Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь – Алексей Черкасов

Чего обычно ждешь от советской литературы? Доброты и бурной агитации. Жестокости тоже обычно не удивляешься (разумеется, исключительно от врагов мирового социализма), но она обязательно смягчается пылающим красным знаменем, победоносно поднятым в конце. И не имеет значения, за какое произведение ты принялся – за детскую ли повесть, военный роман или семейную сагу…«Сказания о людях тайги» – вторая на моей практике книга (три книги, если точнее), которая порушила эти ожидания, заставляла чувствовать себя не в своей тарелке, скрипеть зубами и даже вздрагивать, что со мной вообще случается крайне редко. Тем показательнее, что уже второй раз подобные эмоции у меня вызывает именно советская книга (первой был роман Иванова «Тени исчезают в полдень»).Перед нами долгая история сибирских поселений, в центре которой – деревня Белая Елань (правда, центр постоянно смещается, но мое восприятие бросило якорь именно там). По сути, в книгах все изложено таким образом: пролог (очень долгий пролог), зачин, сотрясение сибирского края во время революции и гражданской войны, эпилог. Изложить содержание подробнее сложно: очень много персонажей и, главное, полная чехарда в тексте, с множеством порожков и отступлений. Так, например, сначала мы тесно приплетаемся к Ефимии, вечному светочу всех трех книг, Юсковым и Боровиковым, но во второй книге вдруг падаем к Ною, который потом бац да ускакал, что оставляет легкое недоумение. В третьей книге планируешь окунуться в военную пору, но авторы нещадно скачут не хуже Вельзевула (спокойно, это всего лишь конь), пропуская по многу лет и в одну строку излагая такие вещи, которые стоило бы расписать минимум на десятки страниц. Забегая вперед, оценки книг падали по мере чтения: очень понравилась первая книга, сносно прошла вторая, хотя и вызвала ворох возмущения непутевой Дуней, разочаровала третья, показавшаяся натянутой, небрежно настроганной.Ну а теперь об общих впечатлениях. Безусловно, самая сильная для меня часть в этих книгах – религиозная. Она по-настоящему пугает тем, насколько тупо-упертыми могут быть люди в своей необразованности. Сначала редкая сволочь Филарет зомбирует людей, погрязших во тьме, иначе не скажешь, творящих такое, что Святая Инквизиция невольно присвистывает, и сколько ни пытайся до них достучаться, без толку. От того, что они несут и делают, хочется выть и трясти недоумков, пока не появится хоть капля разума. Потом ладно, спали оковы Филаретовы, но народ все равно понесло дальше, вплоть до абсурдных совершенно и немыслимо далеких от христианства толков, тополевых да рябиновых. У людей в головах страшная каша, и они ни в какую не хотят с ней расставаться. И в их тьму попадают все новые и новые люди. Замечательный пример – юная Меланья. Очень подробно описано, как постепенно сгнобили мозги несчастной, до такой степени, что выправить уже нереально.После всех этих ужасов невольно хочется посвятить себя делу просвещения. Потому что эта тьма, тьма беспросветной тупости, страшнее любой другой тьмы.Параллельно с бесконечной религиозной круговертью рушится империя, настает революция, кружится в полном угаре гражданская война. Как и в любой другой книге об этом смутном времени, читаешь и диву даешься, как вообще кто-то выжил в эту страшную пору. То белые, то серые, то красные, новые пророки, новые порядки, грабежи, кровь, кровь, кровь… Не знаешь, кому верить, куда метнуться, что думать. После этого урывки дальнейшей жизни с глубокими отпечатками репрессий и мировой войны уже не особенно впечатляют, но в основном потому, что описано все, как уже указала ранее, довольно скупо. И все же читаешь, читаешь – а что еще делать? Перед глазами пронеслось множество жизней, и хочется узнать, как они продолжились, закончились, что оставили после себя.Книги читаются легко, хотя иногда чувствуется разнородность текста. Так, читаем поэтичные и философские завихрения о Енисее да о людском горе, потом срываемся на вполне себе деловитый и бравый текст, затем попадаем в омут воплей и уменьшительно-ласкательных окончаний. Нет, серьезно, странно выглядит, когда о суровом Ное вдруг говорят в стиле «ай-яй-яй, Ноюшка». Ладно вечная Дарьюшка, хотя тоже коробило, но Ноюшка – это атас. Хотя, что уж тут, здесь очень много деревенского говора, который сейчас воспринимается со скрипом и заставляет морщиться.Однако справедливости ради признаюсь, что кое-что даже утащила себе в копилку. Возглавили списочек обзывания «гидра капиталистическая» и «гидра библейская». Прекрасно же, ну.В целом трилогию оцениваю очень положительно. Не бояться читать, но – читать-бояться!

Семейная сага, разворачивающаяся на фоне знаковых событий российской истории. Впрочем, как «на фоне» – скорее, в самой их гущи. Где-то героям удается остаться просто свидетелями, но большей частью они – активные участники.

