Александр Тамоников
Наживка для вермахта

Глава 2

До пристани надо было шагать больше часа. Когда они подошли к Волге, уже стемнело. У берега покачивались три речных судна. Даже в темноте было заметно, какие они древние. И не только древние, но и пострадавшие в боях: на трубах и бортах кораблей виднелись наскоро заделанные пробоины.

На каждый корабль могло поместиться не больше 70 человек. А в батальоне Шубина столько и было – всего 211 солдат и офицеров. «Так мы и не дотянули до двухсот пятидесяти человек, о которых говорил Цымбалюк», – подумал Шубин.

На каждое судно поместилось по одной роте. Шубин сел на корабль, на котором плыла первая рота лейтенанта Гришина. Вот погрузка закончилась, и корабли поспешно отошли от причала.

– А чего вы так спешите? – спросил Шубин у командира корабля.

– А чего тут стоять? – отозвался капитан. – Ждать, пока фрицы прилетят? У них пристань – место пристрелянное. Конечно, наши зенитчики их отгоняют, как могут, а все равно здесь лучше не стоять. На волжском просторе безопасней.

Суда шли между низких в этом месте волжских берегов. На обоих берегах не было видно ни одного огонька. Так они плыли час, и другой, и третий. Но вот впереди, слева по ходу движения корабля, то есть на западном берегу Волги показалось зарево. Оно ширилось, росло, и уже стало видно, что это многочисленные пожары.

– Вот он, Сталинград… – произнес Гришин, стоявший рядом с Шубиным. – Сейчас будем проходить район завода «Красный Октябрь», где воевала наша дивизия. Интересно, сейчас нам не в тех ли местах придется воевать?

– Нет, дальше, – ответил Шубин. – Нам приказано прибыть в распоряжение Чуйкова в районе Мамаева кургана.

– Да, это тоже известное место, – кивнул лейтенант. – Мамаев курган, кажется, трижды переходил из рук в руки.

Между тем на палубе происходило некое движение. Артиллерийские расчеты, сосредоточенные возле двух расположенных на корабле зенитных орудий, засуетились возле своих пушек. Они пристально всматривались в небо. И вскоре стало понятно почему. В небе послышался гул моторов, и вода перед носом корабля вспенилась от взметнувшегося разрыва.

– Вот, они всегда так, – прокомментировал происходящее Гришин. – Они чаще возле города нападают. Все же от пожаров какой-то свет идет, и им легче заметить подходящие к городу суда. Ну, а мы будем маневрировать, чтобы помешать им делать прицельное бомбометание.

И правда, корабль, на котором они плыли, взял резко вправо, прочь от берега. А потом так же резко пошел влево. Наверху снова послышался гул мотора, и тогда заговорили обе зенитки. Снарядные гильзы звенели, падая на палубу и скатываясь за борт. И эта стрельба помогла – бомбардировщик отвернул в сторону.

Снова и снова налетали на корабли немецкие самолеты, бомбы падали то дальше, то ближе. Но пока ни одна из них не попала в корабли, перевозившие батальон.

Район завода «Красный Октябрь» остался позади, они продолжали плыть мимо сражающегося города. Прошло еще полчаса, и капитан стал держать курс к берегу. Все ближе, ближе…

Шубин полагал, что здесь, как и в районе Райгорода, они найдут пристань для высадки. Однако на новом месте никакой пристани не оказалось. Корабль пристал к понтону, с которого на берег вела пара мостиков.

– Бегом давайте! – скомандовал капитан. – Здесь самое опасное место! Здесь не только бомбят, здесь они из орудий садят. Скорей, скорей! Нам еще раненых грузить надо!

Бойцов не нужно было подгонять: первая рота разгрузилась за считаные минуты. За ней последовали вторая и третья. И тут же с берега на корабли поспешили люди с носилками. Некоторые раненые ковыляли самостоятельно. Всей погрузкой раненых командовала какая-то девушка, которую было невозможно разглядеть в темноте. Только слышался ее приглушенный голос:

– Селезнева погрузили? Его аккуратно положить надо, он и так много крови потерял… Что, тяжелые все? Теперь давайте остальные!

