Александра Морозова
Поиск. Часть 1.

Глава 5

С Ильей я не разговаривала. Он тоже не делал никаких попыток к примирению. Занимался своими делами, играл в компьютерные игры, отгородился от мира и своего же сына – не говоря о жене – наушниками. Впрочем, когда Мирослав ему особенно досаждал, требуя поиграть с ним или что-нибудь рассказать (ему было до дрожи интересно послушать о том, как на земле появились динозавры), Илья вынимал голову из полукруга накладных ушей и быстро бежал включать ему мультики на телевизоре. Быстро – потому что игра ждать не любит.

Я наблюдала за всем этим, затаптывая внутрь себя злость, как затаптывают загоревшуюся сухую траву.

Мне нужно было приготовить розовый торт со сливочной начинкой и набор капкейков с клубничным курдом (родители заказали девочке на тринадцатилетие). Я включила музыку на кухне и, подпевая шёпотом, мысленно убеждала себя, что нужно просто перетерпеть.

До каких пор терпеть – я не знала.

Мира мне было жалко больше, чем себя. С тем, что я Илье безразлична, я научилась жить. Но с тем, как порой он пренебрегает своим сыном, мириться было сложнее. И тем не менее, говорила я себе, он отец Мирика. Плохой ли, хороший – но родной. И никуда от этого не деться. Ему не повезло. Так же, как и мне.

Вчера, когда я пришла домой в чужой одежде, пахнущая виски и на несколько часов позже, чем обещала, Оля даже испугалась.

– Что произошло?

Я рассказала ей всё. В мельчайших подробностях.

И в её серо-голубых глазах с желтоватым солнышком расходящимся от зрачка – точной копией моих глаз – попеременно мелькал то испуг, то восторг, то лукавое любопытство.

– Он красив?

– Кто? – спросила я, хотя мы обе понимали, о ком идёт речь.

Оля молча разглядывала меня, склонив набок голову.

Она выучила с Миром стишок, помогла нарисовать дракона и отправила в свою комнату собирать грузовик из нового конструктора. А мы на кухне откупорили бутылку шампанского.

– Ну у него своеобразная внешность, – ответила я. – Жёсткие черты лица, нос такой… не то, чтобы большой, но знаешь, его как будто прямо пальцами лепили. Но выглядит красиво, мужественно. Волосы светлые, пшеничные – наверное, в детстве они у него были как у Мирика, а у Мирика, наоборот, такие же будут в сорок лет. Довольно длинные – с боков почти закрывают уши, а сзади – до воротничка. Немного вьются и от этого кажутся слегка растрёпанными.

– Статен? Высок? – уточнила Оля, после первого глотка ощущая себя кем-то вроде графини девятнадцатого столетия.

– Чуть повыше меня.

– А глаза?

– Серые.

– Добрые?

– Скорее, строгие. И какие-то закрытые.

Оля посмотрела на меня, приподняв одну бровь.

– В плане, что они умеют прятать мысли, – объяснила я. – Но при этом у него очень пристальный, очень проницательный взгляд. Мне даже казалось, что он видит весь тот бардак, что скопился у меня в голове.

Оля, представляя это, покачала головой.

– Наверное, он всё-таки хороший человек, раз занимается поисками пропавших людей, – изрекла наконец она.

– Наверное. Только мне какая разница? Я его больше не увижу.

– Ну мало ли. Может, ему понравится торт, и он закажет у тебя ещё один. На пятидесятилетие.

Я засмеялась, кружа по бокалу шампанское, заставляя его набегать на стекло наслаивающимися друг на друга и исчезающими волнами.

Забавно, наверное, мы выглядим с Олей, когда вдвоём. Словно человек сидит напротив своего ожившего и вышедшего из зеркала отражения.

Нам часто говорили, что мы похожи не только внешностью, но и мимикой, движениями, походкой. Мы шевелимся и передвигаемся с вполне понятной синхронностью, которую в каком-нибудь плавании нарабатывали бы годами и которая нам досталась с рождения.

