Алексей Алексеевич Жуковский
Философия идиотизма

ПРЕДИСЛОВИЕ

Теория идиотизма, как и все остальное в этом мире, возникла совсем неожиданно. Однажды я был обруган ломовым извозчиком на шумной улице Н-ского городка. Из-за пренебрежитель– ного отношения к правилам дорожного движения, на мою голову обрушился поток как цензур– ных так и нецензурных выражений. Это был первый,бессознательный толчок для закладки того фундамента,на основе которого возникло затем огромное здание теоретических выкладок,с неперечисляемым количеством окон,дверей,лестниц,подвалов,форточек самой различной конфигурации,комнат самых необыкновенных форм,раскрашенных в самые невероятные цвета.

По мере того,как нервная дрожь-следствие странных гортанно-носовых выкриков и гримас здоровенного кучера проходила и судорожное, порывистое дыхание уступало место равномерному поглощению кислорода,вследствии чего мозг мой,доселе находившийся на скудном пайке,предался чревоугодию и, насытившись, включился в активную деятельность, победив,таким образом, гнев и злобу, которые являются слабыми помощниками в разрешении междоусобных войн, семейных конфликтов, трудовых споров. Ощутив, следовательно, себя способным соображать,-складывать из слов предложения,– я отправился в плавание по опасным водам рационализма словно муж,сброшенный с корабля на съедение акулам собственной женой .Страх и опасность были моими путеводителями, боль и отчаяние моими утешителями, нищета и бедность моими спутниками. Единственное,что я уяснил из длительного, нудного, внутренне напряжённого путешествия :рационализм-теория угнетённых. Вспоминаются, разумеется, и вам, просвещённые читатели, сейчас уже известные имена представителей рационализма. В моё же время и слова-то такого не существовало. Приходилось приобретать собственный горький опыт. И что из всего этого получилось? Да, ничего! Чтобы убедиться в правильности моих слов, лишь взгляните мимолётно на жизнь и смерть всех этих ничтожных представителей так называемого рационалистического направления. Они все превращены волею божественного провидения в каменные машинообразные изваяния, мешающие движению пешеходов, машин, колясок, самолётов, ракет…Только собаки да, пожалуй, любители всяческих литературных записок любят оставлять на этих исторических столпах следы своего пребывания.

Напомню, хотя бы, вам, господа, известнейшего рационалиста, одного из семи мудрецов, чьё имя выбито на огромном камне, лежащем на дне морской впадины, что подтверждается последними научными изысканиями. Тараканос, ибо так имя этого мудреца, утверждал:”Что-то есть непонятное!.” Затем, правда , рационализм отказался от этой формулировки, заменив её другой, более благозвучной : “ Непонятное – в массы! “ Но давайте не отвлекаться и не забегать вперёд, словно верные гончие на королевской охоте, а поразмыслим над формулировкой основателя рационализма – мудреца Тараканоса. Я бы, поверьте, не трогал бы благородный прах, но, так как я сам прошёл сквозь сито хитрейших рационалистических уловок, наглотался, подобно киту, разнообразнейших моллюсков, поющих разными голосами одно и тоже, то считаю своим долгом ,исходя из сложившейся ситуации, дать отчёт об этом увлекательном, забавнейшем круизе.