Впрочем, Шубину некогда было следить за погрузкой раненых. Он начал было строить свой батальон на берегу, но тут услышал чей-то командный голос:

– Отставить построение! Рассредоточиться! Кто тут командир?

– Я командир, – откликнулся Глеб. – Командир батальона капитан Шубин. А вы кто?

– Капитан Светлицкий, – сказал человек и подошел к Шубину. – Меня послал Чуйков, чтобы тебя встретить, капитан, и сразу определить твою задачу. Сколько у тебя людей?

– Двести десять человек, – ответил Шубин.

– Ни хрена себе! Так мало! А обещали триста прислать! Пулеметы есть?

– Нет, только винтовки и запас гранат.

– Может, хотя бы ружье противотанковое вам дали?

– Нет, ружья тоже нет…

– Да что же у вас есть?! – в сердцах воскликнул Светлицкий. – Ладно, пошли. Только не строем! Тут строем не ходят – тут пробираются. Давай за мной по одному. И тихо.

И он направился к каким-то развалинам. Шубин скомандовал стоявшему рядом Гришину:

– Давай, лейтенант, иди за ним.

Сам он остался на месте. Надо было проследить, чтобы никто из ротных и взводных командиров ничего не перепутал, чтобы все следовали за посланцем генерала Чуйкова. И лишь когда последний солдат миновал капитана, Шубин вслед за ним двинулся вверх от берега.

Они шли между развалин каких-то складов, потом прошли короткий отрезок улицы, где стояли трехэтажные дома, когда-то жилые, а теперь наполовину разрушенные. И сквозь пролом в стене вошли в помещение, которое когда-то было заводским цехом. Здесь во множестве стояли токарные станки разного размера, железные лесенки вели наверх, где, как видно, раньше располагались конторки мастеров. Оглядевшись, Шубин различил своих солдат: они сгрудились в правой половине цеха. А к Шубину подошел человек в телогрейке, без знаков различия.

– Приветствую, капитан, – сказал он. – Я командир второго батальона Тридцать шестой пехотной дивизии сержант Костюков.

– Как это – командир батальона – и сержант? – удивился Шубин.

– А чего ты хочешь? – грубовато отозвался Костюков. – Лейтенанта нашего, который батальоном командовал, два дня назад убили. А до него командиром был наш капитан Синица. Вот это был настоящий командир! Но его немецкий танк раздавил. Так что ни одного офицера у нас в живых не осталось, вот я и принял командование. Вовремя ты со своими людьми прибыл, капитан. Кстати, может, скажешь, как тебя звать? Воевать-то рядом будем, локоть к локтю.

– Зовут меня Глебом, фамилия Шубин, – ответил тот.

– А меня звать Вадимом, – назвался сержант. – Значит, смотри, какая у нас диспозиция, Глеб Шубин. Здесь, в токарном цехе, наша позиция. А соседний цех, сверлильный, занимает первый батальон нашего полка. Но от этого батальона осталось всего четырнадцать человек, так что им весь цех удерживать трудно. А ведь надо еще и заводской склад контролировать.

– А у тебя сколько людей, Вадим? – спросил Шубин.

– Сейчас осталось тридцать два человека.

Шубин был поражен. Он, конечно, слышал о больших потерях наших войск в Сталинграде. Но одно дело – потери вообще. А совсем другое дело узнать, что от батальона, в котором насчитывалось около четырехсот человек, осталось тридцать два.

– Неужели такие потери? – невольно воскликнул он.

– А ты как думал, они грибы пошли собирать? – усмехнулся Костюков. – У соседей еще меньше осталось, я же тебе говорил. А немцы продолжают напирать. Так что ты прибыл очень вовремя. Бери своих бойцов и тихонько проходи в сверлильный цех. Там найдешь командира батальона Ваньку Спирягина. Звание у него, как и у меня – сержант. Он тебя будет ждать, я ему о тебе по рации сообщу. Да, кстати, а у тебя рация есть?

– Нет, рацию нам не выдали, – ответил Шубин, чувствуя себя довольно глупо. Получалось, что командование ничем не снабдило его, отправляя на такое опасное задание. А он не догадался спросить.

