Александр Тамоников
Человек с двойным лицом

– Пили?

– В том-то и дело, что нет. Оба трезвые вышли, и Рылов не пил. Он, когда выпьет, злой становится, как черт. А тут – ничего. У меня тогда машина сломалась, я ее на технический двор загнал и – до дому. И видал все. Трезвые они были. Электрики сели в машину и подались в сторону райцентра, Рылов домой пошел. А утром он же и нашел отца твоего. Вот ты мне скажи, почему дверь-то была открыта? На ночь все закрываются, это во двор к сортиру дверь открытой оставляют, а входную на засов. А тут все открыто, и Рылов – первый свидетель. Я потом прошелся по улице – черта с два чего снаружи увидишь – куст сирени из палисадника закрывает. А этот, глазастый, разглядел.

Маханов задумался. Семен сам налил себе еще сто граммов. Николай больше не стал.

– Ну и что скажешь? – спросил Коробов, обтирая губы.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Ну, зачем кому-то из города открыто, ставя под подозрения Рылова, убивать отца?

– А вот этого я не могу сказать – загадка. Может, с Рыловым поговорить?

– А смысл? Скажет, благодарить должны, что вовремя тело нашел, а то неизвестно, сколько пролежало бы оно в хате.

Коробов шмыгнул носом:

– Ты прав, отмажется.

– А чего ты так зол на Рылова, тебе-то он что сделал?

– Шкура он. Не наш человек.

– Ну, если во враги записывать всех, кто не нравится…

– Хочешь сказать, он – нормальный мужик?

– Не знаю.

– А зря. Ладно. Что хотел – сказал, а ты дальше сам решай.

– Чего решать, Сеня?

– Я бы на расследовании настоял. Ты же инженер из Москвы, можешь расшевелить райотдел милиции. Там следователь есть.

– Все, Сеня. Не до того мне, в город быстрее вернуться надо. Я ведь почти самовольно уехал.

– Но у тебя же уважительная причина.

– Для моего начальства это не повод покидать рабочее место.

– И что же это за место такое, что на похороны отца без разрешения уехать нельзя?

– Есть такое.

– А если твоего отца убили?

Маханов тряхнул головой:

– Не говори ерунды, Сеня!

– Ну, как знаешь, дело, как говорится, хозяйское, – пожал плечами Коробов.

Он допил водку.

– Хороша, не то что наш самогон! Хотя, с другой стороны, самогон из своего гонят, а чего на водочных заводах в питье добавляют, неизвестно.

– Чего там добавлять? Разбавил спирт водой, вот тебе и водка.

– Это так. Вопрос – какой спирт? Ну, да ладно. Окропи могилу, тут осталось немного.

Маханов взял бутылку:

– Пусть земля вам будет пухом.

– Не так, – поморщился Коробов, – упокой, господи, душу раба твоего новопреставленного и прости ему вся прегрешения его вольная и невольная и даруй ему Царствие небесное. – И перекрестился.

– Ты чего, Сеня, в Бога веришь?

– Как тебе сказать? И да, и нет.

– А откуда молитву знаешь?

– Я даже не знаю, молитва это или нет. Но вроде так надо говорить, а может, и не так. Ладно, что сказано, то сказано. Главное, если есть там, – он указал на небо, – Бог, пусть будет твоим родителям хорошо. Все, пойдем.

– Нет, ты ответь, откуда молитву эту знаешь?

– Да отстань ты, так на поминках старики говорят. А мы что делали? Поминали. А вообще, давай не касаться религиозных тем.

– Это правильно.

Маханов поклонился могиле:

– До свидания, мои родные, обещаю навещать вас… как выпадет время свободное.

Друзья двинулись между могил.

– А тут, – Семен указал на заросшую могилу без креста, – жена Рылова лежит.

– И что?

– А то, что она тоже странно померла. Пошла на реку полоскать белье и утопла. Как можно утонуть рядом с мостком, где глубина по колено?

– Всякое бывает. Стало женщине плохо, упала, захлебнулась.

– Или заставили упасть да притопили.

– Ну ты, Сеня, вообще… Во всем только злодейство видишь!

– Не во всем и не везде. А Рылов – злодей. Через год, как утопла жена, из райцентра девку молодую привез. А потом и она пропала. Говорит, не прижилась, уехала к себе.

– И что в этом странного?

– Уехала ли?

– Да ну тебя, идем домой.

Друзья вышли с кладбища и направились к Речной улице.

