Алексей Викторович Волобуев
Фундаментализм и вызовы постглобализма

Немецкий профессора Штефан Пюрингер и Вальтер Этч называют рыночный фундаментализм наравне с правым популизмом одними из главных угроз демократии в XXI веке. По их мнению, обе модели основаны на схожих образах, разделяющих мир только на две уравновешенные части. Правый популизм показывает, что общество разделено на две группы, воюющие друг с другом. Точно так же неолиберализм показывает только две возможных экономических системы, где главенствующее положение занимает либо рынок, либо государство. Шт. Пюрингер и В. Этч называют рыночным фундаментализмом «концептуальную дихотомию рынка и нерынка» и подвергают критике сторонников данной концепции^[31].

Помимо научных трудов Фр. Хайека, они кратко описывают работу «Критика интервенционизма» Людвига фон Мизеса, где рассматривается только два возможных пути: правительство либо воздерживается от ограниченного вмешательства в рыночные силы, либо берет на себя полный контроль над производством и распределением. Причем последний из двух вариантов описывается отрицательными терминами, такими как «хаос», «полицейское регулирование» и «запрет». Немецкие профессора видят в этом подходе проблему многозначности самого термина «рынок». С одной стороны, он служит институтом, которому приписываются реальные «силы», «механизмы» или «законы», или нормой экономической политики. А с другой стороны, рынок – выдумка, которая еще никогда не применялась в полной мере^[32]. Поскольку одновременное существование свободного рынка и государственного регулирования воспринимаются как крайне конфликтное состояние, рыночный фундаментализм агрессивно продвигает идеи поддержки свободного рынка, что не соответствует принципам демократии. В качестве примера приводится режим военной диктатуры Аугусто Пиночета^[33] в Чили, где установление свободного рыночного порядка было применено без существования политических свобод. Таким образом, рыночный фундаментализм создает потенциальную возможность для антидемократической и / или правой популистской политики.

Рыночный фундаментализм как концепция, отражающая экономическую политику страны, неизбежно влияет на все сферы экономики; это влияние может оказаться как положительным, так и отрицательным. А.И. Костяев и Г.Н. Никонова считают, что политика рыночного фундаментализма не применима в условиях сельского хозяйства из-за особенностей отрасли: земля не может находиться вне сферы государственных интересов, существует сезонность производства, требующая заемных средств, а также сельское хозяйство не обладает достаточно высокой конкурентоспособностью. Резкий переход к рыночному саморегулированию в 1990-е годы в России привел к таким негативным последствиям, как снижение объемов производства и импорту продуктов питания^[34].

Сфера сельского хозяйства не может самостоятельно функционировать без государственного регулирования. Как и в случае с экономическим чудом в нескольких странах Восточной Азии, государство должно способствовать развитию аграрной сферы путем введения соответствующий правил, а не опираться на идеальные представления о саморегулирующемся рынке.

Рассмотрим еще один пример. При свободном рынке государство не принимает участия в экологическом регулировании. В то же время для более успешного урожая многие фермеры используют азотные удобрения, которые приводят к загрязнению атмосферы и снижают плодородность почвы. Фермеры, стремящиеся к принятию рациональных решений, не тратят собственные средства на защиту окружающей среды и полагают, что экономические процессы не допустят излишнего использования удобрений^[35]. Они опираются на концепцию рыночного фундаментализма, согласно которой ценовые механизмы будут решать экологические проблемы, так как ориентированный на прибыль характер сельскохозяйственной деятельности обеспечивает наилучшие возможные результаты, даже если обеспокоенность экологической ситуацией не является целью фермеров. Однако такая государственная мера, как повышение цен на удобрения, может оказаться более эффективным способом для сокращения использования азотных удобрений.

Что касается частного страхования, эта сфера также является подходящим институтом для изучения основных положений рыночного фундаментализма. С одной стороны, наличие огромного аппарата надзора в страховой отрасли указывает на то, что рынок недостаточно фундаментален, так как государство устанавливает стандарты и контролируют торговую практику в области страхования. В то же время отрасль частного страхования создает рыночный товар для обеспечения государственной безопасности, которая все чаще зависит от дополнительных расходов, например, через частную охрану, частное медицинское страхование и частные пенсии.

