Сергей Алексеев
Утоли моя печали

Глава третья
Удар возмездия

1

Автоматический Центр управления, упоминаемый в секретных документах особой важности под специальными кодами, а чаще просто «Возмездие», в бытность СССР среди посвященных понимался всегда одинаково и определенно – УВ, то есть Удар возмездия. Смысл его существования был велик, философичен и, как весь путь человечества за последнюю тысячу лет истории, весьма приземлен, аморален и абсолютно негуманен с точки зрения природного здравого смысла. Заключался он в следующем: если бы Соединенные Штаты Америки первыми нанесли сокрушающий ядерный удар по Советскому Союзу, парализовав тем самым не только волю к сопротивлению, но и все центры управления стратегическими ядерными силами, то в определенный срок без всякого участия человека с территории СССР взлетели бы сотни баллистических ракет с разделяющимися боеголовками и непременно достигли бы целей, тем самым сделав жизнь на Земле невозможной в принципе.

По физиологии это напоминало агонию. Мертвец вонзает кинжал в коварного противника. Эх, жизнь, так не доставайся же никому!

Идея Удара возмездия не являлась чисто советским или русским порождением; она была вненациональная и внегосударственная и, пожалуй, единственная по праву относилась к категории общечеловеческих ценностей. И между тем не отличалась новизной и была древняя как мир, но реализовалась в полном масштабе лишь гениальными умами России к концу двадцатого столетия от Рождества Христова. О ней мечтали и в США, и в других ядерных державах, сбитых в военные блоки; к созданию подобного автоматического центра стремились изо всех сил, используя высшие изобретения всех сфер науки и самые современные технологии. Это так соблазнительно – наказать победителя после его победы, это так заманчиво – отомстить смертью после собственной гибели…

Впрочем, сделать это технически удалось обеим супердержавам, можно сказать, в этой гонке они шли ухо в ухо. Иное дело, постоянно требовалось совершенствовать защиту центров, чтобы не проиграть, понадеявшись на искусственный интеллект, автоматику и неотвратимое возмездие. Противная сторона постоянно стремилась раскрыть секреты любыми путями и, выработав противоядие, тайно заготавливала средство, которым в нужный момент можно блокировать систему УВ. И вот тут гонка приобретала вид бегущих в полной темноте людей по пересеченной местности. Установить в точности механизм приведения в действие ракетных комплексов Удара возмездия никому не удавалось, ни одна разведка не в состоянии была полностью раскрыть систему, хорошо, если находила только некое слабое звено, и потому под давлением страха – не отомстить за свою гибель – раскручивалось бесчисленное множество вариантов защиты собственного УВ и блокирование чужого.

По существу, все это относилось к психическому заболеванию, диагноз которого пока еще не был официально установлен и признан медиками, за малым исключением от него страдало все человечество. Было невероятно обидно, не раскусив хитрость соперника, остаться в дураках: мертвые бы потом до скончания веков переворачивались в своих могилах от злости и негодования.

Конечно, если бы такие могилы были.

И если бы была отпущена Господом для такого человечества жизнь после смерти…

Тупиковый путь разума человеческого вел его в одну сторону – к многоступенчатости и полному разделению действий автоматики на операции. Например, после ядерного удара противника несколько дублирующих друг друга электронных систем автоматически поднимают на околоземную орбиту командные спутники, которые, в свою очередь, отстреливают самостоятельные модули, и уже оттуда, сверху, словно Божья воля, летят сигналы сначала к центрам управления, до сей поры не подающим признаков жизни, а от них непосредственно к пусковым установкам на земле или в космосе. Сложный этот путь возмездия имел единственный изъян в том, что воля все-таки являлась человеческой, а не Божественной, и потому кодировка сигналов могла быть вычислена и расшифрована на одном из этапов их передачи, после чего система автоматического запуска ракет либо блокировалась, либо устранялась, допустим, с помощью компьютерных вирусов, радиопомех, магнитных бурь и искривлений пространства после ядерного удара. В этом случае на каком-то этапе следовало упростить схему до полной алогичности, то есть в электронные мозги вставить человеческий фактор, причем оригинальный и неповторимый, как отпечаток пальца.

В СССР надежно решили эту задачу незадолго до крушения империи. Поистине гениальные советские ученые – нет, мыслители! – застраховали и обезопасили Центр управления на многие лета. И как только переиграли вероятного противника, как только раскрыли и взяли под постоянный контроль его систему УВ, так в стране началась перестройка.

