Александр Абалихин
Медовый Спас

– Издеваешься?

– Нет. Правда, ты лучше выглядишь и вообще ты стал человечнее.

– Вот же тощий червяк! Я страдаю от голода, а ты надо мной глумишься.

Тут внимание Анатолия переключилось на покосившийся сарай.

– Может, в сарае еда хранится? – спросил Анатолий и, не дожидаясь ответа, направился в сторону сарая.

Однако через несколько шагов он остановился.

– Иди! Что встал, как вкопанный? – спросил Павел.

– Тут кровищи полно! Словно раненого тащили по траве или этот раненый сам полз. Кровавый след тянется к сараю.

Павел подошёл к Анатолию.

– Как думаешь, здесь произошло убийство? – тихо спросил Анатолий и с опаской посмотрел по сторонам.

– Не знаю, – ответил Павел.

Он подошёл к двери сарая, которая была забита доской. Павел вырвал доску вместе с ржавыми гвоздями, отшвырнул её в сторону, распахнул дверь и отшатнулся от резкого запаха, ударившего ему в нос.

– Как мерзко пахнет! – заходя вслед за Павлом в сарай, сказал Анатолий.

– Посмотри, что там в углу в полутьме белеет? – спросил Павел.

Анатолий присмотрелся и похолодел. По спине у него пробежали мурашки. Возле стены, удерживаемая за запястья крюками, висела мёртвая обнажённая женщина. Вокруг тела вились крупные мухи. Анатолий вскрикнул и рухнул без чувств на глинобитный пол.

Павел с трудом привёл Анатолия в чувство, нанеся ему ладонью несколько ударов по дряблым щёкам. Анатолий увидел склонившегося над ним Павла и, еле ворочая пересохшим языком, спросил:

– Ты позвонил в полицию?

– У тебя точно с головой проблемы! – сказал Павел. – Какая здесь полиция? У нас нет телефона. Ты хоть понимаешь, где мы находимся?

– Ах, да, ведь здесь тайга. Закрой дверь! Маньяк может быть рядом! – попросил Анатолий, поднимаясь с пола. – Он здесь живёт,

– Тут живёт охотник.

– Вот как! Значит, это сделал охотник! Здесь следует говорить как можно тише, – прошептал Анатолий. – Капитально злодей обосновался. У него здесь есть и дом для жилья, и сарай для пыток его жертв.

– Отчего же он злодей?

– А с женщиной что он сделал?

– С какой женщиной? – удивился Павел.

– Вот с той обнажённой женщиной, руки которой привязаны к потолку. Она мертва!

– Но это вовсе не женщина. И не смотри на меня так! Ты лучше на голову её и лапы внимательно посмотри. Это медведица, – сказал Павел.

– Как это – медведица? – изумился Анатолий.

– Очень просто. Это медведица с содранной шкурой. Друзья-охотники мне рассказывали, что медведица без шкуры похожа на женщину. Только я не думал, что это так ужасно.

– Значит, поблизости ходит тот, кто убил медведицу и содрал с неё шкуру. Он может вернуться. Мне кажется, что здесь живёт недобрый человек, и у него есть ружьё. Отсюда надо быстрее уходить! – решил Анатолий.

Поблизости раздалось грозное рычание. Анатолий побледнел. У Павла по спине пробежали мурашки. В дверном проёме показался медведь, вставший на задние лапы и заслонивший собой свет. Зверь снова зарычал. Казалось, что задрожали стены хлипкого сарая. Павел схватил прислонённые к стене вилы и пошёл на медведя. Вилы не испугали зверя, который взревел и шагнул навстречу человеку. В этот миг у Анатолия не выдержали нервы, и он дико заорал. По сараю распространился отвратительный запах. Медведь развернулся и метнулся к выходу. Снаружи послышался громкий хруст ломаемого кустарника.

– Кажется, я его напугал, – дрогнувшим голосом проговорил Анатолий.