Это, кстати, поразительно – я считаю так не потому, что сама принадлежу к этой аномалии, а просто искренне восхищаясь фокусам природы, – но та клетка, из которой проросли мы с сестрой, разделившись надвое, дала начало двум совершенно одинаковым организмам. Совершенно одинаковым! Те же глаза, руки, пальцы, волосы. То же расположение органов, химические составы тканей… Всё, что у других людей считается индивидуальным.

Разные у нас лишь отпечатки пальцев – они формируются ещё в утробе матери, причём не только под воздействием ДНК, но и от того, в каком положении эмбрион находится, какое у него артериальное давление и тому подобное. Хотя, уверенна, в них у нас с сестрой тоже есть похожие загогулинки.

Думая про Олю и наш вчерашний, в целом, удавшийся небольшой выходной, я не сразу заметила, что Илья зашёл на кухню. У него была своеобразная суперспособность: стоило ему войти, у меня всё начинало валиться из рук.

Серьёзно.

В тортиках проявлялось моё, хоть и не ахово эксклюзивное, а всё же – творчество (да и о брошенной медицине вспоминалось не так больно). Украшать их было моей самой любимой частью. Придумывать сюжет, подбирать цвета, сочетать фрукты, шоколад, всякие съедобные бусины, чтобы они стали единой, эстетически приятной композицией.

Это чем-то напоминают работу скульптора или художника. И если у настоящих творцов есть музы, одно появление которых делает рабочий процесс лёгким и умопомрачительным, то по законам о балансе мироздания должны существовать ещё и какие-нибудь антимузы. Стоит ей оказаться на горизонте, из головы, как сквозняком, выдувает все идеи, и ты бессильно стоишь над своим творением и не понимаешь, что делать дальше, словно путник, у которого отняли карту. Такие вот антимузы перекрывают канальчик, по которому тонкой струйкой текло вдохновение.

Я отложила кондитерский шпатель и посмотрела на Илью.

– Ну что? – спросил он. – Мириться будем?

Спросил без особой надежды и, кажется, – даже без интереса.

Я пожала плечами. Сколько бы раз такое ни происходило – я всегда терялась.

Мириться с ним мне, откровенно говоря, не хотелось. Пока мы не разговариваем и друг друга не трогаем, жить чуточку проще. Спокойнее. Поругаться вторым слоем мы уже не можем, значит, особо переживать не за что.

Но с другой, чисто объективной, стороны, молчать и дуться – глупо. Да и вряд ли так можно долго протянуть под общей крышей.

– Опять, что ли, на кухне спать будешь?

На кухне спать неудобно. Диванчик здесь скорее для посиделок с чашкой чая, нежели для здорового сна. И тем не менее я снова только пожала плечами.

– Ну как хочешь.

Глава 6

С Ильей мы всё-таки помирились.

У Мира ночью случился сильнейший приступ. Проснувшись от его хриплых криков, я даже испугаться не успела – начала судорожно вспоминать комбинации лекарств.

Как ни странно – Илья оказался возле сына раньше, чем я, и пока мои трясущиеся руки набирали в шприц раствор, его руки гладили и обнимали Мира за плечи.

Мир родился с пороком сердца – стенозом аортального клапана, от которого у него развивалась сердечная недостаточность.

Самая важная часть нашего сердца – левый желудочек. Из него кровь выбрасывается в аорту – главную артерию в теле человека. В месте соединения левого желудочка и аорты находится клапан, который, когда сердце сокращается, выпускает кровь, чтобы она могла насытить кислородом все органы, а когда расслабляется – не даёт ей с обратной тягой вновь попасть в сердце.

У Мира этот клапан работает неправильно. Его сердце часто – при физических нагрузках или волнениях – трудится усиленно, но кровь, возвращаясь в левый желудочек, не может в полной мере насытить все органы кислородом. Сердце стучит на пределе – и вхолостую.