В страховых отношениях допускается мошенничество и другие потери из-за существования риска недобросовестности. Если такой риск неизбежен, то центральным политическим вопросом становится следующий: на кого следует возложить ответственность за условия, от которых страдают люди – государства, частные страховые компании или отдельные лица? Ответ, основанный на идеях рыночного фундаментализма, несложно предположить. Так как человек сам несет за себя ответственность, страхование необходимо для тех рисков, которые отдельный человек уже создал сам для себя и в будущем хотел бы избежать. Столкнувшись с наиболее трудноразрешимыми проблемами риска, государство неизбежно будет испытывать периодические кризисы легитимации, которые только повысят спрос на решение проблем без государственного вмешательства^[36].

В конце концов, концепция рыночного фундаментализма не может корректно функционировать, пока человек не усвоит основные правила образования в интересах устойчивого развития. Это означает, что он становится активным приверженцем мировоззрения, основанного на росте, рыночном фундаментализме и антропоцентризме^[37]. Необходимо всегда находиться внутри общества и получать образование в соответствии с нормами и потребностями этого общества. Образование в интересах устойчивого развития укрепляет взгляд на мир, направленный на совершенствование человеческих знаний, роста и обучения.

Проведём более глубокий анализ. Основные положения, лежащие в основе мировосприятия рыночных фундаменталистов, можно свести к следующим тезисам.

Во-первых, «свободный рынок является локусом человеческого совершенства»^[38]. Он должен быть единственным регулятором любых экономических отношений (а для радикальных фундаменталистов и социальных, и политических). Ни один эксперт, учреждения или орган госуправления не может сравниться с объективным рыночным механизмом по эффективности и скорости принятия решений.

Во-вторых, частная собственная и управление всегда эффективнее государственной собственности и управления.

В-третьих, снижение налогов, сборов и пошлин ведёт к более эффективной экономике, поскольку частные собственники всегда тратят деньги более эффективно, чем государство.

В-четвёртых, любые регуляторные меры (“red tape”), аттестации, лицензирование и проверки всегда приводят к снижению эффективности, поскольку создают дополнительные административные издержки там, где их могло бы не быть, а в худшем случае форсируют переход от свободного рынка к олигополии или даже монополии, губительной для экономического роста.

В-пятых, любые субсидии, протекционистские меры и господдержка приводят к негативным результатам для всех экономических агентов: это оборачивается вредом для субсидируемого бизнеса или человека, поскольку он не может далее обходится без господдержки и оказывается полностью зависим от своего патрона; это является вредом для государства, поскольку оно тратит деньги на субсидии; наконец, это вредно для потребителей товара или услуги, поскольку они оплачивают субсидии как своими налогами, так и, зачастую, ценами, в которые заложены бюрократические издержки, неизбежные в случае господдержки и субсидирования.

В текстах радикальных фундаменталистов мы можем встретить ещё несколько положений.

В-шестых, никакие этические кодексы, регуляции и комитеты не нужны. Объективный свободный рынок сам будет поощрять тех экономических агентов, которые способны предложить товары и услуги с наилучшим соотношением цена/качество. Именно клиенты будут определять, каковы критерии этичности или неэтичности и какие фирмы ведут себя этично или неэтично по отношению к клиентам. Первые заработают положительную репутацию, используя её как актив для продвижения на рынке, а последние будут испытывать проблемы с бизнесом из-за низкого уровня доверия клиентов и буду выдавлены с рынка.

В-седьмых, конкуренция является оптимальным инструментом снижения издержек и заработных плат. Чем более конкурентен рынок, тем эффективнее многочисленные специалисты занимают все ниши на рынке, тем ниже издержки и зарплаты. Последнее фундаменталисты почитают за благо.

Как и любая другая форма фундаментализма, рыночный фундаментализм был реакцией на кризисы, именно поэтому взлёт популярности идей рыночного фундаментализма приходится на время после финансовых кризисов 1987 и 2008 года. Одним из политических последствий этих идей была разработка и частичное внедрение в государственное управление многих стран мира (например, Великобритании, США и России) концепции нового государственного управления (“New Public Management”).

