Алексей Апухтин
Избранное

«На голове невесты молодой…»

 
  На голове невесты молодой
Я золотой венец держал в благоговенье…
Но сердце билося невольною тоской;
Бог знает отчего, носились предо мной
  Все жизни прежней черные мгновенья…
Вот ночь. Сидят друзья за пиром молодым.
Как много их! Шумна беседа их живая…
Вдруг смолкло всё. Один по комнатам пустым
Брожу я, скукою убийственной томим,
    И свечи гаснут, замирая.
Вот постоялый двор заброшенный стоит.
    Над ним склоняются уныло
    Ряды желтеющих ракит,
И ветер осени, как старою могилой,
    Убогой кровлею шумит.
    Смеркается… Пылит дорога…
Что ж так мучительно я плачу? Ты со мной,
Ты здесь, мой бедный друг, печальный и больной,
Я слышу: шепчешь ты… Так грусти много, много
    Скоплялось в звук твоих речей.
    Так ясно в памяти моей
Вдруг ожили твои пустынные рыданья
    Среди пустынной тишины,
  Что мне теперь и дики и смешны
    Казались песни ликованья.
Приподнятый венец дрожал в моей руке,
И сердце верило пророческой тоске,
    Как злому вестнику страданья…
 

11 мая 1858

Сосед

 
Как я люблю тебя, дородный мой сосед,
  Когда, дыша приязнью неизменной,
Ты плавной поступью приходишь на обед
  С улыбкой вкрадчиво-смиренной!
Мне нравятся в тебе – твой сладкий голосок,
Избыток важности и дум благочестивых,
И тихо льющийся, заманчивый поток
    Твоих бесед медоточивых;
Порою мысль твоя спокойно-высока,
    Порой приходишь ты в волненье,
  Касаясь не без желчи, хоть слегка,
    Ошибок старого дьячка
    И молодого поколенья…
И, долго слушая, под звук твоих речей
Я забываюся… Тогда в мечте моей
  Мне чудится, что, сев в большие дроги,
    На паре толстых лошадей
    Плетусь я по большой дороге.
  Навстречу мне пустынный путь лежит:
Нет ни столбов, ни вех, ни гор, ни перевоза,
    Ни даже тощеньких ракит,
    Ни даже длинного обоза, –
Всё гладко и мертво; густая пыль кругом…
А серый пристяжной с своей подругой жирной
По знойному пути бредут себе шажком,
И я полудремлю, раскачиваясь мирно.
 

26 мая 1858

«Я покидал тебя… Уж бал давно затих…»

 
Я покидал тебя… Уж бал давно затих,
Неверный утра луч играл в кудрях твоих,
Но чудной негою глаза еще сверкали;
Ты тихо слушала слова моей печали,
Ты улыбалася, измятые цветы
Роняла нехотя… И верные мечты
Нашептывали мне весь шум и говор бала:
Опять росла толпа, опять блистала зала,
И вальс гремел, и ты с улыбкой молодой
Вся в белом и в цветах неслась передо мной…
А я? Я трепетал, и таял поминутно,
И, тая, полон был какой-то грустью смутной!
 

4 июня 1858

Расчет

 
Я так тебя любил, как ты любить не можешь:
Безумно, пламенно… с рыданием немым.
Потухла страсть моя, недуг неизлечим –
   Ему забвеньем не поможешь!
 
 
Всё кончено… Иной я отдаюсь судьбе,
С ней я могу идти бесстрастно до могилы;
Ей весь избыток чувств, ей весь остаток силы,
   Одно проклятие – тебе.
 

6 июня 1858

Картина

 
С невольным трепетом я, помню, раз стоял
  Перед картиной безымянной:
Один из ангелов случайно пролетал
  У берегов земли туманной.
И что ж? На кроткий лик немая скорбь легла;
  В его очах недоуменье:
Не думал он найти так много слез и зла
  Среди цветущего творенья!..
 
 
Так вам настанет срок. На шумный жизни пир
  Войдете тихими шагами…
Но он вам будет чужд, холодный этот мир,
  С его безумством и страстями!
Нет, пусть же лучше вам не знать его; пускай
  Для вас вся жизнь пройдет в покое,
Как покидаемый навеки вами рай,
  Как ваше детство золотое!
 

11 июня 1858

Летней розе

 
Что так долго и жестоко
Не цвела ты, дочь Востока,
Гостья нашей стороны?
Пронеслись они, блистая,
Золотые ночи мая,
Золотые дни весны.
 
