Александр Абалихин
Озеро Веры

Мирослава направилась вдоль овражка. Пройдя пару десятков шагов, она оглянулась, чтобы ещё раз взглянуть на Вельмату, но та словно сквозь землю провалилась.

Вскоре Мирослава услышала тявканье собак, а затем послышались людские голоса. Мирослава побежала от овражка к деревне. Она уже увидела просвет за деревьями, как вдруг из-за могучего дуба вышел человек в белой одежде и встал перед ней.

– Куда спешишь, красавица? – спросил он.

Мирослава узнала Моская.

– В Омшань, – дрогнувшим голосом ответила витичанка.

– У тебя вся одёжа перепачкана, и вид усталый, – заметил юноша.

– Ты верно подметил – я сильно устала, – пролепетала Мирослава.

– Иди ко мне! – протягивая к ней руки, позвал Москай.

Ужас охватил несчастную девушку, звонко завизжала она на весь лес. А Москай ничего лучше не придумал – схватил он девушку в охапку, взвалил к себе на плечо и потащил её по лесу. Обмерла Мирослава, даже пошевелиться и кричать не может от страха. Поняла, что пропала – снова её оборотень тащит в глухой лес!

Впрочем, Москай лишь немного пронёс её на плече и опустил на землю. Лежит она ничком, а оборотень снова, как в прошлый раз, на колени рядом с нею встал и дышит тяжело-тяжело. А, потом снова, как и тогда, когда он мохнатым и с красными глазищами был, похлопал её по спине и говорит:

– Вставай, что лежишь? Не до самой же Омшани мне тебя на себе тащить?

Мирослава повернулась, увидела улыбающегося Моская и завизжала.

– Что ты всё верещишь, словно тебя медведь грызёт или волки терзают? Что люди обо мне подумают? Сейчас на твои крики.сбежится полдеревни

– Так ведь ты оборотень! – прошептала Мирослава.

– Какой же я оборотень? – обиделся Москай.

Мирослава встала, отряхнулась и принюхалась.

– Чего ты меня, обнюхиваешь, словно я в баню не хожу? – обиделся Москай.

– От тебя псиной раньше воняло.

– Что?! Какой ещё псиной?

– Когда ты в прошлый раз меня в лес вот также, на себе, унёс, ты был с красными глазищами, и весь шерстью зарос.

– Что за ерунду ты говоришь? – поморщился Москай. – Коль противен я тебе, так и скажи.

Тут Мирослава услышала поблизости людские голоса и стук топоров. Деревня была близко. Девушка отпихнула Моская. Пастух, перелетев через лежащее позади него замшелое бревно, завалился на спину.

Мирослава побежала по лесу, обдирая лицо и руки о ветви кустарника. Выбежала она к деревне, метнулась к крайней избе и стала в закрытую дверь стучаться, но дверь ей не отворили. Посмотрела она – дверь заколочена. А позади себя услышала она топот. Догадалась Мирослава, что оборотень близко и сейчас её снова схватит. Побежала тогда девушка по деревне. Зашлись лаем собаки. Тут прявт Уштай из избы вышел. Бросилась к нему Мирослава.

– Спасите, дядя Уштай! – закричала девушка.

– Здравствуй, Мирослава! Что с тобой? – спросил удивлённый Уштай.

– Оборотень! – произнесла Мирослава, подбегая к прявту.

– Где? – удивился Уштай.

– За мной гонится оборотень, – сказала Мирослава и оглянулась.

От страха она едва не потеряла сознание, увидев рядом запыхавшегося Моская. Пастух остановился рядом с ней, протянул к ней руки и, вытирая ладонью пот со лба, произнёс:

– Ух!

Услышав жуткое слово: «Ух!» от Моская, Мирослава покачнулась и потеряла сознание. Девушка могла упасть, но прявт успел её подхватить под руки. Уштай и Москай отнесли юную витичанку в избу прявта и уложили её на лавку.

– Странное дело, – задумчиво проговорил Уштай. – Вроде праздник у витичей намечается, а Мирослава прибежала к нам, в Омшань, в грязном сарафане.

– И меня она испугалась, словно я злой дух. Да ещё сказала, будто я оборотень. Надо же такое придумать! – расстроился Москай.