А начиналось все с того момента, когда в специальной лаборатории при Центре появился морской офицер и бывший хранитель «ядерного чемоданчика» Губский, получивший здесь кодовое имя Слухач. Его поместили в жилой бокс, по размерам и обстановке напоминающий кубрик на подлодке, и выставили индивидуальную охрану, хотя он не делал попыток побега, вел себя тихо, ничего не просил, не требовал, не делал заявлений, при этом будучи признанным медицинской комиссией невменяемым. В Центре опасались его только по одной причине – не верили в заключение комиссии и, напротив, были убеждены в полной вменяемости Слухача, как, впрочем, и в том, что он имеет Небесного Покровителя.

Хотя была еще причина: за то, что Губский прошел все проверки и попал на должность офицера спецсвязи, слетело множество голов во многих подразделениях спецслужб, министерствах и комитетах. Тогда еще была полная видимость государства, высокие чины боялись торговать секретами, и информация подобного рода не вылетела за пределы кремлевских стен.

В психушке Губского мучили недолго, замысел надежной системы УВ бродил в умах, и представители Центра часто наведывались в это печальное заведение в поисках оригинально мыслящих людей. Кроме ежедневных допросов, были две-три специальные медицинские процедуры, расслабляющие волю, и то пока нежные, щадящие. Занимался им следователь спецпрокуратуры Сергей Бурцев, человек, несмотря на молодость, рассудительный и уравновешенный, однако невероятно въедливый, когда дело касалось тонких и необязательных деталей. Прежде всего следователя интересовал вопрос – каким образом Губскому стали известны шифры, коды и пароли спецсвязи, узнать которые он не мог ни при каких обстоятельствах? Разве что Генсек выболтал, что совершенно исключалось. Но Губский их знал, и этот потрясающий факт нельзя было списать на сумасшествие.

После того как бывшему подводнику расслабили волю, он сначала поведал о жене Генсека, пытаясь таким способом отвести внимание от союза с Небесной Покровительницей. Бурцев вроде бы поверил в это откровение, но после тщательной проверки оказалось, что у первой леди государства есть железное алиби: в это время она находилась в зарубежной поездке. Правда, собиралась и уезжала в одно государство, но оказалась во втором, что, впрочем, к делу не относилось. Следователь не пытал и не жег железом, а тихой сапой сначала выудил информацию, напичкав палату Губского аппаратурой, затем добился признаний, услышав историю от начала, когда ему впервые послышался голос, и до конца.

И, на удивление, сразу же поверил в нее.

Тогда-то и приступили к работе мыслители Центра, все поголовно носящие неофициальное и слегка уничижительное прозвище – Широколобые. А чтобы Слухач не комплексовал по поводу предательства союза с Покровительницей, они использовали способ, придуманный еще следователем, – записывать беседы с небесными силами на пленку, будучи в полном одиночестве. Таким образом как бы исключался момент измены. У Слухача ненавязчиво получили согласие задавать побольше вопросов Покровительнице, убедили, что это нормально, а иначе какой же это союз?

Первые результаты ошеломили самых невозмутимых. Вместе с аудиозаписью параллельно шла постоянная видеосъемка, отмечающая каждый шаг бывшего подводника. Во время «бесед» он преображался, так что не было никаких сомнений, что он в этот миг разговаривает не сам с собой, а с неведомой небесной силой. И полученную информацию можно было смело отнести к явлениям потусторонним, так что к Центру и Слухачу сразу же присоседилась разведка. Умело составленные и управляемые диалоги морского офицера с Покровительницей за пару месяцев позволили раскрыть системы не только Центров УВ ядерных держав и военных блоков, но и многие их замыслы на будущее, так что информацию мгновенно понесли по всевозможным ведомствам и спецслужбам, якобы для проверки и последующей реализации.

Слухача следовало бы беречь как зеницу ока, пылинки с него сдувать, а суть его бесед хранить, как «ядерный чемоданчик», однако следом за разведкой к посреднику между небом и землей потянулись сначала чиновники МИДа, затем МВД – выявлять, кто же совершил то или иное громкое преступление, – а потом и вовсе все, кому не лень. Вплоть до жены Генсека, которая самолично явилась к нему, чтобы, как у вокзальной гадалки, спросить о своей судьбе.

2

Центром управления УВ лет тридцать кряду руководил генерал-ракетчик, много раз в целях конспирации менявший фамилию, и когда к Слухачу пиявками присосались желающие узнать прошлое и будущее, старик возмутился и тут же был отправлен в отставку, опять с новым паспортом на имя Дмитрия Ивановича Непотягова и новым местом жительства.

