Александр Эйпур
Ученики Берендея
3
Проанализировать мне не дали провал, левая колонка ожила нахально:
− Андрей? Рад встрече. Итак, я готов выслушать ответ. Напрасный труд, не таись, я точно знаю.
В комнате присутствовал посторонний запах. Я включил настольную лампу, отыскал ручку. В блокноте чистых листов всё меньше оставалось.
«Продаются отличные колонки с СD-проигрывателем, недорого», − вывела рука.
В дверь позвонили тотчас.
− Кто?
− По объявлению, − донеслось из-за двери.
Элемент совпадения, молниеносной реакции меня тревожил мало. К чудесам привыкать не сложно, знай подоплёку; я впустил соседа. Как врач, он настойчиво, давно и целиком, комплект советовал продать ему. Сегодня хищное торжество его я по фрагментам отмечать не успевал. Вот деньги он достал, швырнул на стол, вот, ликуя, отсоединил колонки, сграбастал аппарат да в дверях споткнулся. Боялся, передумаю.
− Погоди, − я начал.
− Деньги на столе, − обронил сосед, любуясь светильниками в прихожей. Мне стало не по себе. В следующий раз он или кто-то другой отсюда вынесет последнюю лампаду, и тьма заступит в караул.
− Ничто не удивляет?.. Добился своего, проваливай. − Запирая двери на замок, я против воли оглянулся, оценить хотел, как без проигрывателя смотреться будет мой уголок. И, кажется, на этот раз не зря: стены разделились на стволы деревьев, потолок, обои и ковёр в сумеречном беспорядке растворились. В плену осин чернел знакомый дуб, и в его подножьи, на берёзовой колоде поджидал учитель.
Был ему сигнал, сунул он в карман плаща коробочку, − на досуге в шахматы балует, решит мой современник. Я-то знаю, НА ВИРТУАЛЬНЫЕ ПОБЕДЫ МУДРЕЙШИЙ ВРЕМЕНИ НЕ ТРАТИТ.
Не поднимая глаз, подвёл итог мой побратим: «Оперативно. Дальше так пойдёт, от злости посинеет шелкопряд один несчастный».
− Разве не вы пособили, Евгений Васильевич? − Тут меня и осенило: какие шахматы? У него прибор особый, науке современной, скорее, вовсе неизвестный.
− Давай договоримся, раз так вышло. Просто Евгений, хочешь иначе − я не против. Во-вторых, я не при чём. Подпирают сроки, батенька, тебя… Как чувствовал.
− Что со мной связались?
Он отмолчался.
− Евгений Васильевич! Женя, вот увидите, увидишь, я оправдаю… Ну, чем доказать ещё?
Моих слов маловато было, я видел по его лицу.
− Поможет разве одержимость − в хорошем смысле. Либо пути не осилишь и половины, в конце концов, примкнёшь и финишируешь с основной массой обывателей, тех, «кто сам обманываться рад». Вот, кстати, по своим каналам на фирму эту вышел. «Энка-Видео», в центре столицы, офисы дорогущие.
− Знаю, видел.
− Заправляют ею отставники − Николай Кириллович и Никита Константинович, «ЭН КА». Подмяли конкурентов под себя примерно год назад. Теперь ужастики, порно и детективы − их продукция. Под таким прикрытием они работают не только против соискателей, но и всех тех, кому претит порядок существующий вещей. Ищут людей с неординарными способностями, целителей, экстрасенсов и магов, особенно жадных до денег. Считай, кое-кто сидит у нас на хвосте, пусть пока и виртуально. Знаешь… − Евгений-свет явно колебался что-то начинать, и тему параллельную пока затронул. − Знаешь, таких людей я сравниваю с карасями: живут в пруду роскошном, под присмотром, сбежать не могут, поэтому радостно жрут и плодятся, и знать не знают, что однажды станут украшением сковородки.
− Давайте время не терять.
Он здорово помешкал, пока решенье принимал. С колоды как бы нехотя поднялся, приблизился и наложил мне на голову руки. «Что видишь?»
От прикосновения я вздрогнул. Пред взором внутренним стена серо-седая колыхалась; мерзавец некий пелену производил в количестве изрядном, но его старания воли концентратом я прикончил. Спала пелена, и перед очами отчётливо возникла сетка; ячейки стали заполняться жижей, цвета кофейной гущи, с вкрапленьями прожилок непроницаемости липкой. И грянула тоска такая, хоть топись, похлеще во сто крат, чем пятницами одолевает, нашёптывая: «Вот ещё неделька жизни прошуршала, а ты разбогатеть не хочешь. Даже не стремишься».
