Алексей Живой
Спартанец. Племя равных

Глава первая
Вторжение

Сгустившийся туман надежно скрывал от посторонних взглядов парус и хищный остов триеры, рассекавшей волны у знакомых берегов. Кифанта, город периеков, который был почти неразличим на фоне ночного неба, располагалась у подножия огромного мыса. Не прошло и года с тех пор, как Гисандр побывал в этом городе вместе со своим отцом-геронтом. Тогда они прибыли из столицы посуху, на повозке, как и подобает чиновникам. А море увидели, лишь спустившись с холма на пирс. В то время Гисандр тайно искал мастеров для изготовления секретного оружия. И вот теперь он плывет с этим оружием к знакомым берегам, неся смерть спящему городу.

Гисандр бросил взгляд на новехонькие баллисты^[1], стоявшие у бортов триеры. Затем посмотрел на прислугу, готовую открыть огонь по его команде. Даже зажигательными горшками, если понадобится, благо Темпей заготовил их в большом количестве. Но Тарас, как его звали в прошлой жизни, предпочитал сделать все по-тихому. Лишний шум, да еще пожар во время ночного нападения были ни к чему. К счастью, как он узнал после первого посещения этих мест, горючий белый лен хранился в приземистом здании складов, построенных из камня, которому был не страшен даже пожар. Амфоры с маслом, вероятно, хранились там же.

Впрочем, все это интересовало спартанского наварха во вторую очередь. Обстреливать город и порт он не собирался. Сначала следовало быстро уничтожить охрану порта и захватить арсенал, где хранились мечи и копья. Боеспособных частей в городе не много, да и были это в основном периеки^[2]. А эти, сколько ни переодевай в одежду спартанцев и ни учи владеть мечом, со спартанцами не сравнятся. Хотя бывали и среди них исключения.

Главным достоинством периеков была их многочисленность. Среди повстанцев, которые уже готовы были воевать на стороне Леонида, было немало периеков. А оружие, которое собирался захватить наварх, как раз и понадобится для тех, кто примкнет к ним, едва начнется мясорубка.

«В любом случае на роль “пушечного мяса”, как говорили в прошлой жизни, – подумал Тарас, – периеки сгодятся. Спасут немало спартанских жизней».

Осмотрев баллисты и затаившихся на корме морских пехотинцев в полном боевом облачении, которых здесь было несколько десятков, спартанский наварх остался доволен. Его корабль и команда были готовы к нападению.

Он шел первым. А там, позади, совершенно неразличимые во мгле, крались еще два десятка триер с морпехами. Кифанта, не имевшая оборонительных стен, как любой спартанский город^[3], была обречена.

Очередная волна неожиданно тряхнула корабль, обдав брызгами наварха и всех, кто стоял рядом с ним на палубе. Корабль, шедший под парусами, заскрипел всем своим корпусом.

«Только бы на мель не налететь, – едва не высказал вслух свои опасения Гисандр, вернувшись к созерцанию береговой линии, почти сливавшейся с темным небом, – тогда всем планам неожиданного нападения конец».

Но Аполлон хранил их. Ночь – время спартанцев. И Гисандр решил, что все должно пройти тихо и быстро. Иначе царь Леонид, двадцать триер которого сейчас точно так же подбирались со стороны ночного моря к побережью Тироса, стоявшего гораздо севернее, его не похвалит.

Вскоре туман начал редеть.

– Убрать парус и перейти на весла! – приказал Гисандр капитану, находившемуся в двух шагах. Едва тот исполнил приказание и парус с шелестом опустился на палубу, как передовая триера выскочила из укрывавшего их облака на открытую воду. Некоторое время они продолжали по инерции нестись к берегу на полном ходу, словно чудовище, вынырнувшее из морских глубин.

Гисандр посмотрел вперед и вдруг ясно увидел один из пирсов Кифанты, уже так близко, что можно было разглядеть привязанные рыбацкие лодки. До него оставалось не больше двух стадий^[4]. Но и спартанцы теперь стали заметны с берега, на котором уже были различимы темные громады складов и арсенала, расположившиеся неподалеку друг от друга. Пока что все было тихо. Кифанта казалась спящей, а на пирсе никого не было видно.