Мирослава пошевелилась и приоткрыла глаза. Девушка увидела склонившегося над ней Моская, и её забила мелкая дрожь.

– Мирослава! – позвал её Москай.

Витичанка ему не ответила ему. Скатившись с лавки, она быстро поднялась с пола и бросилась к двери. Однако Мирославе не удалось выбежать из избы – она уткнулась в грудь Уштаю.

– Ты куда? – спросил прявт.

– Вы с ним заодно? – в ужасе прошептала Мирослава.

– Да с кем я заодно, красавица? – не понял Уштай.

– С оборотнем Москаем! Вы его родич?! – воскликнула Мирослава.

– Да у нас в деревне почти все родичи, но оборотней среди нас никогда не было, – сказал Уштай.

– А вы проверьте Моская!

Тут Москай приблизился сзади и положил ей руку на шею. Мирослава вся сжалась.

– Кто же тебе сказал, будто я оборотень? – грустно спросил Москай.

– Сама видела, как ты на опушке, неподалёку от Комаровки, играл на свирели, а сам ты был лохматый и красноглазый. А потом ты меня схватил и в лес утащил. Да и недавно, уже будучи в человечьем обличье, ты меня подхватил и на спину взвалил, – рассказала Мирослава, зайдя за спину Уштая.

– Я хотел тебя до деревни донести. Ведь ты, сама сказала, что устала, – оправдывался Москай.

– Я устала от тебя весь день по лесу бегать и скрываться. Нигде мне от тебя нет покоя! Везде ты меня преследуешь, – сердито сказала Мирослава.

– Москай, зачем ты её пугаешь? – рассердился Уштай. – В медвежью шкуру, поди, нарядился и стращаешь девчонку?

– Не медвежья шкура на нём была. Чёрной и длинной шерстью он оброс. А глазищ таких больших и красных у человека быть не может, а ещё он клыки скалил, – рассказала Мирослава.

– Красные глазища, говоришь? – переспросил Уштай.

– Да. Когда я убежала от оборотня-Моская и его мамаши, встретила возле болота старую Вельмату. Правда, она сказала, что меня утащил в чащу дикий лесной человек. Но я не очень в это верю. Не мог лесной человек на свирели так красиво играть. К тому же, твою свирель оборотень держал в своих мохнатых руках, а вернее сказать – в лапах, – сказала Мирослава.

– Да оставил я на земле свою свирель, а лесной человек, видно, её подобрал! – вскричал юноша.

– Не лги, Москай! – крикнула Мирослава.

– Правду говорю, что пропала моя свирел. Я пас стадо. Вывел коров в поле, а сам сел на бревно на опушке леса. Смотрю, коровы чего-то испугались, замычали и направились на другой край поля. Я положил свирель возле бревна, а сам следом за коровами пошёл. Думал, они испугались овто, по-вашему – медведя. Я решил огреть его кнутом, если он выйдет из леса. В правой руке сжал кнут, а левой рукой вытащил из-за пояса нож. Попытался я коров вернуть на прежнее место, где росла сочная травка, да ни одна скотина не сдвинулась с места. Замычали коровы и сбились в кучу. Я оглянулся и увидел, как колыхнулись кусты вблизи того брёвнышка, на котором я недавно сидел. Коровы долго не могли успокоиться, но потом, всё-таки, пошли назад. Я пригнал стадо на то самое место, где оставил свирель, да только её на месте не оказалось. Я всё исходил вокруг того брёвнышка, но нигде свирель не нашёл. Решил, что медведь её утащил. А после твоего рассказа, Мирослава, я подумал, что и вправду, не овто унёс мою свирель, а дикий лесной человек, – поведал свою историю Москай.

Мирослава недоверчиво посмотрела на юношу.

– Ты и теперь мне не веришь! – с горечью воскликнул Москай.

– А вдруг ты и сам не помнишь, как превращаешься в оборотня? – спросила Мирослава. – Может от тебя самого коровы шарахались?

– Как же мне убедить тебя, что никакой я не оборотень? – расстроился Москай.

И тут с улицы послышались крики. Детвора подняла визг. К избе прявта подбежали три паренька и закричали наперебой:

– Верьгиз!

– Сярдо!

– Овто!

