Наталья Александрова
Выстрел в прошлое

– Она умерла? – спросила Вера не своим голосом.

– На месте.

– Это несчастный случай?

– Да нет, эксперты обнаружили в машине остатки взрывного устройства. А теперь поехали, гражданка Вересова, ночь на дворе.

В машине Вера молчала, оперы тоже не тревожили ее вопросами. Сначала Вера переживала, что машину все-таки могла взять дочь именно в этот день, потом – что рядом в сгоревших машинах могли быть люди, и только в конце пути на подъезде к городу до нее дошло, что в милиции, да и муж тоже, считают, что это она подсунула в машину бомбу, чтобы отомстить своей сопернице. Ведь она сама отдала мужу ключи от машины. Господи, что же теперь делать?!

Оперы привезли Веру в милицию поздно ночью и там же допросили, чтобы два раза не ездить. Вера честно рассказала им, почему она уехала в Лугу и какие чувства она испытывала к покойной Людмиле Шитовой. Но оперы больше расспрашивали про машину: когда она последний раз на ней ездила и не давала ли ключи посторонним? Вера припомнила, что на машине она ездила довольно давно, когда перед именинами тридцатого сентября покупала продукты к праздничному столу.

– И послушайте, я понимаю, что вы мне не поверите, когда я скажу, что ничего не понимаю во взрывных устройствах, у меня нет никакого специального образования, полиграфический техникум – и все. Но до тридцатого сентября я и слыхом не слыхивала ни о какой Людмиле Шитовой, муж сказал мне про их отношения именно тридцатого сентября. А после тридцатого я к машине не подходила, сторож на стоянке может подтвердить.

В конце концов оперы ее отпустили – не потому, что поверили, а потому, что у них в голове не укладывалось, как может немолодая домохозяйка извести соперницу посредством взрывного устройства в собственной машине. Не было в их практике такого случая, и все тут!

Домой Вера добралась под утро. Она открыла дверь своим ключом, гавкнул Мак спросонья. На шум вышел муж, небритый, помятый, но одетый, – видно, так и заснул на диване в гостиной.

– Здравствуй, Виктор, я только что из милиции.

– Тебя отпустили? – удивился он.

– А почему меня должны были задержать? – в свою очередь удивилась Вера.

– Тебя отпустили, несмотря ни на что? – не слушая, повторил он.

– Виктор, опомнись, ты что, думаешь, что это я подложила бомбу в машину? Даже милиция не поверила, а ты меня знаешь столько лет!

– Я не знаю, что я должен думать. Ты отдала мне ключи, она села в машину и взорвалась. Машина твоя, а ее ты ненавидела.

– Значит, ты и правда так думаешь… – задумчиво проговорила Вера. – А знаешь, чего я тебе никогда не прощу? Не того, что ты меня бросил, и не того, что собирался привести в эту квартиру свою девку и спать с ней в моей постели. А вот этого, что ты поверил, что я могла ее убить. Я бы про тебя ни во что такое не поверила. И сказать еще? Я рада, что она умерла. Я в этом не виновата, но я рада. Не потому, что я ее ненавидела – много чести. А потому, что тебе теперь так же плохо, как мне.

Надежда шла по улице, с любопытством оглядываясь по сторонам. Ее давняя приятельница с работы собралась покупать квартиру и попросила Надежду проехать с ней и посмотреть, потому что район, где находилась квартира, Надежда хорошо знала, когда-то жила там несколько лет.

Квартира приятельнице не понравилась, и она умчалась по своим делам, а Надежда решила пройтись не спеша по улицам и посмотреть, как все изменилось, а то когда еще сюда попадешь. Была середина октября, бабье лето в этом году позднее, погода располагала к прогулке. Улица называлась Курляндская. А вот и дом, где они жили семь лет с первым мужем и маленькой Аленой. Как много прошло времени с тех пор! Алена уже взрослая, сама мама, у нее, Надежды, есть внучка Света пяти лет. Вот в этом скверике они гуляли с Аленой совсем маленькой, а через эту дыру в заборе они проходили в Аленин садик. А школа по другую сторону двора, но Алена в нее не ходила, потому что они переехали. С мужем Надежда развелась, и они разменяли квартиру. Перед ее мысленным взором промелькнули семь лет жизни здесь, в этом районе. Особенно вспоминать было нечего – в ее жизни тогда было мало хорошего: сначала легкое недоумение оттого, что они с мужем оказались такими разными, потом, после рождения ребенка, от усталости и бессонных ночей накопилось раздражение, потом пошли ссоры, а последний год они прожили рядом как посторонние люди, даже не ругались. Да, вспомнить-то оказалось нечего.