Не думал с положением мириться: «Нет», − воскликнул я. От закрашивания уцелела кромка верхняя. О том учителю я и поведал.
− Именно столько осталось существовать человечеству в его нынешнем состоянии. Многие попросту не успеют сообразить, как уклад привычный рухнет… Одним словом, каждый получит по заслугам.
Я схватил его руку, ко лбу прижал сильнее:
− Города превращаются в гниющие свалки, там за лучшие места воюют: животные, насекомые и люди… Летающие тарелки! Кого позвали, те бегут, чтобы места занять быстрее.
− Те, кто внедрен в человечество и отбывал свои уроки.
− А вот другие, прячутся в лесу.
− Те, кто нашёл язык с Природой. Дальше.
− Танцы, в движениях почти нет человеческого: клыки, копыта. Э, да там и рогатые артисты по сцене скачут. За столиками пируют, сорят деньгами, похваляются неправедной добычей. Музыка оборвалась, свет гаснет, вопли, точно посетителей ломтями нарезают.
Учитель выждал. Я сильнее прижал его ладонь.
− Сельские жители меня интересуют, − пояснил он.
Наверное, Евгений не понимал, что сюжетов выбор не от меня зависит. Несколько непонятных сцен с пришельцами, кто небольшими отрядами спускался на планету, вносил поправки в вяло текущие события и возвращался на борт корабля-матки. Одна из сцен происходила в помещении Избиркома, − пришельцы изменили окончательный итог голосования… Лишь затем, честное слово, показали сельчан.
− Ну, эти всегда в заботах, у них ничего не меняется. Хотя… они, по-моему, даже счастливы. Они радуются?! − Я отвёл руку и побратиму заглянул в лицо: − Это гипноз?
Он покачал головой, отрицая. Таким серьёзным я его ещё не видел.
− Кажется, я понимаю. Мы встретились, чтобы каждый получил толчок… Выходит, теперь я у тебя кое-чему подучиться должен.
− Чему? − Я едва не задохнулся. И уже без его руки, разглядел новую сетку, её ячейки быстро заполнялись изумрудным цветом… квадратики с золотой и серебрянной каймой. Чуть погодя, спросил я: − Больше всего чего боитесь вы, Евгений Васильевич?
Он, не задумываясь, ответил:
− Электричества. Как и в прошлой жизни, не преодолел опаски − голою рукой по проводу, что с виду безобиден.
Обрадовался, что преимущество имею, всего на миг себя со стороны увидел, и устыдился: губы расплываться стали в поучительной улыбке.
− С этим проще. − На сей раз я умышлено запрет нарушил, настырно оглянулся, подробности хватая взглядом и мелкие штрихи. Цельную картину покрыла сеть ячеек в виде шестигранников, на уровне головы пошло вылущивание краски… шестигранники осыпались пыльцою, обнаруживая слабо освещённое пространство за собой. Собственно говоря, я был готов встретить нечто подобное, а повстречав, опешил простодушно. Учитель не торопил, остановился сзади и ожидал, пока я привыкал, пока осваивал возможности своего канала. Это был первый канал между мирами, который открылся под давлением обстоятельств, − догадка промелькнула. Сквозь марево прихожей светильники пробились, из таких же шестигранников сложились.
Паяльник звонко щелкал, нагреваясь. После девственного воздуха, запахи в комнате невыносимыми казались. Евгения сидящим в кресле я нашёл.
− Отыскать попробуй динамики и микрофоны.
− Да здесь их не один десяток.
Я бокорезы протянул ему.
− Возьми и по проводу откусывай, по одному.
− Я…
− Евгений! Соседних контактов если не коснёшься, простейшая операция эта никому не причинит вреда.
В комнате вдруг стало невыразимо душно, точно выкатали воздух.
− Андрей! Я шуток не люблю и не понимаю! − зазвучал знакомый голос, вслед за испытательным щелчком. − Иными средствами воспользуемся мы, Андруша. Не делай глупостей. − Голос становился гораздо тише, орудовали бокорезы всё смелее. − Ты сделаешь большущую ошибку… − и замолк на веки. Лёгкой поступью, в невесомом платьи вошла в покои Тишина, у полки с телефоном задержалась.
− Не возражаешь? − уточнил Евгений.
− Смелее!