Проходя мимо хаты Рылова, Коробов проговорил:

– У этого упыря и хата не как у всех: двери крепкие, окна завешаны плотно, свет едва пробивается, и то, если близко подойдешь.

– Да, Сеня, если кто-то тебе не по душе, то это надолго.

– Навсегда. Тут ты прав.

– Машина-то твоя долго будет ремонтироваться?

– Председатель мотается по району, ищет запчасти. Как найдет – за полдня отремонтирую свой «ГАЗик». Может сегодня привезет, а что?

– Довез бы меня до города.

– А ты когда в Москву собрался?

– Думаю, завтра, крайний срок – послезавтра. Мне, главное, успеть в понедельник на работу.

– В воскресенье поедешь, успеешь. Отдохни маленько от жизни городской. У нас тут тихо. Если бы еще не этот Рылов. Он же, по идее, должен запчасти-то искать – все же агент по снабжению, а на него у председателя даже надежи нет.

– Чего он его тогда держит?

– А кто пойдет на эту собачью работу? Тетерин как-то мне предлагал, я наотрез отказался. Да и другие тоже.

– У вас здесь свои законы.

– Законы для всех одни, только относятся к ним везде по-разному. Нарушишь – в момент милиция заберет, а там – суд скорый, и поехал ты лес валить лет эдак на десять с поражением в правах. Времена-то какие!

– Без строгости нельзя.

– Строгость тоже может быть разной. Но – хорош об этом. Народ вон уже поминает вовсю.

Допоздна засиделись гости. Это тяготило Маханова, но он ничего не мог поделать. Так уж принято на деревне. Как только солнце скрылось за горизонтом, дядя начал провожать навязчивых гостей. К десяти часам вечера двор опустел. Бабы взялись за уборку.

Николай с Коробовым пошли на берег реки. Здесь было много лодок. Сели в одну.

– Как же это тягостно, – проговорил Маханов.

Семен улыбнулся:

– Это еще хорошо, что мужики не передрались и песни не пели. По весне хоронили деда Евсея, помнишь, сторожем был на зернохранилище?

– Помню. Вредный такой мужик.

– Нормальный по сравнению с Рыловым.

Маханов взглянул на друга:

– Сень, прекращай, а? Дался тебе этот Рылов.

– Так вот, когда хоронили деда Евсея, сначала все чин по чину было. Гроб на кладбище отнесли, опустили в могилу, пошли за стол. Евсей один жил, ну, организацию похорон взял на себя председатель колхоза, хотя секретарь парторганизации был против. Слышал я их разговор на эту тему. Председатель все же настоял. Собрали по хатам, кто, что мог дать, и начали поминать. А собрали немало, особенно самогона. В общем, где-то часа за три упились мужики. Кто-то, уж не помню сейчас кто, песню затянул. Его одернули: чего поешь, похороны же! А ему все одно, что похороны, что свадьба, самогону принял сверх меры, понесло. Тогда сосед, недолго думая, ему кулаком в морду сунул. Другой было заступился, и понеслось. Дрались, как прежде, на кулачных боях. Рубахи летели лоскутами окровавленными, носы разбиты, столы перевернуты, бабы визжат, а мужики дубасят без разбору всех, кто под руку попадет. В общем, дрались-дрались, устали. В себя чуток пришли. Стали разбираться, а чего, собственно бились? Точно никто и вспомнить не мог. Поставили столы на место и давай дальше пить. И так дотемна, пока бабы их не растащили по хатам. Знатные поминки вышли. А у тебя все тихо, как положено.

Маханов проговорил:

– Хорошо-то как дома.

– Да уж получше, чем в Москве твоей. Тут воля, свобода!

– А людей сажают.

– Где ныне не сажают? Но поменьше стали, как Берия к власти пришел.

– Кто знает, что дальше будет.

– Люди говорят – война будет.

– И ты так спокойно говоришь об этом? – удивился Николай.

– А чего? У нас намедни фильм крутили «Если завтра война», так наша армия, выходит, сильнее немецкой. А значит, погоним мы врага от границы аж до самого Берлина.

Маханов улыбнулся:

– И ты веришь?

– Чему же тогда верить, если не нашему кино? И там все по-настоящему показывали: танки, броневики, самолеты, орудия. Солдаты как на подбор.

– Ты же служил, Сеня?

– А то! Конечно, служил, что я недоделанный какой?

– Тогда скажи, много ты в части своей видел таких молодцов с винтовками, как в фильме?

