Александр Владимирович Хвостов
Отпусти любовь с улыбкой
– Доброе утро, Маша! – сказала я, когда она, умытая, переползла на кухню.
– Тёть Тань, ты? – спросила Маша, уставившись на меня, будто не узнала.
– А кто ещё? – говорю я мягко. – Чаю хочешь?
Маша кивнула.
– Вот, пей! –сказала я, показывая на кружку. – А завтракать будешь?
– Если и буду – то чуть позже, – ответила Маша. – Господи, как башка болит! Тётя Таня, в шкафу, на дне стоит маленький ящик с таблетками – дай, пожалуйста!
Я достала этот ящик, Маша приняла обезболивающее, после просто некоторое время сидела молча.
– А ты как ко мне попала, тётя Таня? – спросила она, прервав паузу. Я в двух словах рассказала про всё, что было минувшим вечером.
– Так что скажи спасибо всем своим соседям, что не дали тебе пропасть! – сказала я в заключении.
– Да уж! – угрюмо сказала Маша, отпив из кружки. – Тётя Таня, я, мне кажется, вчера ещё и тебя обидела… Ты прости меня, пожалуйста!
– Я давно тебя простила, – с улыбкой сказала я и обняла Машу. – Хотя надо бы тебе всыпать ремня хорошего за то, что ты тут нам всем устроила.
Признаться, сказав последнюю фразу, я невольно усмехнулась сама себе: «Кто бы говорил про «всыпать»! Ты свою Анютку за всю жизнь даже и ладошкой не шлёпнула, а лишь устно ругала, если распускалась. Так что молчала бы, всыпучка!». Надо сказать, меня в определённом смысле порадовало, что Маша вспомнила о нашей ссоре: это означало, что у неё просто похмелье или отравленье, без какого-либо более серьёзного вреда для памяти и психики. На мой вопрос, где она умудрилась так напиться, Маша рассказала вот что:
– После того, как мы с тобой поссорились, я пошла, было, домой. Однако по дороге мне позвонила моя однокашница по детдому Люба Комарова, ныне молодая поэтесса, выпустившая буквально только что свой первый сборник, и позвала меня в гости, чтобы слегка отметить это событие. Поверишь или нет, но я так обрадовалась Любкиному звонку, что вся обида тогда ушла долой! И я поехала к ней главным образом ради того, чтобы просто увидеться подругой. И вроде винишко пили мы потихоньку, и поесть было… С чего я так окосела? Самое интересное, я помню, как Люба такси вызвала, как я туда залезла, сказала, куда ехать… То есть, я была хотя и пьяной, но понимала, что делаю. А вот как в подъезд попала – не помню.
– Очевидно, ты дорогой уснула крепко и таксист, довезя тебя до места, вытащил, допёр до лестницы и положил там, – заключила я за Машу. – Ох, ёлки-моталки! Знаешь, Саша вчера удивлялась, как тебя не обворовали, а я, выслушав сейчас всё это, удивляюсь, как тебя не изнасиловали вдобавок, идиотку, или не убили. Ты понимаешь, как ты вчера могла влипнуть? Какого лешего ты не осталась у Любы, попёрлась ночью домой на такси? Приключений искала на свою задницу? Господи, прости! А ты подумала своей дурацкой башкой, что было бы со мной, с Сашей и Светой после этих твоих приключений? Одно слово – критинка!
Едва я закончила свой гневный монолог, как увидела, что Маша заплакала. Стыдно стало девчонке. Я села рядом.
– Всё, всё, успокойся! – сказала я прежним, мягким том, обняв её.
– Тётя Танечка, любимая моя, голубушка, прости меня ради бога! Прости, пожалуйста! – говорила она сквозь слёзы, целуя моё лицо. – Я больше так не буду делать никогда!
И я простила, поцеловав Машу в обе щеки, после чего мы ещё раз обнялись и наконец стали завтракать. С тех пор Маша, даже по праздникам, ничего крепче кваса в рот не брала. Мало-помалу Маша начала приходить в норму, стала улыбаться, даже решила прибрать в квартире, пока я пекла оладьи. Ближе к обеду пожаловали Саша и Света, чтобы проведать больную. Маша им и впрямь обрадовалась, как сёстрам, обняв и поцеловав обеих девушек, и те поцеловали её в ответ, после чего все прошли в гостиную. Знаете, мне было радостно это видеть! Дай бог этим девочкам дружить так тепло ещё долго! Признаюсь честно, я краем уха нечаянно услышала их разговор и потому передаю его вам, как есть:
– Ну, ты как, сестрёнка? – спросила Саша.