Тогда и пришел на его место совершенно гражданский человек Гелий Карогод, тридцатитрехлетний электронщик из Института космоса. Чем он там занимался конкретно, никто в Центре толком не знал, да и знать не хотел – жалели старика генерала, – но в первый же день ощутили на себе его жесткую руку и новую метлу, отчего начальник сразу же получил прозвище Железный Гелий.

И пожалуй, многих бы тогда вымел этот космический пришелец, не случись события, потрясшего весь Центр: этой же ночью при необъяснимых обстоятельствах из своего запертого бокса исчез Слухач. Никаких следов проникновения, взлома – охрана клялась и божилась, – сигнализация не срабатывала, пишущие видеокамеры показывали пустой коридор, ведущий к двери бывшего подводника, а те, что были установлены в боксе, в последний раз сняли спину в тельняшке и руку с часами, свисающую с кровати, после чего дежурный выключил свет: сеанса связи с Покровительницей по расписанию не ожидалось, у Слухача был день отдыха.

Уйти из секретного подземного бункера было все равно, что уйти из подводной лодки…

А было полное ощущение, что пленник просто куда-то отлучился на секунду, не захватив с собой даже верхней одежды.

Шум поднялся невероятный, и хотя говорили о проблемах Центра в специальных кабинетах большие чины, причем чаще всего вполголоса, Гелия в первые дни чуть не оглушило от начальнического рева:

– Немедленно разыскать!

– Служебное расследование!..

– Ты понимаешь, чем это пахнет?! А если Слухач попал в руки противника?!

– А если он сдаст все принципы действия системы Удара возмездия?!

– А если?!. А если?!.

Карогод и подозревать не мог, сколько над ним неведомых начальников самых разных рангов и сколько служб, кровно заинтересованных в бывшем хранителе «ядерной кнопки». Была полная уверенность, что с работы снимут обязательно, с работы, к которой он толком и приступить не мог, а лишь изучал объект, страдая от легкой одышки.

Новый начальник Центра сразу же заподозрил Непотягова: вывести морского офицера мог только он, предварительно сговорившись с сотрудниками и охраной. Карогода готовили к новой должности давно, тайно от старого начальника Центра посвятили во все тонкости работы с Губским, и Гелий почти уже верил в его уникальные провидческие способности. Однако поверить, что имеющий связи с небесными силами и вполне земную плоть человек в состоянии испариться из запертого бокса, он не мог и в общем-то не имел права. Поэтому поднятые по тревоге спецслужбы начали доскональную проверку прежде для них закрытого бункера, допрос сотрудников и охраны, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку и копнуть под старика генерала. К ним мгновенно присоединилась разведка, считая себя полноправной совладелицей гения Слухача, и общими силами они несколько дней подряд шерстили Центр, засовывая нос куда не следует.

И в результате ничего не обнаружили. Кроме того, установили, что сам Непотягов и его ближайшее окружение имеют железное алиби, сравнимое разве что с алиби жены Первого Лица. На всевидящего морского офицера возлагались большие надежды, для чего, собственно, подготовили и посадили в Центр Карогода – человека с новым мышлением, который должен был переориентировать многие направления работы. Справедливо считалось, что Слухача используют не по назначению, что все эти игры с системами Ударов возмездия сейчас уже не дают никакой пользы, и мало того – вредны, поскольку началось активное разоружение и замирение с вероятным противником. Во что должен был потом превратиться сверхсекретный Центр, над какими проблемами предстояло работать, Гелию не открыли, а лишь намекнули, что все они связаны с будущим СССР и его геополитикой, дескать, перестройка начнется в самом скором времени и не следует забегать вперед.

Гелий не обладал железной волей и такой же решимостью, и зря ему дали такое прозвище; скорее он был газообразным, летуче-обволакивающим и инертным, как одноименный газ. К тому же с первого дня на объекте начал страдать одышкой, о которой его предупреждали бывалые сотрудники и от которой он постоянно чувствовал подавленность и легкую головную боль. Привыкнуть к этому было невозможно, и оставалось ждать, когда пройдет процесс адаптации – а его уверяли, что пройдет обязательно! – и активно действовать, прикладывая невероятные усилия.