 
Знаешь, тут под тенью сонной
Ждал кого-то и, влюбленный,
Пел немолчно соловей;
Пел так тихо и так нежно,
Так глубоко безнадежно
Об изменнице своей!
 
 
Если б ты тогда явилась,
Как бы чудно оживилась
Песня, полная тоской;
Как бы он, певец крылатый,
Наслаждением объятый,
Изнывал перед тобой!
 
 
Словно перлы дорогие,
На листы твои живые
Тихо б падала роса;
И сквозь сумрачные ели
Высоко б на вас глядели
Голубые небеса.
 

19 июня 1858

Прощание с деревней

 
Прощай, приют родной, где я с мечтой ленивой
Без горя проводил задумчивые дни.
Благодарю за мир, за твой покой счастливый,
   За вдохновения твои!
Увы, в последний раз в тоскливом упоенье
Гляжу на этот сад, на дальние леса, –
Меня отсюда мчит иное назначенье,
   И ждут иные небеса.
А если, жизнью смят, обманутый мечтами,
К тебе, как блудный сын, я снова возвращусь, –
Кого еще найду меж старыми друзьями
   И так ли с новыми сойдусь?
 
 
И ты… что будешь ты, страна моя родная?
Поймет ли твой народ всю тяжесть прежних лет?
И буду ль видеть я, хоть свой закат встречая,
   Твой полный счастия рассвет?
 

26 июня 1858

Павлодар

А. А. Фету

 
Прости, прости, поэт, раз, сам того не чая,
На музу ты надел причудливый убор;
Он был ей не к лицу, как вихорь – ночи мая,
  Как русской деве – томный взор'
 
 
Его заметила на музе величавой
Девчонка резвая, бежавшая за ней,
И стала хохотать, кривляяся лукаво
  Перед богинею твоей.
 
 
Но строгая жена с улыбкою взирала
На хохот и прыжки дикарки молодой,
И, гордая, прошла и снова заблистала
  Неувядаемой красой.
 

2 июля 1858

Проселок

 
По Руси великой, без конца, без края,
Тянется дорожка, узкая, кривая,
Чрез леса да реки, по лугам, по нивам,
Всё бежит куда-то шагом торопливым.
И чудес хоть мало встретишь той дорогой,
Но мне мил и близок вид ее убогой.
Утро ли займется на небе румяном,
Вся она росою блещет под туманом,
Ветерок разносит из поляны сонной
Скошенного сена запах благовонный.
Всё молчит, всё дремлет, – в утреннем покое
Только ржи мелькает море золотое,
И, куда ни глянешь освеженным взором,
Отовсюду веет тишью да простором.
На гору ль въезжаешь – за горой селенье
С церковью зеленой видно в отдаленье.
Ни садов, ни речки; в роще невысокой
Липа да орешник разрослись широко,
А вдали, над прудом, высится плотина…
Бедная картина! Милая картина!..
Вот навстречу бодро мужичок шагает,
С диким воплем стадо путь перебегает.
Жарко… День, краснея, всходит понемногу…
Скоро на большую выедем дорогу.
Там стоят ракиты, по порядку, чинно,
Тянутся обозы вереницей длинной,
Из столиц идет там всякая новинка…
Там ты и заглохнешь, русская тропинка!
 
 
По Руси великой, без конца, без края,
Тянется дорожка, узкая, кривая.
На большую съехал: впереди – застава,
Сзади – пыль да версты… Смотришь, а направо
Снова вьется путь мой лентою узорной,
Тот же прихотливый, тот же непокорный!
 

6 июля 1858, (1886)

Павлодар

Селенье

 
Здравствуй, старое селенье,
Я знавал тебя давно.
Снова песни в отдаленье,
И, как прежде, это пенье
На лугах повторено.
 
 
И широко за лугами
Лесом красится земля,
И зернистыми снопами
Скоро лягут под серпами
Отягченные поля.
 
 
Но, как зреющее поле,
Не цветут твои жнецы,
Но в ужасной дикой доле,
В сокрушительной неволе
Долго жили их отцы;
 
 
Но духовными плодами
Не блестит твоя земля;
Но горючими слезами,
Но кровавыми ручьями
Смочены твои поля.
 
 
Братья! Будьте же готовы,
Не смущайтесь – близок час:
Срок окончится суровый,
С ваших плеч спадут оковы,
Перегнившие на вас!
 