– Да, слава богу, оклемалась! – ответила Маша. – Девчонки, спасибо вам за помощь.
– Да не за что! – сказала Света. – Хотя и напугала ты нас всех вчера! Мы думали, тебе плохо… Ты где вчера так отличиться умудрилась? – Как я поняла, Саша, вероятно, одёрнула Свету, так как ответа Маши на вопрос не последовало. В самом деле, вопрос был бестактным.
– Да, слава богу, что всё кончилось хорошо! – сказала Саша.
– Это верно! – согласилась Маша.
Я вошла в комнату и позвала девочек обедать.
– Спасибо, тётя Таня, – сказала Саша. – Но нам нужно в гости успеть к подружке. Мы пораньше вышли, чтобы Машу проведать заодно. А ты, Машуля, выздоравливай, а то нам скучно без тебя гулять!
– Я обещаю, – с улыбкой ответила Маша.
Мы простились и девочки ушли. Пообедав, и мы с Машей решили поехать в парк погулять, благо, на улице было не жарко, да и Маше, как она сказала, было бы не плохо проветриться.
***
В парке было хорошо! Стояла мягкая прохлада, воробьи чирикают, ребятня, отрвавшеейся от своих родителей, резвится на площадке и кричит… Иногда даже казалось, что беспёрые «воробьи» перекрикивают пернатых. Родители, кто на лавочке сидел и за чадами смотрел, а кто прогуливался недалеко от площадки, при этом тоже смотря за детьми. Мы с Машей не спеша ходили по парковой аллее и болтали о разных мелочах, которые могли прийти нам в голову. И нам было в этот момент хорошо, потому что мы были рядом, как близкие и дорогие друг другу люди. Но едва ли мы обе представляли себе, какие ещё испытания нам выпадет пройти. Вернувшись домой к Машей, мы с ней решили расстаться, так как мне надо было ехать к себе, чтобы подготовиться работе.
– Тётя Таня, ты меня правда простила? – спросила она, прощаясь.
– Конечно! – ответила я.
– Я тебя люблю, – сказала Маша, обняв меня.
– И я тебя, моя милая, – ответила я. Мы обменялись поцелуями, Маша вышла из машины и, помахав рукой, вошла в подъезд, а я поехала домой.
Когда я приехала и, выйдя из машины, направилась к подъезду, то увидела возле своей двери небольшую собачонку. Какой она породы – я не знаю, но у неё был тёмно-коричневый окрас. Увидев меня, животное подбежало ко мне и, глядя мне в глаза свои грустными и красивыми глазами, жалобно проскулило: «подайте, мол, добрая женщина, хоть корочку хлеба!». Ей-богу, мне её так жалко стало… И, как назло, дать было нечего, так как я в магазин не заехала – поленилась. Не долго думая, забрала собаку к себе (к слову сказать, она была, простите, сукой!). Поднявшись на свой этаж, я встретила Михал Михалыча, идущего навстречу.
– Здравствуй, Танюша! – сказал он с тёплой, отеческой улыбкой.
– Здравствуйте! – ответила я. – Гулять пошли?
– Да надо бы кости размять, – сказал Михал Михалыч. – А ты, я смотрю, не одна пришла. – Да, это моя новая подружка, – сказала я. – Зовут Каштанка.
Как вы понимаете, кличку собаке я дала на ходу. А почему Каштанка? Отчасти из-за её окраса, да потом самым любимым рассказом Чехова у меня была «Каштанка».
– Тань, погоди! – сказал радостно Михал Михалыч. – Я сейчас принесу тебе кое-какие вещички.
Он ловко юркнул в свою квартиру и через пять минут вышел оттуда с поводком, ошейником, намордником, собачьими чашками и сухим собачьим кормом.
– Возьми, пожалуйста! – сказал Михал Михалыч. Я слегка растерялась. – Возьми, возьми! Всё равно мой Акелла помер – так хоть вам это сгодится.
– Как помер! – удивилась я.
– Да это ещё в твой отъезд было, – сказал Михал Михалыч. – Отравила одна гадина с соседней дачи лишь за то, что он лаял на проезжающие машины или на прохожих.
– Ой, как жаль, – сказала я.