Ключевые положения радикальной реформы системы государственного управления можно свести к следующим пунктам^[39]. Большие, неспособные реагировать на изменения иерархические системы бюрократического управления необходимо заменить сетью небольших с большей скоростью реакции и системой отрицательных обратных связей. Важным фактором, по мнению фундаменталистов, является свойство традиционных забюрократизированных иерархических систем управления абсорбировать все попытки их реформировать и эффективно отстаивать свои собственные интересы вместо интересов государства. Далее, новое государственное управление требует разделить поставщиков услуг и их покупателей, а также допустить частные компании к оказанию максимально широкого спектра услуг. Это усилит конкуренцию и повысит эффективность государственного управления, делая услуги лучше, доступнее и вымывая не пользующиеся спросом. Хрестоматийным примером реализации подобной стратегии являются частные тюрьмы в США, которые выигрывают тендеры на содержание заключённых. Также важным является сменить систему стимулирования работников. По мнению рыночных фундаменталистов, классические иерархические бюрократические государственные структуры демотивируют работников становиться эффективнее, поскольку мотивация носит почти исключительно негативный характер, так как работники не имеют положительных стимулов, а опасность совершить промашку подстёгивает к перекладыванию ответственности и подавляет инициативу. Вместо этого рыночные фундаменталисты предлагали ввести стандартную для финансового менеджмента систему личной ответственности и поощрений за невыполнение или выполнений ключевых показателей эффективности. Система показателей KPI (Key performance indicators) вводится для каждой должности. Необходимым для KPI является измеримость успешности той или иной деятельности в количественных показателях. Если какая-то деятельность не поддаётся количественному измерению (например, «музыкальность»), она не попадает в список критериев оценки и естественным образом вымывается из работы государственной структуры. Эффективные сотрудники поощряются и награждаются лично, неэффективные не проходят конкурсные процедуры. Система коллективной ответственности, делающая бюрократические иерархические системы костными и неспособными к изменениям, разрушается новым государственным управлением по замыслу сторонников этой идеи.

Новое государственное управление является ярким, но не единственным практическим применением рыночного фундаментализма. Дж. Стиглиц называл эту идеологию религией, потому что она не была основана на экономической науке или исторических свидетельствах: «с исторической точки зрения, именно рыночный фундаментализм был превалирующей религией Запада на протяжении четверти века»^[40]. Например, рыночный фундаментализм абсолютизировал модель «невидимой руки рынка» Адама Смита, который является аргументом в пользу того, что фирмы, преследующие собственные интересы и максимизирующие прибыль, будут вести к общественному благополучию. Дж. Стиглиц отмечает, что существует распространенное предположение, что сам Адам Смит хорошо осознавал ограниченность этого аргумента и, фактически, чётко предупреждал об опасностях свободного рынка.

1.3. Культурный фундаментализм

Если возникновение религиозного фундаментализма было связано с секуляризацией общества и вытеснением религии из публичной сферы в частную, культурный фундаментализм зарождался как политическое явление и был реакцией на процесс глобализации. Культурный фундаментализм зародился в Великобритании в рамках определённой политической конъюнктуры.

Исторически, культурный фундаментализм являлся реакцией на резко возросшие миграционные потоки. И.В. Виноградова пишет:

«Термин культурный фундаментализм… появился в 1970-е в Великобритании и обозначал идеологический переход в повседневном и политическом пространстве от стратификации людей по расовым признакам к стратификации по культурным»^[41].

Распад Империи, глубокий и затяжной экономический кризис совпали с новой волной иммиграции из получивших независимость колоний в метрополию, преимущественно из бывшей Британской Индии.

Процессы иммиграции невиданных ранее масштабов разделили две британские партии: консерваторы аккумулировали вокруг себя протестные настроения «коренного» населения Англии.

Британские консерваторы сформировали свою идеологическую платформу на воззвании к «истинным ценностям британского общества», среди которых называли трудолюбие и бережливость, самостоятельность и стремление к индивидуальному успеху, уважение закона, религии, устоев семьи, содействие сохранению и приумножению национального величия Британии. Эту идеологему ярко иллюстрирует рассуждение Маргарет Тэтчер 1978 г. о том, что «люди действительно весьма напуганы тем, что эта страна может быть поглощена людьми иной культуры. А вы ведь знаете, что британский характер свершил слишком много для демократии, закона, и, причем совершил много в мире, отсюда, если есть страх по поводу того, что он может быть поглощен, то люди готовы действовать и стать жесткими по отношению к тем, кто сюда прибывает»^[42].

