Александра Ручьева
Заводские настройки

Игрушки

Когда говорят о трудном детстве, почему-то вспоминают деревянные игрушки, прибитые к полу. Мне интересно, у кого-нибудь действительно так было? У меня – нет, но мои игрушки по суровости могли бы посоперничать с деревянными. При этом детство не отличалось ничем примечательным или тяжёлым.

Как дочь заводчан, я ежедневно слушала разговоры родителей о работе. Всякие Бочкарëвы, Зорины и прочие товарищи превращались для меня в таинственных сказочных персонажей. Мама с папой играли с ними в другом, заколдованном мире, пока я скользила и падала с ледяных горок в дурацком детском садике «Солнышко». Одно из падений обернулось невидимой ниткой шрама на лице и сделанной после трагедии фотографией для выпускного альбома. На ней я, насупленная, сердитая, всем своим видом показывала: «Нечего меня со шрамом фотографировать!»

Иногда мне что-нибудь перепадало. Мама приносила обломки образцов из лаборатории. Сама того не ведая, она открыла для меня новый мир. Мир железок. И я даже не могла вообразить, насколько они изменят мою жизнь в будущем.

Первыми железными игрушками стали половинки металлической гантельки. Маленькие, блестящие фигурки весело перекатывались у меня на ладони. Если поставить их на основания, то получатся башни с изломанными шпилями или мачты кораблей. Возможно, половинки могли превратиться в шахматные фигуры, но я не знала, как ими играть.

Следующими мама подарила мне два гладких кирпичика с бороздами на гранях. Вот с ними можно было смело возводить что-нибудь серьёзное. Или подставку из них соорудить, например.

Однажды мама привела меня к себе на работу в лабораторию. Тогда ещё было можно. Мы прошли мимо огромного здания с белыми колоннами, на котором графическими каменными буквами было написано «ЛАБОРАТОРИЯ» и какой-то год. Позже мне объяснили, что это год постройки. Мы зашли в соседнее здание проходной. Как меня, ещё школьницу, пустили на завод, я совсем не понимала. Какие-то вертушки, охранники. Мама что-то показала им, и мы пошли дальше.

Мама вела меня широкими коридорами того огромного здания с колоннами, а я непрестанно вертела головой. Где-то там, на потолке, висели старые белые плафоны с красными цветами. А что творилось за деревянными дверями таинственных кабинетов я не представляла. Только силуэты за матовыми стёклами могли подсказать. Но они молчали.

Мамина лаборатория тоже была большая. И там стояло много странных железных машин. Некоторые из них прятались в больших коробах. Об их назначении мне никто не рассказывал. Что мне хотела показать мама, я не понимала.

Тем временем её коллеги с любопытством рассматривали меня. С кем-то мы были знакомы заочно, по маминым историям, а кто-то уже видел меня с ней. Город Чебаркуль – это же большая деревня, кто-нибудь кого-нибудь да знал. Со мной здоровались в городе, спрашивали про семью, я чего-то невпопад отвечала, совершенно не понимая, с кем беседую…

Дверь заграждения одной из машин уже была открыта: наверное, готовились к испытанию.

– Сейчас, Саша, проверим, при какой силе сломается этот образец, – мама протянула мне руку с железным бруском. Жаль, я не успела его потрогать.

Мама исчезла за дверью, закрыв её за собой. И медленно, плавно машина просыпалась, словно потягиваясь. Только вместо рук у машины – маятник.

Раз, и маятник со скрипом описал дугу. Два – новая дуга. Три, четыре, пять… и бум. Всё закончилось. Я даже не поняла, что произошло. Что-то упало, кажется.

Мама вышла с двумя серебристыми брусочками в руках.

– Смотри, Саша. Это остатки образца после испытания. Копёр ударил по нему несколько раз и сломал.

– А зачем? – спросила я, жадно глядя на бруски. Вот бы их себе забрать!

– Чтобы измерить силу удара, при которой образец сломается. Это нужно для изучения свойств металла.

– Ого. А ты меня ещё сюда приведёшь? Хочу ещё экскурсию.

– Если захочешь – что-нибудь придумаем. А образцы можешь забрать. Я тебе потом ещё принесу.

Надо ли говорить, что после приключений на заводе я берегла блестящие бруски больше остальных сокровищ. Для них в своей комнате я отвела особое место.