 
Будет полдень молчаливый,
Будет жаркая пора…
И тогда, в тот день счастливый,
Собирайте ваши нивы,
Пойте песни до утра!
 
 
О, тогда от умиленья
Встрепенуться вам черед!
О, тогда-то на селенье
Луч могучий просвещенья
С неба вольности блеснет!
 

16 июля 1858

«Гремела музыка, горели ярко свечи…»

 
Гремела музыка, горели ярко свечи,
Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал.
Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи,
Так ласков голос был, так нежны были речи,
Но я в смущении не верил и молчал.
 
 
В тяжелый горький час последнего прощанья
С улыбкой на лице я пред тобой стоял,
Рвалася грудь моя от боли и страданья,
Печальна и бледна, ты жаждала признанья…
Но я в волнении томился и молчал.
 
 
Я ехал. Путь лежал передо мной широко…
Я думал о тебе, я всё припоминал,
О, тут я понял всё, я полюбил глубоко,
Я говорить хотел, но ты была далёко,
Но ветер выл кругом… я плакал и молчал.
 

22 июля 1858

Грусть девушки

Идиллия

 
Жарко мне! Не спится…
Месяц уж давно,
Красный весь, глядится
В низкое окно.
Призатихло в поле,
В избах полегли;
Уж слышней на воле
Запах конопли,
Уж туманы скрыли
Потемневший путь…
Слезы ль, соловьи ли –
Не дают заснуть…
 
 
Жарко мне! Не спится..
Сон от глаз гоня,
Что-то шевелится
В сердце у меня.
Точно плачет кто-то,
Стонет позади…
В голове забота,
Камень на груди;
Точно я сгораю
И хочу обнять…
А кого – не знаю,
Не могу понять.
 
 
Завтра воскресенье…
Гости к нам придут,
И меня в селенье,
В церковь повезут.
Средь лесов дремучих
Свадьба будет там…
Сколько слез горючих
Лить мне по ночам!
Все свои печали
Я таю от дня…
Если б только знали,
Знали про меня!
 
 
Как вчера я встала
Да на пашню шла,
Парня повстречала
С ближнего села.
Нрава, знать, такого –
Больно уж не смел:
Не сказал ни слова,
Только посмотрел…
Да с тех пор томится
Вся душа тоской…
Пусть же веселится
Мой жених седой!
 
 
Только из тумана
Солнышко блеснет,
Поднимусь я рано,
Выйду из ворот…
Нет, боюсь признаться…
Как отцу сказать?
Станет брат ругаться,
Заколотит мать…
Жарко мне! Не спится…
Месяц уж давно,
Красный весь, глядится
В низкое окно.
 

24 июля 1858

Memento Mori{Помни о смерти (лат.). – Ред.}

 
Когда о смерти мысль приходит мне случайно,
Я не смущаюся ее глубокой тайной
И, право, не крушусь, где сброшу этот прах,
    Напрасно гибнущую силу.
На пышном ложе ли, в изгнанье ли, в волнах,
Для похорон друзья сберутся ли уныло,
Напьются ли они на тех похоронах
Иль неотпетого свезут меня в могилу, –
Мне это всё равно… Но если, Боже мой!
Но если не всего меня разрушит тленье
И жизнь за гробом есть – услышь мой стон больной,
  Услышь мое тревожное моленье!
Пусть я умру весной. Когда последний снег
Растает на полях и радостно на всех
    Пахнет дыханье жизни новой,
Когда бессмертия постигну я мечту,
Дай мне перелететь опять на землю ту,
Где я страдал так горько и сурово.
Дай мне хоть раз еще взглянуть на те поля,
Узнать, всё так же ли вращается земля
    В своем величье неизменном,
И те же ли там дни, и так же ли роса
Слетает по утрам на берег полусонный,
    И так же ль сини небеса,
    И так же ль рощи благовонны?
Когда ж умолкнет всё и тихо над землей
Зажжется свод небес далекими огнями,
Чрез волны облаков, облитые луной,
Я понесусь назад, неслышный и немой,
  Несметными окутанный крылами.
  Навстречу мне деревья, задрожав,
  В последний раз пошлют свой ропот вечный,
Я буду понимать и шум глухой дубрав,
И трели соловья, и тихий шелест трав,
    И речки говор бесконечный.
И тем, по ком страдал я чувством молодым,
  Кого любил с таким самозабвеньем,
  Явлюся я… не другом их былым,
  Не призраком могилы роковым,
Но грезой легкою, но тихим сновиденьем.
Я всё им расскажу. Пускай хоть в этот час
  Они поймут, какой огонь свободный
В груди моей горел, и тлел он, и угас,
    Неоцененный и бесплодный.
  Я им скажу, как я в былые дни
Из душной темноты напрасно к свету рвался,
    Как заблуждаются они,
    Как я до гроба заблуждался!
 