– Да уж, – сказал Михал Михалыч. – Но наша жизнь продолжается – и потому будем жить!
– Будем! Спасибо вам, Михал Михалыч! – сказала я, забирая собачьи вещи.
– О чём ты говоришь! – ответил он с улыбкой. – На то мы и соседи, чтобы помогать друг другу! Ну, будьте здоровы!
– И вы тоже, – сказала я и мы разошлись. «Надо бы старика хотя бы на чай как-нибудь пригласить», – подумала я, идя к двери.
Дома первое, что я сделала, вымыла Каштанку, затем ополоснулась сама, а потом мы стали ужинать: Каштанка хрумкала свой корм, а я решила творожок поесть. Поев, я приготовляла всё к работе, а Каштанка спокойно лежала рядом со столом. Даже спать она легла нигде-либо, а возле моей кровати.
С того дня мы неразлучны. Обе скучали друг по другу, когда я уезжала на работу, и радовались встрече, когда я приезжала домой. Утром мы гуляли мало, зато вечером могли погулять подольше, при этом я могла Каштанке что-то рассказывать, а она это с интересом слушала… Словом, нам вместе хорошо! Маше Каштанка тоже понравилась. Правда, как Маша сказала, она сперва удивилась, придя ко мне в субботу и услышав в ответ на звонок собачий лай; даже невольно подумала, а туда ли она попала? А потом спелись, две подружки, и мы гуляли уже втроём, что было ещё веселее!
2
Но вернёмся к нашей истории! Закончились новогодние праздники. Люди после весёлых, у кого-то, как у нас с девчатами, активных (мы всю неделю где-нибудь да тусовались! Чаще на катке!), у кого-то ленивых выходных, потихоньку стали перестраиваться на рабочий ритм жизни…Я и Маша тоже погрузились в работу, которой никогда меньше не будет: у меня – «проблемные» клиенты (то есть, приходят ежедневно с какими-нибудь проблемами), у Маши тоже свои дела и заморочки… Так что жизнь у нас была весёлая и била ключом! Конечно, наши встречи по выходным оставались в силе, если только у кого-то из нас не менялись вдруг планы: например, меня моя однокурсница, Люся Короленко, могла позвать в гости, Машу кто-то из её подруг могли пригласить или тоже в гости, или в бассейн… Так что, при нашей близости и любви друг к другу, у каждой из нас могла быть воя жизнь. Да нам и необязательно было всякое воскресенье видеться; вполне достаточно было или письма, или звонка, чтобы узнать всё друг о дружке и выделить среди всех прочих слов самые тёплые и дорогие: «Я тебя люблю». А после вспоминать это со слезами на глазах.
Кстати о бассейне: я, говоря с Машей по телефону, когда узнала, что она туда ходит, мне самой очень захотелось.
– А в чём дело! – отозвалась Маша. – Давай в следующий раз вместе и пойдём в бассейн!
Я согласилась – и в следующее воскресенье мы пошли вместе. Какой это был класс! Честное слово, уже после первого заплыва я чувствовала себя довольно бодро и хорошо! Ни усталости тебе, ни вялости, как было со мной в то утро… Красота! Но на второй заплыв я всё же не осмелилась. С тех по у нас появилось ещё одно место, где мы иногда проводим время. Надо бы сказать, что людей в бассейн ходит не так много, даже из тех, которые приходят семьями. Оно понятно – кто-то за неделю набегался и хочет хоть в выходной полениться на диване перед телевизором, а у кого-то просто есть другие варианты развлечений.
***
Наступила весна! Уже от одной этой фразы делается радостнее и много чего хочется: высунуть нос из-за шарфа и вдохнуть лёгкий, весенний воздух вместо жгучей стужи; душную шубу сменить на лёгкое пальто; да и вообще хочется жить, распускаться, цвести и пахнуть чем-нибудь приятным! Лучше всего розами, но если роз нет – можно пахнуть, например, шоколадом, который я обожаю.