Я назвала его «Тайная комната». Начитавшись Гарри Поттера, я впустила тайну к себе в комнату. Возле книжного шкафа на широко расставленных ножках стоял рыжий стол в разводах. А на нём громоздился круглый аквариум, который поддерживали изогнутые зелёные железные листья. Красно-синие гуппи и алые меченосцы медленно проплывали среди настоящих водорослей. Им, казалось, не было ни до кого дела. А мне так хотелось поиграть. Вот я и обустроила местечко под рыбьим домом.

Вначале я занавесила подстолье старыми жёлтыми шторами. То ли мама выделила из своих запасов, то ли где-то раздобыла сама. А внутри творилось волшебство. Я поставила туда комодик из спичечных коробков, оклеенный жёлтой, голубой, розовой и зелёной бумагой. На ящичках и стенках сверкали звёзды. И, конечно же, я положила туда маленький кристаллик, переливающийся рубином камешек (самый любимый) и много-много разных бусин.

Ещё я принесла в «комнату» маленькую пирамиду из бумаги: нужно было склеить для школы, но в итоге фигурка осталась у меня. Какие-то мягкие игрушки из многочисленного семейства медвежьих тоже переехали туда. И куда ж я без моих любимых железячек. Они заняли почётное место подле комода. И всё.

Каждый вечер я приходила играть в «комнату», придумывала разные забавы и квесты. Уставшим родителям после работы было просто не до меня. И я придумывала миры.

Однажды, кажется, папа отдал мне маленький железный шарик, блестящий и холодный. Его хотелось держать в руках и постоянно медленно перекатывать, как яблочко в сказках, благо для этого у меня имелось «блюдечко» – жестяная крышка от коробки с конфетами. Катать – не перекатать.

Уже потом я узнала, что мой шарик совсем непростой: это часть от подшипника, где таких много. Там они дружной толпой катаются между кольцами. Забавно, что в университете у меня приключилось две истории, связанные с подшипниками.

Первая случилась на страшном и сложном предмете под названием «Детали машин». Нетрудно догадаться, что там изучали. И тут мы начали большую тему «Подшипники. Опоры валов и осей». Рисовали много схем, записывали формулы. Но самым классным занятием оказалась лабораторная работа. Наш преподаватель, Евгений Петрович, принёс две связки подшипников, велев изучать.

Это ж какое богатство нам доверили! Там были огромные шариковые подшипники, роликовые – поменьше. Но всеобщим успехом пользовался шариковый подшипник двухрядный сферический. Его кольца крутились не только по кругу, но и по сфере вокруг друг друга. Мы с одногруппниками чуть не подрались за право обладания этим сокровищем. Учебная медитация: крути себе колечки на паре, никто и слова против не скажет. Ту лабораторную мы защитили без проблем.

Друг даже обещал подарить мне такой подшипник на день рождения, но не смог купить из-за космической цены. Зато Костя преподнёс игрушечную соломенную сову. Сов я любила с детства, они всё ж веселее, чем железки.

Вторая история как раз предложила мне новый способ медитации. Курсе на четвёртом мы с одногруппниками как-то раз пришли на свою кафедру встретиться с куратором. Мы сидели за столом, на котором почему-то лежал обычный шариковый подшипник. Я взяла его в руки и всё время собрания крутила внешнее кольцо. Это успокаивало и расслабляло. В итоге я осмелилась попросить куратора:

– Василий Александрович, можно я возьму? – показала подшипник.

– Берите, Александра, – пожал плечами куратор.

Кто знает, что он обо мне подумал? Может, у него студенты пачками выпрашивают разные железки?

Зато я приспособила подшипник вместо чёток и часто крутила его за просмотром фильма в общаге. Кайфовала и радовалась.

Ещё один мой друг, Серёга, вокалист глэм-рок-группы, носил кучу цепей и, конечно же, кожаную куртку с заклёпками. У него была объёмная причёска: длинные волосы, стриженные на разную длину, чёлка. К слову, заклёпки имелись и у меня: отдала одноклассница. Я украсила ими свой рюкзак, а вот куртку я купила гораздо позже. Ходила счастливая, довольная с крутым рюкзаком.