– Ничего, у меня запасная найдется, – успокоил Глеба Костюков. – Она у меня от командира третьего батальона осталась.

– А где же ваш третий батальон? – спросил Шубин.

– А нет его, – ответил Костюков. – Расформировали две недели назад, оставшихся бойцов передали соседям, на «Красный Октябрь». Вот, бери рацию. Вот переключатель частот. Вот это моя частота, а эта – командира нашего полка майора Воробьева. Будешь держать с нами связь. А для связи со Спирягиным тебе рация не нужна – вы с ним близкие соседи будете.

Весь этот разговор проходил под звуки автоматных очередей, раздававшиеся поблизости. А к концу разговора очереди слились в сплошной грохот. И к нему добавился еще и грохот взрывающихся снарядов.

– Что, немцы в атаку пошли? – прокричал Шубин в самое ухо Костюкова, чтобы тот мог расслышать.

– Нет, они до утра не пойдут, – покачал головой сержант. – Они ночью воевать не любят. Это они нас в напряжении держат, чтобы не расслаблялись. Но мы все равно все дела по матобеспечению ночью стараемся делать – днем не до этого. Да, кстати, чуть не забыл! Твоим людям надо же воды набрать. А то днем от жажды умрете.

– А где вы берете воду? – спросил Шубин. – Где здесь ближайшая колонка?

– Какая тебе колонка, капитан? – усмехнулся Костюков. – О колонках забудь, водопровод уже два месяца не работает. Воду только в Волге можно набрать. Так что соберите фляжки, вообще все емкости, какие есть, и топайте назад, к Волге. Я с вами своего человека пошлю, чтобы вы с пути не сбились. Давай, капитан, действуй в темпе!

Шубин вернулся к своим бойцам, объяснил задание. И спустя несколько минут группа в шесть человек, нагруженная вещмешками с пустыми флягами, направилась к Волге. Сопровождал бойцов хмурый рядовой, которого Костюков выделил в провожатые. Их не было около получаса. Наконец бойцы вернулись, раздали всем фляги, и Шубин повел свой батальон занимать позицию в сверлильный цех.

Сержанта Спирягина, командира первого батальона, Шубин нашел под окном, выходившим на западную сторону цеха. Здесь командир батальона, свернувшись калачиком, спал под грохот разрывов, и был очень недоволен тем, что Шубин его разбудил. Спирягин, в отличие от Костюкова, оказался человеком неразговорчивым. Объяснять он ничего не объяснял, на вопросы отвечал односложно, так что Шубин от него мало что узнал. Единственное, чем сержант помог Шубину, это указал его позицию.

– Вот от этой стенки и дальше до конца цеха – все ваше, – сказал он. – Там через окно вылезешь, увидишь склад. Он тоже ваш. И трансформаторная будка за складом.

– А дальше, за будкой, какие части стоят? – спросил Шубин.

– Никакие не стоят, – ответил Спирягин. – Там овраг здоровенный, от Волги до самого Мамаева кургана идет. А за оврагом другой полк стоит, не знаю какой.

Сказал – и замолчал, снова свернулся калачиком под окном и собрался спать. А Шубин собрал своих бойцов и повел их занимать огневые позиции.

В той части цеха, которую отвели Шубину, он нашел троих бойцов Спирягина. И это на огромный цех длиной в двести с лишним метров! Эти солдаты обрадовались пополнению. Они тотчас собрались и ушли в левую часть цеха, к своему сержанту. А Шубин стал распределять своих людей. Он решил, что здесь, в цехе, оставит первую роту лейтенанта Гришина. Сам он вместе со второй ротой лейтенанта Либера перебрался на склад. Здесь же остались два взвода второй роты, а один взвод отправился защищать трансформаторную будку.

Размещение на позициях заняло почти час, до рассвета оставалось всего ничего. Глеб едва успел лечь в складе прямо на пол и часок подремать, как у него, как показалось, прямо над ухом раздалась автоматная очередь. Он вскочил, кинулся к окну – и увидел немецких автоматчиков, бегущих от соседнего здания к складу. Причем до этого здания было не больше 150 метров.