19 сентября 1858

«Глянь, как тускло и бесплодно…»

 
Глянь, как тускло и бесплодно
Солнце осени глядит,
Как печально дождь холодный
Каплет, каплет на гранит.
 
 
Так без счастья, без свободы,
Увядая день за днем,
Скучно длятся наши годы
В ожидании тупом.
 
 
Если б страсть хоть на мгновенье
Отуманила глаза,
Если б вечер наслажденья,
Если б долгая гроза!
 
 
Бьются ровно наши груди,
Одиноки вечера…
Что за небо, что за люди,
Что за скучная пора!?
 

19 октября 1858

19 октября 1858 года

Памяти Пушкина

 

 
Я видел блеск свечей, я слышал скрипок вой,
Но мысль была чужда напевам бестолковым,
И тень забытая носилась предо мной
  В своем величии суровом.
 
 
Курчавым мальчиком, под сень иных садов
Вошел он в первый раз, исполненный смущенья;
Он помнил этот день среди своих пиров,
  Среди невзгод и заточенья.
 
 
Я вижу: дремлет он при свете камелька,
Он только ветра свист да голос бури слышит;
Он плачет, он один… и жадная рука
  Привет друзьям далеким пишет.
 
 
Увы! где те друзья? Увы! где тот поэт?
Невинной жертвою пал труп его кровавый…
Пируйте ж, юноши, – его меж вами нет,
  Он не смутит вас дерзкой славой!
 

19 октября 1858

Лицей

На бале («Из дальнего угла следя с весельем ложным…»)

 
Из дальнего угла следя с весельем ложным
    За пиром молодым,
Я был мучительным, и странным, и тревожным
    Желанием томим:
 
 
Чтоб всё исчезло вдруг – и лица, и движенье, –
    И в комнате пустой
Остался я один, исполненный смущенья,
    Недвижный и немой.
 
 
Но чтобы гул речей какой-то силой чуда
    Летел из-за угла,
Но чтобы музыка, неведомо откуда,
    Звучала и росла,
 
 
Чтоб этот шум, и блеск, и целый рой видений
    В широкий хор слились,
И в нем знакомые, сияющие тени,
    Бесплотные, неслись.
 

5 декабря 1858

M-me Вольнис

 
  Искусству всё пожертвовать умея,
  Давно, давно явилася ты к нам,
  Прелестная, сияющая «фея»
  По имени, по сердцу, по очам{Дебютировала под именем «Leontine Fee».}.
Я был еще тогда ребенком неразумным,
    Я лепетать умел едва,
Но помню: о тебе уж радостно и шумно
    Кричала громкая молва.
 
 
  Страдания умом не постигая,
  Я в первый раз в театре был. И вот
  Явилась ты печальная, седая,
  Иссохшая под бременем невзгод{В драме: «Closerie de genets».}.
О дочери стеня, ты на пол вдруг упала,
    Твой голос тихо замирал…
 
 
Тут в первый раз душа во мне затрепетала,
    И как безумный я рыдал!
 
 
  Томим тоской, утратив смех и веру,
  Чтоб отдохнуть усталою душой,
  Недавно я пошел внимать Мольеру,
  И ты опять явилась предо мной.
Смеясь, упала ты под гром рукоплесканья{В роли Nicole в «Le bourgeois-gentilhomme».}
    Твой голос весело звучал…
О, в этот миг я все позабывал страданья
    И как безумный хохотал!
 
 
  На жизнь давно глядишь ты строгим взором,
  И много лет тобой погребено,
  Но твой талант окреп под их напором,
  Как Франции кипучее вино.
И между тем как всё вокруг тебя бледнеет,
    Ты – как вечерняя звезда,
Которая то вдруг исчезнет, то светлеет,
    Не угасая никогда.
 

24 декабря 1858

Н. А. Неведомской

 
Я слушал вас… Мои мечты
Летели вдаль от светской скуки;
Над шумом праздной суеты
Неслись чарующие звуки.
 
 
Я слушал вас… И мне едва
Не снились вновь, как в час разлуки,
Давно замолкшие слова,
Давно исчезнувшие звуки.
 
