Алексей Шерстобитов
Демон на Явони

ЖРИЦА И МАТЬ

Смурого вида мужчина в черном пальто, такого же цвете костюме и замшевых туфлях, внимательно изучал топографическую карту Демянского района. Не находя ни в одном ее месте искомого, он возвращался в уже проштудированные места, что ничего не меняло. Надо заметить, что странный гражданин и сам пока не очень понимал, что ищет, но навязчивые мысли привели его именно сюда. Неповиноваться им Роман Викторович, а это был Смысловский, как понял читатель, уже не мог. Последние несколько лет подчиненность его личности поменялась с сугубо эгоистической на безыдейную, находящуюся, по его глубокому убеждению, вне его самого, полностью зависимую от матери. Началось это после того, как мама перестала с ним разговаривать, получив апокалипсический удар, что возымело тяжелые последствия и для двигательного, и для речевого аппаратов. Душа ее будто сгорела вместе с любыми эмоциями и желаниями, раз и навсегда.

Неординарные отношения с родительницей сыграли сложную роль в психических настройках сына, сознание его вместе с разумом, действовавшие всегда обособленно от принятых норм морали и добродетельности, перестроились в поисках возмещения утраченного, и, поймав единственную удовлетворившую «волну» на частоте не самой лучшей психиатрической патологии, устремились по направлению вектора, указываемого «материнским голосом».

Странное утверждение, но такое ли необычное, если принять во внимание мнение некоторых ученых, предполагающих функционал мозга человека приемопередатчиком помыслов, поступающих из неопознанного ничем земным «вне». Гомо Сапиенс и действительно мало что может родить своим разумом, беря в основном пищу для обработки из окружающей среды. К примеру, художник, даже самый талантливый, не в состоянии взять из головы ни пейзажа, ни выражения лица, даже движения живого существа – только с натуры. Мы все подсматриваем, затем обрабатываем, применяем, водружая лавры на свои гербы.

Ни один человек не может сказать, откуда взялась та или иная мысль и тем более, чем она закончится по воплощении. Проще отдаться ей, прикладывая все силы и умения для ее материализации – смотришь, что-то да получится.

Смысловский был очень талантливым человеком, многое из того, за что он брался, выходило блестяще и могло считаться произведением искусств. К сожалению. семейной особенностью, зародившейся у матери и быстро перешедшей к нему, была страсть их отношений, причем ни как матери и ребенка, а как любовника и любовницы, в чем не было границ совершенно никаких. Причину тому мы не узнаем, да и вряд ли поймем, хотя и сможем констатировать, что большую часть времени на протяжении четверти века, оба тратили либо на мысли о предстоящем наслаждении, либо на воспоминания о них, либо на сами ласки и до тонкостей изобретательного извращенного изящества непосредственно самого секса.

Сорвавшись единожды в пике разврата, оба зацепившись за струнку удовольствия, делали именно ее постоянно ведущей нотой в любом своем сочинении. Так получилось, что мальчик начал половую жизнь, не отпраздновав и двенадцати лет, что совершенно не смутило больную мать, впрочем, для всех совершенно здоровую настолько, что она могла довольно долгое время занимать должность среднего уровня партийного работника, затем, после «перестройки» возглавлять целое объединение предприятий по добыче мраморов, гранитов, доломитов, песчаника и прочего, их обработки и продажи, как в камне, так и в готовой продукции.

Мальчик купался в роскоши и разврате. Выполнение любого желания не представляло сложностей, и однажды простое увлечение красотой и помпезностью триумфальных похоронных зрелищ, которое мать принимала за блажь молодого человека вылилось в желание иметь свое похоронное агентство. Рынок этот тогда только формировался, поэтому урвать свой кусок получилось, благодаря довольно скромным вложениям, впрочем, равным, к примеру, годовому бюджету Демянского района – но что это для безумствующей от страсти уже не молодой женщины, имеющей молодого страстного любовника, могущей позволить себе и гораздо более серьезные растраты?!

Мать имела некоторые увлечения и вне этого, излюбленным был поверхностный оккультизм, её увлекало все мистическое, аномальное, запредельное для понимания. В свое время она обратила внимание в сторону Валдая, устремив свои взоры именно на Демянский район. Эти места, издревле окутанные загадками, языческими мифами, многие письменные исторические артефакты несли в себе тайны необычных событий, говорящие о присутствии здесь потусторонних сил, многое из того, что одних пугало, других, подобных ей, притягивало.