Впрочем, враги не застали роту врасплох – часовые уже вели огонь, к отражению атаки присоединялись все новые бойцы. Так для Шубина начался его первый боевой день в Сталинграде. И в этот день он сполна оценил заботу о нем сержанта Костюкова, давшего его бойцам возможность запастись водой. Начиная от самой первой немецкой атаки в семь утра бой не прекращался ни на минуту. Едва солдаты батальона отбили первую атаку, заставили врага отступить, как спустя несколько минут последовала вторая атака, потом третья… Немцы здесь вели себя совсем не так, как подо Ржевом, где раньше воевал Шубин. Там они старались беречь своих солдат, шли в наступление редкой цепью. Здесь солдат никто не жалел, и они лезли прямо на огонь батальона Шубина.

А когда немцы не атаковали, огонь по окнам склада вели снайперы. Так что бойцам ни в коем случае нельзя было подходить к окнам и дверям – это было смертельно опасно.

Так продолжалось почти до самого полудня. Между складом и соседним зданием уже лежали не менее двух десятков тел убитых врагов. Тут на какое-то время стрельба прекратилась. «Ага, не понравилось вам! – злорадно подумал Шубин. – Видите, что ничего не получается! Интересно, долгой ли будет эта передышка? Может, успею в цех сходить, посмотреть, как там дела у Гришина?»

И едва он об этом подумал, как послышался мощный рев мотора. И из-за угла ближайшего здания выползла немецкая самоходка. Шубин, который уже умел разбираться во вражеской технике, определил, что это штурмовое самоходное орудие «Штурмпанцер-4». Это был грозный противник, мало чем отличавшийся от «Тигра», зато имевший более мощное орудие. Самоходка не стала приближаться к складу. Она остановилась метрах в восьмидесяти, и ее длинный ствол пришел в движение. Он повернулся вправо, влево…

– Ложись! – закричал Шубин бойцам. – Ближе к укрытию!

И, едва он произнес эти слова, как раздался выстрел. Снаряд влетел в угловое окно склада и разорвался внутри. На глазах у Шубина крыша склада подпрыгнула, часть ее обвалилась внутрь. Осколки снаряда с визгом разлетелись по всему помещению, убивая и раня людей. А ствол чудовища снова повернулся; теперь он был направлен прямо в то окно, из которого вел огонь Шубин.

Капитан бросился в сторону и на пол. По пути он сгреб одного из своих бойцов, который стоял на коленях возле окна, готовясь вести огонь. Вдвоем с бойцом они упали между ящиками, остававшимися на складе, – и в этот момент раздался второй выстрел. Шубин вскочил и бросился назад к своему наблюдательному пункту. Он опасался, что под прикрытием артиллерийской стрельбы немецкая пехота снова пойдет в наступление, а они пропустят этот момент – и враг застанет их врасплох.

Однако пехота не появлялась. Тут немцы были верны себе: все действия совершались строго по военным нормативам. Имелся норматив, согласно которому пехота следует за наступающими танками. Но нигде в германских воинских уставах не говорилось, что пехота должна атаковать врага вместе с самоходными орудиями. Вот пехотинцы и ждали, когда артиллерия закончит свою работу.

Пехота не появлялась, но орудие останавливать стрельбу не собиралось. Оно сменило прицел и выстрелило в третий раз, по дальней части склада. А потом еще и еще… Шубин был уверен, что среди бойцов склада уже многие убиты и ранены. И если дать «Штурмпанцеру» вести огонь и дальше, погибнут все бойцы этой роты. Надо было что-то делать. Глеб обернулся к бойцу, вместе с которым бросился на пол.

– У тебя есть противотанковые гранаты? – спросил он.

Тот только покачал головой. Боец этот был на вид совсем мальчишка, и сейчас он был напуган.

Шубин обернулся в другую сторону, спросил одного бойца, другого. Противотанковых гранат не было ни у кого.

– Ладно, обойдемся и без гранат… – пробормотал Шубин.

Он огляделся вокруг. Капитан сам не знал, что хочет найти. Лом? Какой-то рычаг? Тут его взгляд упал на плащ-палатку лейтенанта Либера. Она была аккуратно свернута и лежала чуть в стороне. Шубин схватил скатку, выглянул в окно. Самоходка развернула башню еще правее и сейчас обстреливала трансформаторную будку.