Уштай, Мирослава и Москай вышли из избы. Дети стали что-то говорить прявту на эрсиянском языке. Уштай внимательно выслушал их и сказал Мирославе:

– К нашей деревне подошёл очень крупный зверь. Дети решили, что это или волк, или сохатый, или косолапый.

К детям подбежала перепуганная баба с испуганными глазами. Она рукой показывала в сторону леса и кричала:

– Вирень ломань!

«Лесной человек!» – поняла Мирослава.

Встревоженная баба подбежала к детям и, подталкивая в спину, погнала их домой. Запустив детей в избу, она зашла следом и захлопнула за собой дверь. Напуганные дети смолкли.

В остальных избах и землянках тоже стало тихо. Даже умолкли услужливо брехавшие собаки. Смелый серый лохматый пёс Уштая, забился в конуру и тихо поскуливал.

Бабы с детьми укрылись в жилищах, а мужчины с луками, вилами и топорами побежали к лесу.

И тут Мирослава увидела своего недавнего обидчика – покрытое чёрной шерстью чудище, которое на несколько мгновений показалось на опушке и тут же, увидев бежавших к нему людей, скрылось в лесу. Ему вдогонку посыпались стрелы. Из чащи послышался жалобный вой.

– В лесного человека стрела угодила, – определил Уштай. – Если жив останется, не придёт больше в деревню.

– Мирослава, видела лесного человека? Теперь ты убедилась, что я не оборотень? – спросил Москай.

Мирослава посмотрела на грустного Моская и улыбнулась.

– А зачем напугал меня сейчас в лесу? – спросила Мирослава.

– Дурак я, – ответил юноша.

– Верно, дурень, – снова улыбнулась Мирослава.

– Больше Моская не боишься, красавица? – спросил Уштай.

– Моская не боюсь. А вот одной страшновато мне будет возвращаться в Комаровку, – призналась Мирослава.

– Зачем тебе сегодня возвращаться? Вечереет уже. Да и голодная ты. Оставайся, – предложил Уштай.

– Так ведь сегодня у нас праздник. Большой костёр разведут наши юноши в поле у Круглого озера. Как же мне не быть на празднике? Да и мои родные и подружки за меня переживают. Ведь пропала я, когда искала дудочника, который на свирели играл. На тебя, Москай, у нас люди и подумают, что ты увёл меня в лес, – сказала Мирослава.

– Даже если бы и увёл, так что из того? – нахмурился Москай. – Иль не поклоняетесь вы своей богине любви Ладе и её сыну Лелю?

– Наши Богиня Лада и сын её Лель помогают любящим юношам и девушкам, а не таким насмешникам и баловникам, как ты, – ответила Мирослава и решила:

– Пойду-ка я домой.

– Неужели не боишься косматого чудища? – спросил её Уштай.

– Боюсь, а всё равно пойду, – хмуро сказала Мирослава.

– Тогда я тебя провожу до Комаровки, – пообещал Москай. – Ведь ты, помнится приглашала меня на Купалу. Только как же я на праздник пойду без свирели?

– Я тебя приглашала не как дудочника, – потупилась Мирослава и призналась:

– Хоть и нравится мне, как ты играешь на свирели, но мил ты мне, как ладный и добрый парень.

– Теперь через лес опасно даже вдвоём идти, коли объявились в наших краях лесные люди, которые девушек в лес умыкают. Вот что, Мирослава, я сейчас пошлю тебя провожать не только одного Моская, но и всех парней и девушек отправлю на ваш праздник. Велисвет советовал мне, чтобы я присылал на ваши праздники нашу молодёжь, – вспомнил Уштай. – В Омшани останутся взрослые бабы и мужики. Если снова сунется косматое чудище, мы его встретим, как надо!

– Только не убивайте его. Всё-таки, он ещё несмышлёный детёныш, – попросила Мирослава.

– С чего ты взяла? – удивился Уштай. – С виду этот лесной человек здоровый, как овто.

– Видели бы вы, дядя Уштай, его мамашу! Она намного его выше и крепче, – сказала Мирослава.

– Представляю, какой папаша должен быть у этого косматого пострелёнка! – усмехнулся прявт.

– Так я соберу нашу молодёжь? – обрадовался Москай.

– Собирай! – кивнул Уштай. – Скачите на лошадях. Так успеете до захода солнца добраться до Комаровки.

Москай побежал по деревне, а Уштай, тем временем, отвёл Мирославу в избу и накормил её.

