Александр Валерьевич Кругленя
Коромисло

/ Фрески августа

Ветром навеяло осень на лето.

Теплым порывом толкается в спину

С шорохом утренней свежей газеты

С детства знакомый мне пух тополиный.

Я обниму его нежным касанием

Теплого бриза и древностью здешней

С привкусом самых огромных желаний

Чуть задержаться над пьяной черешней.

После шагну. Мне остаться, уйти ли

От покрывал тишины в шум житейский

Или Икаровы выпрямив крылья,

Трогать расцветшие августа фрески?

Верно, останусь, побуду с тобою,

Больше обычного, но и не долго.

Время совместное в звуках прибоя

Я возвращаю – часть странного долга.

/ «и тень бывает тоже равнодушной…»

и тень бывает тоже равнодушной

немой и из-за этого послушной.

прольется после полудня на землю,

меня склонив вопросом: стану тем ли,

кем было предначертано мне выше

по плану, Бог который солнцем выжег

своим углем, моим же телом, в чей-то

судьбе, напоминающей мне флейту.

и тень бывает тоже равнодушной.

у здания – нема, слепа, послушна,

не носится туда-сюда, всё резво,

не замечая высунутых лезвий,

готовых, если кто скомандует, обрезать

жизнь линии, скандируя: отрезок

вся ваша жизнь, одна из заморочек,

способная стать даже меньше точки.

и тень бывает мертвой, неспособной

за рамки выйти – памятник надгробный

еще живого вроде бы творенья,

по сути же – как в мавзолее Ленин:

и рядом вроде бы, не упросил сам

спокойно тело скрыть под мелкой тырсой,

а дальше продолжает равнодушно

жить в комнатушке многолюдно душной.

бывает тень еще другого свойства,

заядлая, с оттенками геройства,

попробуй ты ее словить, не в силах,

тень прячется, как будто рыба в иле,

тень прячется и пламенеет в искрах

геройства – и сгорает быстро,

не насладиться тишиной и ночью,

они и так всех остальных короче…

/ Тарелочный мир

Да и тень мне не тень, да и я ей не тело.

После смерти есть жизнь, как ни странно, у тени.

После смерти своей – тенью стану несмелой

Своей тени, а смерть моя ей – днём рождения.

Перевернутый мир, или потусторонний,

Не бывает сейчас. Он лишь ждет нашей смерти

У надгробия нашего, как на перроне,

И в руках своих жизнь он тарелкою вертит.

На одной стороне я и тело, в котором

Я сегодня хожу, охраняемый тенью.

А с другой стороны – я без тела покорно

Счастлив каждому данному тени мгновенью.

/ Узник жизни

Я узник этой странной жизни,

И смерть – мое освобожденье.

По кругу все: Бог правит тризну

По смерти в радости рожденья.

И сходятся в борьбе извечной,

Уничтожая всё, два лба:

Начальный путь и путь конечный,

Два Божьих – жизнь и смерть – раба.

/ «Хотя деревья созданы молчать…»

Хотя деревья созданы молчать,

Они нередко – лучший собеседник,

И впитывают мысли, как тетрадь,

От слов начальных и до слов последних.

И каждое из дерева поймет,

Гораздо лучше, чем сто тысяч близких,

Причину, почему ты пьешь вино,

И почему к нему добавил виски.

/ «Мир, замкнутый среди деревьев…»

Мир, замкнутый среди деревьев,

В корнях запутавшийся – нерв

Оставленной родной деревни

И в памяти засевший червь.

Мир, не насытившийся толком

Всей сотней миллиардов дней,

Несчастлив сам. И нужно ль столько

Ему тех дней? Что будет мне?

Мне, ставшим его микровзглядом,

Песчинкой в тающих часах.

Простое дело – сверху надо

Вниз прыгнуть, оставляя страх.

/ Критика солнца

Мы солнце оцениваем сдалека

С любым подходящим прохожим,

Не видя его первозданных лекал

И ткань разрезающих ножниц.