У Маши тоже жизнь стала налаживаться, даже появился молодой человек по имени Рома Виноградов. Я впервые увидела Рому, когда Маша пришла с ним на мой день рожденья 1-го апреля. Помню, тогда она меня представила Роме, как свою тётю. Я и не возражала. Каково моё впечатление об этом молодом человеке? Парень, как мне тогда казалось, он был не плохой, весёлым, даже вежливым… Ко всему выше сказанному Рома был ещё неописуемый красавчик с длинными, тёмными волосами, тёмно-зелёными глазами и чисто выбритым лицом, на котором была мягкая и тёплая улыбка, которая тебя, как большой плед, окутывала твою душу. Не знаю, почему, но я надолго запомнила одну эту улыбку. Рома работал звукорежиссёром в той же библиотеке, где и Маша (там-то они и познакомились, когда Рома пришёл устраиваться на работу), плюс ещё иногда по клубам шабашил. Что ещё мне и бросилось в глаза, и запомнилось – так это Ромина раскованность, свобода в общении. Он легко поддерживал разговор, тонко и остроумно шутил, бесподобно пел, для чего он тогда принёс с собой гитару… Словом, Рома меня просто очаровал! И, думаю, не одну меня. В какой-то момент молодой человек отпросился в туалет; я объяснила, где что находится – и он вышел. Через некоторое время он вернулся назад и снова развлекал всех нас. Как бы нам ни было в тот вечер хорошо и как ни хотелось продлить его ещё, хоть чуть-чуть, а пора было прощаться и расходиться по домам. Помню, провожая гостей, я тогда Маше сказала, задержав её в комнате:
– Дай бог тебе счастья, девочка моя! Самое главное – люби и будь любима!
– Спасибо, тётя Таня! – ответила Маша и поцеловала меня. Я же, ответив тем же и обняв её, сказала, наверно, бестактную, но понятную многим матерям вещь:
– Знаешь, я не скрою надежды, что однажды, если бог даст, увижу вашу с Ромой свадебку. Сама замужем не была, свою дочку не выдала – так хоть за тебя порадуюсь в этот день!
– Обязательно так и будет! – с улыбкой ответила Маша и снова мы в радости обнялись и поцеловались, не думая о том, какой фокус выкинет судьба в дальнейшем. Гости, простившись со мной, ушли и лишь Вера Караваева с Анастасией Федотовной остались помочь мне с посудой. И как я ни говорила, что сама всё приберу и помою, мне мягко, но ясно было сказано, что они не только мои гости, но и соседи, а ещё верней – родня (напоминая о крещении Ани)! А соседям и родне надо помогать! За уборкой и мойкой посуды мы, естественно, разговорились о разных мелочах. Не обошли и Машиного парня. Все мы вспоминали и его весёлые песни, и его остроумные анекдоты, над которыми вместе хохотали… Словом мы остались довольными этим юношей.
– Дай-то бог, чтобы у них с Машкой всё получилось! – сказала я и Вера с Анастасией Федотовной меня в этом поддержали. Покончив с посудой и проводив своих любимых соседок с благодарностью за помощь, я пошла спать, так как сил у меня уже не хватало ни на что.
3
Шло время – апрель уже сменился маем, а тот июнем. Маша всё реже появлялась у меня. Понятное дело: любовь началась – и хочется побольше быть рядом с любимым человеком, идти за ним, куда угодно, делать что-нибудь вместе с ним и так далее. Конечно, нельзя сказать, что Маша совсем знать меня забыла, так как она по-прежнему и звонила, и писала… Так что мне тут обижаться грешно. И всё же, когда у нас случаются-таки встречи, не знаю, как Маше, а мне порой кажется, что прошла вся жизнь и мы свиделись в новой. И нам не терпится при этой встрече скорее выболтать всё то, что произошло у нас обеих в этой «прошлой жизни». Бывало даже и так, что Маша приходила вместе с Ромой, что меня ещё больше радовало, поскольку он был нечастый мой гость в силу того, что Рома где-нибудь подрабатывал. Впрочем, могло случиться и так, что Маша могла прийти ко мне, потому что поссорилась с Ромой. Вот одна из таких встреч: была среда, дело шло к вечеру, я собиралась домой с работы, когда Маша позвонила мне и предложила увидеться и вместе поужинать. Я согласилась, благо, поесть было что: в морозилке две пачки пельменей лежали, картошки можно было отварить или обжарить – так что нормально! Я тогда остановилась на пельменях, поскольку сама их хотела. Мы с Машей встретились почти одновременно: подъезжая к своему дому, я увидела, как во дворе её высаживал таксист. Я посигналила – она, выйдя и обернувшись, махнула мне рукой. Вскоре после того, как таксист уехал, а я въехала на место, мы сошлись в самых тёплых объятьях и поцелуях.
– Рада тебя видеть, моя девочка! – сказала я.
– Я тебя тоже, – ответила Маша.