– Молодец! – похвалил его Павел. – Пойдём отсюда. Здесь невозможно дышать.

– Ужасное тут место! – сказал Анатолий, когда они вышли из сарая.

– А медведица-то недавно убита. Мясо ещё не протухло.

– Не напоминай мне больше о ней, – попросил Анатолий. – Она и так мне теперь всю жизнь будет сниться.

– Смотри, от избы идёт едва заметная тропка, – сказал Павел.

Следуя по тропе, они вышли к крутой деревянной лестнице с серыми перилами, которая вела к хлипкому причалу.

– Жаль, что у нас нет лодки или плота. На них мы бы уплыли по реке, чтобы больше не встречаться с медведями, – сказал Анатолий.

– Надо дождаться хозяина избы. Наверно, он на лодке или катере отправился рыбачить. Может, скоро вернётся.

– А если не вернётся?

– Тогда сделаем плот, – предложил Павел. – В сарае я видел топор и пилу. Осталось найти прочные верёвки. Ниже по течению реки нам наверняка попадутся населённые пункты.

– А как мы его спустим на воду? Здесь очень крутой берег.

– Мы его построим на причале, куда спустим брёвна.

– Прежде, чем строить плот, надо перекусить. Всё же придётся проникнуть в избу. Там может быть еда, – настаивал Анатолий.

– Ладно, – согласился Павел.

Они поднялись по лестнице. Павел взял топор и направился к избе. Обухом топора он сбил замок, отворил дверь и зашёл внутрь. Анатолий последовал за ним. Он подошёл к тумбе и открыл дверцу. Там он обнаружил холщовый мешочек с сухарями и несколько вязанок вяленой плотвы.

Непрошеные гости быстро съели все сухари и по две вяленой рыбе.

– Ну, а теперь, за работу! Хозяина ждать в таёжной избушке дело неблагодарное. Вдруг он только через неделю вернётся, – сказал Павел.

Потом он выбрал самые сухие брёвна, лежавшие возле наружной стены избы, и они с Анатолием стали перетаскивать их к лестнице.

Они уже собирались спускать брёвна к причалу, но тут поблизости раздался рёв.

– Медведь возвращается! Он отомстит нам за свою медведицу и за своё недавнее позорное бегство, – вздрогнув, проговорил Анатолий.

– Скорее – в сарай! Хватай вилы! – крикнул Павел и сжал в руке топор.

– Лучше запрёмся в избе, – предложил Анатолий.

– А вдруг медведь снесёт дверь?

В этот миг из чащи выбежал медведь, удиравший от преследовавшего его громадного пчелиного роя. Медведь пронёсся мимо избушки и, ломая кустарник, устремился к реке.

– Похоже, медведь пытается спастись в реке, – сказал Анатолий.

– Его судьба меня не волнует. Я больше переживаю из-за того, что в тайге появились агрессивнее пчёлы. Они могут быть опаснее медведей, – сказал Павел.

– Насколько я знаю, дикие пчёлы часто нападают на медведей, которые забираются к ним в дупло за мёдом.

– Будем надеяться, что за медведем гнались обычные пчёлы. И, всё же, у меня пропало желание строить на причале плот. Ведь в ту сторону полетел пчелиный рой. Давай останемся здесь до следующего утра. Надеюсь, охотник на медведей сегодня не вернётся за добычей.

– Это правильное решение – сказал Анатолий, радуясь возможности переночевать под крышей, а не под открытым небом.

Они вернулись в избу. Павел затворил дверь на щеколду.

– Ложись спать на лавку, – великодушно предложил Анатолий. – Я всё равно на ней не умещусь. Она очень узкая.

Ещё было светло, когда Павел уснул. Анатолий расположился на полу. Он пожалел, что не догадался принести из сарая сено. Однако сходить за сеном он не решился. Он долго ворочался и не мог заснуть.