– Тебя как зовут, солдат? – спросил Шубин спасенного им бойца.

– Петя Колышкин, – ответил солдат.

– Вот что, Колышкин, слушай команду. Когда я вылезу наружу, следи за самоходкой. Если она так и будет бить по будке – пускай бьет. А если повернется в нашу сторону, стреляй в нее, старайся попасть в смотровую щель.

– Но я не попаду, товарищ капитан, – возразил солдат. – Я не такой меткий.

– Ничего страшного, зато их внимание отвлечешь. Все, я пошел.

И Шубин, отставив в сторону автомат, налегке, с одной лишь скаткой в руке, скользнул за окно склада. Здесь он распластался на земле и пополз к самоходке. Ползти среди развалин было даже легче, чем в полях подо Ржевом: везде валялись обломки зданий, какие-то ящики, груды кирпича, за которыми можно было укрыться. Чем ближе Шубин подползал к цели, тем больше становилась самоходка; она вырастала почти до неба. Как можно справиться с такой громадиной? Тем более что у него не было даже гранаты… Однако у Шубина был план.

Когда до самоходки оставалось метров двадцать, ее башня пришла в движение. Она повернулась в сторону капитана, установленный на ней пулемет стал выискивать его на земле. Однако Шубин был уже в непростреливаемой зоне. К тому же со стороны склада донеслись выстрелы, винтовочные пули звенели, попадая в броню самоходки. Это Петя Колышкин отвлекал на себя внимание экипажа орудия. И немцы поддались на уловку: орудие снова повернулось, уставившись в окно, из которого стрелял Петр.

«Надеюсь, на этот раз он сообразит отпрыгнуть», – успел подумать Шубин. Но вообще-то теперь он думал только о самоходке. Он был уже совсем близко, в двух-трех метрах. Тогда он распрямил скатку в руках и, когда подобрался к орудию вплотную, вскочил, забрался на броню – и набросил плащ-палатку на башню. При этом постарался расправить плащ так, чтобы он закрыл все смотровые щели.

Экипаж самоходки «ослеп» – орудие не могло двигаться, не могло вести огонь. А Шубин достал свой «ТТ», приставил ствол пистолета к одной из смотровых щелей и нажал на спусковой крючок. Он услышал, как внутри башни раздался крик. Тогда капитан перебрался к другой щели и произвел выстрел сквозь нее тоже.

Тут он услышал, как внизу, у днища, открывается водительский люк. Все правильно: экипаж не мог открыть верхний люк, этому мешала плащ-палатка. Поэтому немцы решили выбраться через нижний люк. Шубин поспешил на ту сторону, где находился люк, и увидел водителя, который первым покинул машину. В руках у немца был автомат. Дальнейшее решали мгновения. Глеб успел выстрелить первым.

Немец еще падал, когда Шубин уже оказался возле открытого люка. Выхватил из кармана противопехотную гранату – и швырнул ее в открытый люк. Раздался взрыв, из люка вылетели осколки и окровавленные клочья. И только теперь немецкая пехота спохватилась и начала обстреливать капитана. Тогда он укрылся за орудием, стащил с башни плащ-палатку лейтенанта Либера и побежал назад, к своим, стараясь все так же укрываться за самоходкой.

На складе его встретили с ликованием. Даже мрачный сержант Спирягин пришел со своего участка, чтобы сказать три слова: «Ну, ты молодец!» А потом, подумав, добавил:

– Сколько воюю, такого еще не видел.

Ну а потом поздравления закончились и бой возобновился. Немецкие автоматчики снова пошли в атаку, и надо было ее отбивать.

Глава 3

Бой, то затихая, то вновь разгораясь, шел до самой ночи. Когда стемнело и немецкое наступление остановилось, Шубин прошел по цеху и подсчитал потери. В первый же день боев в роте Либера погибли 12 человек и 14 были тяжело ранены, так что им требовалась эвакуация. Причем самые большие потери рота понесла во время атаки самоходного орудия. В роте Григория Гришина потери были такие же, а в третьей роте, часть которой защищала трансформаторную будку, – еще бо́льшими.