Тогда случаются приступы.

Миру начинает казаться, что он задыхается, в области сердца появляется боль, а вместе с этим – паника.

Сначала у него, потом – у меня.

Лечится его заболевание только операцией. В нашей стране не так много больниц, где такие операции проводят, – пальцев на руках вполне хватит, чтобы их сосчитать. Зато детей, которые нуждаются в хирургическом вмешательстве, сотни тысяч. Очередь продвигается медленно. Иногда начинает казаться, что она не движется совсем. Замирает, как навеки остановившееся сердце.

Скорая приехала быстро, но приступ к тому времени уже начал проходить. В больницу мы поехали все втроем. До утра я с одной стороны, а Илья с другой сидели у кровати Мира, который мирно спал, подключённый к кардиомонитору.

Илья ничего не говорил. Просто сжимал мои ладони поверх одеяла и смотрел на меня, чуть вздрагивая уголками губ и искренне дружелюбно приподнимая брови.

В таким моменты мне казалось, что мы до сих пор одна семья, что если и не любовь, то какое-то другое, ещё пока сильное чувство, что-то в духе родственной привязанности, нас держит. Что мы можем быть вместе, можем даже прожить рука в руке всю жизнь. Что притёрлись друг к другу, вросли в души, соединились израненными сердцами. Что рвать будет больно, да и не за чем…

Так иногда бывало. Может быть, мы достигали того состояния, о котором мечтали, когда шесть с половиной лет назад говорили в загсе: «Да». Обиды как-то вдруг совершенно нелепо забывались или казались до того мелкими, что не простить их было бы большой глупостью.

Глава 7

Я плохо знала своих соседей. Кое-как общалась с теми, с кем живём на одной лестничной клетке, кивала, проходя мимо тех, кого постоянно видела во дворе.

Когда мне сказали, что пропал мальчик, живший где-то в домах поблизости, я долго не могла понять, о ком речь. Наконец вспомнила его тёмные, как плоды каштана, глаза, и искреннюю улыбку. Ещё совсем детскую.

Он и есть ребёнок.

Моему сыну пять. А этому мальчику семь.

Кровь закупоривала вены, когда, в тяжёлом, словно пропитанном формалином, воздухе, стали оглашаться идеи – одна другой страшнее. Разумеется, что было на самом деле, не знал никто. Следствие рассматривало версии похищения с целью выкупа и коварного убийства с сокрытием улик, но пока ни одно, ни другое не подтвердилось.

Пока всем хотелось верить в то, что больше остального внушало надежду – мальчик пошёл в лес и заблудился.

Ночи были ещё прохладные, но пережить одну ночь в лесу он вполне мог.

Я даже не сразу поняла, как глубоко зацепила меня эта новость. Всё, о чём бы я ни думала, так или иначе сводилось к этому мальчику. Холодея, я один за другим перебирала варианты развития событий. Чужие люди, опасные и страшные, затаскивают его в свою машину. Или он, промокнув под дождём – ночью прошёл хороший ливень – сидит где-то под деревом или в кустах, ёжась в ледяной от влаги куртке. Или…

О самом страшном думать было невыносимо.

Заглянувшая ко мне после обеда Оля – её школа находилась в нашем районе, поэтому сестра по пути домой (в центр города) почти всегда заходила к нам, – разумеется, сразу поняла, что я чем-то загружена. Но сама она была загружена не меньше.

– Мальчик? – только и спросила я.

Она кивнула.

Меня обожгла тревожная догадка.

– Он что, учился у вас?..

Оля снова кивнула.

– В первом классе, у Веры Павловны. Такой славный парень. Воспитанный, милый… Поверить не могу.

Это окончательно разбередило мои душевные раны, нанесённые по большей частью самой себе. Я поднялась и стала ходить по кухне из угла в угол.

