратовой хлеб отбирать! Дина Самойловна ей этого никогда не простит. А я крайний. Ладно, пошел отбиваться.
– Нету ее. Уехала. – Татьяна Ивановна улыбнулась: – Ты, Виталий, не крайний. Ты озабоченный сплетник. Ну какое твое дело, у кого и с кем близкие отношения? Женись, не то серое вещество надорвешь – расплавится от перемалывания чужих страстей. А меня не марай, я свое отгуляла. Семь лет в звании бабушки.
– Э, не скажите. В человеке либидо бурлит до конца дней. Знаете, как умирал Мопассан? Кричал скабрезности, утверждал, что он самый выдающийся из сердцеедов и грозился всех перетрахать. Да у меня дед с катарактой на оба глаза до сих пор ни одной юбки не пропустит.
– Вот теперь понятно, почему любые твои разговоры, так или иначе, всегда сводятся к единственной теме. Оказывается, в тебе распутство генетически заложено. Имей в виду, Инесса в курсе, что ты на прошлой неделе с педикюршей в солярии «загорал». Она твоей глисте уже хвост накрутила.