– Сбавить ход, – приказал Гисандр, кладя ладонь на рукоять меча, и, обернувшись к капитану, добавил: – Правь прямо к пирсу, с той стороны, где нет лодок. И швартуйся, пока нас не заметили.

Но когда триера, выбросив весла по бокам, усилиями гребцов сбавила ход и, качнув хищным носом, стала медленно подбираться к пустынному пирсу, Гисандр сначала услышал топот сандалий, а потом и увидел небольшой отряд из вооруженных копьями бойцов, спешивший к ним навстречу.

– Поздно, – недобро усмехнулся наварх, поправляя ремешок шлема, пока триера со скрежетом притиралась к деревянному настилу широкого пирса, предназначенного больше для погрузки торговых кораблей. – Этокл и Бриант, приготовьте гастрафеты^[5]. Я их отвлеку, начну сам, а потом вы вступите со своими инструментами. Постарайтесь без шума.

Оценив расстояние до приближавшихся солдат, которых было на первый взгляд не больше десятка, Гисандр посмотрел на морпехов и приказал их командиру – рослому спартанцу по имени Архон:

– Готовимся к высадке. А пока всем пригнуться и сесть на палубу, чтобы вас было не видно хотя бы в первые мгновения. Ждем моего сигнала.

Архон кивнул, сделал неуловимое движение рукой, и морпехи почти распластались на палубе триеры, опустив оружие и слившись со снастями.

– Тебя тоже касается, – толкнул Гисандр в бок своего инженера-алхимика, который продолжал как ни в чем не бывало наблюдать за приближавшимися гоплитами, – а то еще зацепят случайно.

Темпей кивнул и тоже рухнул на палубу вслед за морпехами. Рассвет еще не начался, луны на небе не было, и в такой тьме у самого борта триеры можно было различить лишь силуэт Гисандра, капитана и еще нескольких моряков, спускавших сходни на пирс. Этокл и Бриант присели за баллистами, также оставаясь невидимыми для охранников.

Едва Гисандр спустился на широкий пирс и остановился, в ожидании скрестив руки, как послышались торопливые шаги. Вскоре у триеры появилось несколько бойцов из охраны порта, бежавших быстрее остальных. Окинув их взглядом, наварх убедился в своих догадках. Это были периеки, рекрутированные на охранную службу, чтобы не утруждать ею настоящих спартанцев. Одеты и вооружены, как обычные спартанские гоплиты, – доспехи, меч на поясе, щит и копье в руках, – но наметанный глаз Гисандра было не обмануть.

– Кто такие? – без должного уважения поинтересовался тот, что остановился ближе всех, широкоплечий крепыш с бородой, вооруженный только мечом и щитом. – Почему пристали ночью и без разрешения от властей Спарты?

Остальные сгрудились у него за спиной, сжимая копья и с удивлением посматривая на триеру, с которой больше никто не сходил. Из темноты позади них появилось еще несколько человек. «Десять, – пересчитал зыбкие силуэты Гисандр, – похоже, пока все. Интересно, сколько вас на берегу?»

– Ты что, ослеп? – возвысил голос наварх, перехватывая инициативу и давая понять охранникам, что они разговаривают не с простым спартанцем, а с важной птицей. – Спартанцы здесь хозяева. И с каких пор спартанцы должны спрашивать разрешения, прибывая к себе домой, периек? Я могу пришвартоваться на своем корабле когда угодно и где угодно. Даже ночью, ведь спартанцы передвигаются и по ночам. Ты должен это знать.

Но крепыша было не так просто убедить.

– У Спарты нет флота, – заявил он, подозрительно глядя то на Гисандра, то на триеру, чуть приподнимая меч и делая шаг навстречу. – И нас никто не предупреждал о прибытии военного корабля этой ночью. Здесь останавливаются на разгрузку только торговые суда.