– Но его же ищут.

– Ищут, – подтвердила Оля.

– И найдут!

– Надеемся…

Я посмотрела на сестру. На лучшее моё отражение.

Ещё с утра в моей голове витали несмелые идеи позвонить Лизе, девочке из поискового отряда – её номер у меня ещё оставался – и что-нибудь разузнать, а может – даже помочь.

– Ты сегодня ещё пойдёшь в школу? – спросила я.

Оля покачала головой.

– Уроков больше не будет. Надо только тетрадки проверить.

– Посиди у нас, а? С Миром.

То ли большой плюс, то ли большой минус – до сих пор не знаю – близнеца в том, что от него невозможно скрыть никакие свои мысли.

– Поисковики? – догадалась Оля.

Я кивнула.

– Не факт, конечно, что мы что-то узнаем. Но попробовать стоит.

Я уже точно знала, что отряд ищет мальчика. В ленте новостей мне то и дело попадались объявления в оранжевой рамочке с коротким и странным названием отряда, несколько раз повторяющимся по контуру: «0911».

Оля, серьёзно поджав губы, закивала.

– Да, спросить стоит. Может, им помощь какая-нибудь нужна?

Я достала телефон и набрала номер Лизы.

– Алло, – прозвучал её звонкий, командный голос.

– Привет. Это Юля.

Я замолчала, почувствовав себя неловко. Можно подумать, я звоню поинтересоваться судьбой ребёнка всего-навсего из праздного любопытства, а не потому, что мысли рвут душу ястребиными когтями.

– Что-то случилось? – спросила Лиза. – Я просто сейчас немного занята…

– Я хотела узнать про этого мальчика, – торопливо проговорила я, боясь, что Лиза отключится прямо сейчас. – Мишу. Вы его ищете?

– Ищем. Как раз сейчас этим и занимаемся. А ты его знаешь?

– Ну так, он иногда гулял в нашем дворе… Я подумала, может, помощь какая-нибудь нужна? Или что-то?..

– Помощь нужна, – ответила Лиза с улыбкой в голосе. – Ты, знаешь что, лучше Климу набери, он тебе всё скажет.

– У меня нет его номера, – с досадным облегчением сказала я.

– Сейчас скину, – тут же отозвалась Лиза. Наготове, как соперник в теннисе. – Расскажешь потом, что он сказал.

– Хорошо. Без проблем. Спасибо.

Лиза отключилась.

Оля посмотрела на меня, кивком спрашивая: ну как?

– Сказала, Климу звонить.

– Так звони.

Через несколько секунд пришло сообщение с номером.

Я где-то минуту собиралась с мыслями, пока не поняла, что только больше себя накручиваю. Наконец нажала «вызов».

Оказалось, волновалась я зря. Клим не взял трубку.

Я позвонила ещё раз, а потом – совсем осмелев – ещё. Вот тогда-то гудки прервались.

– Да?

Я растерялась.

– Привет. Это Юля. Девушка с тортом и…

Что я несу?

– Привет, Юль, – отозвался Клим.

Он явно улыбался. Значит, вспомнил меня.

– Лиза сказала, вы ищите того мальчика, Мишу, – начала я, боясь, как бы пауза не затягивалась до неловкого молчания. – Я хотела узнать, может, вам нужна помощь?

– Помощь нам всегда нужна, – ответил Клим. – Мы от неё не отказываемся.

– Хорошо, – выдохнула я. – Тогда чем могу помочь? Что нужно?

– Сейчас нужны только люди. Некому сменить тех, кто скоро вернётся из леса. Так что, если ты готова, приезжай.

У меня перехватило дыхание. Примерно так же было, когда я работала на скорой. Перед каким-нибудь сложным и необычным вызовом, я испытывала чувство, которое бывает, когда с большой высоты смотришь вниз.

Я поймала взгляд Оли. Всё тот же вопросительный кивок.