Бога она не знала! А, не зная Создателя, многие подвергнутые искушениями дьявола, устремляются в пучину порока. Падший ангел, нащупав слабость, которой человек не может сопротивляться, действует через нее, из всех сил пытаясь развить ее в страсть. Как только это удается, он переходит к другим близким и родственным к первой, быстро взращивая в своем подопечном целую плантацию, сквозь которую разумное сквозь тернии перестает пробиваться, меняя в человеке и рассудительность, и логику. Все связи, соединяющие его с внешним миром, при этом совершенно замыкая несчастного на не столько ублажающих, сколько теперь мучающих его страстей.

Такой быстро перебирает меру греха и зла, отталкивая тем самым своего Ангела-Хранителя, отворачиваясь от Господа, деля свое наслаждение, достающееся с каждым разом, все сложнее и сложнее, с бесами, испытывающими такое же физическое наслаждение, хотя духи и бесплотные. Когда закончится жизнь и бесплотная душа такого человека не сможет принести уже подобного удовольствия бесам, при этом испытывая не утоляемые муки страсти, враг рода человеческого станет наслаждаться этими неугасимыми страданиями, совершенно не прикладывая для этого сил – зачем, если уже сделал все сам человек, еще будучи жив.

Надо заметить, что мать обладала на безусловном уровне в полной мере материнским чувством, и далеко не сразу смогла перейти к блудливым мыслям в отношении своего чада. Потеряв любовь и преданность мужа, она замкнулась на желании отомстить, что, надо сказать, получилось с лихвой при таких финансовых ресурсах. Бывшего супруга, ушедшего к другой женщине, лишали всего постепенно, извращенно и злобно наслаждаясь.

Не станем углубляться, дабы не подавать примера другим озлобленным оскорбленным женщинам, хотя на этой истории можно было бы остановиться подробнее, но не об этом книга. Однако о результатах скажем: сначала он потерял всякий доход, затем мучительно болела его любимая женщина, к которой он ушел, после заболел их малолетний ребенок, на поддержание, хотя бы состояния без боли, требовались большие средства, и он продал все имеемое, что не помогло – новая жена и их чадо упокоились.

Через какое-то время его арестовали по сфабрикованному обвинению в изнасиловании малолетнего мальчика, осудили. Попав в лагерь, бывший муж познал все прелести низшего сословия, куда его, конечно, «опустили» в первый же день, по хорошо проплаченной просьбе с воли, в самых худших подробностях, через что и довели до самоубийства.

Границ мщения бывшая, все еще любящая жена не видела и требовала от исполнителей, вынесенного ею приговора, фактических доказательств каждого действия. Целый месяц наслаждалась одинокая мать далеко нелицеприятными кадрами долго и жестко проводимого насилия несколькими осужденными над когда-то самым близким ей человеком.

Под конец, она потребовала уничтожить его окончательно, но он, опередив и саму эту мысль, покончил со своей жизнью самостоятельно.

«Внезапная, неожиданная» смерть произвела тяжелое впечатление на мстительницу. Взбунтовавшиеся остатки совести потребовали оправдание этой необузданной и неоправданной злости, но пороки, изобиловавшие в ней пересилили, а потому все кончилось слабым выдохом самонедовольства с примесью обвинения во всем самого погибшего, в смерти которого экстравагантная барышня себя винить не собиралась.

С окончанием мести и память о прошлом развеялась, оставив вдруг, жуткую, гнетущую пустоту никому ненужности и мнительности о пришедшей очереди страданий и для нее. Месяцы протекали в ежедневной привычной суете, ничего не меняя в ее жизни. Мужчинам она больше доверять не могла, в каждом видела заведомого предателя. Единственным, выбивающимся из-под подозрений, существом в ее окружении был ее сын, с каждым взглядом все больше напоминавший своего отца. Сначала сходство вызывало опасение, но странным образом очень скоро обратило ее к своей памяти к тем счастливым дням, когда только зарождались отношения влюбленных.

Появившееся любопытство, заставило наблюдать за мальчиком более тщательно. Рома оказался замкнутым и очень занятым в своем мирке человечком. Обладая пытливым умом и очень настойчивым нравом, он познавал все интересующее его с молниеносной быстротой, запоминая буквально все прочитанное или открытое. У парня были красивые совсем черные отцовские глаза, густые волосы, стройный прямой стан, хорошо сформированные пропорции, развитые мышцы. Всем этим мать любовалась, глядя на отца при их совместной жизни, а сейчас, имея привычку иногда заходить в большую и красиво отделанную ванную комнату в момент принятия душа юношей, присматривалась, отмечая стопроцентное сходство.