И однажды, придя в гости к Серёге, я увидела у него батарею отдельно висящих цепей. Вот зачем ему столько? Хотя он же рокер, чего это я? Серёга заметил мой интерес и достал одну цепь, чтобы я рассмотрела поближе. Я взяла её в руки и пропала. Я крутила её и никак не хотела отпускать. Меня снова завлекло в медитацию. Надо ли говорить, что из гостей я ушла с подарком. Я потом прикрепила эту цепь на джинсы и на парах в университете часто перебирала её.

На третьем курсе, в год «Деталей машин» подруга подарила мне болт с гайкой. Она работала в закупках, отдала лишнее. Я не просила, так получилось. Как-то не планировала собирать коллекцию, но она складывалась сама.

Единственная вещь, которую я выпросила себе – это ещё один шарик. «Куда тебе столько, болезная?» – справедливо отметили бы вы. Мой папа – токарь. На своём станке он точил не только заготовки согласно сменному заданию, но иногда и детали для походной экипировки. В свободное от основных обязанностей время, разумеется.

– Ну, па-ап, сделай мне шарик!

– Да зачем он тебе?

– Я его носить буду, красиво же. Сделай пожалуйста.

Папа сделал. И я носила. Только через неделю потеряла. Растяпа. Когда он узнал об этом, то прочёл занудную лекцию о моей безалаберности и небрежности. Но я обнаглела и попросила его изготовить ещё один. Вот ничего с собой сделать не могла. Папа отказал, как бы я не уговаривала.

И я уже смирилась с поражением, но наступил Новый год, праздник сбывающихся желаний. Под нашей ёлочкой я нашла маленький свёрток, а там, вы не поверите, шарик! Я счастливая скакала по комнате, по очереди обнимая папу и маму.

– Это он специально тебе на Новый год сделал, – улыбаясь сказала мама.

Не папа – кремень, не сдался мне, решил всё по-своему. Как же классно!

Я никогда не собирала коллекцию железок. Просто так получалось. Возможно потому, что я дочь работников металлургического завода. Или потому что обожала хэви-метал. Всё происходило само собой. Как будто кто-то вёл меня по неизвестному мне пути.

И привёл на «Бажовский фестиваль». Лес, деревня, речка, солнце и много-много народу. Каждый год на фестивале собирались творцы: гончары, ювелиры, модельеры, певцы, танцоры… всех и не упомнишь. Я расслабленно бродила среди палаток, наслаждаясь природой. Надо мной ели качали лапами, радуясь празднику. Я купила себе пару серёжек и зелёный керамический набор: маленькую мисочку на ножках и тарелку в форме листка. Мне будет очень приятно есть из красивой посуды, а серёжки идеально подошли к моему розовому платью.

А потом я набрела на кузнеца. Он что-то ковал вместе со своей дочерью. Их слаженные движения завораживали. Удар, ещё удар. Кузнец не забывал подогревать участки металлической полосы, из которой постепенно складывалось кольцо. И мне захотелось попробовать!

Оказалось, что это возможно. На меня надели тёмно-серый длинный тяжёлый фартук, чтобы не запачкаться, дали рукавицы. Кузнец тем временем нагрел новую полоску на открытом огне. И мы начали. Я пыталась подстроиться под его ритм и, кажется, у меня получалось. Каждый удар давался мне с трудом. Кузнец вовремя успевал переворачивать и нагревать заготовку. Маленькая полоска, а столько работы! Мы отковали маленький ножик, который я забрала как талисман.

Я притащила его на работу похвастаться перед коллегами. Они оценили, с удивлением рассматривали мой трофей. Некоторые предлагали зарезать нашего коллегу Стаса, но я добрый человек. Я убрала нож, чтобы не «прозвенеть» на проходной и совсем забыла куда.

Когда спохватилась, перерыла абсолютно всё, чуть не плача. Вспомнились папины слова о моей безалаберности. Я вновь смирилась с потерей, как вдруг, спустя три месяца, ножик нашёлся! Он мирно лежал в кошельке, куда я его и упрятала. Жил, путешествовал со мной и, наверное, радовался. Какое счастье, что талисман остался со мной, оберегая и помогая.

Договор подряда

Когда в четырнадцать лет получаешь паспорт, мнишь себя очень важным человеком. Ещё бы, ведь ты теперь настоящий гражданин или гражданка своей страны. Я вообще считала, что паспорт – это очень серьёзно. Как волнительно было расписываться в таком важном документе! И сразу такая взрослая, сейчас всё сама. Ага-ага.