Сделав еще шаг, он тоже возвысил голос и приказал:

– Назови себя и скажи, зачем прибыл! А не то я вас всех арестую и посажу в яму, пока не выясним, кто вы и откуда.

Гисандр едва не потерял дар речи. Еще ни один периек с ним так не разговаривал. Кровь бросилась ему в лицо, и в приступе ярости спартанец чуть было не схватился за меч, чтобы немедленно убить своего обидчика. Но усилием воли справился с собою, решив еще немного потянуть время. Однако в это мгновение сама судьба вмешалась в затянувшийся разговор.

– Смотрите! – воскликнул вдруг другой периек, указывая куда-то за спину Гисандра. – Еще корабли!

Гисандр обернулся и увидел, как из тумана показалось сразу шесть парусов, это достиг берега второй эшелон его триер. В свете появившейся из-за облаков луны даже отсюда стали видны выстроившиеся вдоль бортов солдаты со щитами и мечами.

– Это нападение! – заорал главный периек, вскидывая меч. – Убить их!

Но сам все медлил. И копейщики за его спиной тоже замерли в нерешительности. Похоже, вид гоплита, одетого в такие же, как и у них, доспехи, сбивал с толку. Да и держался тот как-то слишком уверенно и спокойно, никуда не бежал.

«Сразу видно, что не спартанцы. Те сначала убили бы всех, а потом стали разбираться, кто перед ними. Ну, все, – решил утомленный разговором наварх, – пора заканчивать этот театр».

– Я помогу тебе. Ты хотел знать, как меня зовут? – спросил он, делая шаг вперед и вставая вполоборота к своему противнику, так что между ними осталось не более трех шагов. – Меня зовут Гисандр, я наварх первого спартанского флота.

Он чуть помедлил, незаметным движением вытаскивая узкое лезвие из ножен на поясе.

– И еще, твой друг прав. Это – нападение.

Резко брошенный нож незаметно вылетел из руки наварха, и командир охранников, схватившись за горло, рухнул на влажные доски пирса. Харкнув кровью, он мгновенно затих. Зато остальные сразу бросились на Гисандра, выкинув вперед копья. К счастью, в первом ряду было всего трое нападавших.

Увернувшись от первого копья, наварх шагнул в сторону, выхватил свой меч и отбил второе, одновременно пнув носком сандалии в пах нападавшего периека. Тот взвыл от боли, согнувшись, на мгновение забыв обо всем. Третье копье заставило Гисандра присесть, пропуская его над собой. В этот момент он оказался так близко к борту триеры, что копье периека, звякнув по шлему, вонзилось в обшивку и застряло в ней.

– Вот это подарок, – обрадовался наварх и нанес обезоруженному противнику удар клинком в живот снизу-вверх. Вспоров кожаный панцирь, меч спартанца рассек кишки периека. Дикий вопль был тому подтверждением.

– Заткнись! – прикрикнул на него Гисандр, распрямляясь и ударом ноги отправляя истекающего кровью бойца в воду. – Умри молча, как мужчина.

Еще не затих громкий всплеск от падения тела в воду, как новый удар копья, а после еще один и еще, заставили Гисандра, яростно вращая мечом в полутьме, податься назад. На него вновь наступали трое. Но, к счастью, Этокл и Бриант решили больше не ждать. В следующее мгновение две короткие стрелы, выпущенные из гастрафетов с высокого борта триеры, отбросили крайних нападавших назад, прошив доспехи на груди как папирус.

Оставшийся воин продолжал наступать. Он так увлекся, решив, что уже загнал противника в угол пирса, за которым виднелась только темная гладь воды, что допустил ошибку. Периек раскрылся, слишком далеко выбросив руку с копьем и отведя в сторону щит, за что был тут же наказан. Тарас всегда успевал ловко уворачиваться от ударов копья, хоть и дрался без щита. Сказывалась длительная подготовка. В этот момент, вновь увернувшись, разъяренный спартанец хлестким движением рубанул по руке противника. Одним ударом наварх отсек нападавшему кисть. Окровавленная пятерня упала вместе с копьем на доски. Раздался душераздирающий вопль бойца, который тут же упал на колени и выронил щит из другой руки, схватившись ею за окровавленную культю.