Вся молодёжь Омшани собралась у околицы. Парни взобрались на лошадей и усадили перед собой девушек. У каждого парня за поясом был нож. Многие юноши прихватили с собой луки и колчаны со стрелами. Москай сел на серую лошадь и посадил перед собой Мирославу. Юноши направили лошадей по лесной тропе, ведущей в Комаровку. Ребятишки долго бежали следом за последним всадником, но за околицу не сунулись – страшно им стало. О появлении в лесу косматого красноглазого чудища все были наслышаны.

Всю дорогу, пока ехали через лес, парни и девушки веселились и шумели. Хищные звери и мохнатые чудища не рискнули к ним приблизиться.

На поле возле Комаровки они выехали, когда малиновое солнце уже садилось за лес.

– Москай, давай проедем вдоль опушки до ельника, – предложила Мирослава. – Там детёныш лесного человека бросил твою свирель.

– Поехали, – согласился Москай и повернул лошадь.

Все эрсиянские юноши и девушки поехали через Комаровку в сторону Круглого озера, а Москай с Мирославой направились к тому месту, где она повстречала красноглазое чудище. Вскоре Мирослава указала на могучую ель, стоявшую на опушке:

– Здесь!

Они спешились. Девушка приподняла еловую лапу, как в прошлый раз. Уже не так страшно ей было – ведь рядом стоял Москай. Юноша увидел лежавшую под елью свирель и поднял её.

– Надо спешить. Сейчас у озера начнётся праздник, – сказала Мирослава.

Они быстро доехали до Комаровки. Мирослава, сидя перед Москаем на серой лошади, проехала по родной деревне и помахала рукой отцу с матерью, вышедшим на крыльцо их избы.

– Жива и здорова наша Мирославушка! – сказала счастливая Переслава.

– Говорил я тебе, что она была в Омшани. Теперь, видишь, с Москаем вернулась, – провожая дочь взглядом, сказал Добрян.

Краше всех молодых эрсиянок, только что проехавших вместе с юношами мимо их избы, показалась Добряну его дочь. Потом понял, почему вообще все девушки из Комаровки казались ему краше эрсиянок – не только у его дочери, но и у всех молодых витичанок волосы красиво спадали на плечи. А юные эрсиянки приехали в головных уборах – на лоб намотали косы, а поверх надели шапочки с красным орнаментом. Чудно одевались эрсиянки на праздники. Они были одеты в белые платья, подолы и вороты которых были оторочены лентами с замысловатым красным узором.

Витичанки, отправившиеся на праздник вместе с юношами пешком, приоделись в нарядные красные сарафаны. Лишь дочь Добряна и Переславы была в обычном белом сарафане, да притом – в перепачканном. Да и не было на голове Мирославы венка из полевых цветов, как у остальных молодых витичанок.

Эрсиянские парни мало отличались от витичей – рубахи и у тех, и других были розовыми или синими.

Добрян взял под узду свою Ласточку, и они с Переславой, вместе с остальными взрослыми жителями Комаровки, пошли следом за проехавшими через деревню гостями из Омшани. Многие жители Комаровки вели за собой лошадей и коров, которых они собирались купать в озере.

– Вот увидишь: сегодня я сыграю на свирели так, как никогда в жизни не играл! Я буду играть для тебя, – пообещал Москай.

– Сыграй, Москай! И окажи мне одну услугу, – попросила Мирослава.

– Что хочешь, для тебя сделаю! – улыбнулся Москай.

– Тогда промой свою свирель в озёрной воде. Ведь её во рту лесной человек держал. От свирели теперь псиной воняет.

– Конечно, промою и просушу свирель возле костра, – пообещал Москай, когда они уже подъехали к Круглому озеру.

– Посмотри, какое высокое пламя полыхает на берегу! – воскликнула Мирослава. – А людей-то как много сегодня собралось! Никогда столько не было. Сюда ведь ещё из Берёзовки народ подошёл.

Москай и Мирослава подъехали к костру, спешились и оставили серую кобылу на попечение Горисвета, который отвёл её к лошадям и коровам в огороженный плетнём загон.

Затем юная витичанка и Москай направились к озеру, и юноша промыл свирель в воде.

К Милославе и Москаю подошли Светозар и Яромир, одетые в синие рубахи.