Наглое похищение жемчужины Центра, его мозгового потенциала возмутило Карогода тем, что он усматривал во всем этом месть своего предшественника. На какое-то время он даже забыл об одышке и почувствовал резкий прилив эмоций и физических сил. Это и толкнуло на необдуманное действие: не имея на руках никаких фактов, самому пойти к Непотягову и устроить допрос. Естественно, они не были раньше знакомы, меняя их на посту, не удосужились даже представить друг другу или не посчитали нужным. Генерал виделся Гелию эдаким старым полуобразованным ворчуном, обиженным самоучкой, что в общем-то сразу и подтвердилось. В прошлом Дмитрий Иванович был трактористом и в армии, естественно, сделался танкистом, затем переучился на ракетчика и даже впоследствии закончил академию, но при этом все равно походил на сельского механизатора. Трудно было поверить, что этот мужик управлял системой УВ – Центром, напичканным суперсовременной электроникой, где лучшие умы составляли компьютерные программы двадцать первого века.

Допрос не получился. Непотягов выслушал Карогода с невозмутимым, по-стариковски рассеянным видом и даже дурака не стал валять, заливая что-нибудь о небесных силах, призвавших к себе Слухача.

– Так и знал, – закряхтел обиженно. – Уйду – все развалится. Эх, деятели, в душу вас! Такого мужика Бог послал! Один раз в сто лет рождается. Не могли уберечь, олухи… Так и знал!

Гелий считал себя человеком прозорливым, но тут, сколько ни присматривался и ни прислушивался, и тени фальши не заметил. Не мог! Не мог этот старик так искусно играть!

Пришлось сменить тактику, снять жесткий напор, прикинуться озабоченным и беспомощным.

– Где же теперь искать Слухача?

– Смотря какого, – пробурчал генерал. – Если нового, топай по психушкам. Да второго такого не найти, не надейся. Мусору там много: предсказатели, экстрасенсы, колдуны. А толковых, чтоб с небесным покровительством… После Гришки Распутина этот был последний, в нашем веке вряд ли другой будет. Ну, если чудо свершится или ты вдруг человек удачливый, так Бог пошлет…

– А если старого? – спросил Гелий.

– Старого ищи у жены Генсека. Или в разведке. На худой случай в МИДе. Только тебе его никто не отдаст. Ни за что. Напрасные хлопоты, поверь старику.

Гелий почти поверил, поддавшись простоте и точности ответов генерала, и, пока возвращался в Центр, мысленно отработал все три выдвинутые Непотяговым версии, и все они показались реальными, годились для немедленного и успешного розыска ясновидца. Однако по возвращении Гелия срочно вызвали в Кремль: Первому Лицу было доложено об исчезновении объекта под кодовым именем Слухач. Это было как нельзя кстати – старик генерал прав, управу на похитителя можно найти только здесь. Карогод рискнул и после короткого доклада выдвинул две версии; о третьей, то есть о возможной причастности жены Генсека, умолчал.

Генсек изображал то ли Сталина в молодые годы, то ли самого Ленина в зрелые.

– Этого не может быть, это исключено, – уверенно заявил он, а потом как-то рассеянно добавил: – Ошибаетесь вы, батенька. Мне докладывали, что вы молодой энергичный человек с новым мышлением, а подходы у вас старые… А можно ли найти Слухачу достойную замену? У нас такой талантливый по этой части народ…

– Есть еще одна версия, – решился Гелий пойти ва-банк, однако Первое Лицо внезапно перебило, и в голосе послышалось корректное раздражение:

– Оставьте свои версии! Я спрашиваю о замене!

В этот миг Гелий был абсолютно уверен, что Слухача умыкнула из Центра жена Генсека. Разумеется, не сама, с помощью своих людей, но это не имеет значения. Похоже, она решила прибрать ясновидца к рукам для каких-то своих целей, и ее супруг знал об этом… И сейчас дурил ему голову, зная, что Карогод не рыпнется.

– Замену найдем! – сдался Гелий, еще раз вспомнив генерала Непотягова.

– Идите и работайте, – был ответ. – И держите меня в курсе.

На том аудиенция и закончилась.

К первой леди государства, разумеется, подходить с вопросами о Слухаче никто бы в жизни не посмел, так что там хоть роту богоизбранных офицеров спрячь – не найдешь.