 
Я слушал вас… И ныла грудь,
И сердце рвалося от муки,
И слово горькое «забудь»
Твердили гаснувшие звуки…
 

30 декабря 1858

На новый <1859> год

 
Радостно мы год встречаем новый,
Старый в шуме праздничном затих.
Наши кубки полные готовы, –
За кого ж, друзья, поднимем их?
 
 
За Россию? Бедная Россия!
Видно, ей расцвесть не суждено,
В будущем – надежды золотые,
В настоящем – грустно и темно.
 
 
Друг за друга выпьем ли согласно?
Наша жизнь – земное бытие –
Так проходит мудро и прекрасно,
Что и пить не стоит за нее!
 
 
Наша жизнь волненьями богата,
С ней расстаться было бы не жаль,
Что ни день – то новая утрата,
Что ни день – то новая печаль.
 
 
Впрочем, есть у нас счастливцы. Эти
Слезы лить отвыкли уж давно, –
Весело живется им на свете,
Им страдать и мыслить не дано.
 
 
Пред людьми заслуги их различны:
Имя предка, деньги и чины…
Пусты, правда, да зато приличны,
Неизменной важностью полны.
 
 
Не забьются радостью их груди
Пред добром, искусством, красотой…
Славные, практические люди,
Честь и слава для страны родной!
 
 
……….
……….
……….
……….
 
 
Так за их живое поколенье
Кубки мы, друзья, соединим –
И за всё святое провиденье
В простоте души благословим.
 

1 января 1859

Санкт-Петербург

Греция

Посвящается Н. Ф. Щербине

 
Поэт, ты видел их развалины святые,
Селенья бедные и храмы вековые, –
Ты видел Грецию, и на твои глаза
Являлась горькая художника слеза.
Скажи, когда, склонясь под тенью сикоморы,
Ты тихо вдаль вперял задумчивые взоры
И море синее плескалось пред тобой, –
Послушная мечта тебе шептала ль страстно
О временах иных, стране совсем иной,
Стране, где было всё так юно и прекрасно?
Где мысль еще жила о веке золотом,
Без рабства и без слез… Где, в блеске молодом,
Обожествленная преданьями народа,
Цвела и нежилась могучая природа…
Где, внемля набожно оракула словам,
Доверчивый народ бежал к своим богам
С веселой шуткою и речью откровенной,
Где боги не были угрозой для вселенной,
Но идеалами великими полны…
Где за преданием не пряталося чувство,
Где были красоте лампады возжены,
Где Эрос сам был бог, а цель была искусство;
Где выше всех венков стоял венок певца,
Где пред напевами хиосского слепца
Склонялись мудрецы, и судьи, и гетеры;
Где в мысли знали жизнь, в любви не знали меры,
Где всё любило, всё, со страстью, с полнотой,
Где наслаждения бессмертный не боялся,
Где молодой Нарцисс своею красотой
В томительной тоске до смерти любовался,
Где царь пред статуей любовью пламенел,
Где даже лебедя пленить умела Леда
И, верно, – с трепетом зеленый мирт глядел
На грудь Аспазии, на кудри Ганимеда..
 

13 января 1859

«Волшебные слова любви и упоенья…»

 
Волшебные слова любви и упоенья
Я слышал наконец из милых уст твоих,
Но в странной робости последнего сомненья
   Твой голос ласковый затих.
 
 
Давно, когда, в цветах синея и блистая,
Неслася над землей счастливая весна,
Я помню, видел раз, как глыба снеговая
   На солнце таяла одна.
 
 
Одна… кругом и жизнь, и говор, и движенье…
Но солнце всё горит, звучней бегут ручьи…
И в полдень снега нет, и радость обновленья
   До утра пели соловьи.
 
 
О, дай же доступ мне, моей любви мятежной,
О, сбрось последний снег, растай, растай скорей…
И я тогда зальюсь такою песней нежной,
   Какой не ведал соловей!
 

5 февраля 1859

В горькую минуту

 
Небо было черно, ночь была темна.
Помнишь, мы стояли молча у окна,
Непробудно спал уж деревенский дом.
Ветер выл сердито под твоим окном,
Дождь шумел по крыше, стекла поливал,
Свечка догорела, маятник стучал…
Медленно вздыхая, ты глядела вдаль,
Нас обоих грызла старая печаль!
Ты заговорила тихо, горячо…
Ты мне положила руку на плечо…
И в волненье жадном я приник к тебе…
Я так горько плакал, плакал о себе!
Сердце разрывалось, билось тяжело…
То давно уж было, то давно прошло!
……………
……………
О, как небо черно, о, как ночь темна,
Как домами тяжко даль заслонена…
Слез уж нет… один я… и в душе моей,
Верь, еще темнее и еще черней.
 