– То есть ты предлагаешь мне прямо искать? – переспросила я.

– Прямо искать, – ответил Клим и я услышала, как он усмехнулся. – Я сам ухожу в лес через полчаса. Если успеешь, пойдём вместе. Только одевайся теплее. Дело может затянуться, а ночи ещё холодные.

Я глубоко вдохнула, решаясь окончательно.

– Говори, куда ехать.

Глава 8

Я ещё слабо представляла, как объясню Илье, куда уехала, особенно, если всё затянется до ночи (думала даже выдать за себя Олю, но он уже давно научился отличать меня от сестры, да и цвет волос бы нас выдал), а такси уже подвозило меня к месту сбора поисковиков.

Собирались все в условной точке в самом начале леса, где стоял огромный автомобиль, разрисованный со всех сторон священными для отряда цифрами «0911». Вдоль дороги по обочине в одну и в другую сторону разноцветной гусеницей припарковались машины тех, кто участвовал в поисках. Вокруг туда-сюда сновали люди в удобной для леса одежде и с рюкзаками.

Клим в яркой оранжевой спецовке всё с теми же цифрами на левой стороне груди раздавал указания. Увидев меня, он коротко улыбнулся и пошёл мне навстречу. Рядом с ним, размахивая саблевидным хвостом, бежал пёс. Полностью чёрный – как южная ночь, – чуть поменьше и потоньше овчарки, с полустоячими ушами и короткой, гладкой и красиво блестящей шерстью.

– Не бойся, он не кусается, – сказал Клим, когда пёс принялся обнюхивать меня. – Просто знакомится.

– Я не боюсь собак, – ответила я, двумя руками гладя шелковистую шерстку. – Он прелесть.

Клим улыбнулся.

Я всегда просто находила общий язык с собаками. Проще, чем с людьми.

– Ладно, Билли Блэк, – сказал Клим. – Хорош. Мы же по делу тут собрались. – Он посмотрел на меня. – А ты что, так пойдёшь в лес?

Выглядела я в тот момент не лучшим образом: старые кроссовки, ничуть не моложе свитер, сверху – ветровка Ильи. Честно говоря, перед Климом мне было особенно неловко за внешний вид, но ведь мы собирались в лес, а не в ресторан, верно?

– Ну да, – ответила я. – А что?

Клим усмехнулся, не давая себе рассмеяться.

– Иди за мной.

Мы подошли к машине. Ещё одному большущему чёрному внедорожнику – «Шевроле Тахо», но на этот раз никаких надписей, никаких эмблем, только идеально блестящий лак.

Клим машинальным, выверено-хозяйским движением открыл багажник.

– Держи, – сказал он, вытащив огромные военные ботинки, почти такие же, как были на нём, а за ними шерстяные носки. – Будут велики, конечно, но ничего. Главное – не упади в них. В лес можно ходить только в обуви с высоким берцем, – пояснил он. – В кроссовках очень легко подвернуть ногу. Тогда вместо того, чтобы искать мальчика, все будут заняты тем, чтобы эвакуировать из леса тебя.

Следом он вытащил куртку. Такую же, как у него, ярко-оранжевую, с эмблемой поискового отряда. Гораздо теплее моей, точнее Ильи, ветровки.

– Надевай. Для леса – если ты пришла искать людей, а не прятаться, конечно, – предпочтительна яркая одежда. Эти умники, – Клим мотнул головой в сторону штаба, где расхаживало полно людей в камуфляже, – даже не догадываются, что лазают тут, как хамелеоны. Ладно ещё мальчик, а какая-нибудь слепая, глухая бабушка их и вблизи не разглядит.

И видя, как я отчаянно ловлю равновесие в одном кроссовке, он поймал меня – очень аккуратно, даже как-то бережно – за локоть и посадил на выступ заднего бампера.