– Были. Не все, конечно, но – были.

– Ладно. Чего спорить? Может, и пронесет. И не будет войны хотя бы до следующего года.

– А что в сорок втором изменится?

– Многое. Не задавай ненужных вопросов.

– Эх, Никола, испортила тебя Москва, работа твоя на режимном предприятии. Забирал бы жену и – сюда. Товарищ Тетерин должность бы тебе дал, дом есть. Живи и радуйся. Захотел на рыбалку – река рядом, а то и на Терев или на Припять с ночевкой съездить можно. Захотел на охоту – вон он лес заповедный вокруг. Тут у нас рай земной. Был я в Средней Азии, в командировку с офицером одним отправляли, когда служил. Вот где тоска. Ни лесов, ни полей – одни барханы. А жара? С ума сойти можно! А главное, ни днем, ни ночью от нее не укрыться. Местные в ватных халатах ходят, мы еще удивлялись, в такую жару и в халатах? А потом, как-то попробовал надеть его на голое тело и понял, почему узбеки носят халат – в нем не жарко. Не, я серьезно.

– Знаю.

– Откуда?

– Был в командировке, в Самарканде.

– А мы в Бухаре. Ладно, Коль, спать пора. Председатель так и не приехал. Достал ли запчасти? Черт его знает.

– Утро вечера мудренее.

– Согласен. Ну что, по домам?

– Да, по домам.

– Так ты решил, когда ехать?

– Завтра.

– Значит, не погостишь?

– Нет, в воскресенье поздно будет, в Москву попаду после обеда в понедельник, а надо к утру.

– Ну, дело твое. Я с утра зайду.

– Давай!

– Ну, пошли.

– Ты иди, Сеня, я посижу еще.

– Угу, полюбуйся природой, она даже ночью красивая. Искупайся, если хочешь, тут везде дно песчаное и глубина небольшая.

– Ты это мне рассказываешь?

Семен скрутил очередную козью ножку, прикурил и, дымя как паровоз, пошел по берегу.

Николай посидел немного, потом поднялся и направился к себе.

А из кустов, левее того моста, где сидели друзья, вышел мужик в темных брюках, заправленных в сапоги, и такой же рубахе, поверх которой была надета безрукавка. Он осмотрел берег, деревню, отвязал лодку, столкнул ее в воду и стал грести вверх по течению. Идя лицом к деревне, мужик внимательно смотрел за огородами. Только во дворе дома Махановых еще убирались бабы, в остальных люди устраивались на покой после насыщенного событиями дня.

Глава третья

Рылов плыл вдоль берега недолго. За плавным изгибом он развернул лодку и повел ее к противоположному берегу. Вскоре она ткнулась в песчаную полосу. Из кустов вышли двое.

– Ну здравствуй, господин Рылов, – поприветствовал Мирона мужчина постарше.

– Здравствуйте, господин Ковалев.

Он посмотрел на второго:

– И вам здравствовать, господин Коротко.

Коротко кивнул. Ковалев, он же Генрих, спросил:

– Как прошел день?

– Похороны были, мужики успокоились затемно.

– Николай Маханов на месте?

– Да.

– С кем он в хате?

– Один. Родственники ушли. Был с ним друг детства, шофер местный, тот тоже домой подался. Так что, Николай Маханов сейчас один.

– Проверял?

– А как же! Глядел с огородов – в избе он. Сидел еще на дворе курил, думал о чем-то.

Коротко спросил:

– Он много выпил?

– Нет. За столом я его почти не застал, а когда сидели, пил он мало. Как говорится, символически. Другие нажрались знатно…

Генрих оборвал его:

– Нас не интересуют другие. У тебя все готово?

– Да, господин Ковалев.

– Перестань постоянно повторять мою фамилию. Отвечай односложно – «да» или «нет».

– Слушаюсь.

– Уверен, что сделаем все тихо?

– Да.

– План есть?

Рылов посмотрел на Генриха Дирка:

– А разве не по вашему плану будем работать?

– Ты тоже мог что-нибудь придумать. Тебе здесь виднее.

– Ну, если надо, – есть план. Правда, он мало чем отличается от первого, по его отцу.

– Гут. Начинаем немедленно.

Рылов возразил:

– Подождать бы немного, пока деревня уснет.