Вошёл во вкус, похаживал ученик мой от стены к стене и клацал инструментом возбужденно. Я бросил старых проводов моток ему, с признательностью он подарок принял. Я призадумался. Выходит, ему дозволено ходить туда-сюда, при этом он из комнаты не исчезает. Мне же, стоит дёрнуть головой, и прости-прощай…
На кухне ожил телевизор:
− И это далеко не последнее наше средство, поверь, − стращал старческий голос. − Мы сами спрашивать нагрянем, по всей строгости закона, и тогда кому-то станет не до смеха.
Воротилась снова Тишина, закинула изящно ногу на ногу. Паяльник − и тот затаил дыхание. Евгений выглянул из кухни, почище электронно-лучевой трубы сияя.
− Надеюсь, вилку вытащить из розетки догадался… мой ученик?
− Иначе б он не дотянул до клумбы.
− Это лишнее. Уборщица следствие затеет.
− Так это… я спущусь и соберу.
Одного его мне не хотелось отпускать.
− Вместе пойдём.
Евгений Васильевич выглянул из дверей подъезда, буркнул «чисто». Мне же показалось, что во дворе субботник набирает темп: метёлки и лопаты в куче, и агитацией за труд ударный разит из каждого куста, звенят стаканы, женский смех.
Дом обошли мы, вспугнули задремавшую ненароком кошку, не там и не тогда залёгшую на кротовьей шахте. Знакомой клумбы не узнать, точно «Четвёртые сутки пылают станицы…» Цветы изрядно пострадали, и за их гибель мне неловко стало. Над повреждённым корпусом склонился я, будучи уверен: не способен мёртвый телевизор ни грозить, ни в любви признаться, однако почти тотчас отступил на шаг.
«Предупреждал ведь: отделаться от нас будет не так-то просто. Когда я доберусь до вас, умоетесь кровавыми слезами, с-су…» − Нечто неуловимое случилось следом, я словно очнулся.
В карман мудрейший сунул, разумеется, бокорезы. Именно с этой минуты с ними он почти не расставался, а я с тех пор уверовал в существование магов, колдунов и прочей недюди. Подспудно понимая, силам какого толка технические разработки служат, прислушивался к размышленьям вслух: «Я их ясно вижу. Они направились к машине, надеются нас застать и тёпленькими спеленать».
− Когда противник оснащён технически по дёсна, противопоставить что-то можно ль?
− Меня система зажигания привлекает очень. Позволь. − Ударил по карману он, инструмент поймал ковбоя американского не хуже. Не знай, в стороне какой находится та фирма, то ещё б посомневался. Целился Евгений в направлении верном, воздух дважды секанул. Входил во вкус он, преисполнялся гордостью за то, что средь неотложных схваток нашёл просвет и в деле старом жирную, наконец, поставил точку.
− И ни одной машины не поймают, − сказал он, вперив взор в незримый окуляр. − Не поймают, пока держу я пальцы в кулаке. Ну что ж, с этим фактом как будто разобрались. Перед возвращением на тропу чего бы ты хотел?
− Слегка вооружиться. И прихватить продукты.
− Первое ни к чему. Мечтаешь, чтобы подкинули работы ратной? Получишь оную в объёме полном, с утра до поздней ночи атаку за атакой будешь отражать. НЕ СТАНЕМ УПОДОБЛЯТЬСЯ ВОИНАМ НЕПОБЕДИМЫМ, КОГО ОДНАЖДЫ ВСЁ РАВНО ПРИДУТ И ПОБЕДЯТ. «Другим путём пойдём мы», коль не возражаешь. Что до продуктов, то… не припомню: разве до сих пор мы что-нибудь таскали в рюкзаках? − Отсутствующим взглядом Евгений контроливал пространство; так трудящийся страны Советов на границе двух держав рвался в трубу магистральную заглянуть. − Впрочем, хлеба прихвати. Поспеши, пока шагов ответных аквариум этот не предпринял.