Начнём, Господа ! Первое, Дорогие Дамы – не спускайте своих мужей, любовников, сожителей, друзей, парней, красивых знакомых мужчин с поводка : не позволяйте им увлечься мудрёными глаголами Тараканоса. Ведь им никогда, помните это, никогда не прочитать надписи мудреца, так как секрет прочтения надписи передаётся по наследству и сейчас хранится у великого посвящённого Т.(.айно) : доктора рацнаук, члена массонской ложи по подготовке революций и ведению партизанской войны, раввина М-ской синагоги – хранительницы сбережений путешествующих иудеев, Почётного представителя от Византийского Склепа Мощей, проживающего в глухой безграмотной деревеньке Пещеркино. Сколько ни пыталось мировое сообщество Красного Креста по оказанию гуманитарной помощи недоразвитым народам выведать тайну у старого мыслителя Т., гранитоподобная твёрдость духа хранителя секрета древности оставалась несокрушимой. Ни Нобелевская, ни Кремлёвская, ни Гонкуровская, ни Государственная за шпионаж, за долголетие, за нравственность, ни, даже, Оскаровская, ни Оксфордская премии не смогли заставить упрямца поведать миру о заветах древности. Не зря говорят :” Молчание – золото “. Так мы до сих пор и не знаем, как правильно читать: то ли “что-то есть непонятное”, то ли “есть что-то непонятное”, то ли “непонятное что-то есть”,то ли “есть непонятное что-то”, то ли “непонятное есть что-то”, то ли “что-то непонятное есть”. А, пожалуй, и ребёнок знает, что, даже если от перестановки местами смысл и не меняется, но награды-то тогда достаются разным победителям. Слов-то всего три, а сколько направлений, поворотов, тропинок, тупичков, тропок, полянок, пней, лесных ручейков, гор, полей и лесов возникло!

Второе. Если уж, любезные дамы, вы не смогли удержать своих суженных, либо всуженных судьбой, то дайте им несколько советов относительно поисков рациональной мудрости Тараканоса : а) прежде чем приступить к делу – следует хорошенько забить желудок, а то громкое урчание расстраивает самые красивые мысленные ряды; б) никогда ничего не спрашивайте, ибо не существует вопроса, на который великий Тараканос не сможет ответить; в) ничего не отвечайте, ибо ответ уже давно готов; г) будьте всегда готовы к смерти, так как в любой момент ваша жизнь может понадобиться для общего дела рационализма.

Третье. Мужчинам одиноким, ненужным, заброшенным, лишенным домашнего уюта, тепла, спящих одетыми, нерасчёсанными, не любящим примерных звёзд кино, завидующим успеху последних, мечтающим о верных придурковатых голливудских спутницах, уплетающим всё подряд. Желающим славы и денег. Следует перво-наперво отправиться на поиски мудрости Тараканоса, чтобы, наконец-то, домашние хозяйки, бездомные собаки, врачи психоаналитики смогли отдохнуть от навязчивости, подозрительности, любопытности этих прирождённых бакалавров и холостяков.Туда же пусть отправляются неудачники, недотёпы, яйцеголовые, нудисты, неореалисты, модернисты, реалисты, сплетники, писаки, политиканы, дуралеи.

Последнее. Я ни капельки не понял в мудрости Тараканоса. И как говорят древнейшие и авторитетнейшие учёные : “Учёное незнание – мудрость праздношатающегося бездельника”, – то отсюда вытекает, что неясность теории Тараканоса, – моё постижение собственного ума. Здесь к месту и цитата : “Быстрее ума только разрушающая сила создателя”.

Итак, я открыл у себя наличие величайшей способности, о которой мечтают и солдаты, и цари, и дрессировщики, и философы, и, к сожалению, женщины. Способность думать о самом себе – это заслуга ума, спрятанного надёжно от любопытных глаз под панцирем плотной материи, имеющую поверхность подобную нашей земной: со своими горами, долинами, впадинами, складками, трясинами. И вот я открыл ( при помощи рационализма, разумеется,) наличие у меня ума и, как ни завидно об этом думать всем завистникам, возможности пользоваться им для собственной выгоды. Моё обладание умом подкрепляется различными справками, дипломами, свидетельствами, иногда, простите за увлечение обыденными ценностями, приобретёнными за большие деньги у очень значительных людей, либо в другой инакоговорящей стране, где едва ли понимают, кому что дают. Слава богу, всё закончилось с рационализмом благополучно!