Настал момент, когда такое нечаянное посещение произошло в момент, когда сын намыливал тело мочалкой, только придя с тренировки по гребле. Объем, наполненных нагрузкой мышц еще не спал, благодаря чему они производили сильное впечатление своей, хоть еще не совсем взрослой, но хорошо развитой мускулатурой и совершенными формами. Сочетание поглаживания кожи мочалкой, сползания пены по обнаженному юному телу, долго отсутствующего секса у женщины, журчащая вода, уже оформившиеся половые органы, привлекшие её особенное внимание, трансформировали почти в одночасье ее взгляд ни как на мальчика или сына, а на предмет соблазнительный и вполне доступный, при том, не способный поступить так же, как его отец.

В свои тридцать пять лет Неонила Федоровна выглядела не просто привлекательно, но роскошно заманчиво. Ухоженное, спортивно развитое тело, следы постоянного посещения салона красоты, массажей, бани, отсутствие вредных привычек, качественная пища, как и приверженность к здоровому образу жизни, сделали из нее очень привлекательную мишень для мужчин, которых она после бракоразводного процесса на дух не переносила. И плевать ей было на быстро сформировавшийся имидж неверной сексуальной ориентации – в остальном она вела себя и поступала безошибочно.

Мальчик, нужно заметить, будучи замкнутым, не был заторможен в своем развитии, и почти созрел в половом отношении. Для него было то самое время, когда женщины начинали интересовать его, как предмет соблазна, хотя еще и не совсем четко осознавалось возможность через них удовлетворение своих физических потребностей. Случилось так, что в лицее, где он учился ни среди учащихся, ни среди учительского персонала, ни даже среди мам лицеистов, не было ни одной представительницы женского пола, хотя бы близко приближавшейся по роскошности, и красоты к его матери. Родительница же без «задней» мысли, по привычке позволяла ходить по квартире часто в одном нижнем белье и уже давно привлекла внимание либидо рожденного ею ребенка. Он часто подкарауливал и подсматривал за ее переодеваниями, принятием ванны, даже скрытно делал фотографии в обнаженном виде, после наслаждаясь и используя по назначению.

Поэтому можно сказать, что оба эти человека, несмотря на свой возраст, интересовались телом друг друга, но именно в день, к описанию которого мы подходим, Неонила, зайдя по обыкновению в просторную ванную комнату, напоровшись взглядом на стоящего к ней спиной под струей воды сына, остолбенела от охватившего ее возбуждения. Нервные окончания гениталий, словно разом вспыхнули лихорадочным желанием, сковав движение. Пробежавшая дрожь, судорогой свела внутренние мышцы детородного органа. Именно в это мгновение сын поднял глаза навстречу ее взгляду и, кажется, все понял, да и не мог не понять, даже, несмотря на свой юношеский возраст.

Здоровый организм мальчика, очень быстро среагировал, мозг послал необходимый импульс, и он тоже неосознанно возжелал своей плотью, что стало заметно визуально. Это и стало последней каплей, доведшей женщину до оргазма, проявляющейся у нее довольно сильно. Сын, увидев застонавшую мать, заметно дергавшуюся, и упиравшуюся одной рукой в низ живота, второй сильно сжимающую грудь, подошел, испугавшись не на шутку, и растерянно пытался выяснить, в чем дело и чем он может помочь.

Бессильная, что-либо сделать мать, протянула руку к его бедру, и в очередной конвульсии нечаянно коснулась возбужденной плоти, что привело ее в чувство и заставило вспомнить стыд.

Вскочив, ругаясь на себя, Неонила убежала в свою спальню и не выходила до следующего утра.

На обоих эти несколько минут произвели неизгладимое впечатление, не покидавшие их память и имевшие продолжение в их воображениях на долгие три месяца, постепенно став основным фактором перспектив их отношений. Все остальные мужчины для нее, а для него женщины и девочки, перестали существовать. Оба сдерживались, стараясь не говорить об этом и даже не вспоминать, и, казалось бы, были заняты каждый своими делами. Но дьявол, если его не изгнать из сердца, всегда берет свое.