Муж Надежды вскоре после развода женился, на этот раз удачно, а Надежда ждала пятнадцать лет, пока не встретила своего, настоящего. Шестой год она замужем и живет счастливо, о другом муже и не мечтает.

Навстречу Надежде шла молодая женщина, рядом на трехколесном велосипеде ехал мальчик лет четырех.

«Как похожа на Любу! – подумала Надежда. – Те же светлые волосы, нос курносый, веснушки, крупная, но не толстая. Это потом Люба располнела, а когда мы с ней вместе гуляли с девочками маленькими, она как раз такая была. Да ведь это, наверное, и есть ее дочка, по возрасту подходит».

– Маша! – закричала Надежда.

Женщина обернулась.

– Машенька, ты меня не помнишь, я Аленина мама, вы в садик вместе ходили, когда мы здесь жили, хотя столько времени прошло…

– Помню Алену, – слабо улыбнулась Маша. – Здравствуйте, тетя Надя.

– А вы так здесь и живете? Ты сама мамой стала, у Алены тоже дочка. А как мама, Люба-то как?

У Маши по щекам покатились крупные слезы, она их не вытирала.

– Мама умерла.

– Да что ты! – ахнула Надежда. – Когда же?

– Завтра будет две недели.

– А как же все случилось? Она что, болела?

– Нет… шла вечером, не поздно даже, кто-то в лифте ударил ее по голове, наверное, деньги отобрать хотели. Только не взяли сумку – видно, спугнул их кто-то. А потом сосед с шестого этажа подходит к лифту, а мама там… Пока «скорую» вызвали, пока довезли, она в дороге умерла.

Надежда, потрясенная, молчала.

– Господи, кошмар какой, что на свете делается! Как же ты теперь?

– Муж работает, я работаю в роддоме на Огородникова.

– Там, где мы с мамой вас рожали.

– Да, Гриша в садик ходит, тот же самый. Приходите, тетя Надя, на сорок дней маминых.

– Приду, позвоню накануне и приду. У вас телефон тот же?

– Да, не менялся.

Надежда поцеловала маленького Гришу и пошла на троллейбус. Гулять ей расхотелось.

Она ехала в метро и вспоминала Любу. Простая милая женщина, всегда была веселой, не унывала. С образованием у нее, конечно, было не очень, приехала из деревни, здесь вышла замуж, мужу дали комнату. Познакомились они с Надеждой в роддоме: так получилось, что обеим пришлось там пролежать две недели. Потом оказалось, что живут они в соседних домах, так и встречались во дворе да в скверике. У Надежды с кормлением грудью было не очень, на всю жизнь запомнит она этот кошмар, а через три месяца молоко и вовсе пропало. А у Любы молока было на троих детей, поэтому она просто велела Надежде приносить Алену днем к ней домой. Так Надежда и таскала ребенка несколько месяцев, благо дома рядом. И выходит, что Маша с Аленой молочные сестры.

Вера, Надежда, Любовь… Да, была еще Вера, тоже там, в роддоме. Доктор Алексей Иванович не уставал удивляться такому совпадению. И у всех троих были девочки. С Верой Надежда дружила долго, только последние несколько лет перестали они перезваниваться. Муж у Веры разбогател, и как-то стали они вращаться в разных плоскостях. Пожалуй, Вера и не знает, что Надежда замужем.

«Позвоню-ка я Вере, – решила Надежда, – расскажу про Любу, поболтаем, может, легче станет на душе. А то сердце не на месте. Какая ужасная смерть!»

Надежда открыла дверь своим ключом. Пока она возилась с дверью, из прихожей слышались какой-то шум и возня. Все ясно: кот устроил очередную пакость!

Так и есть: обои у дверного косяка были ободраны и пол усеян маленькими клочками.