Наступила ночь. В окно светила полная луна. Её свет падал на пол рядом с Анатолием. Он смотрел в маленькое окошко, перекрещённое досками, и ни о чём не думал. Уже засыпая, он увидел в окне не то медвежью морду, не то жуткое человеческое лицо, освещённое белёсым лунным светом. Ему стало страшно и, хотя наваждение мгновенно пропало, он уже разгулялся. Павла он решил не будить, чтобы тот не стал над ним насмехаться. Лишь под утро Анатолий провалился в сон.

Его разбудил странный звон.

– Ты слышал, будто вдалеке звонили колокола? – спросил Анатолия уже проснувшийся Павел.

– Слышал, – кивнул Анатолий и встал с пола.

– От тех далёких колоколов исходил необычный вибрирующий звон. Я слышал, что звон колоколов бывает слышен за несколько километров. Тем не менее, если мы определим, в какой стороне церковь, мы можем выйти к селу.

Они вышли из избы и приблизились к обрыву. Возле воды, чуть в стороне от причала, лежала тёмная туша.

– Это, вчерашний медведь. Он сдох, – поправляя заткнутый за ремень топор, сказал Павел.

– Туда ему и дорога! Как вспомню его, так по коже начинают бегать мурашки, – признался Анатолий.

Они спустились по лестнице к реке, и подошли к туше мёртвого медведя, в шерсти которого запуталось множество мёртвых пчёл. Ещё больше мёртвых насекомых лежали без движения в траве. Павел поднял пчелу и рассмотрел её.

– Это дикая пчела. Скорее всего, пчёлы стали жертвой вирусного заболевания. Видимо, случилось следующее: медведь, после того как ты его испугал, решил успокоить свои расшатанные нервы мёдом и полез в дупло. Но при этом он стал жертвой пчёл. Впрочем, возможно, медведь даже не лез за мёдом, а пчёлы сами напали на него. Вирус апимортоза перед гибелью пчёл вызывает невероятную агрессию. У больных пчёл вырабатывается чрезвычайно опасный токсин. Я это знаю, потому что занимался проблемой апимортоза.

– Значит, плохо занимался, если по всему миру с пчёлами неизвестно что творится.

– К сожалению, пока победить вирус не удалось. Что ж, давай строить плот. Пойду и поищу в сарае прочные верёвки, – решил Павел и стал подниматься по лестнице.

Анатолий остался на берегу и стал любоваться пейзажем. Он не заметил, что за ним наблюдает рысь, затаившаяся на толстом суку росшей у воды берёзы. Как только Анатолий повернулся к рыси спиной, она прыгнула на него. Анатолий вскрикнул, ощутив острые когти на своей спине. А вскоре сильная боль пронзила его плечо, в которое вонзились клыки хищницы. Неожиданно рысь разжала челюсти и свалилась со спины толстяка. Анатолий упал. Над ним склонился Павел, державший в руке топор с окровавленным лезвием. Он в несколько прыжков преодолел пару десятков ступеней лестницы, и пришёл на помощь своему спутнику.

– Хорошо, что я недалеко ушёл и вовремя вернулся, – сказал Павел, рассматривая мёртвую рысь, лежащую в луже крови. – Тебе повезло, что рысь не добралась до твоего горла. Но куртку и рубашку она тебе сильно порвала.

– Спасибо! – поднимаясь с земли, прохрипел Анатолий. – Почему рысь напала на меня, а не довольствовалась мёртвым медведем?

– Видно, она предпочитает свежатину…А ведь ты серьёзно ранен, – сказал Павел, увидев пятно крови на плече Анатолия.

Толстяк покачнулся, ноги его подкосились, и он упал. Павел отшвырнул в сторону топор, снял с себя рубашку, оторвал рукав и перевязал раненого. Потом Павел увидел появившуюся из-за речного поворота лодку, которая направлялась к причалу. Сидевший в лодке гребец энергично работал вёслами.

– На помощь! Здесь раненый! – громко закричал Павел и замахал руками.