Ругаем его среди холода зим,

Как будто оно виновато.

Когда припекает, на пляже лежим

Находкою для нумизмата.

И тело, как медь, отчеканено вновь,

Сверкает на старой основе.

В квартирах распахнуто настежь окно —

Прохлады у нас малокровие.

Всю жизнь человеческую, все века

Рецепторами своей кожи

Мы солнце оцениваем сдалека,

По силе озноба и дрожи.

А надо ли так и как можно судить

О нем, если не дотянуться

К нему никогда нам? Икара молить

Осталось нам солнца коснуться.

/ «туманное утро и блеклые краски…»

туманное утро и блеклые краски

и взгляд, устремленный под ноги себе

чрезмерно послушен, опущен по-рабски,

как жест – и земля покорилась судьбе.

склоняется солнце – все больше покорность,

и меньше становится блеска в глазах.

все тише звучат – клонят к спячке – аккорды,

все меньше пытаюсь и я доказать,

что где-то вдали, за листвою осенней,

жила, зеленела, дышала трава,

когда к ней мои прикасались колени,

чтоб, тихо обняв тебя, поцеловать!

/ Беременность

в животе влюбленной женщины

вьются ростками новой жизни

минуты общего счастья.

они проводят внутри живота ножкой,

прося добавить еще ложечку

улыбки и смеха,

обещая вырасти

в час, день, неделю,

месяц, год, десятилетия

чьей-то новой

и необычной

жизни.

#верлибр

/ Закоханість

твої губоньки,

наче пелюстки квітки.

я – в середині

#хайку

/ я)

я) тетива лука

Не лук я, увы, и не лучник.

Сжал мастер меня, как нить,

своими руками – я мученик —

и думает, не казнить ль?

я) центр части круга

Улыбка за буквою скобкой

Пытается “я” обнять.

Шепнет мне на ухо – не робко ль? —

И нежно, как будто прядь:

я) в центре любви

В наш век, нестабильный и зыбкий,

Нехватка у нас любви.

Пытается к центру улыбка

Пробраться, я ей обвит.

И я) молчаливо улыбкой,

Наверное, соглашусь.

Сшиваю стихами, как ниткой,

И прячу в комоде грусть.

я) полуоткрытостью голый

Без рук твоих, без друзей.

Разорванный мяч футбольный

Без скобки – я-мавзолей.

/ Собирая в зонтик дождь

новый день затопило осенним

и наполненным скукой дождем.

зачеркну я штрихом воскресенье

от других.

дома мы вчетвером —

я и ты, наши двое мальчишек —

в середине квартиры сидим,

выжидая, чтоб дождь стал чуть тише,

и просматривая новый фильм.

забавляя нас музыкой капель,

щекотящих промокший асфальт,

ставший другом мне дождь-подстрекатель,

вздумал нас к себе в гости позвать.

мы решаемся – зонтики в руки

и бегом, под осенним дождем,

его впитывая в свои брюки

и своим собирая зонтом.

/ Узелки винограда

поцелуи нас

завяжут узелками —

виноград весной

#хайку

/ Помада

сочной помадой

влюбленным становится

спелая вишня

#хайку

/ Розовый и синий

Два оттенка правят миром —

Розовый и синий.

Делят надвое квартиру

Слабый пол и сильный.

Мир поделен на две части.

Женщина мужчину

Просит выбрать очень часто

Розовый, не синий.

А мужчина очень часто

Выбирает синий,

Ведь нужны нам обе части —

Слабый пол и сильный.

В розовой коляске едет

Розовое платье,

А во взрослой жизни – леди

В розовом халате.

В синей распашонке мальчик

Гармоничней всё же.

Рядом новый синий мячик

Папочкой положен.

Мир поделен на два цвета —

Розовый и синий,

Летом он в росу одетый,

А зимою – в иней.

Для одних желанней мальчик

Для других – девчонка.

Руки сунем в тайный ларчик:

Чья же там ручонка?

Где в нём бантики, сережки?