– Слава Роду, ты жива и здорова, Мирослава! – недружелюбно взглянув на Моская, воскликнул Светозар. – Ты где была?

– Ты не поверишь! Лесной человек утащил меня в чащу. Еле ноги от него унесла, – поведала Мирослава.

– Уж не тот ли лесной человек это сделал, который сейчас рядом с тобой стоит? – нахмурившись, спросил Светозар.

– Что ты неласково встречаешь сестру, Светозар? – спросила Виринея, которая подошла к ним вместе с Верой.

Виринея было одета просто – в серое платье, а головного убора, как у остальных юных эрсиянок, у неё не было. В отличие от своей подруги, Вера оделась нарядно – в красный сарафан, а на голове у неё красовался венок из синих колокольчиков. Днём Яромир помог Вере отнести в Берёзовку её корзину с травами, а к вечеру они вернулись в Комаровку.

– Все за тебя переживают, а ты ушла в Омшань и там милуешься с Москаем, – недовольно проговорил Светозар.

– Тебе можно с девушками из Омшани водиться, а мне с парнями, выходит, нельзя? – обиделась Мирослава.

– Мала ты ещё! – буркнул Светозар.

– Хватит вам спорить! Глядите, уже наступили сумерки, и парни с девками начали водить хоровод вокруг костра, – сказал Яромир.

Все посмотрели на разгоревшийся костёр, сложенный из сухих брёвен. Потрескивали яркие искры, улетавшие в бескрайний сумеречный простор. Неподалёку от костра в землю были врыты пять деревянных изваяний витичских Богов. Здесь были Род, Крышень, Велес, Перун и Белбог. Вокруг костра парни и девушки водили хоровод.

Чуть в стороне, в поле, неподалёку от берега озера, лежал большой плоский алатырь-камень, возле которого были установлены изваяния других Богов. У алатырь-камня собрались старики во главе с волхвами – Велисветом и Яволодом, который пришёл из Берёзовки. Они приносили жертву Богам. Велисвет и Яволод жгли на алатырь-камне заячий пух и лебяжье перо, поливали алатырь-камень молоком и со страстью молились. Издалека было слышно, как. Велисвет просит защиту у великих Богов, а Яволод не только призывает в помощь витичам Рода, Крышеня, Сварога, Белбога, Перуна и Велеса. Обращается он и к Чернобогу, моля об отмщении князю Василиску за его жестокость. Не случайно молит об этом Яволод. Люди знают, что недавно погибли друзья Яволода в Зарь-граде от рук княжеских дружинников.

Окружившие алатырь-камень старики передавали из рук в руки братину, из которой пили душистое и ароматное хмельное пиво, настоянное на мёде.

– Пойдёмте к костру! – предложил Яромир.

– А я ведь так и не сплела себе венок, – грустно сказала Мирослава.

– Это не беда. Сейчас я тебе и Виринее быстро сделаю венки, – пообещала Вера.

Она встала на колени и принялась рвать цветы. Даже в густых сумерках Вера легко различала цветы. Она быстро сплела два венка и передала их Мирославе и Виринее.

– Спасибо! – поблагодарила Виринея и надела венок на голову.

Было заметно, что непривычно эрсиянке носить венок. Остальные девушки, пришедшие из Омшани, не надевали венки – им было неудобно носить венок на голове, поверх высоких шапок.

– Теперь идёмте к огню! – позвала Вера и, взяв за руки Мирославу и Виринею, повела их к костру.

Светозар, Яромир и Москай поспешили за девушками. Молодые витичи и эрсияне, взявшись за руки, встали в большой круг. Юноши и девушки стали водить большой хоровод вокруг костра и затянули песню. Яромир вместе со всеми пел:

– В День Купалы очищайтесь возле пламени и в воде! Славьтесь Боги наши: Лада – матерь наша, и все предки наши! Защитите нас, Велес и Сварог! Введи нас в свой чертог, Белбог! Расцветай, Перунов цвет, и даруй нам жизни свет!

В едином порыве пели витичи и омшанские юноши и девушки песню, славившую витичских Богов. Пляска продолжалась долго, пока не послышался звонкий девичий голос:

– К озеру! Гадать!

Хоровод распался. Девушки и парни со смехом разбежались. Поодаль от бушующего и рвущегося ввысь пламени большого костра, юноши разожгли небольшие костры.