Я в магазин проворно заскочил. Продуктами здесь не пахло, да с пустыми я не ушёл руками. Во втором подкараулил случай: на миг всего, пока ждал сдачу, невероятным образом проник в сознание ужаснейшего человека. Старик, от бесконечных выговоров и нареканий кто устал чертовски, кому пред Родиной долг неоплатный суповым набором перекрыл дыханье в глотке, только что для себя решил: «Ладно, с этими ещё разделаюсь. Пусть хлебца сладкого отведают другие». − Скулил так разочаровавшийся в службе пёс, кто в адрес шефа за стаканчиком гранёным желчь извергал не раз. «Генерал проворовался, теперь отдел с ног на голову перевернули и трясут; суровые порядки из небытия воспряли. Зубастый прокурор у следователей вместо кислорода, судья ж, терпение теряя, поджидает отступных. Князь службы волостной возвёл хибару посреди деревни, так дорожники кладут асфальт до самых автоматических ворот; все жить хотят, и ЭТО называют жизнью. Прогнила насмерть и смердит система, пора менять подход и метод. Разогнать − нет дела проще, но лекарей-провидцев, ясновидящих, телепортаторов и контактёров из масс рядовых, благонадёжных граждан вычленить разве участковые способны?» − Как-то отстранённо перебирал колоду фактов старикан; на его веку случались партии получше. Рыба крупная из неможных рук выскальзывала поголовно, а вот с заносчивыми пескарями он совладает как-нибудь. Условие такое старик сам выговорил для себя, чтобы напоследок браво навыком салютовать… Вот только руководство проклинал, но датчики присылать сигналы стали, − на второй план отошла обида. Двух сенситивов сразу сдать − как выйти в чемпионы, и на заслуженный покой: все ягоды-грибы твои, со спинингом на бережку кроссворд «мотыль-бутыль» тянуть-ворчать да побасенки рабоче-крестьянские разоблачать. Что скажет про себя? Родной завод, от воплей первых пятилеток до последнего звонка, − кто опровергнет? И чем особым отличаются слуг льготы от привилегий работяг? Всё равно, как командир приводит новобранца в магазин, просит показать подушки. «По-моему, вот эта лучше. Заверните». − Ликует новобранец: из рук генералиссимуса отхватил награду! И уже не может да и не смеет видеть, что простые смертные такие же квартиры получают, что их не вынимают из постелей по ночам отстаивать честь отчизны в лице патрона, в заведении питейном через край хватившего в который раз уж…
Впереди маячила спина Евгения, и я его почти нагнал. Он будто пальцами ощупывал дорогу, как вкопанный, остановился, повернул навстречу. Средь небоскрёбов дышится иначе, громоздкие предметы просто подавляют.
− Домой к тебе нельзя. Засада. Других участников облавы не могу нащупать, это флегматики до мозга костей. Один старик излучает хлесткие мыслеобразы, аж в глазах рябит. Быть может, из потомственных…
Обывателей застал врасплох рёв двигателей. Промчалась мимо нас мотоциклистов тройка.
− Вот про мотоциклы не подумал, минус мне.
− Как быть дальше? Хочу сказать, другого канала у меня в заначке нет.
− Я думаю. − Евгений сделал над собой усилие, чтобы не повысить голос. Дисциплинирует до чрезвычайности. Меня, однако, забавная посетила мысль: вот будет смеху, когда рюкзак заметит он… Евгений-свет у перекрёстка повернул обратно. «Проскочили», − обронил. Надо же, триста шагов каких-то, а вот поди ж ты, не даётся сразу. Высматривал учитель признаки канала, меня в неведении оставляя полном. По его примеру, местность изучать собрался я, освободившись от примет реальности, известной с детства: они только сбивают с толку. И, представьте, обнаружил столько невидимых на первый взгляд подробностей, что к выводу пришёл: я бы и сам сумел найти, будь времени у нас поболе. И уж совсем некстати закружилась голова. Свою задачу город исполнял исправно; задымлённость, вопль обезглавленных садов, прохожих вереницы − тусклых и погасших, рекламы повсеместно штампы, щепки фраз, крик неоправданный и подлость иному пятачка не оставляли. То ли дело там, − сам не заметил, как отстал, ну и ладно: мои шараханья мудрейшего пусть не сбивают с курса; у каждого свой арсенал, свои привычки.
Кучка людей выскользнула из-за киоска, пристроилась Евгению в тылы. Неладное почуял я, но изменить что-либо был не в силах. Крик лишь усугубит положение, и простого проще засветиться самому… Как говорит Евгений? «НЕ МОЖЕШЬ СИТУАЦИИ ПОПРАВИТЬ – НЕ СУЙСЯ». Вот послание отправить − этому-то учитель обучил.