Где искать машинки?

В цвет какой украсить ножки,

Щечки и смешинки?

Мир поделен на две части.

Женщина с мужчиной

Разукрашивают счастье

В розовый и синий.

/ Мелодика

По вечерам, когда я злюсь,

Беру свою мелодику

И снова проверяю вкус

Её медовой родинки.

Смываю солнечный загар,

А с ним – свои эмоции,

Которые моя строка

Внесла стихами в социум.

Несу мелодику в кровать

И прикасаюсь к клавишам

По телу твоему играть

Начну, уже растаявший.

Играю. Губы на руке

И шее ищут родинки.

И звук, неслышимый никем

Другим, издаст мелодика.

Интимный звук. Лекарство в нем

От всех забот, с мелиссою,

Которое скрывалось днем,

За яркими кулисами.

А вечером, когда я злюсь,

Его моя мелодика

Дает попробовать на вкус

С нектаром твоей родинки.

/ Заброшенный дом

1.

Не всё ль равно, кто покидает дом,

Его лишив своей любви и ласки?

Сверкает столб заброшенным гнездом.

В углу ржавеют детские салазки.

Не всё ль равно, где птицы стали жить,

И живы ли они, посильна жизнь ли?

Усадьбы наши – острова женитьб, —

Вдруг почему-то разобрали сквигли*.

Зачем заброшены дома? Зачем

В заброшенном саду растут деревья

Без всяких письменных правопреемств?

Оставленное племенем кочевье.

2.

Гнездо покинуто орлом,

Впитало пыль в себя и небо. —

В деревне детства чахнет дом,

Как много лет никто в нём не был!

Не помнят стены тех людей,

Что жили в нём, не помнят рук их.

Добряк ли жил там иль злодей,

Уже не важно. Дом, как дюкер**.

Не видно вовсе. Под водой

Отныне будет он всё время,

И длинной тенью гнездовой,

Заброшенный, вступает в темень.

* Сквигли – это зомби, в отличие от большинства нежити им было позволено сохранить свои собственные мысли и личность.

** Дюкер – участок трубопровода. Обычно прокладывается под руслом водоема или же по дну оврага.

/ Ива

Руки мои, как ветки,

Плачущей ивы стали:

Вверх поднимаю редко —

В них килограммы стали,

И, чем к зиме поближе,

Крепче сжимают воды

Ветки, и еле дышит

Ива – мне нужен отдых.

/ Огонь

Возникла искра, паутиной

Обвила сердце, и внутри

Возник огонь, настолько длинный —

Достанет ночью до зари.

В параболических зерцалах,

Как олимпийский, маг-огонь

Раз вспыхнув, эстафетой в дали

Унесся. Самый резвый конь

Догнать не в силах. Скорость искры

Ни изменить, ни затушить.

Счастливее телефонистка

Стихом моим продолжит жить.

Улыбки – солнечные блики —

Передают меня, я им

Огнем стал олимпийских игр,

Смешав его с огнем своим!

/ Воробьи у ног

воробьи у ног,

как дети в детском саду —

прыг-скок целый день.

#верлибр

/ Летняя заря

покраснели щеки

неба, вспомнив прошлую

ночь на лужайке

#хайку

/ Розбишака

розбишакою

вітром розбитий глечик —

пелюстки маку

#хайку

/ Подсолнух

цапля на одной

ноге высматривает

солнце. Подсолнух

#хайку

/ Дівочі ноги

відкрию двери

у спокусливе життя —

дівочі ноги

#хайку

/ «бубнит, как будто бы спросонья…»

бубнит, как будто бы спросонья —

еще не зол, но и не добр, —

ленясь открыть свои драконьи

глаза с оттенком яда кобр.

бубнит, и тучи перекатом

разносит дальше, без огня,

но током больше много ската

наполненным, по склонам дня.

весенний гром бубнит и учит,

что разве можно, раз – и всё! —

спросонья, но по полной, тучи

трясти весной, до искр из зорь…