– Тогда твой визит к Маханову будет выглядеть подозрительно. Он – не его отец, который не видел в тебе врага, Маханов по роду своей деятельности привык к жесткому порядку и наверняка готов к возможной провокации. Согласись, Мирон, твое появление глубокой ночью может его встревожить. И тогда он поднимет шум. Все планы полетят к чертовой матери.

– Тоже верно, – проговорил Рылов, – хорошо, – решился он, – начинаем немедленно.

Они сели в лодку. Рылов веслом оттолкнулся от берега, развернулся и поплыл обратно к деревне. Ночь стояла теплая, тихая, звездная. Скрип уключин и всплески весел разносились далеко. Рылов старался меньше шуметь. Удалось незаметно подойти к берегу, откуда за городьбой начинался огород Махановых.

– Пошли, – приказал Ковалев.

Троица быстро метнулась к плетню, притаилась в зарослях. Вокруг тихо, только где-то вдали слышалась гармонь – кто-то играл грустную мелодию.

Они подкрались к дому.

Во дворе Коротко кивнул Рылову:

– Зайди с крыльца.

– Угу.

– Только, чтобы соседи не заметили.

– Постараюсь.

– Не постараюсь, а незаметно.

– Слушаюсь.

Ковалев повернулся к Коротко:

– Дирк, – в палисадник, контролируй окна.

– Да, Генрих.

– А я зайду в сени.

– Да поможет нам бог!

– Рылов! Пошел!

Агент по снабжению зашел к воротам двора, перелез через жерди, под сенью свисающей через забор сирени добрался до крыльца. Поднялся, осмотрелся.

Коротко-Дирк бесшумно проскользнул в палисадник и занял место на углу. Его скрывала от посторонних глаз та же сирень. Убедившись, что подельники на месте, Ковалев потянул на себя дверь, выходящую во двор, и пробрался в сени. Там прижался к стене кладовки. На лавке – кувшины, ведра, разная посуда.

Рылов постучал в окошко.

Маханов лег спать за полночь – собирал вещи. Утром он собирался еще раз сходить на кладбище, потом к соседу Фомичу, попросить, чтобы тот довез его до Олевска. Пробовал договориться сегодня, но дед напился так, что мужикам пришлось его нести домой на руках. Не предупредил Маханов об отъезде и дядю Степана. Но это он и завтра сможет сделать.

Сейчас он думал о том, останется ли не замеченным для кураторов его отсутствие в бюро и самовольный выезд из Москвы. Вряд ли. Капитан ГБ Ройман точно узнает, а вот доложит наверх или подождет – неясно. Скорее всего подождет, торопиться не будет. Он же первый и получит за поступок Маханова. Нетрудно представить, какой шум поднимет Ройман, когда Николай вернется. Но это будет шум внутри объекта. Ничего страшного.

Свет в деревне отключили еще в полночь. Маханов погасил керосиновую лампу, лег на жесткий матрац, положил голову на подушку, укрылся солдатским одеялом – подарком двоюродного брата Михаила, который сейчас командовал артиллерийской батареей на Дальнем Востоке. В какое-то мгновение ему показалось что за окном что-то мелькнуло. Он поднялся, прислушался, ничего не услышал. «Нервы. Спокойно, здесь мне ничто не угрожает. Спать!»

Но не успел он забыться, как в окошко тихо постучали.

«Это еще что за дела? – недовольно подумал Маханов. – Кого там еще принесло? Семен? Не должен. Тогда кто?»

Он поднялся, надел брюки, сунул босые ноги в туфли, накинул рубашку и подошел к окну: на крыльце маячил силуэт.

– Кто там?

– Это я, Николай Иванович, Мирон Рылов, – негромко ответил сосед.

– Мирон Авдеевич?

– Он самый. Разговор есть, Николай Иванович.

– Не могли днем поговорить?

– Не решился. Хочу передать вам, что напоследок успел сказать ваш отец. Откройте, не хочу, чтобы меня увидели.

Слова Рылова заставили Маханова насторожиться. Он открыл дверь:

– Проходите.

– Темно-то как!

– В избе лампа.

– Я сейчас, фонарик зажгу.

Рылов полез в карман. Маханов двинулся назад, и тут сильный удар по голове свалил его с ног.

Последнее, что услышал Николай перед тем, как потерять сознание, было:

– Ух ты! Не слишком сильно?

После этого – черная пропасть.

Беспомощного Маханова уложили на кровать.

Ковалев сказал:

– Смотри за ним, я заберу вещи.

– Только керосиновую лампу не зажигайте.