– Ну какой негодяй! – простонала Надежда. – Ведь недавно коридор поклеили, несколько месяцев всего.

Она проскочила в комнату, где огромный рыже-полосатый кот с белыми лапами лежал на диване и делал вид, что спит.

– Не притворяйся, паршивец! Я все равно видела, что ты драл обои. Бейсик, я с тобой разговариваю!

Бейсик открыл глаза и недоуменно посмотрел на хозяйку.

«Это ты мне»? – говорил его взгляд.

– Мерзавец ты, и все.

В дверь заглянула соседка Мария Петровна.

– Надя, ты дома? А что это у тебя дверь открыта? Кот не убежит?

– Убежит он, как же! Вон поглядите, что устроил, недавно же обои переклеивали.

– Носом надо тыкать! – глубокомысленно изрекла Мария Петровна.

Надежда схватила кота, вынесла его в коридор и стала тыкать в кучу обойных клочков. Бейсик молча вырывался, потом изловчился, цапнул Надежду за руку и отскочил в сторону.

– Будешь еще обои драть, рыжий негодяй? – закричала Надежда.

Бейсик выгнул спину и сказал: «Мур-м-м», что означало: «Буду обязательно».

Надежда засмеялась:

– Что уж тут сделаешь? Это Саша его распустил, все ему позволяет.

Мария Петровна покачала головой и ушла. Надежда убрала в коридоре, начистила картошки к ужину, вымыла овощи для салата, Бейсика кормить не стала из воспитательных соображений, а потом вспомнила, что собиралась позвонить Вере. Она порылась в старой записной книжке, там был телефон, но не тот – да, они же поменяли квартиру. Пришлось искать телефон по справке, хорошо, что он оказался оформленным на Веру, а не на ее мужа. После таких сложных поисков нельзя было не позвонить. Надежда набрала номер, ответил женский голос.

– Алло, это Вера?

– Что вам угодно?

– Мне нужна Вера, Вера Вересова.

– Я вас слушаю. – А голос какой-то чужой.

– Вера, это Надя. Мы с тобой давно не виделись, ты помнишь меня?

– Я помню. Случилось что-нибудь? – довольно равнодушно спросила Вера.

Надежда немного растерялась.

– Вера, может быть, я не вовремя, у тебя голос какой-то не такой?

– Да нет, Надя, что ты.

– А я хотела сказать. Ты помнишь Любу? Ну там, в роддоме. Так я сегодня узнала, что она умерла.

– Болела?

– Нет, ее убили. Что ты молчишь?

– Ох, Надя, мне сейчас еще, может, хуже, чем Любе!

– Да что ты говоришь? Все здоровы у тебя?

– Все здоровы, – с горечью ответила Вера, – да только никому от этого не легче.

– Знаешь что, Вера, завтра суббота, у меня муж работает, а ты приезжай ко мне. Любу помянем, поговорим. Обойдутся твои без тебя полдня!

– Да они и совсем без меня обойдутся.

– Вот и приезжай. А то видишь, как с Любой получилось. Я все собиралась ей позвонить, да откладывала, вот и дооткладывалась.

Тут Надежда заметила, что в прихожей стоит вернувшийся с работы муж, а Бейсик ходит рядом – хвост трубой – и уже успел наябедничать мужу, как Надежда тыкала его носом в обои.

– Вот видишь, Надя, какая история… – Вера помешивала ложечкой остывший чай. – Муж со мной не разговаривает, вечерами выпивать начал. Я дома машинально все делаю, с собакой гуляю, иногда думаю – зачем все? Уехала бы к тете Варе, так милиция не пускает.

– А что, милиция что-нибудь делает? Ищет того, кто бомбу подложил?

– Да темнят они что-то. Следователь из меня всю душу вытянул. Но ты-то хоть веришь, что я этого не делала?

– Господь с тобой, Вера, конечно, верю! Ведь это не представить, чтобы где-то взрывное устройство достать и в машину присобачить. У меня хоть и высшее техническое образование, двадцать пять лет инженером проработала, а все равно ни за что не догадаюсь, как это сделать.

– Вот и я говорю следователю, что такое только в кино видела, а он молчит.

– Может, он думает, что ты киллера наняла?