Ускорение, данное моему уму Тараканосом , привело меня опять, блудного, в потерянный мною рай. Отдохнув и поев, я принялся за дальнейшее изучение мысли, а, именно, Истории мысли. На этот раз, ум мой, разбуженный ломовым извозчиком, подкреплённый ядрёным плотным рационализмом, погрузился в тёплую ванну иррационализма.

Немногие могут похвастаться, что разглядели предмет своего вожделения с той и с другой стороны. Боже, какое счастье с этими домашними мечтателями ( иррационалистами ) разделять ложе мысли! Вечно выспавшийся, хорошо поевший, отдохнувший, я вновь и вновь обкуривался туманом загробных скитаний, потусторонних предсказаний, сюдасторонних туманностей, тотоздешних пространственно-временных постижений невидимого рассеянного вещества, разбросанного по всей Вселенной. Я изучил религию молящихся за спокойствие, за отключённость, за удовольствие, за худощавость и за всё остальное. Чтобы достичь полного слияния с иррациональным и уйти от домашних, скучных и докучливых проблем, приходилось сначала прибегать к алкоголю, затем к наркотикам, затем к самой чистой любви – мужской, затем к различным обществам по усилению духовной и физической потенции. За время увлечения иррационализмом я написал один миллион живописных работ, повествующих в цвете, линии и случайно-творческих совпадениях о своей жизни, создал четыре романа, два рассказа и четыре повести, в которых извлёк на свет свою бессознательную сознательность, чем доказал важность своего имманентного присутствия для прошлого, настоящего и будущего, сочинил четыре триллиона поэм, од, рапсодий, идиллий, симфоний, арий, песен, где моя душа озвучилась и выплеснулась тысячами оттенков в безмолвное космическое пространство. Я устраивал выставки и презентации, концерты и маскарады, парады и ярмарки. Тысячи поклонниц ждали моего росчерка пера. Сотни университетов приглашали меня посетить их пыльные от древности и скученности оборванных, немытых студентов аудитории. Я надевал штаны на голову, перчатки на ноги, галстук завязывал на правом ухе и шёл к народу, нетерпеливо ждущему меня, чтобы поведать ему о последних моих видениях. Мистически сияющие глаза слушателей поедали мою плоть, огромные мощные усилители звука разносили мои одухотворённо невпопад брошенные обрывки слов, предложений, восклицаний, так как от наплыва одухотворяющего экстаза я уже был не в состоянии соединить два слова вместе, чтобы не создать новый шедевр для человечества.

Но всему приходит конец, и каждую мелкую рыбку поедает более крупная, каждого здорового может ожидать болезнь, каждого больного выздоровление, каждая женщина может стать мужчиной, каждый мужчина может стать генералом, если грудь достаточно широка и прочна для крепежа орденов и медалей. Всё может статься. Случайность – это тоже необходимость, только случайная.

Однажды проснувшись утром, я понял, что очень, очень, очень устал и встать с постели не могу. Тогда я проспал три года ( мистическое число, ведающее умом, рассудком и логикой ), семь дней (мистическое число, ведающее венозной кровью, лодыжками и носоглоткой ), тридцать часов ( мистическое число, ведающее левым глазом, планетой Сатурн и солнечной радиацией ), одну минуту ( мистическое число, ведающее мировыми войнами, семейными дрязгами и искусственным спутником планеты Марс ) и двадцать пять секунд ( мистическое число, ведающее скоростью света, законами тяготения и домашними заготовками ).

Пробуждение было болезненным и тягостным. Всё вокруг изменилось. За время моего сна произошли три мировых войны, сто революций, сменилось несколько парадигм общественного сознания. Я оказался ни к чему не приспособленным недалёким никчемным молодым необразованным неумным человеком. Без денег, без жилья, без верной подруги жизни, без еды, без будущего скиталась моя исхудавшая оболочка с такими же потерявшими время бродягами. Сколько пришлось натерпеться! Никто не знал ни моих картин, ни моих мыслей, не цитировал мои словесные каламбуры, не подражал моим шокирующим поступкам. Постепенно силы оставляли меня : ноги начали плохо слушаться, с огромным напряжением удавалось почесать руками за ушами, поковыряться в носу в одиночестве; пальцы выгнулись закорючками, при виде которых слабосильные падали в обморок, а сильносильные начинали готовиться к обороне.