– Без тебя знаю.

В комнате Ковалев пробыл недолго. Вышел с чемоданом, пиджаком и шляпой.

– А господин Маханов готовился к отъезду. Наверное, утром собирался выехать. Мне и собирать ничего не пришлось, он все сам уложил. Приятно иметь дело с аккуратными людьми.

– Вы не убили его?

– Ну что ты, Рылов? Я умею действовать жестко, но безопасно. Как потащим его к тебе?

– Огородом. Надо так пронести, чтобы не осталось никаких следов.

– Надо, значит, понесешь.

– Я?

– Ну не я же?

Рылов вздохнул.

Ковалев прикурил:

– Жди тут, да смотри в оба. По идее он будет в отключке еще минут десять. Но если очухается раньше, свяжи его от греха подальше, а то как бы он тебя не удавил.

– Угу, так надежней.

Рылов снял со стены моток веревки, связал Маханова. Подумав немного, засунул в рот кляп. Николай никак не среагировал на это.

Ковалев вышел во двор, обошел заднюю часть дома, негромко позвал:

– Дирк!

– Я, – раздалось в ответ.

– Как тут?

– Спокойно.

– Иди сюда!

Говорили они тихо – диверсанты знали свое дело.

Бессознательного Маханова перенесли в дом Рылова, там опустили в подвал, в потайное помещение, которое маскировали стеллажи с разной утварью. Туда же бросили чемодан и пиджак. Николая уложили на заранее приготовленную кровать, руки и ноги привязали к каркасу, кляп вытащили – он плохо дышал носом, мог задохнуться.

Ковалев вышел во двор, мигнул фонариком. Из кустов, словно призрак, появился майор Агеев. Его провели к пленнику.

– Приведи его в чувство, – кивнул он Коротко.

Тот плеснул из кувшина воды в лицо Николая. Маханов пришел в себя, увидел майора, дернулся было, но понял, что привязан.

– Майор, что все это значит?

– Ну, если быть точным, товарищ Маханов, то не майор, а гауптман.

– Вы немец?

– Да.

– И вы здесь?

– В этом вы видите что-то странное? Кому, как не вам знать, что в ближайшее время тут буду войска непобедимой Германии.

– Спорное утверждение.

– Нет, Николай Иванович. Это как раз сомнению не подлежит. Красной армии в ее нынешнем состоянии не под силу противостоять вермахту. Пройдет немного времени, я даже скажу точнее, не позднее ноября, в День вашей революции у мавзолея, как всегда, пройдет военный парад, только на этот раз – парад немецкой армии.

Маханов поморщился:

– У вас богатая фантазия, гауптман.

– Так будет, Николай Иванович. Помяните мое слово.

– Зачем я вам?

– Если бы вы были не нужны, мы бы не стали разрабатывать целую операцию.

– Значит… мой отец…

Агеев перебил его:

– Да, вашего отца пришлось убрать. Смею заверить, что он умер легкой смертью. Один укол, и все! Он не мучился. К тому же прожил долгую жизнь. А в последнее время существовал, а не жил. Сын забыл о нем, жена умерла, с братом отношения не ладились, сестра покойной жены далеко, в городе. Он страдал от одиночества, Николай Иванович. Разве можно так поступать с самым близким человеком?

– Не вам судить.

– Согласитесь, Николай Иванович, неплохо мы поработали.

Маханов отвернулся.

Майор кивнул Ковалеву. Тот силой вернул голову Николая на место – Агеев снова смотрел на него в упор.

– Не желаете разговаривать? Ради бога. Мне от вас лично ничего не надо. Вашей персоной займутся другие люди и уверяю вас, общение с ними не доставит вам удовольствия, если только вы не поведете себя правильно. Отдыхайте пока, кричать бессмысленно, отсюда вас никто не услышит. Питание и воду получите. Туалет? Вместо сортира, извините, ведро.

– Меня завтра же начнут искать.

Майор пожал плечами:

– Не спорю, начнут. Но не найдут. А если кто-то и пронюхает, что вы здесь, то нам придется отправить вас на небеса. В этом тоже есть свои плюсы, не так ли?

Маханов с усилием усмехнулся:

– Плюсы в смерти?

– Да. Вам осточертела работа на закрытом секретном объекте под постоянным контролем. Вы разочаровались в своей жене, оттого что знаете: она не сидит дома, когда вы находитесь на объекте. Госпожа Гридман не из тех женщин, что ждут мужей, сидя у окна. Она любит мужское общество, рестораны, благо жалованье супруга и положение отца позволяют ей беззаботно и весело проводить время. И как вас угораздило, Николай Иванович, жениться на этой… бабе?