А сколько приготовлений я совершила ради бордовой книжечки. И заявление заполнила, отстояв огромную очередь в узком тёмном коридоре паспортной конторы. И сфотографировалась в чёрной кофте, иначе совсем ничего не будет видно на чёрно-белой фотографии. Только вот чисто чёрной кофты у меня не было. Сгодилась и чёрно-белая. Даром, что причёсывалась и красилась, всё равно на фото удивлённое лицо.

С заявлением у меня получился затык. Всё дело в восхитительной фамилии, которую я нежно люблю. В далёком детстве мама неосмотрительно дала мне посмотреть свидетельство о рождении. И меня крайне возмутило отсутствие в начертании фамилии «Ручьева» точек, ведь я всегда отчётливо слышала «ё». Решив исправить сей вопиющий факт, я, недолго думая, поставила там точки ручкой. На меня, конечно, поругались, но забыли. Так я спокойно и жила до четырнадцати лет.

При подаче заявления на паспорт выяснилось, что точек в фамилии быть не должно, иначе своим родителям я не дочь! Суровая юридическая правда. Такой вот занимательный алфавит. В итоге мне всё же выдали корректный дубликат свидетельства о рождении, и я накрепко затвердила расклад с «е» и «ё».

Когда я получила паспорт, мама предложила мне поработать. У них на заводе детям сотрудников летом можно было устроиться по договору подряда на месяц: полоть грядки, стричь кусты, поливать цветы и всё в таком духе. Я загорелась: первая работа, первые собственные деньги! Хочу.

И вот сидела я такая, взрослая и серьёзная девушка, в отделе кадров. Высокая разделяющая стойка с прозрачным стеклом в верхней части напоминала мне кассу из советских фильмов, где деньги передавали через маленькое окошко. Несколько столов стояло друг за другом, словно парты в классе, только учениками выступали соискатели.

Передо мной лежал первый в жизни договор. Договор подряда. Всё серьёзно. Мама учила внимательно читать документы, а я и так интересовалась, что же такого там могли написать. Права, обязанности, заказчик, подрядчик, количество рабочих часов, условия расторжения… Как всё сложно! И это только начало.

Всех школьников закрепили за административно-хозяйственным отделом. Я думала, что буду стричь кусты, но начальник АХО распорядился отправить меня и ещё одну девочку в химчистку. Настя в прошлом году там работала, поэтому до места мы добрались без проблем.

Я вертела головой, как на экскурсии: справа – здание лаборатории, где трудились мама с тётей Машей, слева – кузнечно-прессовый цех, где круглосуточно стучали молоты. Возле него спал старый каменный фонтан, не надеясь когда-нибудь проснуться. Над нами, раскачиваясь, шелестели тополя и ясени. Стройные ряды кустов тянулись вдоль тротуара. А в клумбах жили разноцветные цветы. Почти парк, за которым предстояло ухаживать нашим коллегам по подрядным делам.

Я опасалась, что в химчистке нам придётся разбираться с какими-нибудь веществами или стирать на руках. Но нет. Нас определили в цех чистого белья. Там стирали постельное бельё для здравпункта и баз отдыха.

Нас привели в узкую комнату без дверей, в конце которой стояли две блестящих стиральных машины. Перпендикулярно им, вдоль длинной стены, размещался хозяин помещения – гладильный стан. Именно с ним нам и предстояло подружиться.

Длинный, узкий, почти с меня ростом, стан задавал тон помещению во всех смыслах этого слова. Он пищал каждые пять секунд: произошёл сбой в программе, который долго не могли починить. А ещё и температура, при которой гладились вещи, составляла около ста пятидесяти градусов! Как трудились с таким «другом» прекрасные Татьяна Сергеевна и Валентина Ивановна, наши наставницы, большой вопрос. Они привыкли, и мы сможем.

– Вот, девочки, здесь наше хозяйство, будете нам помогать, – с улыбкой произнесла Татьяна Сергеевна. – Помощниц нам прислали! Летом сезон, много белья пойдёт.