– Идём? – пригласила я и мы обе вошли в подъезд.
Лишь там я вспомнила, что мне надо ещё Каштанку вывести, о чём сказала Маше и предложила подождать с ужином.
– А если я собаку выведу, а ты ужином займёшься? – предложила Маша.
– Машулька, я тебе большое спасибо скажу! – радостно сказала я.
Так и поступили. Вот наконец всё было сделано, мы с Машей сидели за столом и я вижу, что Маша как-то вяло ест, хотя покушать она обычно не дура.
– Машуля, что случилось? – спросила я. – Что-то с ужином не так?
– Что ты, тётя Таня! – оживилась Маша. – Всё очень вкусно. – пауза. – Можно я останусь у тебя ночевать?
– Да, по-моему, на эту тему у нас никогда вопросов не было! – ответила я. – А что стряслось?
– С Ромкой малость поцапалась, – с неохотой ответила Маша. – И повод для этого был просто ерундовый: я закатила Роме сцену, что он в последнее время все ночи проводит на своих шабашках, а на меня у него времени нет, что я уже не помню, когда мы с ним просто гулять вечером ходили, а про то, чтобы ночевать вместе, я и вовсе молчу… Понимаю, конечно, я глупость сделала, но мне тоже иногда хочется внимания, любви и поцелуев. Впрочем, Рома был не лучше: вместо того, чтобы пообещать, что мы проведём время вместе любой из выходных, он на меня наорал, обозвал меня безмозглой самкой, которая ничего не умеет, как только «трахаться» в койке и что я бы могла это умение применить на панели – дескать, и удовольствие получишь, и денег заработаешь. Я влепила ему по морде от души за это и ушла с работы, сказав директору, что я плохо себя чувствую. А потом, чуть успокоившись, сама к тебе пришла.
Выслушав всё это, я пододвинулась к Маше, крепко обняла её и стала нежно гладить по спине, глубоко сочувствуя нанесённому оскорблению. Мне тоже не понравились хамские слова Романа в адрес моей девочки и, пожалуй, я бы тоже за них расплатилась, не давая в обиду Машу. Маша сперва тихонько плакала, уткнувшись в моё плечо, а потом успокоилась и всё, слава богу, нормализовалось. Помню, проплакавшись, Маша сказала, что не простит Рому никогда, но я посоветовала ей не решать с горяча, а попытаться дать обидчику хотя бы один шанс на исправление ошибок и примирение.
– Думаешь, это возможно? – спросила Маша.
– Если ты любишь человека, значит, постарайся суметь простить ему его обиду, – сказала я. – Я бы поступила так. В конце концов, ты сама сказала о том, что глупость сделала, что скандал затеяла. Следовательно, и тебе было бы хорошо извиниться перед Ромой. Ты его простишь, он тебя – и всё будет хорошо!
– Тёть Тань, ты всё-таки идеалистка, – сказала Маша. – Но я постараюсь сделать так, как ты сказала. Обещаю.
На сём мы и закончили наш разговор, обменялись поцелуями и Маша решила пойти в душ, а после лечь спать. Я же быстренько сбегала за ночной рубашкой, отнесла её в ванную Маше, а после постелила постель в бывшей Аниной спальне. Вот Маша пришла и спросила у меня таз и стиральный порошок, чтобы постирать своё бельишко.
– А я сейчас сама тебе всё постираю, – сказала я. – У меня самой кое-какая постирушка есть – так и твоё бельишко освежим.
– Да как-то не удобно… – возразила, было, Маша.
– Милая моя! – спокойно прервала её я. – Не удобно бывает спать на бревне – или влево, или вправо свалишься с него. – Маша расхохоталась. – И запомни одну не хитрую вещь, девочка моя: ты тут не просто у меня в гостях, а это твой второй дом, где я тебя жду, как родного и любимого человека, для которого мне радостно сделать что-нибудь хорошее.
– Спасибо, тётя Таня, – утирая глаза, сказала Маша и легла в кровать. – Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мой котёнок! – сказала я, поцеловав её, после чего вышла из спальни, закрыв за собой дверь. Выстирав и развесив бельё, я и сама легла в постель, почитала немного один из романов любимого Дюма-отца и тоже стала засыпать.