Девушки-витичанки подходили к огню с лучинками и свечками, поджигали их и спускались к речке, впадавшей в озеро. Неподалёку от устья речки юные витичанки встали на колени и пустили по течению венки, в центре которых сиял огонёк свечи или лучины. Каждая девушка тихо запела свою любимую песню, наблюдая за уплывающим венком. Вместе с остальными венками поплыли к озеру венки Веры и Мирославы. Виринея тоже опустила в реку свой венок с зажжённой лучиной. Омшанские девушки смотрели на плывущие по речке венки с любопытством, а витичанки – с надеждой и тревогой. Горько вскрикивала девушка, увидавшая, как венок быстро уходит под воду – это означало, что её избранник не любит девушку. Но пуще всего боялись девушки, что прежде, чем утонет венок, погаснет свеча или лучина. Тогда короткая жизнь будет у самой девушки или у её суженого. В эту ночь случилась неприятность – не одна, и не две свечи и лучины погасли, а множество. В растерянности стояли на берегу грустные витичанки. Расстроились и юноши-витичи. И на венке у Виринеи быстро погас огонёк. Свёл брови и нахмурился Светозар.

– Ждать беды! – прошептала Вера.

Однако её венок и венок Мирославы продолжали плыть уже по озеру, а лучинки в их венках всё горели. Оттого, что не гасли огоньки, долгая жизнь и счастье должны были ожидать Мирославу и Веру. Но с грустью взирали они на свои венки, да ещё на десяток венков, освещённых счастливыми огоньками. Что же это за счастье такое, если стольких их подруг ожидает беда?

Хоть и гаснут один за другим огоньки на озере, зато сколько зажглось звёзд в ночном небе! Летят и летят в чёрное небо искры от пламени огромного костра – словно людские души покидают земное пристанище и зажигаются на небе новыми звёздами! Расстроилась Вера. Чувствовала она сердцем, как тьма надвигается на родную мщерскую землю.

Не только Вера, но и Светозар с Яромиром загрустили. Виринея, хоть и не знала примет витичей, но всё поняла и закручинилась.

Зато Мирослава слегка улыбнулась, когда увидела, что рядом с её венком с горящей лучиной плывут по озеру сияющие огоньками венки её подруг – Предславы и Млады. Уже едва видны огоньки с берега, а всё горят. Долгая жизнь у них будет и счастливая судьба.

– Забудьте про венки! Волхвы вымолят всем нам долгую и счастливую жизнь, – сказал Яромир, стараясь говорить весело, только это у него не вышло – дрогнул у него голос.

– И то, правда, что грустить? Идёмте в поле! – предложила Виринея. – Я слышала, что этой ночью у вас принято валяться в росных травах.

– Много сегодня росы выпало, – заметил Яромир.

– А тебе-то что за интерес, Яромир? Ты ведь не девица, чтобы в росах купаться! – засмеялась Вера.

Взявшись за руки, Вера и Виринея побежали в тёмное поле.

– Стойте! – крикнул Москай. – Не уходите далеко от костров! Лесные люди в наши края пришли.

– Хватит стращать, Москай! Этой ночью мне лесные люди не страшны! – крикнула Мирослава и, звонко засмеявшись, побежала догонять Веру и Виринею.

– Что же оставлять их одних в поле? Идёмте за ними, – решил Светозар и вместе с Яромиром и Москаем, скрылся в темноте.

Вскоре взошла жёлтая луна, осветившая землю своим холодным светом. Яромир присмотрелся и замер, увидев, как три обнажённые девушки, взявшись за руки, бегут по полю. Рядом с ним застыли изумлённые Светозар и Москай.

Красавицы не заметили наблюдавших за ними юношей. Они вообще ни на что не обращали внимания. Девушки разбежались и стали кувыркаться во влажной прохладной траве, сминая своими упругими телами сочные росистые стебли. От прикосновения студёных росных трав у девушек перехватило дыхание, и они даже не смогли, как следует, громко завизжать. Они играли, словно котята, грациозно изгибаясь и перекатываясь по траве.