Как-то интуитивно день ото дня и мать, и сын, все чаще раскрывались в своих предпочтении и желании друг перед другом, конечно, ни словами, а мимикой, взглядами, жестами, касаниями, интонацией и все более нежным выражениями и фразами, комплементами, больше подходящими не матери и сыну, но именно любовникам, причем у мальчика это получалось не менее удачно и глубоко, чем у родительницы.

Для своего возраста он был достаточно высоким, уже несколько выше нее, обладал достаточно взрослой силой, благодаря постоянными занятиями спортом, хотя и был пока, так скажем, не доведенным природой до возмужалого совершенства, с угловатыми, не очень ловкими движениями, некоторым недопониманием происходящего, а потому основывал свои действия на интуиции, желании, и кажущейся верности ощущений стремлений матери. Совершив некоторый скачек своим либидо, ему очевидно было не интересны обычные для этого возраста ухаживания и прелюдии, но Роман страстно хотел секса с ней, не зная, можно это или нет.

Спросить было не у кого, нравственный аспект его не интересовал, и молодой человек делал, как ему казалось, все, чтобы соблазнить ее.

В результате все оказывалось похожим на игру в прятки-поддавки. Они все чаще появлялись, будто случайно, друг перед другом нагишом, нечаянно касались тела, как можно ближе к гениталиям, с поддельным испугом отдергивали руки, извиняясь и краснея, с единственной мысль: «Ну же! Давай!» – но ни он, ни она не могли перейти границы запрета, страшно переживая.

Она позволяла себе часто наклоняться с невероятным прогибом в спине, в коротких юбках, или обтягивающих зад штанах, садилась на стулья, диван, или вставала на них таким образом, чтобы ему могло быть заметно отсутствия нижнего белья. Дверь в ванную комнату не просто не запиралась, но никогда уже не закрывалась, как и шторка в душ. На кануне своего дня рождения, он уже невероятно, перевозбудившись, всю ночь промучившись в страстном желании, под утро крикнул: «Ну где же ты!» – на что мать отреагировала, будто ждала, и вбежала, только накинув на плечи, но не запахнув халат на себе:

– Что случилось?

– Яяя…, яяя…, так больше не могу…

– Что же?…

– Я…, я замерз… – Это была правда – желая остудить пыл, он открыл настежь окно и зимний воздух, быстро нагнавший холод, выделял пар, выходящий изо рта. Мать, закрывая окно, в нетерпении поинтересовалась с дикой надеждой, уже все понимая:

– Ну что же я могу… Может тебя погреть?… – Через мгновение они лежали крепко обнявшись, не в состоянии ни оторваться, ни продолжить – его упругая плоть словно дышала, прижавшись к ее коже, через тонкую материю, слезы лились градом от бессилия, а желание только увеличивалось, но снова боялись даже поцеловаться. С силой зажмурив глаза Неонила, несколько отстранилась и повела рукой вниз, твердо решив начать с ласк именно там, чему пока не суждено было состояться.

Прозвонивший будильник, своим неприятным громким зуммером, будто выключил рубильник. Встрепенувшись, мать, села на кровати, вперилась в некоторой растерянности в пол, и неожиданно увидев что-то еле заметно шевелящееся напротив, через силу подняла глаза. В большом зеркале шкафа-купе она увидела себя в распахнутом полупрозрачном коротком халатике. Отражение тяжело дышало, имело возбужденный вид, пылало желанием, но явно принадлежало потерявшей рассудок женщине.

Выругавшись в голос, она запахнула неприличную одежку и со стыдом перед сомой собой вылетела из спальни сына. Испуганный и раздосадованный почти сбывшейся мечтой юноша не понял произошедшего, а больше всего того, что не получил желаемого, приняв эту неудачу на свой счет.

Посчитав себя неудачником, который никому не нужен, которого никто не любит и ничего впереди не ждет, он встал, снова распахнул окно, поставив голую грудь и раскрасневшееся лицо навстречу ледяному воздуху и крикнул в голос: «Ну что мне сделать, чтобы это случилось?!». Два голоса в ответ заполнило его голову, но, не поместившись, спустились в грудь, один из них затеплился и остался там, успокаивая и как бы убеждая, что в свое время все будет и с той, которой суждено стать его единомышленницей и нареченной супругой пред Богом и вечностью – эта мысль очень понравилась. Он вспомнил, кто была ему только вышедшая женщина. Он не осуждал ее, даже не имел сейчас ни одной непотребной мысли, но воспринимал, как самого близкого человека, прибежавшего на его испуганный крик, даже не успев одеться. Она прижала его не к своему горячему обнаженному телу, но к материнскому пылкому сердцу, как самое дорогое, что может быть в жизни любой матери, но после испугалась своей откровенности и убежала: «Бедная мама, я совсем ее застыдил своим присутствием, а она, чтобы не стеснять меня, даже ни с кем не знакомится. Как я мог желать ее, как девушку?! Она же мне мать!».