Наступила зима: холодная, снежная, метельная, тёмная, хрустящая, промозглая, колючая, затяжная. Она наводила уныние не голодных волков, на обросших длинной шерстью оленей, на последнего уссурийского тигра, на цыган, застрявших в снегах далёкой дикой России. Только, пожалуй, медведи, сурки, полевые мыши да лежебоки, для которых солнечный , всепроникающий своими гамма-лучами свет всегда представлял опасность радовались всемирной спячке.

Простуда, бедность, кашель, насморк победили мою волю к жизни. Тело моё лежало под забором, в то время, как дух мой стучался в Райские Врата, а снежинки падали за воротник неприятными мокрыми ощущениями. Но я так и не смог умереть под забором. Сбылось предсказание старой цыганки в цветастом платке :”Будет тебе, миленький, очень плохо, а потом всё будет хорошо!”. Ломовой извозчик подобрал останки одеяния моей души, следуя своей деревенской натуре: в хозяйстве пригодится даже и непригодная вещь. Он оказался сыном и наследником повозки, упряжи, лошади и характера злобного циничного извозчика, обругавшего меня когда-то. Началась моя новая жизнь. Господи, помоги рабам твоим!

Вставать приходилось рано. Лошадь и хозяин постоянно хотели есть – правда, и мне доставалось с барского стола. Сквернословие, похабщина, матерщина, непристойные песни, уголовные анекдоты, побои, драки, женщины, пистолеты, ножи, деньги, валюта, рестораны, притоны, публичные дома, воры, грабители, нахалы, политики, финансисты, театральные премьеры, хазары, турки, негры, евреи, фильмы ужасов, триллеры, жизнь и смерть выдающихся проходимцев, актёров, бандитов, поп-певцов, богатеев – всё перемешалось в моей голове. Когда не знаешь с чего начать и чем кончить, когда теряется граница дня и ночи, стиха и прозы, женщины и мужчины, песни и анекдота, преследователя и преследуемого, зрителя и актёра, тогда приходит одиночество и наступает возрождение личности – человек начинает задумываться о своей человечности.

Я стал размышлять о том, что меня объединяет с людьми и почему мы схожи в чём-то. Например, что общего у меня с этим жалким, нахальным, грубым извозчиком. Несмотря на его доисторическое сознание, чистое и ясное, как у младенца, и испорченное, одновременно, словно он промышлял пиратством на протяжении всей своей никудышней жизни, нас связывает понятный обоим язык общения, человеческое обличие – хотя он, скорее, больше похож при плохом освещении на гориллу средних размеров, – способность принимать самые элементарные решения : когда встать, поесть, лечь… Все эти сравнения пошли мне на пользу и, в конце концов, мои жалкие способности были отмечены : по протекции ломовика-грубияна я стал сначала работать извозчиком, затем бригадиром-извозчиком, так как я умел красивее всех расписываться, потом начальником объединения извозчиков из-за густых сросшихся бровей и вертикальной морщины через мой высоченный лоб, отчего вид у меня был представительный и солидный, потом стал заведовать министерством извозчиков, благодаря способности покрывать воровство подчинённых и отправлять их на пенсию с солидными окладами, и, самое последнее, ушёл на пенсию почётным пенсионером-извозчиком с двойным пенсионным окладом и с ежегодным получением обмундирования: фуражки с кокардой , тулупа на овечьей подкладке в два пальца толщиной, ватных брюк, обшитых джинсовой материей и пары валенок со вшитыми эмблемами, изображающими зарождение извозного промысла на далёком Ближнем Востоке. Но самое главное заключалось в том, что мой жизненный путь позволил мне сделать важный вывод: жизнь людей должна кончаться там, где она начинается. Рационалисты помогли мне Умом, иррационалисты – Вдохновением, извозчики – Практикой. Начался путь мудрости.