Не только Яромир, Светозар и Москай видели девичью красоту. Видно, приметил в чистом поле красивых девушек сам Бог любовной страсти Лель – сын Богини любви Лады. Беззвучно рассмеялся Лель над застывшими, словно изваяния, парнями. Хоть и не слышали юноши его счастливого смеха, зато задрожали и замерцали на небе звёзды. Взял в плен юношей баловень Лель! Словно опутанные невидимой паутиной, направились молодцы к своим милым девушкам.

Яромир, словно в прекрасном сне, побрёл по полю. При завораживающем свете любопытной луны, он приближался к Вере, резвящейся в росистых травах. Только когда подошёл он к ней близко, разрезал свою липучую паутину шаловливый Лель и тогда хищным ястребом ринулся Яромир на Веру. Девушка не сопротивлялась, потому что подумала, что это не Яромир пришёл, а в его облике сам Лель её приветил. Яромир увидел блеснувшее на шее Веры жемчужное ожерелье, которое он ей подарил, и его сердце забилось часто и сильно, словно готово было выпрыгнуть из груди. Скинул Яромир одежду и прижал к себе горячее тело Веры, покрытое прохладными капельками росы. Закружились над ними в безумном хороводе звёзды, ласково зашумел вдалеке лес.

Светозар, как и его младший брат, тоже не избежал чар весёлого Леля. Виринея, прижалась крепко и нежно к своему милому Светозару, словно боялась потерять его навсегда.

– Люблю тебя, Виринеюшка! – теряя разум, говорил Светозар.

– Коли немного мне деньков отмерено, так люби меня жарко, Светозар! – не в силах сопротивляться колдовству купальской ночи, зашептала внучка Вельматы.

– Я люблю тебя! – прошептал Светозар, целуя юную эрсиянку в податливые губы.

– Мон тон вечкемс! Я тебя люблю! – прошептала Виринея.

И Мирослава не избежала козней коварного Леля. Она увидела приблизившегося к ней Моская и поняла, как дорог ей этот добрый юноша.

– Мон вечкевикс! – проговорил Москай, обнимая красавицу-витичанку.

Слились воедино их тела и души. Ласковый ветерок сдувал с них холодную росу, но они не чувствовали ни этого ветерка, ни ночной прохлады.

«Как хорошо, что Лада и Лель смотрят на нас сейчас! Пусть они радуются за нас и завидуют нам!» – подумала Мирослава, проваливаясь в негу купальской ночи.

Прошло немало времени, прежде чем пришли в себя пленники Леля. Яромир и Вера лежали на спине и смотрели на яркие сочные звёзды.

– Ты мила мне, Вера! – чужим гулким голосом произнёс Яромир.

Вера в ответ нежно сжала его ладонь своими хрупкими пальцами и предложила:

– Пойдём купаться.

Вера поднялась, и Яромир с восторгом смотрел на свою возлюбленную, которая была похожа на саму Богиню Ладу. Вера ногой смахнула с высокой травы капли холодной росы на Яромира, весело засмеялась и побежала к озеру. Яромир поднялся и резво устремился за ней.

Мирослава с Москаем тоже побежали к воде.

Пошла по полю, словно поплыла над травами, грациозная Виринея. Заворожённый Светозар шёл за ней следом, не видя ничего вокруг, кроме своей любимой.

Девушки разбежались и, поднимая брызги, бросились в серебрившуюся под лунным светом воду. Следом за ними зашли в озеро юноши. Словно русалки заметались в воде красавицы, прикасаясь к юношам упругими стройными телами. Словно огнём ожигали юношей прикосновения гладкой девичьей кожи. Красавицы резвились и били ладошкой по воде, направляя брызги в лицо юношам, которые не могли разобрать, кто из баловниц проплывает рядом.

Мирослава запрыгнула на спину Москаю, словно молодая ведьма, и повалила его в воду под дружный смех купающихся.

В это время от костров послышались крики и смех.

– Пойдёмте к костру! – закричала Вера и выбежала из воды.

Остальные купальщики последовали за ней.

Многие юноши и девушки тоже только что вышли из озера и нагишом прыгали через пламя. Гости из Омшани толпились в сторонке и с любопытством посматривали на нестыдливых витичей и на своих сородичей – Моская и Виринею, которые вместе с друзьями нагими подбежали к одному из костров.