Эти спекуляции также накладывались на идеологические реалии Холодной войны, в ходе которой и происходил демонтаж Британской Империи. Любопытно отметить, что тезис о различии культур в британской политической публицистике противопоставлялся тоталитаризму как насаждению тождественности, игнорирующей различия. Таким образом, культурный фундаментализм противопоставлялся интернационализму как правый дискурс левому. Разумеется, со стороны «левых» (преимущественно, но не исключительно сторонников лейборизма) данная позиция, законодательные инициативы и высказывания вызвали резко негативную реакцию и интерпретировались как новая форма расизма. Например, Баркер в своей книге «Новый расизм»^[43], что в любое сообщество является ограниченным в силу самой человеческой природы, собственное воспроизводство сообщества, осознание себя как сообщества приводит к естественной неприязни к «чужакам». Вопрос такого нового расизма не в том, что кто-то из этих сообществ просто лучше или хуже, а в том, что они разные и имеют право быть другими. «Вопрос расизма – не вопрос того, чтобы быть превосходящим или низшим, грязным или чистым, но того, чтобы быть различным»^[44]. Сам Баркер представляет систему обоснования того, что он называет «культурным расизмом», но это подходит именно под современное определение культурного фундаментализма. В самом деле, если мы следуем анализу Баркера, то даже представление женщин слабым полом по его трактовке будет расизмом. В этом плане мы можем согласиться с И.В. Виноградовой: «Для расизма ключевым является понятие рас и их различность по соматическим признакам. Для культурного фундаментализма – культуры»^[45]. Необходимо отметить, что подобные дискуссии в Великобритании не носили исключительно академический характер, а шли в публицистике и публичной политике. Как мы видим, разделение культуры и политики в контексте рассматриваемой нами проблемы является довольно условным, первая эволюционировала в тесной связке со второй.

Философским фундаментом тезиса о принципиальной отличности разных культур в интерпретации культурного фундаменталиста можно назвать позицию антрополога К. Леви-Стросса. «Мы называем культурой любое этнографическое множество, обнаруживающее при его исследовании существенные различия по сравнению с другими множествами»^[46]. Хотя сам Леви-Стросс скорее отстаивал идею и равной сложностью и необходимости разных культур, через призму культурного фундаментализма эта идея преломилась как страх, что «смешение культур», упразднение «культурных дистанций» означает интеллектуальную смерть социокультурной группы и даже смерть человечества.

Для формирования культурного фундаментализма важна антропологическая проблематика, а именно вопрос о природе человека. Ещё Эрих Фромм задавался вопросом о том, является ли человек чистым листом, на который культура может записывать всё, что угодно, или же у него есть данная ему природа?^[47]. По его мнению, Маркс считал, что говорить о человеческой природе нельзя^[48], но другие подходы предоставляют другие мнения. Данный вопрос является важным в идеологическом контексте, поскольку от его постулативного решения зависит, может ли человек быть совершенно пластичной совокупностью общественных отношений, следовательно, его личность полностью определяется социализацией, либо же у человека есть какая-то неизменная, присущая ему от рождения культура, которая не может быть изменена, следовательно, люди разных культур и социумы разных культурных фундаментов буду принципиально разными.

Культурный фундаментализм исходит из того, что культура действует как природа и детерминирует человека и социум. Основу фундаменталистского мировоззрение здесь можно выразить идеей И. Валлерстейна: «культура может функционировать как природа, в частности как способ a priori включить индивиды и группы в генеалогию, в изначальную детерминацию, неизменную и незыблемую»^[49]. Культурный фундаментализм рассматривает некую социальную общность как нечто онтологически особенное, в каком-то смысле сакрализуя культуру, этнос, «дух нации» или некоторую другую социокультурную общность.

Культурный фундаментализм не является единым целым, а скорее зонтичным термином для подобной сакрализации социокультурной общности. Склонности человека, его поведение, как реальное, так и ожидаемое, объясняется врождённой приверженностью к определённой социокультурной группе. Таким образом, как и любой другой фундаментализм, культурный возвращает сознание ко временам синкретического мышления, но на этот раз сакрализуя не текст, а социокультурную общность в её отличиях от других.

Культурный фундаментализм довольно быстро стал своего рода идеологической платформой для политических организаций. Джордж Сорос учредил в 1988 году фонд «Культурная инициатива», который был затем преобразован в институт «Открытое общество», который ныне запрещён в России и снискал недобрую славу в значительной части мира (включая родную страну британского миллиардера – Венгрию). Хотя, справедливости ради, надо упомянуть, что идеи культурного фундаментализма используются организацией спорадически и скорее ситуативно, чем последовательно.