Не раздумывая, Гисандр шагнул к нему и нанес хлесткий удар по оголенной шее, которую шлем уже не мог защитить. Отделившись от тела, голова периека прокатилась по мокрым доскам, запачкав их кровью, и упала в темную воду, издав громкий всплеск.

– Лучше потерять руку, чем голову, – назидательно произнес Гисандр, стоя над обезглавленным мертвецом и глядя, как морпехи, один за другим, выбегают на палубу или прыгают через борт на доски пирса.

Морпехи сразу же бросались в атаку на обескураженных охранников, число которых за время схватки с Гисандром удвоилось. Этот бой оказался быстротечным. Пятеро из солдат Кифанты умерли на месте буквально за мгновение под ударами морпехов, еще двоих сняли гастрафетчики с палубы. Остальные, неожиданно увидев перед собой лавину атакующих спартанцев, покидали в воду оружие и бросились бежать в сторону берега.

– Периеки, – процедил сквозь зубы Гисандр и даже сплюнул от презрения. А заметив пробегавшего мимо Архона, крикнул тому вслед: – Догнать всех! Никто не должен добраться с побережья до города, пока мы не захватим арсенал и склады.

В этот раз наварх не устремился в бой за своими морпехами, предоставив команду Архону, а задержался у триеры. Обернувшись, он всматривался в прибывающие корабли. Шесть триер при ярком лунном свете шли уже не таясь под парусом и лишь у самого берега, как и корабль Гисандра, перешли на весла.

Две из них причалили рядом с местом швартовки наварха, остальные взяли правее, заметив еще один пирс. С едва причаливших кораблей на мокрые доски посыпались морпехи – новые подразделения, которых в Спарте до сих пор еще не видели, впрочем, как и собственного флота. Большая часть этих солдат были спартанцами, некоторые даже афинскими гоплитами, перешедшими на службу к царю Леониду после падения Афин. Но морпехи из экипажей трех кораблей, участвовавших в нападении на Кифанту, были собраны из бывших пиратов и разношерстных бандитов, кое-как обученных воевать в строю. В морском бою им просто не было равных. Этих отчаянных вояк Гисандр привез прямо с Итаки, места, где тайно зародился первый флот Лакедемона. Размахивая мечами, словно шли на абордаж, бывшие пираты бежали в сторону складов и арсенала Кифанты, у которых уже разгорелся нешуточный бой.

А Гисандр, как завороженный, все смотрел и смотрел на море. Там, из черного ночного воздуха и редеющего тумана возникали все новые корабли спартанцев. Вскоре им перестало хватать места на пирсах, и новая линия из семи кораблей осторожно подошла на веслах к самому берегу, а морпехи стали спрыгивать прямо в воду.

Ради внезапности нападение было задумано ночью. Несмотря на то что многие капитаны были неопытными и не знали этих вод, – ведь почти никто из них никогда не бывал в Спарте. Даже афиняне. Риск разбить корабли был велик, но оправдан. Однако спартанцам удалось приблизиться и даже высадиться незамеченными, как и рассчитывал царь Леонид, поскольку их никто не ждал здесь. Гисандр вообще был удивлен, как гладко пока проходило вторжение. Но, едва он об этом подумал, как начались несчастья. Один из кораблей в темноте все же налетел на прибрежные скалы, получил пробоину в борту и завалился на бок. Вся команда вместе с морпехами оказалась в воде. Рядом с ним вскоре и другая триера села на мель.

– Баллисты спасайте! – крикнул наварх морякам с перевернувшегося корабля. – Утонет хоть одна – всех казню!

Он не был уверен, что его услышали, но моряки и солдаты действительно бросились спасать оружие, вскоре вытащив все баллисты на берег. Наконец, последние корабли появилась из тумана и высадили оставшихся солдат на берег. Все пирсы и воды местной бухты, освещенной пока только лунным светом, запрудили спартанские триеры. От этого зрелища первый наварх Спарты пришел в неописуемый восторг.