Яромир с Верой взялись за руки, разбежались и, под подбадривающие крики зрителей, прыгнули через огонь. Яромир ощутил жар, охвативший его тело, но пламя не опалило его кожу. Яромир и Вера, невредимые и весёлые побежали к следующему костру. За ними через костёр прыгнули Светозар и Виринея, а затем – Москай и Мирослава.

Потом юноши и девушки отыскали в поле свою одежду и оделись. Москай подобрал нож и свирель.

В это время взрослые жители Берёзовки и Комаровки заводили скотину в озеро. Коровы протяжно мычали, лошади довольно фыркали. Завели в воду и лошадей, на которых приехали гости из Омшани. В гривы лошадям женщины вплетали цветы, собранные ещё днём. Хотя своих лошадей эрсияне и позволили витичам искупать в озере, но сами омшанские парни и девчата в воду не полезли.

Москай сел на берегу озера и заиграл на свирели. Над озером полились чарующие звуки. Стало тихо. Даже коровы перестали мычать. Москай играл долго, но потом устал и отложил свирель. Мирослава поцеловала его и предложила:

– Пойдём искать цветок папоротника!

– Вот же ты, неугомонная! Иль не устала? – удивился Москай.

– Ну, пойдём! – стала упрашивать Моская Мирослава.

– Мне бабушка Вельмата говорила, что у папоротника не бывает цветов, – сказала Виринея.

– Как же так? Ведь твоя бабушка колдунья и вдруг такое говорит? – удивился Яромир.

– Может, она и колдунья, да не врунья, – строго произнесла Виринея. – Если Вельмата сказала, что не цветёт папоротник, значит – не цветёт.

– Мне Вельмата сегодня днём тоже говорила, что она никогда не видела цветущий папоротник. А вдруг папоротник всё же цветёт? Может, он просто не попадался Вельмате, а на самом деле в купальскую ночь расцветает. Я хочу пойти в лес! – настаивала Мирослава.

– Снова по своему косматому приятелю соскучилась, сестричка? – усмехнулся Светозар.

– Одной, конечно, страшно, а с вами я бы пошла, – сказала Мирослава.

– Хотя моя мать Ведагора всю жизнь травы собирала, но и она ни разу не находила цветущий папоротник. Может, и впрямь, Вельмате и моей матери просто не везло? Но всё же я решила пойти с тобой в лес, Мирослава, – сказала Вера.

– Куда Вера, туда – и я! – решил Яромир.

– Если ты так хочешь, Мирослава, то и я тоже отправлюсь в лес, – согласился Москай.

– А я никуда не пойду, – нахмурившись, сказала Виринея. – Что толку цветок папоротника искать, коли его не бывает?

– Мы с Виринеей здесь останемся, – сказал Светозар.

Вера, Мирослава, Яромир и Москай направились в сторону темнеющей мрачной чащи. Они вступили под полог ночного леса. Мирославе стало страшно – то ночная птица тоскливо закричит, то дерево заскрипит. Однако признаваться, что боится, она не стала.

– Что тут ходить в потёмках? – недовольно проворчал Яромир, когда они углубились в лес.

– Лучше вернуться, – предложила Вера. – В лесу ни зги не видно. Хоть мне и не меньше Мирославы хочется найти заветный цветок папоротника, да видно, не судьба.

– Вера, может, твоя мать и находила когда-то цветок папоротника, да тебе не сказала, – предположила Мирослава.

– Нет. Если бы мама нашла такой цветок, мы бы с ней отыскали клад, разбогатели и в город перебрались, – сказала Вера.

– Слышал я, плохо нынче жить в городах простым людям, – вспомнил рассказы старших Яромир.

– Смотрите! – испуганно произнесла Мирослава.

Впереди светился яркий зелёный огонёк.

– Неужто цветок папоротника светится? – проговорила Мирослава.

– Шутишь? Цветок папоротника должен алым огнём гореть. Зелёным огоньком светятся гнилушки в лесу и на болотах, – объяснила Вера.

Москай подошёл к зелёному огоньку, пнул его ногой, и огонёк погас.

– Точно Вера сказала. Это коряга, – сказал Москай.

– Жалко, что коряга. Всё же мне хочется отыскать цветок папоротника, – вздохнула Мирослава.

– Дался тебе этот цветок! – проворчал Москай.

– А я слышал, будто тот заветный цветок всякая нечисть охраняет, – вспомнил Яромир.