Шубин передал эти сведения в штаб полка, позаботился о том, чтобы раненым оказали первую помощь, после чего присел, чтобы отдохнуть и поесть. Только сейчас, ночью, он осознал, что за весь день у него во рту не было ни крошки хлеба. Днем он голода как-то не замечал – не до еды было. Сейчас же зверски хотел есть. Он, лейтенант Либер и несколько бойцов сели в кружок, открыли три банки тушенки и начали пировать. И по всему помещению склада образовались такие кружки. Только несколько часовых остались возле окон.

Впрочем, пировал Шубин недолго. Сначала он заметил, что часовой, стоявший на посту у двери склада, встал по стойке «смирно», кого-то приветствуя, а затем увидел гостей. В склад вошел высокий человек в офицерской шинели, а с ним – рядовой с автоматом и девушка с медицинской сумкой на плече. Заметив на погонах вошедшего майорские звезды, Шубин догадался, что его гость – командир полка Воробьев. Он встал, приветствуя командира.

– Так вот ты какой, капитан Шубин! – произнес Воробьев. – Мне уже Костюков о твоем подвиге доложил. А я это известие дальше передал, в штаб армии, самому Василию Ивановичу. Он велел передать тебе благодарность от командования. Раньше у нас такую операцию с самоходкой никто не проделывал. А что же ты сам мне сегодня ничего не докладывал? Или у тебя рация не работает?

– Рация? Нет, она работает… – неуверенно произнес Шубин. – То есть я не знаю, работает она или нет. Понимаете, товарищ майор, я о ней как-то забыл. Мне раньше не так часто приходилось иметь дело с рацией.

– Понимаю, твое дело было – разведка, – кивнул Воробьев. – Информацию ты устной речью доносил, своей или чужой. Но теперь тебе придется привыкать пользоваться связью. Вот, бери пример с Кати. Она техникой умеет пользоваться.

Пока они разговаривали, пришедшая вместе с командиром полка медсестра успела осмотреть всех раненых, уселась возле рации Шубина, связалась с кем-то из своих и теперь командовала:

– Всех санитаров сюда пришли! Слышишь, всех! Тут только в одной роте четырнадцать тяжелораненых. Нет, здешние, я думаю, помогут, но наших тоже давай.

Как только она заговорила, Шубин узнал ее голос: он уже слышал его накануне на берегу Волги, когда девушка распоряжалась погрузкой раненых на баржу. Но тогда он вообще не смог ее разглядеть. Теперь же, при свете коптилки, он смог отчасти различить черты ее лица. И, несмотря на копоть, покрывавшую лицо девушки, оно поразило Шубина – даже не красотой, а полнотой жизни, которой жило это лицо. Вот только цвет глаз Кати Шубин не мог различить: они были то ли черные, то ли карие, а может, вообще голубые.

Между тем командир полка прошелся по складу, успел выглянуть из каждого окна, после чего заявил:

– Очень удачно, что ты подбил эту самоходку как раз между немецкими позициями и нашими. Теперь она образует дополнительный пункт, где мы можем укрыться во время атаки.

– Вы сказали, во время атаки, товарищ майор? – удивился Шубин. – Значит, мы будем атаковать? Когда? Завтра?

– Да, будем, – ответил Воробьев. – И не завтра, а сегодня, через два часа. Я, собственно, для этого к тебе и пожаловал, чтобы организовать атаку. А ты думал, только для того, чтобы на тебя поглядеть? Ну, ты у нас пока не Утесов и не Шульженко, чтобы на тебя из штаба ходили смотреть. Скоро должны подойти бойцы из третьего батальона, и десяток ребят в резерве собрали. Попробуем вот тот дом у фрицев отбить. Так что ты заканчивай свой ужин – я вижу, тебе ужинать помешал, – и будем готовиться к штурму.

– Вас понял, товарищ майор, – сказал Шубин. – Не хотите ли вместе с нами поужинать?

– Спасибо за приглашение, но я перед выходом у себя на командном пункте уже поел, – ответил Воробьев. – А вот чаю с удовольствием попью, если угостите. Да, и не зови меня все время «товарищ майор». Меня зовут Федор Михайлович, можешь так ко мне обращаться.