Лодка пристала к причалу, и из неё выбрался высокий худощавый человек с окладистой бородой в просторных серых штанах и белой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Синяя лента поддерживала на лбу волнистые светлые волосы. За спиной у него висела винтовка. Незнакомец привязал лодку к кнехту, и направился к пришлым людям.

Странно одетый человек помог Павлу дотащить раненого до лодки. Пока они несли Анатолия, незнакомец молчал. Павлу тоже было не до разговоров, поскольку нести толстяка было тяжело. При этом Павел удивился, что он не чувствует Боли. Чем больше он погружался в таёжную жизнь, тем реже Боль напоминала о себе.

Анатолия уложили на дно лодки. Незнакомец сел на вёсла, а Павел устроился на корме.

– Кто его так? – прервав молчание, спросил кареглазый незнакомец.

– Рысь. Я её убил топором, – ответил Павел.

– В тайге без оружия ходить нельзя. Хорошо, хоть топор у тебя был. Видно, отыскали его в сарае. Небось, вы и сарай вскрыли, и дверь в избу взломали?

– Вскрыли и взломали, – вздохнув, признался Павел.

– Не вздыхай. Если голодные были, и ночевать было негде, то это простительно, – сказал незнакомец.

Он направил лодку вниз по течению реки и поинтересовался:

– Вы кто такие, и откуда будете?

– Меня зовут Павел Смирнов, а его – Анатолий. Фамилию не знаю. Мы с ним единственные выжившие пассажиры самолёта, который упал посреди тайги. Мы летели из Москвы в Красноярск, – рассказал Павел.

Незнакомец недоверчиво посмотрел на Павла.

– Ты хоть представляешь, где находится Красноярск? Знаешь, сколько сот километров будет от этой речки, именуемой Уклейкой, до Красноярска?

– Откуда же мне знать? У меня нет карты, – развёл руками Павел.

– Что ж, похоже, ты не врёшь. То-то я думаю: что за гул и громкий хлопок вчера утром я слышал вдалеке. Значит, самолёт неподалёку грохнулся.

– Вообще-то мы с Анатолием от места крушения шли довольно долго. Самолёт упал в речку. Только это была не Уклейка, а другая мелкая неширокая речка. Мы сначала от реки в тайгу углубились.

– Это вы зря! Лучше идти по берегу реки.

– Мы от медведей ушли. Их возле реки и самолёта много объявилось. Они трупы погибших принялись пожирать.

– Непорядок, когда покойников звери грызут. Людей похоронить надо. Да так закопать, чтобы ни медведь, ни росомаха могилы не разрыли. Надо будет место падения самолёта отыскать и людей туда привести. Покойников положено хоронить.

– А разве спасатели рано или поздно не придут на место падения самолёта?

– Какие ещё спасатели? Разве в такой огромной тайге легко отыскать упавший самолёт? Глухомань тут! Правда, упавшие вертолёты наши люди иногда находили в тайге. Но это было далеко отсюда и от Звон-острова.

– Значит, глушь здесь?

– Глушь! Никакой цивилизации! – радостно подтвердил лодочник.

– А как вас зовут?

– Игорь Стравинский. Обращайся ко мне просто: Игорь, – прервав молчание, представился незнакомец. – Сразу скажу, что к великому композитору я никакого отношения не имею.

– Ты сказал, что здесь живут люди. Далеко отсюда населённый пункт?

– На Звон-острове стоит село. Километрах в двадцати отсюда. Сейчас мы выйдем в речку Каменку, которая впадает в Уклейку. Там придётся грести против течения. А из Каменки мы попадём в небольшую речку, которая вытекает из озера, на котором стоит Звон-остров.

– Толя дотянет до Звон-острова? – кивнув на бледного Анатолия, спросил Павел.

– Должен. Вроде, на вид – он крепкий мужик.