– Вот и пусть доказывает, а только не нанимала я киллера! Он говорит: кто мог знать, что она на той машине поедет? Мой муж и я. Главное, муж сам ее на стоянку отвел, машину показал, сказал, что доверенность переоформит. А ей, видно, невтерпеж было ждать, вот и…

– Мда-а… Но послушай, Вера, а не могло так быть, что кто-то эту бомбу против тебя заложил? Ты уж прости, что я так прямо выражаюсь.

– Спрашивал про это следователь: нет ли у меня врагов, не хотел ли кто от меня избавиться? Я и отвечаю, что избавиться от меня хотела эта самая Людмила Шитова. Так, что ли, она взрывчатку в машину подложила, а потом сама решила прокатиться?

– Да, концы с концами не сходятся.

– Пойду я, Надя, поздно уже, с собакой надо гулять.

– Ну иди, я завтра к маме на дачу поеду, в понедельник вернусь, потом тебе позвоню.

Когда муж вернулся с занятий, Надежда была в дурном настроении. Ее потрясла Верина история, она из женской солидарности обиделась на всех мужчин и решила выместить это на первом встречном, а им оказался ее собственный муж Сан Саныч. Они поужинали в полном молчании, потом Надежда начала греметь посудой на кухне, а муж ушел в комнату с Бейсиком на руках. Дуться одной на кухне было неинтересно, поэтому Надежда тоже потащилась в комнату.

– Что с тобой случилось? – мягко спросил муж. – Встала не с той ноги?

– Вы, мужчины, все одинаковы. Живешь с вами, вдруг в один прекрасный момент вы все перечеркиваете и начинаете новую жизнь с другой, а этой жене куда деваться в сорок восемь лет?

– Ты про себя?

– Пока нет, это с моей подругой такой случай, ее бросил муж.

– А почему я должен отвечать за человека, которого я никогда в жизни в глаза не видел и никогда не увижу?

– Почему не увидишь?

– Раз ты говоришь, что он бросил твою подругу, значит, они расстались, поэтому мы с ним не увидимся. – Муж смотрел на нее смеющимися глазами. – Надежда, прекрати капризничать, я очень сочувствую твоей подруге, но субботний вечер мы могли бы провести по-другому.

– Прости меня, Саша. – Она прижалась к его щеке. – Эта история так на меня повлияла!

Он погладил ее по голове, но неприятное гнетущее чувство не проходило.

Надежда возвращалась с дачи не поздно, но по осеннему времени было темно. Тяжеленная сумка оттягивала руки – мать впихнула варенье, да еще банку с огурцами. Вот и ее дом, теперь дойти до своего третьего подъезда – и она на месте. Только бы лифт работал!

Надежда шла вдоль дома и уже собиралась повернуть к своей парадной, как вдруг заметила, что слева, не по асфальтовой дорожке, а прямо под окнами первого этажа, бредет Зинка-пьяница, держась за стенку.

«Опять Зинаида выпивши!» Надежда инстинктивно замедлила шаг, ей не хотелось встречаться с Зинаидой у лифта: та привяжется с разговорами, потом попросит денег взаймы. Денег ей никто уже не дает, потому что она никогда их не возвращает. Не ожидая, пока Зинаида ее заметит, Надежда шустро нырнула в кусты, которые росли у парадной, пробежала по газону и вышла на асфальтовую дорожку прямо перед соседкой Марией Петровной, которая гуляла со своим скотчтерьером и понемногу дрейфовала к дому.

– Господи, Надежда, напугала-то как!

– Да я, Мария Петровна, с Зинкой в лифте ехать не хочу.

– Правильно, а слыхала, что они вчера устроили? Со своего девятого этажа все квартиры залили до четвертого. У нее муж воду в раковину пустил, а сам ушел в комнату и заснул. А там попало что-то. Сегодня техник приходила, акт составила, а что с них возьмешь? У них квартира пустая, одни стены голые.

– Хорошо, что наши квартиры по другому стояку. А где Тяпка-то? Он черный, его в темноте и не видно.

– Обижаешь, Надежда. Нам внук фирменный комбинезон подарил, там на лапе светящаяся краска. Вон, смотри, бежит!

– Ой, правда! Надо же, как здорово.