Я построил свою теорию на противоположностях : ум – глупость, вдохновение – дуновение, практика – тактика. Конечно, этого было слишком мало, чтобы поведать миру о накипевшем, запавшем, прислонившемся, притулившемся. Но руки боятся, а разум повелевает, – как говорил знаменитый вор-рецидивист В( анька ) из Америки, который причислен к лику святых за мученическую смерть от пуль продажных полицейских. Я начал писать об уме, пытаясь описать все его возможные проявления. Но случилось удивительное! Сколько бы я ни пытался выявить, вычленить Ум – получалась сплошная глупость. Был сделан единственно правильный вывод: глупость есть основание ума. Нашёл подтверждение моей гениальной догадке почти у всех древних и современных авторов. Вспомним Гераклита : “Глупость – основание ума, земля – основание ног”; Пифагора : “Единица – чёт, двойка – нечет, тройка – трефа, глупость – очко, ум – валет”; Гегеля :”Идея понятия духа разворачивается на одно и другое, ум становится своей противоположностью, человек – обезьяной, богатый – бедным, бедный – умным, умный идёт к дураку за советом”; а, также, Деррида :”Ночное бдение превращается в глупость, если не наступает рассвет”; Гуссерль : “Очевидность доказывает самоочевидность, глаза – зрение, уши – слух, интенция – потенцию”; Розенблюм : “Мне нечего сказать, ибо всё сказанное – глупость”.

Так шаг за шагом, слово за словом, незаметно на свет появилась теория идиотизма, на написание которой я затратил остатки своего могучего здоровья, несколько лет цветущей старости и двадцать выходных. Когда я поставил последнюю точку, передо мною лежала груда бумаги, загородившая окно и впитавшая в себя столько пыли, что, казалось, рукопись была только что извлечена из-под обломков Шумерской Цивилизации. Я написал пространственное письмо в какую-то редакцию с предложением опубликовать мой, как я искренне считал, неоконченный труд. Ответа не последовало.

Молчание преследовало меня в течение очень длительного времени. Куда я только не обращался, где я не побывал. Наконец , судьба забросила меня на вершину Тибета. Там тогда жил лишь один великий старец. Худой, обросший длинными курчавыми жёлтыми волосами, без двух указательных пальцев, неопределённого возраста старец наводил ужас на жителей окрестных деревень, близлежащих соседних стран, на свирепых тигров, вампиров и людоедов. Только безгласые твари – кузнечики – обожали придурковатого обитателя дикого Тибета.

При первой встрече мы не понравились друг другу. Старец, завидев меня лежащим в тени увесистого дерева, прищурился подслеповатыми глазами, чуть присел, откинул голову, похожую на большую тыкву с прорезанными отверстиями для смотрения, и плюнул в мою сторону огромной вишнёвой косточкой. Она пролетела прямо возле моего левого виска, напугав до смерти тибетского питона, дремавшего в дупле дерева. Как я испугался! Пришёл в себя лишь у подножия Тибета. Но деваться было некуда! Пришлось идти обратно, ведь звёзды предсказали мне жить на Тибете.

Вторая встреча прошла более мирно. Старик теперь не плевался; он спокойно наблюдал за мной, пытаясь подсунуть в мою еду мышьяк, цианистый калий, помёт, навоз, червяков, мух, древесных опилок. Но что может взять старого бродягу! Я всё уплетал с преогромным аппетитом. Ведь, кроме этих безобидных шуток, глухонемой старик не мог причинить мне большее зло : известно, что самое страшное оружие – Слово, коим уничтожили тысячи невинных и оправдали миллионы в одно и то же время.