«Оператор гладильного станка» – звучит гордо, не правда ли? Я осваивала новую профессию. Например, брала простыню, если с надписью «Минздрав» и с базы отдыха «Миассовое», то сворачивала её пополам по короткой стороне и клала на широкие ленты стана. При этом важно было вытягивать её, чтобы распрямилась наверняка. После прокатки в нижний лоток падала идеально ровная (если повезёт) простыня. А дальше особая техника сворачивания: пополам и ещё раз пополам, и в стопочку к заждавшимся подругам-простыням, уголок к уголку.

Бельё из базы отдыха «Металлург» в стан заезжало одним слоем, элита же. Пододеяльники аналогично, иначе сохли бы до финала смены.

Жара в химчистке, жара за окном. Хорошо, что только четыре часа работали. Иначе точно бы сварились.

В час дня нас отпускали домой, и я, нагло пользуясь возможностью остаться на заводе на пару часов, отправлялась обедать к маме. Она водила меня в местную столовую. Я наравне со взрослыми заводчанами наполняла поднос снедью. Мама рекомендовала брать бифштекс. Большой, сочный кусок мяса быстро таял во рту. Если я попадала в столовую, то обязательно старалась брать его.

Когда у мамы выдавалась свободная минутка, она водила меня на экскурсии. Первым делом мы, конечно же, сходили к папе в ремонтно-механический цех. Огромный ангар, заполненный десятками станков. Под потолком парили краны, волочащие детали с места на место. И люди, люди, люди… Потеряться в цехе, да и вообще на заводе легче лёгкого. Никаких указателей, только надписи на самих зданиях, которые я не сразу отыскивала.

Чтобы папа меня увидел, я встала напротив него с другой стороны станка. Он что-то настраивал, ничего замечая, поэтому очень удивился увидев нас. Я даже не знала, что на работе он носил кепку. Да и вообще никогда не видела папу в спецодежде, только сам костюм, который он приносил стирать домой. Бывшие когда-то тёмно-синими куртка на пуговицах и штаны. А ещё у него имелся комплект чёрного цвета. Но рабочую кепку я раньше не наблюдала.

– О, Саша! – улыбнулся папа. – Как дела? Мама привела?

– Да, тут так интересно! А что ты делаешь?

– Сейчас станок настраиваю. Буду новую деталь точить.

– Кру-у-уто! А можно ещё раз прийти? Ты мне всё покажешь…

– Конечно, заходи!

И я навещала папу, когда наши графики совпадали. Ведь он тогда работал то в дневную, то в вечернюю смены. Я удивлялась, как можно в одну неделю возвращаться домой днём, а в другую – ночью, организм же страдал. Но мой папа – самый сильный, он выдерживал всё.

Один раз тётя Маша забрала меня на экскурсию в КПЦ, кузнечно-прессовый цех. Там было шумно и жарко: стучали молоты, и топились печи. Мне выдали старый лабораторный халат и каску, которая так и норовила скатиться на нос. Мы медленно шли по широкому пролёту, и я снова вертела головой, пытаясь хоть что-нибудь понять. Вокруг много огромных машин неизвестного мне назначения. Маша как раз привела меня к одной из них. Мы поднялись в кабину оператора.

– Саша, это кольцераскатная машина. Вообще, сюда нельзя заходить. Но мне, как инженеру, можно. Сейчас посмотрим, как будут делать кольцо из поковок.

Хорошо иметь родственников, которые могут везде провести. В кабине уже сидел оператор. Он колдовал над огромным пультом с россыпью светящихся кнопок. Тем временем за бортом на плиту поставили сверкающий кусок металла. Откуда-то сверху на него опустился широкий столб и, кажется, начал давить на металл. Столб медленно давил и кружил, пока не превратил цилиндр в кольцо. Невероятно! Я не поняла, как это случилось, наверное свершилось волшебство! Почаще бы на такие экскурсии ходить.

Лето выдалось жарким, но дождливым. Тем мокрым утром я не могла придумать, что же мне обуть. Нет, зонт забронировал себе место в моей сумочке, но что делать с ногами? Я взглянула на градусник и решила: хожу я быстро, и так все лужи мои, пусть будут босоножки. А что: вода зальётся и выльется, в химчистке жарко, быстро высушусь. В кроссовках противно – быстро бы намокли. Жаль, летать над землёй я ещё не научилась.