7 февраля 1859

«Когда так радостно в объятиях твоих…»

 
Когда так радостно в объятиях твоих
Я забывал весь мир с его волненьем шумным,
О будущем тогда не думал я. В тот миг
Я полон был тобой да счастием безумным.
 
 
Но ты ушла. Один, покинутый тобой,
Я посмотрел кругом в восторге опьяненья,
И сердце в первый раз забилося тоской,
Как бы предчувствием далекого мученья.
 
 
Последний поцелуй звучал в моих ушах,
Последние слова носились близко где-то…
Я звал тебя опять, я звал тебя в слезах,
Но ночь была глуха, и не было ответа!
 
 
С тех пор я всё зову… Развенчана мечта,
Пошли иные дни, пошли иные ночи…
О Боже мой! Как лгут прекрасные уста,
Как холодны твои пленительные очи!
 

16 февраля 1859

«Затих утомительный говор людей…»

 
Затих утомительный говор людей,
Потухла свеча у постели моей,
Уж близок рассвет; мне не спится давно…
Болит мое сердце, устало оно.
Но кто же приник к изголовью со мной?
Ты ль это, мой призрак, мой ангел земной?
О, верь мне, тебя я люблю глубоко…
Как девственной груди дыханье легко,
Как светит и греет твой ласковый взгляд,
Как кротко в тиши твои речи звучат!
Ты руку мне жмешь – она жарче огня…
Ты долго и нежно целуешь меня…
Ты тихо уходишь… О Боже! Постой…
Останься, мой ангел, останься со мной!
Ведь этих лобзаний, навеянных сном,
Ведь этого счастья не будет потом!
Ведь завтра опять ты мне бросишь едва
Холодные взгляды, пустые слова,
Ведь сердце опять запылает тоской…
Останься, мой ангел, мне сладко с тобой!
 

16 апреля 1859

«Мне было весело вчера на сцене шумной…»

 
Мне было весело вчера на сцене шумной,
Я так же, как и все, комедию играл, –
И радовался я, и плакал я безумно,
   И мне театр рукоплескал.
 
 
Мне было весело за ужином веселым,
Заздравный свой стакан я также поднимал,
Хоть ныла грудь моя в смущении тяжелом
   И голос в шутке замирал.
 
 
Мне было весело… Над выходкой забавной
Смеясь, ушла толпа, веселый говор стих, –
И я пошел взглянуть на залу, где недавно
   Так много, много было их!
 
 
Огонь давно потух. На сцене опустелой
Валялися очки с афишею цветной,
Из окон лунный свет бродил по ней несмело,
   Да мышь скреблася за стеной.
 
 
И с камнем на сердце оттуда убежал я;
Бессонный и немой сидел я до утра, –
И плакал, плакал я, и слез уж не считал я…
   Мне было весело вчера.
 

19 апреля 1859

«Мы на сцене играли с тобой…»

 
Мы на сцене играли с тобой
И так нежно тогда целовались,
Что все фарсы комедии той
Мне возвышенной драмой казались.
 
 
И в веселый прощания час
Мне почудились дикие стоны:
Будто обнял в последний я раз
Холодеющий труп Дездемоны…
 
 
Позабыт неискусный актер,
Поцелуи давно отзвучали,
Но я горько томлюся с тех пор
В безысходной и жгучей печали.
 
 
И горит, и волнуется кровь,
На устах пламенеют лобзанья…
Не комедия ль эта любовь,
Не комедия ль эти страданья?
 

20 апреля 1859

«Какое горе ждет меня?..»

 
Какое горе ждет меня?
Что мне зловещий сон пророчит?
Какого тягостного дня
Судьба еще добиться хочет?
Я так страдал, я столько слез
Таил во тьме ночей безгласных,
Я столько молча перенес
Обид, тяжелых и напрасных;
Я так измучен, оглушен
Всей жизнью, дикой и нестройной,
Что, как бы страшен ни был сон,
Я дней грядущих жду спокойно…
Не так ли в схватке боевой
Солдат израненный ложится
И, чуя смерть над головой,
О жизни гаснущей томится,
Но вражьих пуль уж не боится,
Заслыша визг их пред собой.
 

3 мая 1859