Я переобулась. Надо сказать, ноги у меня довольно большого для женщины размера, но сапоги Клима, естественно, оказались ещё больше, и были свободны даже с толстыми носками. Куртка тоже была велика. А пахла табачным дымом вперемешку с крепким, резковато-волнующим мужским парфюмом.

– Так лучше, – сказал Клим. – Теперь идём.

Он закинул на плечо рюкзак, и мы пошли к тому огромному автомобилю с цифрами на капоте и бортах, уже давно не новому, с вмятиной на двери и довольно грязному.

– Это у нас штаб, – сказал Клим. – Если поиск в городе, мы стараемся выбирать в качестве штаба какое-нибудь круглосуточное кафе или что-то в этом духе. Но в лесу чаще всего приходится использовать автомобиль. Самый важный на поиске координатор. Он должен определиться со стратегией поиска и раздать всем задачи. Есть ещё регистратор, тебе надо будет у него записаться, кстати. Он следит за людьми и оборудованием. Ну чтобы ещё что-нибудь или кто-нибудь не пропал. Так. Задачи выполняются поисковыми группами. Ещё их между собой называют «лисами». В каждой должно быть не меньше двух человек (только если задача не состоит в том, чтобы прочесывать лес, тогда побольше надо, хотя бы пять) и хотя бы один из них должен быть мужского пола. Обычно так и работают – мальчик и девочка. В каждой группе есть старший. Запоминай сокращение: СПГ – старший поисковой группы. Сегодня, так как наша «лиса» будет состоять из тебя и меня, старшим буду я. В принципе, я последние лет пять только старшим и хожу. Тут всё просто: раз я отвечаю за нас обоих, тебе придётся меня во всём слушаться. Так, вон регистратор идёт… Коль! – Клим махнул рукой. – Запиши девочку. Она первый раз здесь.

– Как добровольца записывать? – спросил Коля.

– Да. Она пока ещё не в отряде.

Коля записал моё имя и спросил:

– Сколько времени будешь с нами сегодня?

– Не знаю.

Я немного растерялась и посмотрела на Клима.

– Ты можешь быть до конца, а можешь уехать через час, три, пять, десять, – объяснил он. – Как тебе удобно.

– Пока силы есть, буду искать, – ответила я.

Коля кивнул.

Интересно, а кто Коля вне отряда, в миру? Он выглядел так, что мог бы сойти и за художника, и за электрика, и за школьного учителя географии, и в принципе – за кого угодно. Худой, длинный и сутулый, с ловкими руками, в тонких квадратных очках.

– Раньше когда-нибудь искала пропавших? – спросил он.

– Нет.

– Умеешь пользоваться компасом, навигатором, рацией?

– Эм…

– Не боись, Коль, – сказал Клим. – Я её всему научу.

Коля хмыкнул.

– Со здоровьем всё нормально?

– Да.

– Больше тебе скажу, – снова вставил Клим. – Эта милая девушка – медик.

– Даже так? Ну тогда за тебя, Клим, я могу быть спокоен. Если веткой глаз себе выколешь, тебе его вставят обратно. Ты на своей машине приехала? – снова обратился Коля ко мне.

– Нет.

– Обратно как поедешь? С Климом?

– Да, я довезу, – отозвался тот.

– Ну хорошо. Давайте я вам выдам оборудование тогда, и пойдёте.

– У меня своего полно, – сказал Клим.

Однако Коля потащил его к большой машине и что-то таки выдал.

– А что Санька не приехал? – поинтересовался регистратор. – Он таких поисков обычно не пропускает.

– Приедет часа через два. Какие-то дела у него там, я по телефону не понял ничего.

– Ну ладно, будем ждать его, значит. А вы давайте, ребята.

Он поднял ладонь, Клим в ответ свою, и мы пошли в лес.