Сконцентрировался, вылепил из плоскостей киоска тележку-самоход с единственным словечком «Сзади». Оранжевыми буквы получились, от иных искрило так, что одежда может вспыхнуть. Взглядом и с достаточным разгоном, я подтолкнул тележку, сам поразился, как слушается выставленных ладоней, точно рулей, она. И понеслась тележка, живо поглощая расстояние… Перед столкновением её с преследователями, позицию избрал я в очереди у киоска. Как только в плоть земную врезался таран на скорости изрядной, кучка развалилась вазой, на осколки. Старик и двое молодых, подтянутых ребят озирались дико, будто что-то разглядеть могли. Единственное слово старика заставило собраться их, чтобы решающий бросок предпринять.
Хлоп − а «муха»-то умчалась. Во-первых, опыта ей не занимать. Во-вторых, день наш пришёл, и он задался. Я обеспокоился: Евгения на самом деле нет нигде. Зато загонщики получили − каждый в меру собственных талантов. Старик ближайшего помощника пнул ногой, в выражениях нисколько не стесняясь, другой пощёчины отведал. Смысл сказанного предельно ясен, полагаю; сам слышать я не мог, и не советую другим.
Но вот они подались в сторону мою. Было предчувствие, встреча неизбежна; на себя попробовал со стороны взглянуть, − как есть взведённая пружина. Спокойно, говорю себе, расслабься. В БОЙ НЕ ВСТУПИВ, СДАВАТЬ ПОЗИЦИИ И ГЛУПО, О ОПАСНО. Меня в лицо ищейка вряд ли знает, а голос изменить по ходу дела дело плёвое. Тут же возразил себе: «В век фотоаппаратов? Не для того ль тотальной слежки создана система − от обрезанья пуповины и пелёнок мокрых до удара молотком по крышке гроба?»
Они вновь угодили под тележку, обратная восторжествовала связь. Весточка от мудрейшего оказалась побогаче; внеся в ряды подразделения беспорядок, воробышком она спорхнула да самоозвучилась магнитофонно: «Найдите мне второго, он где-то здесь».
Рядовому обывателю уподобиться пришлось: склонился я к окошку, пачку сигарет спросил.
− Каких?
− Гм-м… Любых, что подешевле.
Слыхали б псы слова мои, несказанно подарку были б рады. КОЛЬ ОБРАЗ СОЗДАЁШЬ, СООТВЕТСТВУЙ МАКСИМАЛЬНО.
− Странно слышать, − киоскерша призналась.
− Да не курю я вообще. С девушкой повздорил. Сейчас пойду − напьюсь ещё.
− Понятно, − говорит она, протягивая сдачу. − Желаю вам помириться. А вот пить не стоит, это никому ещё не помогло.
Нас окружают правильные речи. Её послушать − выходит, курите мальчики, ей кровь из носа выручка нужна, в противном случае уволят.
Старик занял очередь за мной, в один вдох оглядел с головы до ног. А я не мог сдвинуться с места, просто колдовство какое-то.
− «Данхилла» две. Как дела, Мироновна? Всё тихо?
Они знакомы, осенило. Как осенило, так и прояснило: карточка нагрудная у представителя ведомства любого, бейдж именуется.
Продавец высмотрела меня между журналов:
− У меня-то порядок, а вот у юноши беда на сердечном фронте. Напиться хочет.
С правом эксклюзивным повернулся старец, обнаружил жёлто-коричневые зубы:
− Самое первое лекарство, поверь моему опыту. Я б с удовольствием составил компанию, да занят. Увы, даже в выходной день. − Он прикидывал, получится ли из меня мишень для поучений. − У стариков полно дел, это ложь, будто они изнывают от безделия. Как звать?
Так бьют подвздох.
Горластая мамаша с балкона крикнула: «Алёша!»
− Алексей, − выплюнул торопливо я.
Он прищурил хитрые глаза.
− Андрея знаешь? Где-то в этих домах он живёт.
− Двоих даже… совершенно никчемные ребята.
Старик придерживался иного мнения:
− Не скажи, не скажи. Как у вас всё просто: ярлыков навешать − глазом моргнуть не успеешь.
− А вас как?
Две серые молнии меня прошили наскозь.
− Зачем тебе? Дедушка − не девушка. Внуков, правда, не нажил… да и семью не… Послушай, а что это я с тобой откровенничаю? Живёшь где?
Я головой крутнул. В противоположную от моего дома сторону указал. Профессионал почти! Только ноги всё ещё не подчинялись мне, какое-то наваждение.
− Ты не из сорок восьмого разве?
Из роли тут едва не выпал я. Врать уметь надо, пожилые люди тонко ловят фальшь, и воробьи короткохвостые гинут полными шапками. Пока я следующий продумал шаг, примчала колесящая подсказка.