Мой родной Чебаркуль – город маленький, где все друг друга знали. Добрые люди донесли маме, что я гуляла в дождь «босиком». Но мама-кремень: заявляла всем, что так решила я, и она меня отпустила. Ведь ничего страшного не случилось. На улице тепло, хоть дождь обильно поливал улицы. Горячий чай в химчистке перед началом смены, вторая обувь, горячий стан – и всё отлично. Ведь дождь когда-нибудь закончился бы.

И снова простыни, пододеяльники, наволочки. Изредка полотенца, скатерти и салфетки. По понедельникам и средам новый привоз белья. Бодрые грузчики таскали огромные тюки на склад, где Валентина Ивановна распоряжалась, куда их расставлять, чтобы хватило места. Стиральные машинки жужжали без перерыва, но и они не могли заглушить пищание гладильного стана. Иногда Татьяна Сергеевна, сжалившись, отпускала нас на перерыв:

– Идите, девочки, чаю попейте! Совсем с ума сойдёте тут. А мы пока бельё разберём.

Пили чай и переодевались в одной большой комнате, где свободно размещались: пара плательных шкафов, письменный стол, два потёртых красных кресла и несколько стульев и тумбочек. Места было достаточно. На окне колыхались лёгкие белые занавески с висячими тесёмками, а на подоконнике притаились кактус, герань и денежное дерево.

Для перерывов, помимо чая, я обычно брала с собой что-нибудь почитать из школьной программы. В рабочий месяц я наслаждалась «Бесами» Достоевского, внеклассное чтение, так сказать. Книжка довольно тяжёлая в прямом смысле этого слова: еле умещалась в рюкзак. За «Бесов» я взялась, узнав, что моя любимая группа «Ария» написала песню, вдохновившись романом.

Мне нравилось работать в химчистке. Чисто, светло. Старшие коллеги тепло относились к нам. Никакого лишнего контроля, всё на доверии. Кто бы мог подумать, что это так важно. Ведь мне было всего четырнадцать, и я многого не умела.

Единственное, что несколько омрачало картину – это проходная. При устройстве на работу мне выдали временный пропуск – картонную книжечку с фотографией и всеми данными. Я показывала её охраннику вместе с паспортом, он нажимал на кнопку, и возле вертушки загоралась зелёная стрелка разрешения. Потом металлоискатель – и я на территории. На второй год моей «стажировки» на проходной появился один товарищ, любитель пообщаться.

– Девушка, что-то вы не похожи на эту фотографию, – заявлял он, рассматривая пропуск. – Так и быть проходите.

– Что-то вы сегодня рано. Уже отработали?

И так далее. И не сказать ему ничего. Что я могла? Оставалось только терпеть и преодолевать рамку раз за разом, как олимпийский барьер. Его фразочки выбивали из колеи. Я не понимала, чего он ко мне прицепился.

Когда я в третий раз устроилась по договору подряда, наш руководитель, Александр Михайлович, неожиданно перевёл меня в бухгалтерию. Не успела я и недели проработать в родной химчистке, как за мной пришли. Я совершенно не понимала, что мне делать в бухгалтерии.

– Собирайся, Александра, идёшь в бухгалтерию. Там секретарь в отпуске, надо помочь.

– Но чем я там заниматься буду?

– На месте разберёшься.

Вот так, легко и просто я сменила профессию. Посадили меня в приёмную главного бухгалтера, велели отвечать на звонки, приносить кофе, готовить документы… Из этого списка я более-менее могла только варить кофе: Ирина Петровна вызывала меня к себе, протягивала чашку с уже насыпанным растворимым кофе. Я шла к кулеру и наливала туда кипяток. Повезло мне с начальницей хоть здесь.

К слову, главного бухгалтера боялись на всём заводе. Она легко отчитывала любого начальника при малейшем несогласии. Ор, как говорится, стоял на весь двор, то есть на приёмную. Эта грузная женщина с короткими рыжими волосами при желании могла бы съесть кого-нибудь из своих оппонентов. К счастью, каннибализма за ней не водилось.

А ещё она курила у себя в кабинете в окно. И её за это не наказывали. Зато запах дотягивался и до приёмной, некоторые сотрудники даже удивлялись, как я это выдерживала:

– А родители тебе ничего не говорят про запах? – интересовались любопытные. Я лишь отрицательно мотала головой. Родители-то знали, где и с кем я работала.