– Вторжение началось, – констатировал вслух Гисандр, закончив созерцать морскую часть операции, – пора заняться делом на суше, пока не рассвело.

Заметив высунувшегося из-за баллисты Темпея, добавил:

– А ты пока на корабле посиди.

Тщедушный Темпей кивнул. Врачеватель и алхимик по совместительству явно не горел желанием померяться силами с местными гоплитами. Не его это было дело.

Между тем Гисандр, подозвав жестом своих гастрафетчиков, что служили ему личной охраной, направился к местному арсеналу – каменному зданию, расположенному недалеко от берега. Он бывал в нем уже раньше вместе с отцом-геронтом и нашел здесь тех самых мастеров, что изготовили ему баллисты. К счастью, сейчас все они были далеко и находились в безопасности. Гисандр, командовавший вторжением в Кифанту, мог не беспокоиться, что по случайности его воины убьют лучших мастеров, которых он так ценил. Еще на суше он отдал приказ солдатам – ни при каких обстоятельствах не убивать местных мастеров-оружейников, если они не окажут сопротивления. А если окажут, – все равно не убивать. Только обезоружить, связать и ждать дальнейших распоряжений. Кто-то должен был ему строить новые баллисты в будущем. А их понадобится очень много, когда все препятствия для производства будут сняты.

Приблизившись к арсеналу в сопровождении охраны, Гисандр узрел у единственного входа в здание несколько десятков мертвецов, валявшихся на песке. Все они были одеты как спартанцы, так что наварх не смог понять, кто из них принадлежит к охране арсенала, а кто к его людям. К счастью, неподалеку наварха ждал Архон со своими морпехами, готовый все объяснить.

– Потери у нас есть? – поинтересовался наварх, осматривая убитых, которые в большинстве своем были зарублены мечами.

– Еще не всех посчитали, но, думаю, не больше пятерых бойцов с нашего корабля, – ответил Архон и, кивнув на команды с остальных триер, добавил: – На других кораблях потерь больше. А здесь было всего человек двадцать охранников.

– Отлично, значит, нас действительно никто не ждал, – остался доволен услышанным Гисандр. – Как мы и планировали. А теперь пойдем внутрь, посмотрим, что удалось захватить.

Наварх бросил взгляд на морпехов с других кораблей, которые уже подавили все очаги сопротивления на берегу и ждали его команды, собравшись чуть в стороне у складов. Перешагнув через двух мертвых периеков, валявшихся в луже собственной крови прямо на лестнице, Гисандр взял в руки чадивший факел, выдернув его из специальной подставки на стене, и спустился вниз по широким ступеням.

Впереди него шли морпехи с корабля, а позади воины с гастрафетами. Повсюду виднелись следы борьбы и лежали мертвые воины в красных плащах и спартанских одеждах. «Надо бы знаки различия придумать для солдат армии Леонида, – неожиданно пришла в голову наварха простая и ясная мысль, – повязки на руку надевать, что ли. А то в пылу сражения не отличим своих от чужих. Все на одно лицо. Не с персами ведь воюем».

– Мы застали их врасплох, – пояснил Архон, – закололи охрану снаружи, открыли дверь и ворвались внутрь, быстро перебив всех, кто тут был.

Дойдя до нижнего широкого помещения, где некогда работали теперь его личные мастера Поликрат и Еврон, Гисандр с удивлением остановился у одной из десятка имевшихся здесь печей. Нигде сейчас не горел огонь, печи были холодные. Оглядываясь вокруг, наварх поинтересовался:

– А что, разве мастеров с подмастерьями и чернорабочих здесь не было?

Архон отрицательно замотал головой.

Гисандр, подняв факел повыше, молча осмотрел выстроенные вдоль стены копья и мечи. На первый взгляд копий здесь было не меньше двух сотен, а мечей почти пятьсот, можно было вооружить целую мору^[6]. Это была завидная и легкая добыча.