− «Да иди ты на хер, дедушка!»
Его орлы почти готовы были принять сторону мою, пока же мило прятали ухмылки: «Врежь-ка ему ещё разок!» − их мысли воробьями поскакали по асфальту.
Киоскерша едва не вывалилась через форточку-кормушку: «Как вам не совестно? Нашли, зло на ком срывать».
− Они все нынче такие, не суетись, Мироновна. И пойдут в ад, все до последнего.
«Плюнь − и уходи», − привезла тележка. Ничего не оставалось, как последовать инструкции.
Дело решил иначе мой последний выпад. Орлы по очереди, для шефа незаметно, один − плеча коснулся, другой кивнул. Они выглядели повеселевшими и пытались выплясывать за спиной у старика − неумело, зато чистосердечно. А мне их жаль. Не приглянулся им завод, − увы, деньжат не густо, но то на первый взгляд. По крайней мере, специальность приобрести могли, что не отнимется никем. Престижней показалось верным псом служить, к элите подползти на шаг, трудовых печалей не отведав. Так вот, РАБОЧИЙ ЭТОТ КЛАСС ИНЫХ МИНИСТРОВ НЕЗАВИСИМЕЙ ПОДЧАС. Мозгов достанет, распрощаются − их счастье. Нет − скрежетать зубами и подниматься из постели теплой будут в ночь, по первому звонку. СВОБОДЫ ПОДЛИННУЮ ЦЕНУ С ГОДАМИ РАЗВЕ ПОЗНАЮТ. Случается, и муха из паутины путь находит.
У телефона-автомата расслышал голос. «Не оглядывайся, зайди и сними трубку. Набирай номер. Они сейчас уйдут… старик махнул. Нет, задержался. Есть чутьё, отдадим должное ему. Начни-ка с трубкой разговор… Нет, ещё чего-то ждёт. О чём вы говорили?»
Я основные тезисы привёл.
Учитель за бутылкой водки приказал шагать. Как ни противно, а пришлось идти.
В штучном отделе, средь постояльцев мрачно-экзотичных, я попугаем выглядел заморским, которого ввели в показушный зал суда, где верховодят галки да вороны. Чья территория − того законы. Их жажда в моих вливаниях нуждалась. По неопытности, и только, я уступил нахальству. Не дай – они осмелятся преследовать меня.
Вернувшись на исходную, учителя вопросом озадачил: «Как собираемся через границу пронести?»
Про пошлину, под хохот обоюдный, вспомнил он: «Налог мерзавцам уплачу».
Незримая десница с корнем выдернула и, не подберу другого слова, в нашу рабочую реальность нас воткнула. Дух перевести, да где там!
− Мотай на ус, − Евгений начал, потирая кисть руки. − Старик опасен потому ещё, что умеет драться, аки демон. Пощёчину влепил, − здесь было слышно. Второе. Коль создал тачку, после использования убирай с дороги, а то и вовсе истреби. Иначе граждане будут спотыкаться о неё, терять нить смысла, причин происходящего не понимая.
− Что делать, если зрячих меньше чем слепых? Погоди, но тележки я не видел почему-то. Ты уничтожил!
− Третье. Когда меня возьмут в кольцо или даже на твоих глазах прикончат, не паникуй, иначе смерть моя окажется напрасной. До финала дотяни: чистая победа, по очкам ли, − там видно будет. И последнее. Именно теперь с приёмами перехода − экстренными и по желанию, познакомлю. Именно теперь. Уж слишком близко подобрались эти караси.
− А без «схватят»… н-никак? − Я опешил. Я испугался не на шутку. Просто не укладывалось в голове, что сказочным сценарием предусмотрены такие повороты. Нет, когда Змею Горынычу сносят головы, то вполне укладывается в общепринятые нормативы, ГОСТы.
− Это неизбежно, к сожалению. Причины, почему смирился, я как-нибудь при случае открою.
− Хоть намекни. Я должен знать!
− Только кратко. Учитель твой убивал, и не однажды. Своими несколькими жизнями поплатился, уродцами пожил, и смерть насильственная − штрих завершающий. Теоретически готов я в путешествие великое пуститься, и главная опасность − нитей всех обрыв; тут из себя не выскочить важнее, сознание целиком сберечь. Верное отношение к факту смерти выковано, только бы дистанцироваться от ментального и астрального тел сразу. Как говорится, основной верну долг − и на родину. Родственники подсобили побывать. Я столько всего вспомнил!.. Знаешь, сколько на Земле коренных землян? Около четырёх процентов. Остальные девяносто шесть для отработки долгов прибывают. И родина моя… Ладно, к делу это не относится пока. Просто в одно прекрасное время к твоим услугам будет мудрость планеты целой! Но куда важнее, чтобы ты не сплоховал, не бросил посреди дороги, как умеешь. Вот скажи мне честно: ты до конца довёл одно хоть дело?