Второй голос, дав высказаться первому, вкрадчиво и осторожно давил на тщеславие и эгоизм, воздействуя на эгоизм, подогревая его порочные желания, разъясняя и открывая одновременно тайну из тайн, в которой звучали слова соблазна, рассказа о том, что никто не знает и не сумеет так ублажить его, как родной человек, знающий с самого рождения, любящий теперь не только, как мать, но как женщина, а значит, в квадрате и он просто не имеет права отказать! Но поскольку первый голос был мощнее и разумнее, второй не возымел воздействия – как всегда, говорящий вторым, знал: еще не вечер!…

Одевшись, Роман вышел из спальни, спустился на первый этаж в кухню, подошел к ней сзади, обнял, поцеловал в шею, как делал когда-то отец, и он помнил, что ей это очень нравилось. Она застыла, почувствовав руки сына на своем животе, а его губы на самом, для нее чувствительном, месте со скоплением нервных окончаний:

– Ты, как отец…

– А ты, как любящая мать. Прости меня…, яяя…, ты… такая красивая…

– Я люблю тебя!

– Я тоже, мама…, и у меня обязательно будет женщина очень похожая на тебя… – Она растерялась несколько, но придя в себя окончательно, даже улыбнулась от радостной мысли, что миновало, что-то очень нехорошее, при этом совсем не оставив и тени смущения.

– Садись есть…, я так счастлива, что ты у меня есть. И я буду счастлива, когда ты найдешь ту единственную… – береги ее, и не дай Бог тебе ей изменить… – При этих словах лицо ее напряглось, маленькая злая складка пролегла поперек лба, глаза закрылись, губы сильно сжались, скулы напряглись, но ненадолго. Глаза открылись, взгляд попал на ширинку на его брюках, что заставило, что-то вспомнить. Неонила ойкнула и спешно пошла на второй этаж, уже с лестницы крикнув: «Кушай, родной, я сейчас».

Роман, не придав значения, чувствуя себя, как никогда легко и спокойно, принялся за завтрак, быстро исчезавший в его животе. Кофе с молоком тогда показался ему особенно ароматным, отхлебывая очередной вкусный глоток, он услышал цокот каблучков матери, отбивавших каждый шаг на ступенях гранитной лестницы. Мама появилась, плавно двигаясь тазом из стороны в стороны, не опираясь о перила, а скользя двумя пальчиками по самой их кромке. Ее бедра обтягивало белое кожаное платье с черным обрамлением, по фасону напоминающее греческую тунику, схваченную ремешком под грудью. Она очень любила такой – он очень шел ей, удачно и ярко выделяя ее соблазнительные формы.

– Дорогой, сегодня особенный день…

– Мам, да он вроде бы завтра…

– Завтра… твой день рождения…

– Ну да…, а что тогда сегодня?

– А сегодня…, я похожа на жрицу…

– Жрицу? Хм…Ты очень красивая…, наверное, похоже… А что за жрица…

– Жрицу бога Дионисия…

– Расскажешь, что это такое…

– Сегодня особенный день, и жрица обязана принести себя в жертву избраннику…

– Мама!

– Не думай о плохом… – это приятно…, просто игра… – Она засмеялась и закрутилась на месте , как-то совсем быстро, даже не естественно быстро и так невероятно быстро и резко остановилась:

– Сегодня не задерживайся, у нас будет праздник…, особенный…, тебе понравится…, иии я и пьянящий Вакх исполним любое твое желание…

– Ух ты клево! Ты помнишь, что обещала меня свозить на «Рюриково городище»?

– Всему свое время… Ну беги в лицей – водитель приехал уже… – Они поцеловались совсем по обыденному, будто в это утро ничего не произошло…

Когда человек подходит к какой-то черте, за которой его ждет уже не грех, но порок, и может произойти, что-то непоправимое, изо всех сил, превосходя себя, Ангел-Хранитель предпринимает, что-то, что перебивая ход грязных и неверных мыслей, возвращает к слепящему свету душу, ибо над телом он не властен, хоть и поворот этот может быть вызван чем-то вполне физическим. Так сработавший на полчаса раньше будильник ни у сына, ни у матери не вызвал никаких подозрений. Стрелка показывала верное время, но механизм сработал на тридцать минут раньше.