После затяжной зимы он начал набирать свою силу. Деревья стояли ещё куцые, как птенцы, у которых только-только начали пробиваться перья. Лишь берёзки уже более-менее обросли светло-зелёным глянцевым монистом, переливающимся и звенящем на солнечном ветру. Под ногами на каждый шаг хрустко отзывался серо-коричневый ковёр прошлогодней листвы. Между кочками лилипутскими морями и озёрами натекали лужи, живо, по-настоящему, отражающие в себе небо с верхушками деревьев, полётами птиц и растянутыми, словно вата, вытащенная сквозь дырку в старой игрушке, облаками. Небо, которого можно было коснуться. Которое оставляло мокрый след на кончиках пальцев.

– Так, – продолжал объяснять Клим. – Мы с тобой будем работать на отклик.

– Ясно.

– Отойдём только подальше в лес. Тут кричать смысла нет. В работе на отклик что главное? Услышать ответ. Поэтому мы будем кричать через равные промежутки пути, останавливаться и слушать. Если никто не отвечает, идём дальше. Важно – от крика до начала движения говорить ничего нельзя. Это понятно?

– Да.

– Ещё важное, – Клим поднял указательный палец. – Тебе может показаться, что кто-то кричит. И мне может показаться. Поэтому мы и ходим по двое. Но если ты что-то услышишь – даже если ты не уверена, что что-то слышала, – говори мне. Там будем разбираться.

– Ну так-то всё просто, – сказала я.

– Да, несложно. Зато – обалденно. Забраться в лес подальше и просто кричать чьё-то имя.

Я улыбнулась.

– Серьёзно! – сказал Клим, будто я с ним спорила. – Уверен, тебе понравится.

Мы прошли ещё немного дальше.

– Кстати, нам надо провести радиотренировку, – опомнился он, остановился, взял в руки рацию. – Вот здесь кнопка. Нажимаешь на неё – все рации, настроенные на этот канал тебя слышат, но отвечать не могут, пока ты в эфире. Поэтому нажимаешь, говоришь, отпускаешь и ждёшь ответ. Чтобы было понятно, кто к кому обращается, сначала называют позывной того, кому адресовано сообщение, потом свой. Позывной штаба знаешь?

Я покачала головой.

– «Зима», – сказал Клим и приблизил рацию к лицу: – «Зима – Мельнику».

Меньше, чем через пару секунд, рация прохрипела ответ:

– «Зима в канале».

– «Проверка связи».

– «Связь на пятёрку. Ноль»

– «Ноль» означает конец связи, – пояснил Клим и убрал рацию. – Так. Кричать мы будем на три стороны: вперёд, налево и направо, – он чуть поворачивался корпусом, показывая, как это будет. – Покричали и сорок секунд ждём. Сначала кричу я, все три раза. Потом, когда пойдём дальше, кричать будешь ты. Меняться можно только так, одновременно орать нет смысла, мы ничего не услышим в ответ. Один кричит – другой слушает. Готова?

Я кивнула. Клим закричал:

– МИША! – поворот влево: – МИША! – поворот вправо: – МИША!

Голос у Клима был громкий, но низкий, и казалось, он туманом нависает над землёй, окутывает деревья и, путаясь в их листве, стремится к ещё голубому, но уже вечернему небу. По коже у меня побежали мурашки.

Клим замер, прислушиваясь, не отзовётся ли лес на его окрик.

– Слышала что-нибудь?

Только его голос.

– Нет.

– Идём дальше.

Мы отошли метров на сто, когда Клим остановился и обернулся ко мне, жестом предлагая повторить за ним.

– Что, прямо кричать? – тянула время я.

– Да, конечно.

– Миша! – крикнула я. Потом налево: – Миша! – и направо, ещё тише: – Миша!

Клим улыбнулся. Между прочим, чертовски обаятельно.

– Громче, – сказал он. – Тебя должен слышать не только я.

– Ми-ша!

Клим помотал головой.

– Твой голос должен долететь вон до тех деревьев, – он указал рукой. – Распугать там всех белок и дятлов и вернуться эхом обратно. Давай вместе…