После некоторых хлопот чай был организован – правда, в основном благодаря помощи сержанта Спирягина. У хозяйственного сержанта нашлись и котелок, и заварка. Вода в котелке начала закипать, когда в склад вошли шесть человек с тремя носилками, на которые стали укладывать троих раненых. Увидев такое малое число санитаров, Катя всплеснула руками:

– Почему же так мало прислали? Тут вон еще скольких нести надо!

– Попроси здешних, – посоветовал один из санитаров. – Пусть подключатся. Тогда в два приема всех отнесем.

Шубин кивнул Либеру, и тот выделил восемь бойцов своей роты, чтобы отнести раненых на берег. Шествие с ранеными удалилось, а Катя осталась: она продолжала хлопотать возле раненых. И когда Шубин пригласил ее попить с ними чай, только фыркнула в ответ.

– Вот у меня другого дела нет, как чаи с вами распивать!

Шубин, на правах хозяина, разлил чай по кружкам. Все стали осторожно пить горячий чай, почти кипяток, а Глеб между тем спросил:

– Федор Иванович, а вы что, всегда атаки по ночам проводите или только сегодня?

– Уже месяц так делаем, – ответил майор. – Это идея Василия Ивановича Чуйкова, нашего командующего армией. Это он предложил устраивать позиции рядом с немецкими, не дальше броска гранаты. Тогда немецкая артиллерия не может наши позиции обстреливать, ибо того и гляди, по своим отработает. И он же придумал атаковать немцев по ночам. Они ночью воевать не любят – это вроде как не по уставу. А мы многое делаем не по уставу, и ничего. Они наших ночных атак боятся. На этом вот участке таких атак давно не было – у нас силы иссякли. Так что фрицы сегодня нашей атаки не ждут. И это позволяет нам надеяться на успех в проведении операции. Ну что, у тебя все вопросы?

– Пожалуй, да, – сказал Шубин.

И едва он произнес эти слова, как в склад стали входить один за другим бойцы. Это и было обещанное Воробьевым подкрепление. Вслед за бойцами пришли санитары, которые погрузили на носилки оставшихся раненых. Вместе с санитарами ушла и Катя. Но перед уходом она обернулась и бросила на Шубина взгляд. Или ему это только показалось?

Воробьев, как видно, собирался сам командовать предстоящей ночной атакой. И не только командовать, но и участвовать в ней. Он собрал офицеров и поставил им задачу:

– Видите вон то трехэтажное здание напротив? Это бывшее заводоуправление. Ты, Шубин, атакуешь правое крыло этого здания. Бойцы Спирягина возьмут на себя центральную часть здания, а солдаты Костюкова – левую. Никакого сигнала к атаке не будет, и вообще стараемся производить поменьше шума. Идем в атаку молча, пытаемся захватить фрицев врасплох. Я пойду в центре линии атаки, с бойцами Спирягина. Как увидите, что мы начали, – начинайте и вы тоже. Ориентировочное время начала атаки – два часа пятнадцать минут. Все ясно? Тогда расходимся по своим подразделениям и ставим задачу рядовым.

Шубин прошел по всем ротам своего батальона и разъяснил задачу предстоящей атаки. Затем он засел у окна, которое выходило на застывшую напротив него самоходку, и стал ждать. Вот наступило два часа… Два десять… Еще несколько минут томительного ожидания…

И тут Глеб увидел, как из соседнего здания цеха молча выскакивают люди и устремляются к зданию заводоуправления. Тогда он обернулся к своим бойцам и негромко крикнул:

– Вперед!

И тут же сам выскользнул в окно и побежал к немецким позициям. Наступающие успели пробежать примерно половину расстояния, отделяющего их от врага, когда немцы наконец заметили опасность. Загремели автоматные и пулеметные очереди, кто-то из атакующих упал. Однако до заводоуправления оставалось всего несколько метров. Поздно немцы спохватились, поздно!