Припомнить я не мог такого. Да и не до воспоминаний стало. Истошный вопль маршрутное такси издало, преодолевая лужу за ближайшим поворотом.
− Пора, Андрей. Застряли мы в лесу дремучем, утратили динамику, присущую местам, где действий ждут от нас, не разговоров. − И тронулись мы в путь. Учитель прав: когда догнала нас маршрутка в буреломе, средь корней дремучих, то аномально в корне! И сам Евгений обещанием озадачил крепко: к моим услугам мудрость жителей его родной планеты будет, коль всё получится у нас… Это, скорей всего, Юпитер.
Хотелось бы наощупь оценить, на глазок прикнуть.
Ревнуя к статусу магистрали, тропинка раздалася вширь. К обочинам пни жались, в панике забывая корни подбирать. Евгений оттащил меня в сторонку, напоминая, что маршрутки перед финишем наиболее опасны. Голодная, она и пронеслася мимо, фарами противотуманно рыская по сторонам.
− Водителя я не заметил вроде.
Глянул Евгений-свет микроавтобусу вослед.
− Стало быть, выманили и пожрали твари, когда не сам, под расправы страхом, руль уступил.
Металла скрежет характерный коснулся слуха. С опушки замечаем, как от покорёженной машины расползаться стали сгустки массы в лохмотьях, заменявших им, по видимости всей, мозги и члены. Бежали поскорей укрыться от лучей палящих, губительных для тел, привычных к тени. За точность поручиться не берусь, но показалось, будто потащили дружно полную канистру.
Дозорные, посланцы чащи, приумолкли… В десяти осинах заплутало существо, что до сей поры преследовало нас, сердясь, пыхтело и всячески хотело обратить вниманье наше на себя. Ещё там, в лесу его чуть не поддел ногой, да Евгений запретил: «Не трожь. Судьбой распорядился неумело. Был человеком, но упустил возможность со своим потоком взмыть. Пусть доживает век средь жаб и паутины».
Мы выбрались на свет, вздохнулось легче. Над Евгения последними словами размышлял я. Всё, что говорит учитель, достойно осмысления, как ни фантастичны заявления порой. И в эту самую минуту пролился Света Столб… как в цирке клоун, откуда ни возьмись, является в круге света… Неблизкий женский голос с неподдельной лаской произнёс: «СНаконец-то ты меня услышал! Наконец!»
Обнаруживаю себя в пламенном цветке семи лепестков, подо мной подрагивает цветоложе, а рядом наблюдается существо прекрасное, пола неопределённого. Стоило подумать о нём, как о девице прекрасной, на лице проявились чисто мужские признаки. Ах, мужчина? − и повторилась метаморфоза с точностью до наоборот.
«С ТОБОЙ В ПЛЕНУ МЫ У ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ТЕЛА, А ЭТО ТОРМОЗИТ НАМ ДЕЛО, ПОКА ТЫ СЛЕДУЕШЬ ЗЕМНЫМ ПОНЯТЬЯМ. ОТНЫНЕ БУДУ ПОМОГАТЬ Я, ТЕБЯ ОТ ГРЯЗИ СУЕТНОЙ ОСВОБОЖУ. ДА ТЫ И САМ НЕ ЛЕЗЕШЬ НА РОЖОН, Я ПОГЛЯЖУ. НО ВРЕМЯ ЖИЗНИ БЕРЕГИ ОТ КРАЖИ. ДО СКОРЫХ ВСТРЕЧ, МОЙ СВЕТЛЫЙ КНЯЖЕ».