– Так что мы теперь как новые русские собаки, – с гордостью заключила Мария Петровна. – Однако пойдем-ка домой. Дождик накрапывает, нагулялся уже Тяпка.

Из подъезда выскочил подросток в темной куртке и темной же вязаной шапочке и быстрым шагом направился в сторону.

Они вошли в подъезд, нажали кнопку вызова лифта. Лифт шел долго, с девятого этажа, – значит, подросток им не пользовался. Тяпа что-то заупрямился, Мария Петровна подхватила его на руки и уже хотела было шагнуть в раскрывшиеся двери, как вдруг Надежда закричала:

– Стойте!

На полу в лифте лежала Зинаида.

– Господи, ну что же это такое, до квартиры ей не дойти, в лифте уснула. Зина, Зина! – наклонилась Мария Петровна. – Ты что?

Тяпа вырвался из ее рук и отбежал в сторону с рычанием. Глаза Зинаиды были закрыты, и в тусклом свете лампочки в лифте Надежде показалось, что Зинаида неестественно бледна. Она присела на корточки и попыталась поднять Зинину голову. Капюшон старой куртки тяжело плюхнулся на пол. Он был полон крови.

– Господи помилуй! – прошептала Мария Петровна. – Надя, пульс пощупай.

– Да нет его совсем.

Открылась дверь квартиры на первом этаже, осветила площадку. Рядом с лифтом валялась Зинаидина сумка, Надежда в темноте ее не заметила, а лампочка на площадке первого этажа была разбита.

Дальше началась суматоха. Приехала «скорая», потом милиция. Зинаиду отвезли прямо в морг, сделать уже ничего было нельзя. Тяпа очень лаял на милиционеров, поэтому Марию Петровну с ним отпустили, а Надежду еще долго держали на площадке, пока она не взмолилась. Тогда их участковый, Павел Савельич, спросил разрешения, и Надежда пешком потащилась наверх, потому что в лифте работали криминалисты.

Злая на весь мир, Надежда позвонила в дверь своей квартиры.

– Кто там? – спросил муж за дверью.

– Открывай скорее! – заорала Надежда, потеряв терпение.

Дверь открылась, на пороге стоял муж с газетой в одной руке и с котом – в другой.

– Почему ты не звонишь своим звонком? – поинтересовался муж. – Если бы позвонила, как мы договаривались, два коротких звонка, я бы открыл не спрашивая.

Надежда молча прошла в коридор и плюхнула сумку на пол. Муж стоял на пороге комнаты, очень аккуратный, в домашней куртке и тщательно отутюженных брюках, и хоть Бейсик явно предыдущие полчаса провел у него на коленях, следов рыжей шерсти на брюках почему-то не наблюдалось. Надежда заглянула в комнату. Там было прибрано, все так, как она оставила, когда уезжала вчера на дачу, горел только торшер у кресла, где муж читал газеты. На диване Надеждин муж Сан Саныч лежал днем, только когда болел.

– Так что случилось, Надя? – Сан Саныч опустил наконец кота на пол, и Бейсик с живейшим интересом принялся обнюхивать дачную сумку.

– Зинаиду с девятого этажа в лифте убили! – с маху брякнула Надежда.

– А ты тут при чем?

– Мы с Марией Петровной ее обнаружили. Какой-то парень по голове стукнул и убежал.

– А за что? Насколько я понимаю, денег у нее никогда не водилось.

– Вот именно, – подтвердила Надежда, и у нее где-то в области желудка шевельнулось неприятное чувство.

– Ты устала, Надя, – спохватился муж, – я сейчас ужин разогрею, а ты пока душ прими.

– Нельзя, – вздохнула Надежда. – Сейчас менты придут, допрашивать меня будут.

Сан Саныч поморщился при слове «менты», он никогда не употреблял жаргонных словечек и не любил, когда Надежда их употребляла. Надежда переоделась, причесала волосы, а потом пришел Павел Савельич и позвал ее в соседнюю квартиру к Марии Петровне на допрос. Надежда с радостью согласилась идти, так как не хотела, чтобы муж слышал, что она расскажет милиции.