Постепенно мы привыкли друг к другу. По вечерам, когда азиатское огромное солнце освещало последними лучами остроконечные горы, я садился напротив старика и читал ему своё произведение. Когда, в один прекрасный вечер, мне уже нечего было читать, мы погрузились в нирвану. Не помню, сколько времени прошло; тёплый дождь возвещал о том, что лето ещё не окончилось. Открыв глаза, я увидел старца, рисующего на земле странные закорючки. Рисунок был похож на какую-то карту. Меня осенило. Старец нарисовал тонкой заострённой палочкой на столетних песочных отложениях строение Вселенной. Глухонемой старик как бы говорил мне: “Твоей теории не хватает глобальности, всесторонности”. Тогда, следуя мудрейшему совету, я переписал свою теорию на китайском языке и отправил её в Нью-Йоркский музей изобразительных искусств. С этого момента восхождение к славе было неизбежно.

Хранители музея сочли мою рукопись древнейшим фолиантом. Пригласили какого-то учёного, знающего то ли двести, то ли триста языков. Он-то и расшифровал моё творение. По мере того, как продвигался перевод, увеличивалось и количество учёных, решивших посвятить свою карьеру изучению моей книги. Так по всему свету и стали выходить мои книги на разных языках под различными именами. Благо, что наши учёные мужи очень добросовестны и всегда щепетильно относятся к любой, даже самой незначительной мелочи, а посему в моём тексте они не пропустили ни строчки.

Через два года состоялась первая мировая научная конференция, где в повестку дня входил единственный вопрос: обсуждение моей книги и попытки установить автора или, даже народ, который был в состоянии написать столь отточенное по форме и совершенное по мысли и языку произведение. Пришлось уж мне выйти а свет божий и показаться своим несмышлённым последователям во всей красе. Росту во мне было около двух метров, волосы чёрные, блестящие, глаза стальные, руки красивые, сила мужская нерастраченная. Особенно понравилось моё появление женской половине собрания, в коих я нашёл впоследствии самых верных и преданных фанатов, готовых ради моей теории отказаться от сладкого, бросить мужа, разлюбить приятеля, предать феминизм, уйти в подполье.

Через двадцать лет моя теория идиотизма победила повсеместно. Сейчас мне кажется невероятным, что каких-то двадцать лет назад никто не знал меня и моей теории. Ну, что ж! И ты, дорогой российский читатель, отправляйся с этой книгой в другой мир. Надеюсь, он поможет тебе обрести себя и свою судьбу. Удачи !

ГЛАВА 1

ВВЕДЕНИЕ В ПОНЯТИЕ ИДИОТИЗМА

Идиотами не рождаются,

Ими становятся.

Шекспир

( Раннее. Из неопубликованного ).

С какими только введениями, нововведениями не пришлось вам, да и, что греха таить, мне – вашему покорному слуге – познакомиться в течении вашей, да и моей многострадальной жизни: сколько учителей, сколько книг, сколько учебников, сколько мнений. А что остаётся в голове? Да ничего! Прах, горечь, разочарование, сумрак. Помните миф Платона о пещере : мы сидим в подземелье и в отблесках костра, согревающего утробу земли, видим тени отбрасываемых предметов; они скачут по стенам, прячутся в расщелинах, пропадают ,рассыпаются на глазах, оживают вновь, чтобы пропасть через мгновение навсегда. И нет сил оторвать свой взгляд от этой завораживающей жизни теней. А вот и ваша тень поскакала по потолку. Как мы ужасны, уродливы в изменчивом преломлении огня! И так интересна эта игра, что не хочется покидать пещеру, хотя до выхода рукой подать. Удерживает нас могучая сила воображения и пугает неизвестность выжженой солнцем пустыни: солнце слепит глаза, крадёт тени и лишает нас возможности парить в сумрачных сновидениях. Там, за порогом, всё материально. Тень врага вас никогда не обидит, не ударит, не плюнет ( довольно частое оскорбление в подростковой среде ), не подставит подножку ( любимое занятие придворных государственных служителей ), не уведёт жену, а вот настоящий враг причиняет действительные беды.