– Странно, – пробормотал Гисандр, припоминая свои встречи с мастерами-оружейниками, – обычно они даже по ночам работают. А сейчас пусто. Может, сбежали до вашего прихода или праздник какой?

Он еще раз пристально обвел взглядом помещение в мятущемся племени факела и не заметил никаких признаков поспешного бегства.

Архон в ответ лишь демонстративно пожал плечами.

– Ладно, – закончил осмотр трофеев наварх, – идем назад. Все это собрать и пока погрузить на корабли.

Оказавшись снаружи, Гисандр заметил первые лучи солнца на ночном небосводе. Вдоль всего побережья над морем протянулись розовые полосы, отчего силуэты скопившихся в гавани триер стали еще отчетливее.

– Порт наш, – произнес наварх и, посмотрев в сторону скопления домов у подножия недалекого холма, добавил: – Пора захватить этот спящий город, пока он не проснулся.

Гисандр отдал приказ построить всех солдат, оказавшихся на берегу. А когда перед ним, блестя щитами и копьями, вытянулся строй армии вторжения, в которой насчитывалось больше тысячи человек, довольно улыбнулся.

«С такими силами Кифанта к полудню будет моей», – подумал наварх, но вслух коротко приказал:

– Выступаем. Никого не щадить.

Глава вторая
Новый закон

Как ни пугал неопытных мореходов гнев Посейдона, но отплытие ударного флота из Афин по совету своего первого наварха царь Леонид назначил на ночное время. И вскоре четыре десятка триер, оставив за кормой сначала остров Саламин, затем скалистую Эгину и Калаврию, тайно вышли в море. Уже на рассвете следующего дня корабли первого спартанского флота миновали побережье Арголиды, едва напомнившее о себе тонкой изломанной линией на горизонте. И, под прикрытием дымки из облаков, устремились в направлении берегов Лаконии.

Царь Леонид специально приказал выйти так далеко в море, чтобы никто не сообщил в Спарту о приближении его тайного флота до тех пор, пока они сами не достигнут ее берегов. А потом уже будет поздно.

– Любой встречный корабль, Гисандр, должен быть захвачен, а команда перебита, – приказал царь, когда, несколькими днями ранее, они обсуждали на тайном совете с навархом и командующим сухопутными силами план нападения на Лакедемон^[7], находившийся сейчас во власти эфоров^[8]. – Никто в Спарте не должен узнать о нашем приближении раньше, чем я нанесу свой удар. Я уже принес жертвы богам, и они приняли их. Значит, наш поход будет успешным. Однако и плата за победу будет высокой.

– Конечно, мой царь, – кивнул Гисандр, ничуть не испугавшись, – любой спартанец всегда готов умереть. Тем более я. А ради освобождения своей родины от власти эфоров – я готов умереть даже дважды, если бы боги даровали мне две жизни.

Говоря так красноречиво, что было непохоже на обычные спартанские речи, Гисандр ничуть не кривил душой. Но Леонид простил ему излишнее многословие, столь неприличное для спартанцев, потому что отлично знал – Гисандр ненавидит эфоров не меньше, чем он сам. И доказал это уже не раз своей верной службой.

Гисандр действительно ненавидел эфоров ничуть не меньше самого царя Леонида, но совсем по другой причине. Хотя, если разобраться, причина была все-таки схожей. Эфоры стояли на страже древних законов Ликурга^[9], много столетий сильно ограничивающих власть царей. А также не позволявших Спарте иметь собственный флот, создавать иное оружие, кроме меча и копья, а также развивать любые ремесла, торговлю, а тем более наслаждаться искусством. Именно из-за этих традиций, был уверен создатель баллист и первый наварх флота, Спарта не имела и половины той власти в греческом мире, которую могла бы иметь. И это несмотря на самую сильную сухопутную армию.