Мне повезло, что Ирина Петровна ни разу на меня не наорала: то ли понимала, что я мелкая совсем и ничего не знаю, то ли её всё устраивало. Они вместе с заместительницей приезжали на работу из Челябинска на служебной машине. Я даже познакомилась с водителем Сергеем, который их возил.

– Где там мои дюймовочки? – спросил он, как-то явившись в приëмную в конце дня. Видимо так выражалась его любовь к начальницам, потому что на «дюймовочек» они тянули разве что в молодости.

Я потихоньку общалась с бухгалтерами, и мне даже поручили ответственное задание: проставить печати на талонах на молоко. Целая кипа листов. Поначалу дело спорилось: я шлëпала печати только так. Но руки уставали, чернила заканчивались, появлялись другие дела… Заправить печать, не извозиться в чернилах самой и не запачкать пространство вокруг – великое искусство для меня, чьи руки постоянно пестрели синими пятнами от шариковой ручки. И, кажется, я его постигла.

Страшнее было составлять приказы и носить их на подпись. Где находился архив, мне никто не показал, потому приходилось с нуля вбивать фамилии, должности, даты, общаться с табельщиками на тему правильности заполнения. И всё бы ничего, если бы не тормозной компьютер. Он мог зависнуть в любой момент так надолго, что приходилось его перезагружать. Это повторялось почти каждый день. И ведь никто не подсказал, что имеются специалисты, которые могли бы поколдовать над ним. Благо, мучиться оставалось недолго.

Через приёмную проходило множество людей. Порой я пыталась угадать характер того или иного человека. Вот, например, зашёл начальник папиного цеха с железными передними зубами и маньячной улыбкой, вдруг он съест Ирину Петровну? Обошлось.

Но больше всего радовалась, когда приходил Яков Дионисович. Низенький сухопарый загорелый старичок с доброй улыбкой. «Здравствуйте, девушки!» – приветствовал он нас, когда я ещё трудилась в химчистке. Чем он только ни занимался: носил газеты и воду для кулера, ремонтировал двери и окна… Человек-оркестр, человек-вдохновение. Я даже не могла предположить, что он работал везде, когда увидела его впервые. Луч света в приёмной главного бухгалтера.

И вроде загружали меня хорошо, но то густо, то пусто. Я ходила бесконечными серыми коридорами за подписями серых пиджаков и белых воротничков, ворошила кипы бумаг… Сама переоделась во взрослую девушку. На меня, кажется, перестали коситься в заводоуправлении. Но при этом было скучно. Без общения с ребятами, без физического труда. Пялилась в монитор целый день, на час меньше стандартной восьмичасовой смены. Чтобы совсем не спать, я брала на работу учебник физики: готовилась поступать на техническую специальность, подтягивала хвосты. Я была счастлива, покидая бухгалтерию и надеясь, что навсегда.

На следующий год, когда я в последний раз подписала договор подряда, Александр Михайлович, не мудрствуя лукаво, оставил меня в отделе кадров. А ведь я так мечтала о химчистке! Неужели так выросла? Кто поймёт этих начальников?

Самым прекрасным в отделе кадров было отсутствие проходной – он располагался как раз над фойе с вертушкой. Нет, пропуск мне, как и всем ребятам выдали, только пользовалась я им редко.

Меня снова посадили разбирать бумаги: раскладывать дополнительные соглашения по конвертам. Всяко веселее, чем в бухгалтерии. Каждый день приходили новые люди, появлялись новые впечатления. И было как-то спокойно. Мои новые наставницы могли отпустить меня то к зубному, то на почту отправить документы в университеты.

Так, через конверты и архивы, я заочно познакомилась со всем нашим заводом, а значит, и всем Чебаркулëм. Целые династии годами ходили через проходную, и я тоже часть одной такой. Особенно приятно было находить личные дела дедушки, мамы, папы и тёти. Нет, я ничего не читала, но знакомые фамилии радовали глаз.

Работа в отделе кадров никак не мешала поступлению. ЕГЭ я уже сдала, аттестат получила. Оставался только мучительный выбор и ожидание результата. Хорошо, что я не стала сдавать обществознание. И как бы я училась на гуманитарной специальности? Катая вату. Ведь мне очень легко давались гуманитарные науки. А вот инженер – профессия более сложная и многогранная.