Очень своевременно произошедший сбой часов, не только отвлек обоих уже вставших на краю пропасти, но и вразумил их. Действует такое вразумление на каждого человека по-разному, в основном в зависимости от его приверженностей, от его порабощения своим слабостям, как мы думаем, а на деле страстям.

Юноша, быстро придя в себя, не только победил свою неестественную плотскую тягу к матери, но и смог для себя объяснить ее поведение. Она, же уже давно поработившись и приняв в себя блудного беса, услаждая его постоянно, поддалась и теперь. Вразумление оказалось кратковременным – ее увлечение оккультными темами, особенно ее интересовал культ Диониса в древней Элладе и Вакха в римской империи, быстро вернуло в свое русло, напомнив, что именно сегодня происходили особенные обряды, любые из которых заканчивались общественными оргиями и вакханалиями.

Муж её был неплохим человеком, любил ее, но беря в жены, совершенно не предполагал о ее увлечениях, которые ею овладели с юности. Еще в детстве Неонила жила с отцом, советским дипломатом в одной из стран Азии. Совсем ребенком, гуляя она заглянула в пещеру, где слышались стоны. Девочка была очень любопытна, а потому без опасений пошла по коридору, в конце которого мерцал огонь и слышались разные тихие и шелестящие звуки, необычная духовая музыка, пение, и откуда исходил, какой-то манящий аромат. Скоро она стояла в кругу совершенно обнаженных мужчин и женщин, занимающихся без разбора сексом, меняясь и совершенно не обращающих на нее никакого внимания. Усевшись в углу, захотев немного понаблюдать, девочка вдыхала какой-то дымок, распространяющийся с больших металлических блюд с углями. Звуки флейты и еще какого-то духового инструмента постепенно увлекли ее куда-то вдаль…

Ее нашли под утро мирно спящую, свернувшуюся калачиком, накрытую легкой, но плотной тканью, пахнущую, каким-то редким цветком. Местные полицейские, о чем-то перешептывались и кивали, сопереживающее головами, но объяснять ничего не собирались.

Повзрослев на год, ровно в тот же день, Неонила вернулась в эту же пещеру, совершенно не понимая, что ведет ее туда. Утро повторилось то же самое, что и год назад, правда, родители уже нашли дочь не сами и гораздо раньше. Так продолжалось три или четыре года, отец с матерью перестали ее искать, думая, что пещера просто нравится ей. Когда девочка начала становиться девушкой и достигла возраста тринадцати лет, с ней познакомился мальчик, из местной богатой семьи, отец которого был коммунистом, слыл воинствующим атеистом, и, предполагалось, что со временем он должен будет занять видное место в правительстве этой страны.

Чем ближе было к тому странному дню, тем чаще молодые люди гуляли и тем дольше задерживались, проводя много времени в той самой пещере.

Это был пятый год, и однажды, когда они говорили о какой-то книжке, начали собираться люди. Поначалу Неонила испугалась – все они были в масках и молчали, но как только маски одели и на них, она успокоилась. Люди выстроились вокруг большого камня и начали издавать звуки, сливающиеся в один слаженный пульсирующий стон, получалось и приятно и красиво, звук расслаблял и призывал поддержать себя, она влилась, встав вместе со своим другом в круг и сразу почувствовала прилив какой-то энергии сильно беспокоящей ее изнутри. Занервничав, девушка уже не могла прекратить, будто прилипнув к своему месту. Откуда-то появился статный, величественного вида человек, возраст которого определить было сложно, лицо его покрывала золотая личина с рожками. Сопровождающие его высокие, крепкие молодые люди, откуда-то принесли и расставили курительницы с уже дымящейся травой и какой-то смолой, вдыхание запаха от которых начало успокаивать и расслаблять.

Этот вошедший, казался каким-то жрецом из далекого прошлого, ей он виделся полубогом, тело которого хотелось увидеть прямо сейчас, а еще больше стать причастной к нему. Странное и страстное желание возрастало с каждым звуком, вырывающимся из ее уст, и лишь только, девушка двинулась в его сторону, как он первым скинул с себя одежду, оголив тело, оказавшееся женским. Этому примеру последовали и другие, и они были женщинами, но очень сильными, покрытыми панцирем мускулов и красивых татуировок.