У Спарты была великолепная, самая лучшая в Греции армия из закаленных бойцов, каждый из которых стоил не меньше семерых^[10] воинов врага. Но передвигаться она могла только посуху и пешком. Использовать корабли и коней спартанцам настрого запрещалось. Биться в строю за свою родину могли только граждане Спарты, никаких других сословий или наемников. Войско было сильным, но довольно малочисленным, что заметно ограничивало его возможности. Впрочем, частые потери граждан в войнах, которые Спарта вела почти непрерывно, все же привели к некоторым послаблениям: с недавних пор в армию набирались периеки. Но пока только на роль вспомогательных частей. Да и сравниться в воинской подготовке вчерашние ремесленники со спартиатами, отдававшими этому делу всю жизнь, конечно, не могли.

Созданное Гисандром и уже успешно опробованное в битве с персами новое оружие, называвшееся баллистой, вообще могла постичь участь кифары Тимофея из Милета^[11]. Как и все изобретения в Спарте, создателей которых почти всегда казнили. Ведь все новое запрещалось, а жизнь и смерть должны были идти своим чередом, как и сотни лет назад. Законы Ликурга были написаны на века и до сих пор оставались незыблемы. На страже этих законов и стояли эфоры, возвысившиеся даже над царями. А значит, по неумолимой логике, для того чтобы изменить судьбу Спарты, нужно было бросить вызов самими эфорам. И сделать это мог только тот, кто решился рискнуть своей жизнью и пойти до конца.

Смерть спартанцев не страшила. Они всегда готовы были умереть за родину. Но начать войну со своими соплеменниками для того, чтобы потрясти Спарту, а затем и весь греческий мир отменой заветов Ликурга, – на это были способны не многие из храбрецов. А лишь те, что отважились заглянуть в будущее. И еще те, кто просто любил своего царя и верил ему во всем.

Во главе возникшей буквально за последний год, не без участия Гисандра, тайной силы, стремившейся захватить власть в Спарте, находились только трое – сам царь Леонид, полководец Эвривиад и наварх Гисандр. Точнее, здесь, в Афинах, заметны были только трое, а сколько еще тайных советников, не считая пифия Клеандра, и доброжелателей находилось вокруг царя в войске и в самой Спарте, не знал даже сам Гисандр. Впрочем, как и количество его недоброжелателей, а также противников отмены древних традиций. Одно было ясно, их будет едва ли меньше, чем половина Спарты. Ни Леотихид, ни тем более эфоры, просто так власть не отдадут. А значит, все придется решать силой оружия. Но это не пугало мятежного царя. Ведь Леонид уже давно втайне создавал с помощью Гисандра то самое новое оружие, которое и решил теперь направить против тех, кто был так слеп и не хотел верить в его силу.

Однако недовольство эфорами и двоевластием, несмотря на видимость порядка, росло уже очень давно, и дело было не только в личности самого царя. За Леонидом и его помощниками, готовившими заговор, пошла почти половина армии Лакедемона, бившаяся с ним у Фермопил, при Дельфах и захватившая в итоге Афины. Стоило лишь ему озвучить свою цель. Для многих приверженцев рода Агиадов отдать жизнь за царя было равносильно смерти за Спарту, пусть даже и в борьбе с ее же сыновьями. Эти воины шли за своим царем туда, куда он скажет, и готовы были повернуть свое оружие против его врагов. Или тех, кого он назовет своими врагами. И хотя дом Евприпонтидов был менее популярен в народе, на первом этапе Леонид открыл свои планы лишь части полемархов, в которых был уверен, обозначив дату нападения. Остальные же пока оставались в неведении относительно планов царя.

Часть этой армии, шесть мор под предводительством верных царю полемархов^[12], еще два дня назад также тайно вышла посуху из захваченных Афин в направлении Спарты через узкий перешеек под названием Истм. Сейчас она должна была достичь границ нейтральной Аркадии и вступить в нее, с тем чтобы еще через несколько дней быть на северной границе Спарты одновременно с тайным флотом царя, который подойдет к ее берегам с моря. Войско из трех тысяч спартанцев, по замыслу Леонида, было резервом и отвлекающим маневром одновременно. Основной удар по эфорам и стоявшему за них царю Леотихиду^[13] из дома Еврипонтидов Леонид задумал, впервые в истории Лакедемона, нанести именно с моря и взял его подготовку на себя.