Так мы и сидим в пещере: уставшие, одинокие, пресыщенные видимым, обманываясь в созерцаемом. Грустная история. Ощущение пещерности испытывал каждый, засидевшись в гостях, где всё до боли знакомо и противно: скучные лица, бессмысленные разговоры; хочется уйти – нельзя: чай ещё не подавали, сладкое не принесли. Слабость, чресла совсем перестали гнуться от тучной еды и докучливых бесед; никто не гонит, но т никто не просит остаться. Уйти бы?! Да, зачем? И слушаем, слушаем жужжание мух, скрип стульев, постукивание столовых приборов, каблучков, побрякивание дешёвых и недешёвых – какая разница! – украшений. И навязчивая мысль пронзает сонный разум: “Ну , не идиот же я!”. Стоп! Здесь начало моего учения.

Ситуация, в которой люди про себя, осторожно, даже, возможно, незаметно для самих себя, становятся откровенными сами с собою, и называется идиотоначалом. Эти начала могут нас поджидать где угодно и когда заблагорассудится господину случаю. Вы часто, надеюсь, были откровенны сами с собою, но не заострили на безобидной фразе “ ну, не идиот ли я!” своего рассеянного внимания. Не всем же быть Ньютонами и из любого пустяка создавать замысловатые теории! И ещё, к слову, хочу прибавить: нельзя вверять свои мысли, помыслы, надежды разным там проходимцам, пройдохам, спекулянтам, ненадёжным мужьям, подозрительным спутникам, вышестоящему руководству, ибо из-за этого погибло много талантливой молодёжи, государственных чиновников, членов мафиозных группировок, неверных жён, казнокрадов и просто хороших людей. Поэтому хорошо, что фразу “ну, не идиот(-ка) же я!” мы произносим про себя, как, кстати, и многое другое ( чем, как мне кажется, следует заняться следующему поколению учёных ). Вывод из всего сказанного выше напрашивается один: теория идиотизма относится к бессознательной части нашей жизни. Чтобы читателю было ясно, о чём идёт речь, я, как и подобает образцовому учёному, дам небольшую историческую справку, описывающую подробнейшим образом суть вопроса в такой доступной и легкоперевариваемой форме, что содержание и дураку¹ станет понятным.

Так вот. Раньше о бессознательном имели довольно смутное представление: стоило кому-нибудь упасть в обморок, как тут поднимался такой вой, что волки замолкали, а обитатели уютных нор начинали готовиться к зимней спячке; няни, тёти, дяди, ухажёры спешили к даме, неуклюже распростёртой на полу, с графинами воды, с примочками на различных травах, настойками, советами и так далее, и тому подобное; все облегчённо вздыхали, когда бессознательная открывала глаза и удивлённо моргала длинными, пушистыми ресницами, приподнимала изящно подведённые брови и в полном недоумении спрашивала присутствующих: “Что случилось, господа?”. Вот тут-то и стоило всем призадуматься: почему они так взволнованы, в то время, как находившаяся в потере сознания лишь поражена нежданно нагрянувшей суетой. Но что могло тогда прийти в голову полуобразованному выпускнику Парижского или Лондонского университета, кроме безобидных лирических стихов, пары заезженных каламбуров, да смутных идей, отражающих внешний мир в виде безобидных парковых пейзажей. Он едва представлял себе то, что происходит в его мозгу, приписывая часто свою способность написать возвышенную оду на имя императора или, там, набросать пару этюдиков, или, между прочим, выпустить книгу путевых заметок, или, от нечего делать, написать роман, или , от скуки, составить словарь новообразований тюркско-индийских языков – божественному провидению, сплетению случайно-необходимых связей, разговору с духами, общению с привидениями. Но, слава богу и техническому прогрессу времена столь неразумного отношения к действительности прошли безвозвратно и навсегда канули в небытие: романтический дух вздыхания и оханья прошёл быстрее, чем последний представитель этого вымершего ничтожного рода успел помыслить об этом. Правда, кое-где ещё слышны нежные завывания племени мечтателей и фантазёров душевных неопределённых волнений. Приходится человечеству продолжать бороться с сорняками и вести пропагандистскую работу с малограмотным населением, объясняя душевные треволнения малодушных при помощи всепобеждающей науки: все эти никчемные переживания согласуются с вполне реальным движением космических галактик, символизируют земные, огненные, воздушные прасимволы. Хочется вам напомнить самый последний случай из практики лечения романтизма.