С допросом покончили довольно быстро. Надежда с соседкой рассказали все как было, а на вопрос, почему они задержались на улице и не поехали вместе с Зинаидой, Мария Петровна ответила, что Тяпа, как всякая собака, не любит пьяных и стал бы лаять и рычать на Зинаиду, вот они и решили подождать. Описывая вышедшего из парадной парня, Мария Петровна и Надежда немного разошлись в показаниях. Соседка утверждала, что это совсем мальчишка, подросток, такой он был худенький и щуплый. А Надежде казалось, что парень постарше. Она толком не могла объяснить почему и надолго задумалась.

– Понимаете, походка у него была не мальчишеская, такая разболтанная, а вот… вышел человек из подъезда и пошел с целью, а не просто так, уверенно пошел, по-деловому. Подростки так не ходят.

Опер с сомнением покачал головой, но ничего не сказал.

Дома муж ждал объяснений.

– Надежда! – строго начал он. – Почему ты опять возвращаешься с дачи затемно? Ведь я же просил тебя не ездить одной так поздно.

– Где же поздно, Саша? Мария Петровна с Тяпой гуляет в десять утра, в три и в девять вечера. Значит, было минут двадцать десятого, совсем не поздно. Это меня потом милиция внизу задержала.

– И потом, – продолжал он, – мы же договорились, что ты будешь звонить от метро, я тебя встречу.

– Я звонила, тебя дома не было, – быстро соврала Надежда и попала в точку. Муж поверил, но все равно рассердился.

– Ты понимаешь, что на месте Зинаиды могла быть ты! – закричал он. – Кругом такое хулиганство, разгул преступности, а ты ходишь одна в темноте.

«Возможно, он гораздо ближе к истине, чем думает», – пронеслось в голове у Надежды, а вслух она сказала ласково:

– Сашенька, не волнуйся, я же не пошла одна в подъезд, а дождалась Марию Петровну, а Тяпа у нее хоть и маленький, но все же собака, гавкнуть может. И давай скорее ужинать, а то поздно уже.

Надежда проснулась среди ночи. На сердце было тяжело. Сначала она подумала, что это от съеденного накануне слишком поздно плотного ужина, но все было гораздо хуже.

«Это меня хотели убить! – металось в голове. – И убили бы, как Любу. Та же история – стукнули тяжелым по голове и затащили в лифт. Только у Любы в доме лифт старый, двери неавтоматические, поэтому убийца должен был вместе с Любой в лифт сесть, а у нас двери лифта открываются автоматически, поэтому Зинаиду внизу стукнули, кнопку в лифте нажали, а сам он выскочил».

«Не может быть!» – ответила она самой себе.

«Все так и есть, – ответил невидимый оппонент в мозгу. – Кто-то сидел между лестничными площадками у окна второго этажа и караулил, когда я пойду к подъезду. Увидел меня и побежал вниз, к лифту, значит, в окно он в это время не смотрел и не заметил, как я свернула в кусты. А Зинаида шла вдоль дома, ее из окна второго этажа не было видно. Лампочка на площадке разбита, на мне была старая дачная куртка и капюшон надет, потому что дождик накрапывал. У Зинаиды тоже куртка с капюшоном…»

Мысли Надежды приняли совершенно другой оборот.

«Как же я одеваюсь, если меня можно перепутать с последней пьяницей?»

«Что же мне, по грязным электричкам в хорошем пальто болтаться? – огрызнулась она самой себе. – Сейчас осень, дожди, в поезде одни садоводы. Такие же, как я. Но вообще-то неприятно. Позвоню завтра Маше, Любиной дочке, узнаю, нет ли новостей о Любиной смерти, может, убийцу уже нашли? Хотя маловероятно, и того, кто Зинаиду убил, тоже не найдут».

– Надя, что ты сегодня такая беспокойная? – сонно пробормотал муж. – Вертишься, Бейсику спать мешаешь.