– А больница на том острове есть? Ему нужны антибиотики. Кажется, у него начинается жар, – потрогав лоб Анатолия, сказал Павел.

– Какая ещё больница? В селе только полсотни домов стоят да храм, а вокруг тайга на сотни вёрст. Ни больницы, ни магазина, ни школы, ни почты у нас нет. Мы обособленно живём. Ушли мы от суетной жизни на этот остров.

– Отшельники, значит?

– Какие же мы отшельники? Нас там не меньше сотни человек живёт.

– Староверы, что ли?

– Это как? – не понял Игорь.

– Вы к старой православной вере принадлежите или вы сектанты какие? Храм-то, говоришь, у вас есть.

– Мы не сектанты и не староверы Ты об этих вещах лучше с отцом Савелием потом потолкуешь.

– Хорошо, – сказал Павел и переключился на созерцание тайги, подступавшей к берегам реки.

Спустя некоторое время Игорь вывел лодку в другую реку, которая впадала в Уклейку.

– Мы уже плывём по Каменке. Скоро до Звон-острова доберёмся, – пообещал Игорь.

Крутой правый берег Каменки порос елями, а к левому низкому каменистому берегу подступали ольховые заросли и берёзовое мелколесье, за которым виднелись холмы, поросшие густым лесом.

– Речки у вас здесь полноводные и широкие, а названия у них простецкие – Каменка да Уклейка.

– Это местные названия. На картах эти речки могут называться иначе.

– А как же вы без врачей тут живёте?

– Почему же без врачей?

– Ты же сказал, что у вас тут нет больницы.

– Правильно. Нет больницы, но лекарь есть. Он и аптекарь, и хирург, и терапевт, и этот, как его… уролог. Травами он лечит. А в травах и антибиотики, и все остальные полезные вещества присутствуют. Родион, к тому же, болезни может заговаривать. Пошепчет, свечой поводит над больным, смесь из настоя трав с мёдом даст выпить, мазью из мёда и помёта летучих мышей больное место намажет – и болезнь отступит. Раненых и покалеченных хищными зверями он быстро на ноги поднимает. Твоего раненого товарища следует к нему поскорее доставить.

– Родион – местный знахарь и колдун?

– Зачем ты сразу на человека ярлыки навешиваешь? Какой он колдун? Родион по праздникам в храм ходит. А ещё Родион – пасечник. Мёд у него очень вкусный.

– Вкусный мёд, говоришь? – с удивлением спросил Павел.

– Ну, да, вкусный! Он и медовуху готовит. А что такого? Ты чему так удивился?

– Ты телевизор смотришь?

– Нет. Телевизоров у нас нет. Отец Савелий не велит смотреть телевизоры. У тех, кто на Звон-остров приходит с маленьким телевизором, мобильным телефоном или радиоприёмником, отец Савелий все эти вещи отбирает и уничтожает. Он говорит, что такие предметы несут в себе отрицательную энергию. Да и приёма тут нет.

– Всё-таки, сдаётся мне, у вас тут секта. И как часто к вам на остров приходят новые люди?

– Коренных жителей – стариков, деды которых жили на Звон-острове испокон веков, с десяток осталось. Остальные – пришлые люди, да их дети, из городов и посёлков. Только к нам не всякий может попасть. Рекомендации местных жителей нужны. Новых жителей редко доставляют на Звон-остров. Переселенцев с завязанными глазами везут на лодке по реке от установленного места, которое находится в ста километрах отсюда. Бывает, люди и сами сюда случайно попадают. Но это, вроде вашего случая – редкость. Я сам сюда из города перебрался, когда мне исполнилось тридцать лет. Надоело баранку крутить. У дальнобойщика сам знаешь, какая жизнь тяжёлая. Я и брата с собой на Звон-остров уговорил отправиться. Здесь я обзавёлся семьёй. Правда, жена моя, давно уже померла, а брат погиб.

– Что же, мне глаза не завязал?