Суть дела такова. Двое молодых людей нестарого возраста вдруг бросили свой, веками устоявшийся, превратившийся в окаменелость Нового Времени быт и стали бродить по штатам Запада и Востока, одевшись в балахоны не то индейцев, не то куклукс-клановцев или ковбоев. Пойди, пойми их! Но это не самое страшное. Беда заключалась в следующем: они возомнили себя средневековыми трубадурами. Их стихотворные формы, восхваляющие прелести женщин Запада, оскорбительным эхом отозвались в прекрасных ушах стареющей жены президента.

Красотка Мэри, так звали тогдашнюю жену президента Клаксона, развернула своё полнеющее от всякой дряни тело к президенту, взглянула на него голубыми, нарисованными самым дорогим художником, глазами, подумав про себя: “Какой дурак спит!”, открыла рот с выкрашенными в чёрный цвет зубами, что было последним изобретением модельеров, и, сглотнув изрядное количество аппетитной слюны, изрекла: “Спишь, старый болван! А в это время какие-то придурки с дикого Запада распевают про твою несравненную трудолюбивую ласковую, нежную кошечку, птенчика, рыбочку, поросёночка, пуговку похабные песни, намекающие на мою сверхестественную сексуальность и, тем самым, порочащие наши с тобой супружеские отношения. Я оскорблена! Вчера я так разволновалась из-за этой дряни, что не смогла в нашем любимом ресторане съесть наше любимое блюдо. Ублюдки! Они нас превратили в быдло! Разберись с этими безобразиями немедленно! Ты президент или тряпка? Не зря мне моя незабвенная, любимая, дорогая мамочка говорила в пылу откровенности, что “брак с тобой – ошибка”! Посмотрите только на этот нос! О-о-о! Не нос, а шлагбаум! А-а-а! Посмотрите на этот рот! Не рот, а вход в Тартар!”. Наконец великий президент проснулся, не спеша поковырялся пальцем с дорогим перстнем в носу, приподнялся, мило улыбнулся своей премиленькой половинке и величественно произнёс глухим простуженным басом ( вчера президент нерасчётливо отхлебнул холодненького винца у одного дельца ) : “Что ты так раскипятилась, цыпонька? Дай я тебя ущипну за пухленькую щёчку. Ты прекрасно выглядишь: глаза бесподобны, руки восхитительны, ноги обворожительны…”.

Так бы и продолжал президент до самого мутного рассвета, если бы глаза жёнушки-киски не налились до краёв бесценными слезами и не намочили простынь под президентом: правитель почувствовал себя неловко и даже немного сконфузился, как будто в очередной раз был пойман на месте прелюбодеяния. “Знай, дорогая жена, что я тебя очень люблю!, – перешёл президент на официальный тон, – Никто, никогда, нигде не посмеет оскорблять жену президента!, – тут президент принял то выражение, которое обычно его лицо приобретало на торжественных банкетах, – Ты прекрасна! Слушаться я тебя буду всегда, хотя моя мамочка предупреждала об опасности подобного поведения для мужчины, а, особенно, для её сына… Мои друзья – твои друзья! Твои заботы – мои проблемы!”. Он вдруг почувствовал необыкновенный прилив красноречия: “А этих трубадуров, этих недоносков – мы перевоспитаем!”.

Чем закончился этот разговор нам неизвестно, так как прослушать его до конца не удалось из-за поломок в спутниковой системе “Новости со всего мира”. Зато нам известно продолжение этой истории.