***
Хочу позволить себе небольшое лирическое отступление. В какой-то мере оно возникло и из нашего с Машей разговора об их отношениях с Ромой. В одно из воскресений я была у Ани на могилке. Причём была одна, даже Машу не взяла, чтобы спокойно поседеть и поплакать над моей девочкой. Понимаю, что слезами мёртвых не вернёшь… Но когда боль утраты, хоть иногда, напомнит о себе – то тут останется или волком выть, или сердце вырвать. Простите, я отвлеклась. Так вот, побыв у Ани и наведя у неё порядок, я стала собираться домой.
– Таня, ты? – слышу позади себя. Оборачиваюсь:
– Юра? Здравствуй! Вот, где мы с тобой снова свиделись.
– Да уж, – грустно хмыкая, сказал Юра, вроде всё такой же улыбчивый человек, каким я его знала много лет назад, во время нашего романа, с теми же ямочками на щеках, но уже малость потускневший. – Почему-то иначе встретиться у нас не получается: то ты ко мне с переломом ноги попадёшь, то теперь вот…
– Согласна с тобой, – ответила я. Наступила пауза.
К слову о переломе: мы с Юрой, правда, познакомились, когда меня по «Скорой» свезли в травматологию. А дело вышло так: была зима, скользко – я шла, как по проволоке, чтобы не упасть и не трахнуться обо что-нибудь головой. Но вот какой-то идиот, летевший чёрт знает, куда, толкнул меня сзади – я упала и подвернула правую ногу. Слава богу, проходили мужчина и женщина, которые помогли мне встать, а когда я почувствовала сильную боль в ноге, женщина поймала проезжающую неотложку и они передали меня врачам. Прибыв в травматологию, врачи втащили меня к хирургу-травматологу, высокому, рыжеволосому мужчине с короткой стрижкой. Поздоровавшись, он спросил, что случилось. Я ему в двух словах сказала. Он меня кое-как разул, ощупал мою ногу, после чего, подозревая перелом, повёл меня на снимок. Так оно и оказалось. Итог – гипс и покой. Помню, тогда Юра, увидев моё огорчённое лицо, сказал мне: «Девушка, что ж вы так огорчаетесь! Мы ведь вам гипс будем накладывать на ногу, а не отрезать её! А перелом до свадьбы заживёт!». И, правда, я повела себя, как девчонка. Дабы отвлечь меня от этой неприятности, Юра спросил моё имя. Я представилась – он тоже. Так и познакомились. Потом, после лечения, мы стали встречаться и всё такое… Я однажды даже в гостях у Юры была и мать его видела. Это была весьма властная, себялюбивая, высокомерная и, как мне тогда показалось, не очень умная женщина. Впрочем, насчёт ума я могу ошибаться. Возможно, она была просто в чём-то несчастна – и это повлияло в итоге на её характер. И тем не менее я на всю жизнь запомнила наш первый разговор: вроде бы ни о чём неприличном меня не спрашивали – где я работаю, кто мои родители, но разговаривали со мной и смотрели на меня с высока, как будто я оборванка с вокзала. И хотя я держалась достойно, говорила, что я психолог, что мама моя умерла, а папу я не помню… Но всё же мне самой было гадко от этой ситуации и хотелось уйти. И так же скоро я поняла, что такие мамочки скорее своих сыночков зарежут, чем позволят кому-то рядом с ними увиваться. Впечатление, что они малость перепутали детей со щенятами, и держат детей на поводке, чтобы можно было, когда надо, дёрнуть и скомандовать «рядом!». А дети, особенно мальчики, по-моему, и рады быть этими «щенятами», боящимися своих хозяек и готовыми им подносить тапочки да ходить на задних лапках. Вот момент: однажды гуляем с Юрой по парку и он, не понятно, к чему, говорит мне, что соврал матери, будто бы ушёл к другу в гости ради встречи со мной. Я спросила – зачем? Он сказал, что я маме не понравилась и что она ему наказала со мной больше не встречаться. В ответ на это я сперва спросила Юру – говорили ли ему, что старших обманывать не хорошо? А после прибавила, что если мама сказала, чтобы мы не виделись, значит, маму нужно слушаться – и мы больше не встретимся никогда. Сказав это, я ушла домой, даже не сообщив Юре, что беременная. Зачем я это сделала? Во-первых, просто противно было видеть, как взрослый мужик боится своей матери – и понятно, что от него защиты не дождёшься; а, во-вторых, если он мать обманул – то где гарантия, что Юра меня не стал бы обманывать? Так что я не жалею о сделанном. Ну, вернёмся из прошлого времени в настоящее!