– А зачем? Ведь ты не знаешь, где находишься. Сам ты отсюда не выберешься – в тайге сгинешь. Были такие, кто у нас не смог прижиться. Они в тайгу уходили. Ведь лодки и плоты у нас всегда под присмотром – по воде далеко не уйти. А потом в лесу находили останки таких смельчаков. Больно здесь волки и медведи лютые, да и рыси, и росомахи неласковые… Так почему ты меня про телевизор спрашивал?

– Если бы ты смотрел новости по телевизору, то знал бы, что заражённые вирусом пчёлы во всём мире погибают и перед своей гибелью людей жалят до смерти.

– Вот и этот факт тоже указывает на неправедную жизнь в городах. Значит, прав отец Савелий.

– Так у вас на острове все пчёлы живы и здоровы?

– Живы и здоровы. А что им сделается?

– А ты видел медвежью тушу, которая лежала чуть в стороне от рыси, которую я зарубил?

– Видел. Ты медведя тоже топором завалил или вилами проткнул?

– Это не я медведя убил. Его рой диких пчёл изжалил до смерти.

– Да ладно! – удивился незнакомец. – Матёрого медведя пчёлы изжалили насмерть?

– Насмерть. Он немного до воды не успел добежать, – подтвердил Павел и поинтересовался:

– Игорь, это ты медведицу убил, туша которой в сарае на крючьях висит?

– Я вчера в тех местах не был. Правда, три дня назад я неподалёку ель повалил, распилил её на брёвна, которые перенёс к избе. Венцы у старой избушки подгнили – вот я и собирался их поменять. А зверья в том месте полно. Сейчас я охотиться туда направлялся.

– Значит, медведицу там кто-то другой убил. Кстати, вчера мы с Анатолием слышали выстрелы.

Игорь помрачнел.

– Это были чужаки. Они недавно в наших краях объявились. Со Звон-острова слышно было, как вчера из двух ружей стреляли. Так значит, они уже и до моей избушки добрались! А на двери избы, говоришь, замок висел?

– Ну, да. Я его сбил. Да и дверь в сарай заколочена была.

– А топор в сарае ты один нашёл?

– Один.

– Выходит, в сарай они заходили. Потом с медведицы содрали шкуру и ушли, а дверь снова заколотили. В сарае они нужные инструменты взяли. У меня ведь там, кстати, три топора было, а остался один. А вот в избу они не заходили, если на двери замок висел. Ключ-то я всегда с собой ношу. Старики сказывали, что бывали случаи, когда лихие люди с зоны бежали и в наших краях объявлялись. Видно, эти пришлые люди уже привыкли в тайге ночевать. В избу они не стали заходить, потому что крыша над головой им не нужна, да и в окошко, наверно увидели, что в избе взять нечего. Плохи дела! – покачал головой Игорь. – Надо будет наших мужиков предупредить. На Звон-остров злодеев нельзя допускать.

– Может, это были геологи или охотники? – предположил Павел.

– До нашей глухомани пешком только из зоны, да и то, с трудом, можно добраться. Ещё можно на моторке доплыть. Но звука мотора не было слышно. Чует моё сердце, что недобрые здесь люди объявились. На крючьях, говоришь, медведица висела?

– На крючьях, – подтвердил Павел.

Игорь и Павел замолчали. Под мерные всплески вёсел и журчание речных струй Павел склонил голову набок и задремал. Игорь повернул лодку во впадавшую в Каменку небольшую речку с медленным течением.

– Просыпайся! – сказал Игорь, толкнув рукой Павла в плечо. – Уже вошли в Стрекозку.

– Что за Стрекозка? – спросонья удивился Павел.

– Так речка называется, которая из Светлого озера вытекает. Ещё немного пройдём вверх по течению и увидим Звон-остров.

Речка, в которую вошла лодка, была узкой и извилистой. По её берегам рос невысокий густой ивняк и увитый хмелем ольшаник. Над водой летали стрекозы с тёмно-синими крыльями.