Одна из них подошла к другу Неонилы, взяла его и повела к большому плоскому камню. Наклонила его над ним, засучила рукава на обеих руках, и велела их держать двум другим самым крепким. Эти двое очень резким движением каменными ножами сделали небольшие надрезы и оросили камень кровью юноши, после чего его, потерявшего силы, унесли внутрь пещеры. К этому времени девушка плохо понимала суть происходящего и отдавшись на все, что от нее требовали.

Жрицы-богатыри быстро освободили ее от одежды, положили на окровавленный камень, и привязали руки и ноги к толстым медным кольцам. Дальше она вспоминала всполохами: обнаженные женщины и мужчины терлись своими телами о нее, слышались какие-то гимны, ее чем-то поили, была оргия, как и в первый раз, несколько человек лежало и на ней, и под ней, временами она чувствовала их в себе, но больно не было, тело покрылось, чем-то липким, что собрали в чашу, в том числе и кровью, с чем-то смешали и каждый сделал по глотку из этой чаши, остатки влили в нее.

Дальше рассудок помутился, и она пришла в себя уже около дома, сидящей на скамье, вместе со своим другом, живым и здоровым. Распереживавшись, девушка долго расспрашивала его о случившемся, но в ответ он только смеялся и показал совершенно целые, без шрамов и царапин руки.

Через несколько месяцев, родителей перевели в другое место службы, а дочку отправили в столицу, где она так и не нашла покоя. Поступив в институт, она углубилась в изучение всевозможных течений и культов этой страны, и неожиданно увидела такую же, как и у нее наколочку, сделанную во время последней оргии – голову мифического чудища. Такие имели все посвященные жрицы культа Диониса, причем все, что от них требовалось время от времени отдавать свое тело на потребу этому языческому божку. В истории, даже в Ветхом Завете эти жрицы упоминались еще, как жрицы, занимающиеся храмовой проституцией, которых на время служения охватывало не утихающая страсть похоти. С утра до вечера они могли заниматься сексом с одним или несколькими мужчинами, но не теряли ни сил, ни желания. Что бы развратить избранный Богом народ, хватило усилий всего лишь нескольких десятков таких «профессионалов», мастерство и умения которых перенимали и другие жены «детей человеческих».

В наше цивилизованное время подобное воспринялось со смехом. Она рассказала подругам, те растрезвонили, сначала по курсу, затем по университету, тем и кончилось. На самом деле изначально Неонила была весьма скромной девушкой, не падкой даже на ухаживания, но несколько раз в год, ею овладевало нестерпимое желание, которое она не могла удовлетворить за один раз. Первый год она пыталась сдерживаться, старалась обходиться сама, принимала какие-то медикаменты, обращалась к врачам, которые только разводили руки, но ни разу даже не задумалась прийти в храм, где ей постарались бы помочь.

На второй год, уже зная, что ее ждет, она обратилась к молодому человеку, считавшемуся ей другом еще с детского возраста. Он не смог уловить суть просьбы с первого раза, а, поняв, чего от него просят, выругался и исчез с требованием больше с ним не общаться. Волна жгучего желание приближалась, охватывая полностью, предупреждая о неизбежном, и уже в отчаянии, она побежала в порт, как ей казалось, могущий ей помочь.

Невероятно, но от нее шарахались и моряки, и грузчики, даже бомжи, отходили, крестясь. «Спасение» она нашла в одной из подворотен на окраине города, куда ее привез перепуганный, чуть было не изнасилованный, таксист. Здесь собирался весь сброд, ничего не боявшийся, но желавший развлечений…

Так случалось четырежды в год, пока она не нашла группу людей, можно сказать – по интересам, развлекавшихся тем, что менялись подружками и женами, наблюдая, как за ними со стороны. Девушка быстро приобрела желающих попользоваться ее телом, впоследствии, уже в определенные дни, назначая свидания, через час-полтора десятку крепких мужчин. Кроме этого секса в ее жизни больше не было, пока не появился муж.

Первый такой день вверг его в дикое отчаяние, он не смог выдержать марафона, и, оставив его обессиленным на кровати, супруга исчезла, появившись вся измотанная, грязная, избитая, и как ему показалось, изнасилованная, совершенно ничего не объясняя…