«Ему лишь бы Бейсику никто не мешал!» – с обидой подумала Надежда, но в глубине души она знала, что не права, что муж очень беспокоится за нее, потому что первая его жена умерла, он тогда очень переживал и знает, как это тяжело. А она, Надежда, вечно впутывается во всякие истории, как тогда на работе три с половиной года назад, когда в институте, где она проработала много лет, вдруг начали загадочно умирать люди. Конечно, Надежда со своим приятелем Валей Голубевым не могли остаться в стороне и сами взялись за расследование загадочных убийств. А в результате Надежда чуть не погибла у проходной собственного института. Тогда от страха она сделала огромную глупость – обо всем рассказала мужу. Муж ужасно за нее испугался и, как всякий мужчина в подобном случае, устроил грандиозный скандал. Поэтому Надежда дала себе слово никогда больше мужу ничего не рассказывать, а со своими неприятностями разбираться самой.

А сейчас надо скорее заснуть, ведь завтра рано на работу. И уже перед глазами, как всегда перед наступлением сна, поплыли какие-то образы, дома, люди, но вдруг одна страшная мысль заставила Надежду сесть в кровати.

Вера, Надежда, Любовь… Ведь это все взаимосвязано: сначала убили Любу, потом покушались на Веру, ведь именно для этого заложили в ее машину взрывное устройство. А потом наступила очередь Надежды. И кому же это, интересно, понадобилось убивать трех немолодых женщин?

– Чушь какая! – сказала Надежда вполголоса.

Муж проснулся и посмотрел на нее внимательно:

– Не спится? Болит что-нибудь?

– Так, мысли разные. Все Зинаида мертвая перед глазами стоит.

Сан Саныч взбил ей подушку, обнял, укрыл одеялом и даже – неслыханно! – выгнал с дивана Бейсика.

«Наконец-то сообразил», – успокоенно подумала Надежда и заснула, прижавшись к его теплому боку.

Назавтра вечером, когда муж Сан Саныч ушел читать лекции на курсы пользователей персональных компьютеров, Надежда позвонила Маше, Любиной дочери. Вспомнив о матери, Маша заговорила сквозь слезы. Конечно, никого из этих хулиганов не нашли.

– Голову ей разбили чем-то тяжелым. И ведь ничего не взяли, сволочи. – Маша замолчала, чувствовалось, что она борется с подступившими к горлу рыданиями. – Просто так, просто так ни за что убили человека… И откуда берутся такие подонки? Матерей у них не было, что ли? Господи, как жить! И таких случаев много, очень много. На работе у нас в роддоме так же бессмысленно женщину одну убили. Клавдию Васильевну, медсестру. Она уже на пенсии была, но подрабатывала. А тут не выходит на работу, ей звонят домой, дежурство у нее, если заболела – нужно предупреждать, чтобы подменили. А родственники сами волнуются – говорят, с дачи не вернулась. Искали-искали, только через неделю нашли в пожарном водоеме на полпути от дачи к станции… Сначала думали – плохо стало, упала, а вскрытие показало, что задушили ее, а потом мертвую в воду бросили. И тоже ничего не взяли, да и брать-то особо нечего было, но даже и кошелек с деньгами, уж какие там были, и то в кармане остался, не тронули.

– Клавдия Васильевна? Полненькая такая, роста маленького, голосок тонкий?

– Ну да, голос писклявый, маленькая, толстушка. А вы ее знали, тетя Надя?

– Да вроде как знала. Когда мы с твоей мамой в роддоме лежали, она у нас детской сестрой была. Клава, фамилию не помню, конечно. А доктор, Алексей Иванович, как поживает?

– Алексея-то Ивановича уже нету, лет пять назад как умер, мы с мамой и на похоронах были. Такой доктор хороший и человек редкостный… Инфаркт у него был.

– Да что ты? Жалко как, золотой человек был. Ты скажи, Маша, у вас в роддоме старые дела, истории болезни или как они там называются, долго хранятся?

– Хранятся-то они долго, да только и тут у нас ЧП было. Кто-то ночью в архив влез и часть документов украл. Понятия не имеем, зачем ему это понадобилось. Видно, шпана, хулиганье. Нянечка дежурная видела, как подросток оттуда убегал.

– А много документов пропало?

– Да все папки за один год.

– За какой? – Голос Надежды задрожал от волнения.