– Времени у нас мало, – сообщил Гисандру на том же совете Леонид, где кроме них присутствовал только Эвривиад, некогда командовавший объединенным флотом союзников в битве против персов, а теперь вновь вернувшийся по решению царя к командованию наземными силами, – персы под командой Мардония удалились от Афин и зализывают раны, но не ушли из Греции. Они ослаблены, однако еще не оставили попыток пробиться сквозь дельфийские проходы. Через Геллеспонт к ним постоянно подходят подкрепления. И война вскоре продолжится с новой силой. А потому наш удар в сердце Спарты должен быть неожиданным, очень быстрым и смертельным для наших врагов. Второго шанса у нас не будет.

Царь ненадолго замолчал, подошел к выходу из шатра и откинул полог, бросив взгляд на море и видневшийся внизу под холмом полуразрушенный порт Пирей. Главный порт Афин еще кое-где дымился после битвы с персами и недавних пожаров, но уже быстро возвращался к жизни усилиями того же Гисандра. Спартанский наварх разместил здесь почти сотню своих кораблей, из числа захваченных у афинян, а также их команды, которые также были заняты на работах. Шатер царя Леонида располагался на одном из холмов, окаймлявших самую большую гавань. Всего же Пирей, находившийся на обширном полуострове, имел как минимум три гавани. Главной был сам Пирей с несколькими бухтами, которые дополняли гавани Мунихии и Зеи. Две последние служили в основном стоянками для военных кораблей. В центральной же, то есть большой гавани, могли стоять не только военные триеры, но и торговые суда.

«Место выбрано неплохо, – мысленно похвалил Гисандр завершивших не так давно это грандиозное строительство афинян, – отсюда удобно и торговать, и воевать. Нам такой порт пригодится».

Между тем Леонид, посмотрев, как рабы восстанавливали поврежденную пристань для триер, скользнул взглядом по мощенной булыжником дороге, уходившей в сторону Афин, и, развернувшись, шагнул обратно к центру шатра. Гисандр не без удовольствия заметил, что, имея теперь в своем распоряжении все общественные здания и шикарные особняки захваченных Афин, Леонид все же предпочитал спартанский образ жизни роскоши местных правителей и тем более не стал уподобляться Ксерксу, царю царей, просто тонувшему в роскоши. Хотя имел к тому все возможности.

«Все-таки спартанцы есть спартанцы, – ухмыльнулся Гисандр, отворачиваясь в сторону, чтобы Леонид не счел это за насмешку, – в чем-то наш предок Ликург был прав, когда вводил законы против роскоши. И в новой жизни мы это, как исключение, возможно, оставим. Но время его остальных замшелых законов ушло. Пора вводить новые».

– Ты отплываешь вместе со мной, Гисандр, – вывел его из задумчивости властный голос царя, обратившего взор к карте Афин и прилегавших морских просторов, искусно выжженной на куске тонкой кожи. Эта карта лежала сейчас на небольшом белом столике с золочеными ножками. Единственном атрибуте роскоши, который Леонид позволил себе иметь в своей походной обстановке, да и то только потому, что ни одного другого стола поблизости не нашлось. Вся остальная мебель сгорела, а этот столик чудом уцелел.

– Мы возьмем с собой сорок кораблей, незаметно покинем Афины, обогнем Арголиду… – палец царя уверенно чертил невидимую линию морского пути, который им предстояло преодолеть за пару дней. – …Затем ночью разделимся в море на два отряда и нападем сразу на два города вот здесь.

Гисандр проследил за указующим перстом Леонида и увидел, как тот отчетливо ткнул в точки под названием Тирос и Кифанта.

– Я атакую Тирос, на рассвете захвачу его и казню всех, кто не подчинится. Затем, соединившись с армией из периеков, собранной доверенными людьми, которая будет ждать сигнала в моем темене…