Если честно, я не очень умею хвалить. А потому скажу только, что «Хмель» – первая часть трилогии – мне понравился больше остальных, читался взахлеб и оставил после себя долгие «перевариваемые» впечатления. А вот «Черный тополь», на мой взгляд, получился скомканным и… не знаю, как правильно… лично пережеванным, что ли? Время, о котором писал автор, было временем его испытаний и бед, а потому необходимого каждому автору художественного произведения взгляда со стороны не получилось. Когда так сильно горит, лучше писать мемуары, иначе персонажи однобокими получаются. Это не отменяет, впрочем, того, что трилогия стала классикой советской литературы 20 века и еще долго будет востребована. Замечательная сага, которую стоит читать, обдумывать, спорить… проживать жизни вместе с ее героями и открывать для себя суровый край приенисейской тайги.

Запев первый.

За горами, за лесами, в тайге нехоженной, у реки неприветливой стоят крепости твердые.

Не из камня они вытесаны, не из дерева построены – живые люди в них как бревнышки сложены.

Держат люди крепость лютую, жизнь темную. Тело уродуют, ум затворяют, душу калечат. А верховодят там старцы ветхие – и всяк свой толк проповедует, свой суд учиняет.

Староверы то. Нет единого у них предписания, а в каждой избе свой толк – кто на тополь молится, кто на дырку, кто на рябину.

Но наш сказ не про святость будет, а про любовь страстную и дела злодейские. Сколько изб – столько сказов потаённых да запутанных, не упомнить всех – хоть нотатки оставляй.

Что за мужики в той земле – ни словом сказать, ни пером описать. Лапы сильные, хрудь широка, мотня до полу, в бороде курчавой солнце прячется.

Бабы там – горемычные, худосочные да потрёпанные. Кто в казенный дом, кто в весёлый дом, а кто и у себя в избе камень грызёт, слезами умывается. А кто видная, складная бабёнка – та змеюка подколодная и паскудство творит. Ибо лишь в сраме дщерь Евы расцветать может, так в нашем сказе положено.

От самого анчихриста-Наполеона сказ поведём. Про всю жизнь сибирскую суровую расскажем.

Миллионщики, толстосумы проклятые, простой люд теснят, кровь высасывают. Сицилисты, политкаторжные аки ангелы белоснежные там расхаживают. Космачи дремучие лямку тянут, да в тайге золотишко подхоранивают. А жандармы, итить их в маковку, над людями изгаляются, насильники да каратели.

Борется крепость староверская с правдой комуняцкой, городская суматошность с сырой землёй. И любятся соколики с белицами, не без этого…Запев второй.

Сказано у Иоанна:

«И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».

Про войну буду нынче вам сказывать.

Казаки лихие – шашки золотые, хрудь в аршин, мотня до полу. В Петрограде были, самого Ленина ясно-солнышко видели. Ясно-солнышко светит над землею, в глазах праведных – за весь мир тревога.

Колчак-анчихрист по тайге рыщет, избы жгёт, народ губит.

Эсеры, баламуты серые, мужиков смущают, контру наводят.

Немец с чехом красных бьют, в штабных вагонах водку глушат.

Одна надёжа – большевик! Да далече от Петрограда до тайги добираться…

Ой, тошнехонько мне, ой тяжко. Поднимется брат на брата, сын на отца. Не солнцем холсты отбелятся – кровушкой выстираются. Ярость – на ярость; копыто – в копыто; зуб – в зуб; око за око; небу жарко будет!Запев третий.

Али не умылась слезами земля сибирская? Али всех детей нашли-обогрели? Али в поле пшеница поднялась? Али потухли все пожарища?

Идёт-грядёт новая беда. Ишо скалится в тайге белый недобиток. Ишо не всю контру извели из деревни. Прячут буржуи награбленное под спудом, мешают трудовому населению, строят козни. Подводят под суд по ложному навету красных партизан и опору нашего правого дела – молодежь! И таится еще в избах изуверский староверский толк.

А там и Гитлер проклятый на Русь войной пошел – из каждой избы да по мужичку взял. Не вернулись мужички, сеять некому. Бабы спину гнут, надрываются. Дети малые отцов не видели, без призору растут, всё попуталось.

Только кулаки недобитые в тылу объедаются, да буржуи проклятые последнее с народу тянут.

А война прошла – возвернулась малая толика мужиков. Кто из плену, кто при ордене. Лишь бы живы были. А ведь жизнь без них бурной рекою текла, не останавливалась. Бабы детишек несут – на, смотри, твой родимый! А коли двое детишек да от разных баб? Всё попуталось…

Мужики-то побитые, поседелые. А всё то же – хрудь в аршин, мотня до полу.Провела я с вами в сказах да песнях дюжину ночей. Про любовь и смерть, про окаянного Филарета, про праведную Ефимию, про бедового Коня Рыжего, про старого большевика Тимофея, про змею Дуньку, про честного Демида, про ясно-солнышко Ленина и светлый-месяц подполковника госбезопасности все вам рассказала.