– За семьдесят пятый. А что? Ой, как раз год моего рождения…

– Да, твоего и Алены моей. Год, когда мы все познакомились – я, мама твоя, Вера, Софа…

После разговора с Машей Надежда уже не сомневалась, что все трагические события последних дней взаимосвязаны. Любу убили, медсестру Клаву убили. Ее саму и Веру явно пытались убить, и по случайности, которую язык не поворачивается назвать счастливой, вместо них погибли два других человека. Правда, рассматривая все происшедшее с точки зрения «высшей справедливости», можно было бы сказать, что женщина, погибшая вместо Веры, наказана за собственную жадность и хищничество, а о пьянчужке Зинаиде никто особенно не горевал, но кто может взять на себя смелость решить, что один человек ценнее другого и более достоин жизни? Такая постановка вопроса может далеко завести, и от нее прямая дорожка ведет к печам концлагерей…

Но, так или иначе, погибли по крайней мере четыре человека, пропали документы, связанные с годом и местом рождения ее дочери Алены, и неизвестный убийца наверняка не остановится на достигнутом. Он уже ошибся один, нет, два раза, но он будет продолжать начатое и, судя по тому, как обильно собирает он свою кровавую жатву, постарается добраться и до них с Верой, и до остальных.

Как бы то ни было, явно нужно было встретиться с Верой, вспомнить все события далекого семьдесят пятого года и подумать сообща, что же происходит, какие тучи над ними собираются и как им выпутаться из свалившихся на них неприятностей.

Не откладывая дело в долгий ящик, Надежда набрала телефон Веры.

– Вера, нужно встретиться, – сказала она не терпящим возражений тоном.

– Ну приезжай завтра ко мне, – со вздохом согласилась Вера. – Угол Суворовского и Таврической, наискосок от музея Суворова. Подъезд прямо с угла, скажешь, что в пятнадцатую квартиру.

– Жди меня к пяти, я из института, тут рядом, пешком дойду.

Нужный дом Надежда нашла без труда – ведь весь этот район она знала как свои пять пальцев, ее институт находился на площади Растрелли, это десять минут ходу. Подъезд был впечатляющий, над дверью висела телекамера. Надежда нажала красную кнопку.

– Вы к кому? – сказала телекамера.

– В пятнадцатую квартиру.

Дверь открылась автоматически, и Надежда увидела охранника в «пятне», он сидел в углу за столиком, перед ним светились четыре или пять мониторов.

– Это же надо, как в кино, – усмехнулась Надежда.

По широкой лестнице, устланной малиновой ковровой дорожкой, она поднялась на второй этаж. Между этажами на площадке у красивой формы окна стояли два искусственных кипариса.

«И ничего такого! – подумала Надежда. – Дом старый, просто вернули все, как было до революции, только вместо швейцара в галунах охранник в „пятне“.»

Вера открыла дверь сразу же, видно, охранник ее предупредил. Была она аккуратно одета и причесана, но в глазах – такая тоска, что Надежда забеспокоилась.

– Ты здорова, Вера? Что-то мне твой вид не нравится.

– Так вроде ничего не болит, только ночами не сплю. Тише, Мак, не приставай!

Человечество испокон веков делится на два враждующих лагеря – владельцев собак и владельцев котов. Правда, есть люди, которые держат и кота, и собаку, мотивируя это тем, что их любимцы якобы очень дружат и жить не могут друг без друга. Надежда таких людей не одобряла и считала их двурушниками. И хотя она была ревностной котовладелицей, но светло-желтый Маклай с не подстриженными по последней боксерской моде ушами привел ее в умиление.

– Какой красавец!

– Последнее время стал меня больше любить, а то все к мужу ластился. Вот так и сидим с ним целыми днями дома одни, – вздохнула Вера, – скоро разговаривать разучусь.

– Квартиру можно посмотреть? – перевела разговор Надежда.

– Смотри, а я пока там на кухне все приготовлю.

Квартира Надежду потрясла. Она долго ходила по комнатам и мечтала, как было бы здорово всем поселиться в такой квартире. Алена приехала бы из Северодвинска, где зять все равно собирается увольняться из флота, и они все впятером зажили бы в такой квартире. Четыре комнаты и огромная кухня – фантастика! Она заглянула в кухню. Увидев ее лицо, Вера криво улыбнулась:

– Ну скажи, как все: «И что вам не жилось в такой квартире?!»

– И верно, – засмеялась Надежда, – вертится на языке эта фраза. Здорово ты тут поработала, уютно очень.