И вот первые бойцы уже добежали до здания, забросили в окна гранаты, а затем стали штурмовать двери и окна. Шубин бежал к окну, расположенному довольно высоко, в двух метрах от земли. На ходу выдернул чеку из гранаты, метнул ее в окно. Там взметнулось багровое пламя, прогремел взрыв. Теперь вперед! Глеб умел одолевать препятствия. Он прыгнул на стену, зацепился за какой-то выступ, перекинул тело через подоконник – и вот он внутри.

В комнате, в которую он попал, живых не было – одни трупы. Но едва Шубин шагнул к двери, выходящей в коридор, как оттуда ввалился здоровенный немец. Ни Глеб, ни его противник уже не успевали воспользоваться огнестрельным оружием. Они кинулись друг на друга и сошлись в рукопашной схватке. Оба упали. Немец схватил капитана за горло и начал душить. Однако Шубин смог нанести ему удар в солнечное сплетение и заставил разжать руки. Они вскочили, оба дружно выхватили ножи. И тут выяснилось, что противник Глеба лучше владеет холодным оружием. Он сделал выпад, еще один – и лезвие ножа чиркнуло капитана по лбу, пошла кровь. Немец сделал маневр вправо, потом в другую сторону. Он хотел обмануть противника, заставить капитана потерять равновесие. Он еще раз сделал выпад, целясь Шубину в грудь, одновременно сделал подсечку, так что тот свалился на пол. Враг тотчас оказался сверху. Прижав Шубина к полу, он нанес еще один удар ножом, но капитан успел ухватить и удержать его руку. Однако немец был физически сильнее. Лезвие ножа неумолимо приближалось к глазам Шубина… И тут раздался выстрел, и капитан увидел, как на груди немца, нависшего над ним, образовалась рана и оттуда выплеснулась струя крови. Тело врага рухнуло на пол, и Шубин увидел стоявшего в дверном проеме рядового Колышкина, сжимавшего винтовку.

– Так это ты его свалил? – спросил Шубин.

– Да… – неуверенно ответил солдат. – Я не знал, как вам еще помочь…

– Да вот так и надо помогать, – ответил капитан. – А ты еще говорил, что метко стрелять не умеешь…

Впрочем, долго беседовать было некогда – вокруг шел бой. Оба, и Шубин и Колышкин, выскочили в коридор. Первый этаж управления был уже занят нашими бойцами, и бой переместился на второй этаж. Дальнейший ход этого боя описать трудно. Весь он состоял из коротких рывков из одной комнаты в другую, от одной стены к другой. Вокруг гремели взрывы гранат, свистели пули, раздавались винтовочные выстрелы и автоматные очереди. Шубин не знал, сколько продолжался бой, он потерял счет времени. Он знал только, что уже израсходовал весь свой запас гранат, и сменил в автомате второй диск. И тут он обратил внимание, что бой, кажется, стал затихать. Меньше стало разрывов, стрельба почти стихла. Оглядевшись, Глеб понял, что они дошли до дальней стены второго этажа. Дальше оставалось идти только на третий этаж. Но он был занят немцами. Первая же попытка ступить на лестницу вызвала град пуль сверху, с третьего этажа.

Послышались шаги, и в комнату (вернее, в то, что от нее осталось), где находился Шубин и еще трое его бойцов, вошел майор Воробьев.

– Ну, что, взяли мы это чертово управление! – весело сказал он. – Сколько оно нам крови портило, сколько бойцов мы положили, отбивая начинавшиеся отсюда атаки! Ну, теперь это будет твой оборонительный объект, Шубин. О складе можешь забыть, осваивайся здесь.

– А как же немцы, что засели на третьем этаже? – спросил Шубин. – Разве мы сегодня не будем их штурмовать?

Майор поставил автомат к стене и сел на обломок стола. Он достал портсигар, закурил, потом протянул портсигар Шубину и, когда тот тоже закурил, ответил:

– Нет, сегодня уже не будем. Знаешь, бойцам тоже надо когда-то отдыхать. Дело уже к рассвету идет. Часа через два немцы вон из тех зданий на нас в атаку пойдут. Будут пытаться отбить управление. Учти: лезть будут как черти. Ведь им теперь их начальство знаешь какой втык сделало за потерю управления? Так что силы твои людям понадобятся. А сейчас ложитесь, отдыхайте.