Павел с тревогой взглянул на застонавшего Анатолия. Ему стало жаль толстяка, которого он совсем недавно, сидя в кресле самолёта, ненавидел.

– Его вылечат? – с надеждой спросил Павел.

– Родион вылечит, – уверенно сказал Игорь. – Кстати, тебя тоже не мешало бы подлечить. Вид у тебя нездоровый – лицо серое и в глазах тоска.

– У меня рак желудка, – признался Павел.

– Ничего себе! – покачал головой Игорь.

– Странно, что я выжил в катастрофе.

– Неспроста ты выжил, мужик! Тебя надо сначала к отцу Савелию отвести. Он тоже тяжелобольным помогает. Духовно, так сказать, исцеляет. Правда, раковых больных у нас ещё не было. А после храма тебя к пасечнику надо отвести. Он травами, мёдом да заговорами тебя окончательно вылечит.

– Так кто у вас тут главный лекарь – священник или пасечник? – спросил Павел.

– Оба. Кто их знает, кто из них лучше лечит? У нас все у них обоих по очереди лечатся, если заболеют. Все выздоравливают, кроме дряхлых стариков – тех, кому срок помирать пришёл. Но ранеными обычно пасечник сначала занимается. Потому я тебе и сказал, что к нему надо твоего раненого товарища, как можно скорее, доставить. А у тебя болезнь глубинная, внутренняя. Тут, думаю, душу требуется сначала подлечить. Вот немного передохнёшь с дороги, а потом тобой отец Савелий займётся, – пообещал Игорь.

Павел хотел сказать, что Анатолий, как раз, больше, чем он нуждается в лечении души, поскольку не сдержан и нахален бывает, но смолчал, вспомнив, что и он толстяка в самолёте больно задевал словами.

После очередного поворота извилистой речки, взору Павла открылось просторное озеро, из которого вытекала речка, по которой они плыли. Посреди озера возвышался большой поросший лесом холмистый остров. Его правая оконечность была скалистой. С другой стороны острова на пологом берегу, у деревянного причала, возле которого на невысоких волнах покачивались лодки, стояли избы с двускатными крышами, покрытыми дранкой. Позади этих изб возвышался поросший смешанным лесом холм, у подножия которого раскинулся яблоневый сад. Избы стояли не только возле берега, но и среди недавно отцветших яблонь и кустов сирени, а также в лесу, на склоне холма.

На вершине холма, среди тёмных макушек елей и кудрявых светло-зелёных крон берёз, выделялся медный купол церкви, увенчанный искрящимся на солнце золотым крестом.

– Вот он, Звон-остров! На самом высоком месте стоит храм, – сказал Игорь. – Три года назад медными листами купол покрыли. А недавно отлили новые колокола для звонницы. У нас есть свой литейщик – Григорий Агапов. Он не только литейщик, но и кровельщик, и кузнец. У него в мастерской есть литейный участок и кузница, где он работает со своими подмастерьями.

– А где вы медь берёте? – поинтересовался Павел.

– Медную, железную и оловянную руду мы добываем в штольнях Медной горы. Её так назвали, потому что сначала там Григорий нашёл медную руду.

Игорь подвёл лодку к причалу. Из ближней к причалу избы вышла светловолосая девушка в белом сарафане. Увидев причалившую лодку, она закричала:

– Дядя Игорь двух пришлых привёз!

Девушка подбежала к лодке и, увидев лежавшего в ней Анатолия, воскликнула:

– Человек умирает! Кто ж его так? Чем помочь-то?

– Не причитай, Фотиния! Лучше позови мужиков. Пусть раненого в избу перенесут. Пасечника надо позвать. И отцу Савелию сообщите, – попросил Игорь синеглазую девушку.

Однако звать никого не пришлось. К причалу уже бежали два бородатых мужика в широких серых штанах и белых рубахах, подпоясанных красными кушаками.