Перед глазами текст возник-явился, наверно чтобы враг не поживился: «БЕЗ ЛОЖНОГО СТЕСНЕНИЯ ПОЛУЧАЙ ПОДАРКИ, И ПУСТЬ ТВОЙ ПУТЬ ОТ САМОЙ АРКИ И ДО ФИНИШНОЙ, ПОБЕДНОЙ ЛЕНТЫ, КАК ИЗ ЭВОЛЮТЫ В ЭВОЛЬВЕНТУ ПЛОСКОСТИ ПЕРЕТЕКАЮТ, ПРЕОДОЛЕЮТ НОГИ, РУКИ, ГОЛОВА И СПИНКА. ПУСТЬ МИМО БЬЁТ ПОСЛУШНАЯ ДУБИНКА; КОПЬЁ, МЕЧ И СТРЕЛА ТЕБЯ НЕ ТРОНУТ, В БЕССИЛЬНОЙ ЗЛОБЕ ПУСТЬ ТВОИ ВРАГИ УТОНУТ. КОГО Б НИ ПОВСТРЕЧАЛ, ГОВОРИ НА РАВНЫХ. ЧИСТЫ СТРАНИЦЫ – МЫ НАПИШЕМ СЛАВНЫХ.
Подумал про себя: вот повстречается мне гном иль великан, на равных говорить − не само(ли)обман?
Букет необычайных ощущений бывает слаще угощений. Я падал камнем − и трава поднялась лесом, взлетал − как будто расставался с весом, в малахитовой траве стоял босым мальчишкой, Луну шутя зажав подмышкой…
Евгения в приподнятом настроении я нашёл.
− Что ж, беру слова обратно, − говорит, − и поздравляю. Везёт же так не многим, нос не задери. У нас по плану марш-бросок, километра эдак тридцать три… Ты в брюках… шорты были. Погоди, рюкзак откуда?
Ответил, затая смешок: «Конвейерного хлебца прихватил, в неведомых краях для поддержки сил». − «Что ж, пригодится», − я ждал, похвалит он. Не дождался. Зато впервые наблюдал, как из чела рядового человека мысль выпорхнула − пернатая субстанция в виде облачка или каравая, вдобавок хлебушком запахло очень.
Пока следил, как облачко рассосалось в окружающей среде, ушёл учитель далеко вперёд. Семимильными шагами разошёлся он, угодил в поток незримый, и уж понесло его в широкую долину, как целлофановый пакет, бродяга-ветер буйный стелит травы перед ним. Я тотчас бросился в погоню, пока нашёл ту самую струю, отстал прилично! Вдруг замечаю − полезли ноги из штанин, укоротились брюки. Кто говорит «крылами обзавёлся», ввиду имеют, видимо, такое состояние.
С равнин повеяло ароматом трав, путь просто радовал! Дорога псом бросалась в ноги, проскальзывала колоссальными ломтями, и ломти походили на газет центральных жёлтые подшивки, растрёпанные дыханием времён. Невольно глаз ласкал просторы. Леса теснились меж долин, нетронутые реки полноводно и достойно делили сушу, и там, вдали угадывались горы. И уже казалось, силы нет, способной помешать походу через этот мудрый заповедник.
− Не разгоняйся! Под ноги время самое смотреть, на то и камни. − Мудрейший тут и сам споткнулся. Следом я, и покатились кубарем, лишь горизонта линия описала трижды полный круг. − Не ушибся?
Его забота была уместней, когда б избежали встречи с беснующейся толпой, с платными агентами, с кликушами и с провокаторами во главе. Однако ситуация иная нас нашла.
− Приехали, Евгений, − я отвечал.
Мудрейший оглянулся.
− Эти не забудут. Небось, все дни и ночи напролёт наметили нас караулить.
Кроме великанов, кто другой на пути у нас воздвигнуть мог «Маннергейма линию» − отутюженную стену из полированного гранита? Бросали вызов, не удалив следы дороги, хотя могли. Её стремнина уходила под массив, как бы говоря: я здесь была всегда и буду, а эти тяжкие каменья к вечеру в других местах окажутся нужнее. Так лопатой на огороде мы преграждаем путь жуку. Здешняя Лопата (или Заступ) протянулась на десяток километров влево, вправо − вряд ли меньше.
Ещё успел отметить я: после кувырков, сей мир прилично изменился. То − шли на север, тени впереди, и тень стены должна бежать на север… Как будто солнце взяли да перенесли… Так бутерброд кусают по ошибке, задумавшись, с противоположной стороны.
Я знал, Евгений, в довершение к известному, исполняет депутатские долги, погоны те пред избирателем обязывали иногда являться. Вот исчезновение очередное он и предварил: «Отлучусь ненадолго». Я не возражал. Но как посмел, да как отважился старик затеять на избранника народного охоту? Неприкосновенность гарантируют закон, мандат и Президент, а тут − гляди: сморчок с зубами жёлтыми, остатки лёгких выплёвывающий между слов.