Спецслужбы и разведка, рьяно бросившиеся искать следы Слухача, вели себя не менее странно – лезли во все дыры, более проявляя интерес к самому Центру и его электронному мозгу, напичканному специальными программами. Они выдвинули и теперь отрабатывали версию, что объект из бункера не похищали, а попросту спрятали тут же, благо мест в подземельях достаточно, чтобы спрятать не один десяток человек, поэтому настаивали на полном и доскональном обыске. Центр делился на несколько зон, так что внутри его соблюдался еще один уровень секретности: каждый сотрудник имел ограниченное право входа и соответствующий электронный ключ-карточку, ходить всюду позволялось лишь нескольким Широколобым. Сам Карогод еще не успел побывать во всех отсеках, к тому же знакомство с Центром было остановлено по причине похищения, а спецслужбы, в частности, сильно интересовались вспомогательной Нулевой зоной и просили разрешения на ее осмотр. Гелию не нравилось любопытство чужаков, однако их ненавязчивая назойливость не имела предела, и он решил сам посмотреть, что там хитрого есть в этой вспомогательной зоне. Но странно, его всемогущий ключ-карточка не сработал в замке и дверь в Нулевую не открылась. Карогод тут же связался по телефону с оперативным дежурным и попытался выяснить, в чем дело, однако тот ответил, что либо испортилась электронная карточка, либо замок.

Вывод был глубочайшим, логика железной: они все там, на центральном пульте, сидели такие, забравшись на это теплое место после ракетных точек из какого-нибудь Запупинска. Гелий повесил трубку и хотел уже уходить, но тут дверь Нулевой открылась и появился кто-то из Широколобых. Для Гелия все они были на одно лицо – самоуглубленные, отстраненные от мира, напоминающие лунатиков, они носили ярко-голубую униформу, медицинские колпаки, а на ярлыках-визитках не имели фамилий, как остальные сотрудники, только трехзначный номер с двумя нулями впереди.

Ну точно роботы!

– Минуту! – предупредил Гелий этого Широколобого и ступил к двери. – Не закрывайте…

Тот прекрасно видел, кто стоит перед ним, и все же с механическим упрямством захлопнул дверь перед самым носом начальника Центра.

– Я же просил вас! – рыкнул на него Карогод. – Откройте дверь!

– Пожалуйста, открывайте, – невозмутимо предложил Широколобый, – у вас есть ключ.

И преспокойно пошел по галерее.

Нет, все тут работало исправно, и карточки, и замки. Но оказывается, для нового начальника здесь были запретные зоны, куда он не мог войти. И это так неприятно поразило Гелия, что несколько часов он просидел запершись в своем кабинете, откровенно обиженный, оскорбленный, с усилившейся одышкой, ощущая желание плюнуть на этот Центр и вернуться назад, в Институт космоса. Потом постепенно отошел, разумно рассудив, что во вспомогательной зоне ему и делать нечего, поэтому на ключе не выбили нужного значка, а в том, что Широколобый не впустил начальника, нет никакого неуважения, а лишь четкое исполнение инструкций по соблюдению режима секретности.

Убедив себя таким образом, Гелий решил не впускать спецслужбу в Нулевую зону, дабы не выказывать своего состояния, однако на донышке души осела горечь, как у всякого гордого человека, болеющего о собственной полноценности. И поселилась некая тихая ненависть к Широколобым.

Потом он ненароком забрел на центральный пульт и как бы между прочим спросил, что же там находится, в этой Нулевой, на что оперативный дежурный лишь ухмыльнулся:

– Да что там… Скотный двор.

– Как это понимать? – Карогод снова обиделся.

– А так, в прямом смысле, – рассмеялся дежурный. – Коровы там, свиньи, овцы и даже куры есть. Это на случай, если придется посидеть тут неопределенное время…

Гелий вспомнил, что из двери вспомогательной зоны действительно пахнуло чем-то теплым и знакомым, как от казачьего куреня в родной донской станице.

Успокоившись, начальник Центра отказал спецслужбам в резкой форме, и они сразу же отстали, и только МИД никак не проявил себя после пропажи ясновидца, помалкивал, а там-то его услугами попользовались: никакая политическая разведка не дала бы столько ценной информации о предстоящих переговорах, например в Рейкьявике. Правда, Первое Лицо, получив данные о замыслах партнера, все сделало наоборот, выступив с собственными инициативами, да это уже было дело десятое.

Старик генерал был трижды прав – не отдадут Слухача! Не затем воровали, чтобы отдавать, и пожаловаться некому, хотя начальства хватает, – неизвестно, на кого нарвешься.

Пришлось последовать совету старика, чтобы выполнить задание Генсека, – идти по психушкам и искать новый объект, положившись на волю Божью. Гелий не оставил все-таки надежды отыскать и Слухача, для чего подключил аналитиков, программистов, психофизиков – в общем, всех Широколобых, и параллельно отправил своих послов в печальные заведения. К тому времени Генсек переименовался в президенты, что когда-то предсказывал Слухач, называя даже день и час принятия присяги, а также количество дней, отпущенных ему на царство.

Президент и помог отыскать нового слухача, причем не в психушке, а на московской улице, где глава государства встречался с горожанами.