– Вас это не касается!

– Хотели использовать положение тестя? Но вы и так поднялись бы по карьерной лестнице, с вашей-то головой! И вы еще можете подняться. В Германии перед вами будут открыты безграничные возможности.

– Идите вы к черту, майор.

– Большевистская упертость. Мне это знакомо. Странные вы люди, русские, вас ведут на расстрел, а вы кричите: «Да здравствует товарищ Сталин!» А ведь он обрек вас на смерть. Такого нет ни в одной стране мира!

Маханов нашел в себе силы усмехнуться:

– Вот поэтому ваша доблестная армия сгинет в России. Вам никогда не победить народ, который вы не понимаете, герр гауптман.

– Насколько же пропаганда может затуманить даже такую светлую голову, как ваша. Но это пройдет. Отдыхайте, Николай Иванович. У вас на это есть несколько дней.

Майор поднялся, приказал Ковалеву и Коротко:

– На выход!

– Гауптман, минуту! – окликнул его Маханов.

Тот обернулся:

– Слушаю вас.

– Вы убили моего отца?

– Нет. И не те люди, что прибыли со мной.

– Значит, Рылов?

– Это вы спросите у него. Он будет смотреть и ухаживать за вами, как за больным и самым дорогим человеком.

– Я его удавлю.

Майор пожал плечами.

– Попробуйте. Ничего не имею против, но – позже. Мы еще встретимся и совсем скоро. На этом прощаюсь, Николай Иванович.

– Прав был Семен, а я не поверил, идиот.

Агеев рассмеялся:

– На это и было рассчитано, господин ведущий конструктор.

Диверсанты поднялись в комнату. Рылов закрыл маскировку и стал у стола, вокруг которого расселись немцы.

– Что делать дальше, господин Алекс?

– Смотреть за односельчанином.

– Но он узнал, что это я… его отца.

– Ему сказали об этом.

– Все проныра этот, Семен Коробов. Господин Алекс, его надо убрать, он не даст мне покоя.

– Не паникуйте, Рылов, делайте свою работу без эмоций. Шофер ничего не докажет, да и некому в принципе доказывать. К тому же времени у местных органов на поиски товарища Маханова практически не осталось.

– Быстрее бы все началось.

– Начнется, Мирон. Терпение. Мы сейчас уйдем, тебе же придется действовать строго по инструкции. В этом, если хочешь, гарантия твоей жизни и твоего будущего.

– Я все понял, господин Алекс.

– Проводи нас.

– Прошу во двор.

Все трое вышли во двор и направились огородами к полю. По неглубокой балке дошли до леса, потом еще три километра вглубь, до елани (лесной поляны), где проходила грунтовая дорога. Там стоял «ГАЗ-А» с армейскими номерами. Машина пошла в сторону Олевска и далее, к городу, куда и прибыла на рассвете субботы, 21 июня 1941 года.

Рано утром Коробов зашел в контору. Председатель колхоза был уже на месте. Сидел за своим столом и писарь. Бухгалтер еще не подошла.

Коробов прошел в канцелярию:

– Здравия желаю, Алексей Викторович.

– Здравствуй, Семен. Скажу сразу – запчастей нет.

– И что мне делать?

– Ремонтируйся.

– Как, Алексей Викторович?

– А я не знаю, как хочешь.

У председателя колхоза был уставший вид. Должность – еще та, везде поспей, все проконтролируй, да еще и запчасти ищи.

Коробов спросил:

– Почему вы Рылова не запряжете?

Председатель только отмахнулся:

– Толку-то?

– А зарплату ему платите за что?

– Семен, оставь этот разговор!

– Правда – она никому не нужна, как будто вы чем-то обязаны этому хрычу.

– Ты еще обвини меня в кумовстве да напиши об этом в район.

– Я не стукач.

– Скажи лучше, Сеня, как вчера похороны Ивана Ивановича прошли?

– Все чин по чину.

– Мужики нажрались?

– Как ни странно, нет.

– Похоронили Ивана рядом с женой?

– Да.

– Зайду, положу цветы на могилу.

– Так чего мне делать, Алексей Викторович?

Председатель почесал затылок.

– Что делать? У нас на машинном дворе стоит старый грузовик, может, оттуда чего возьмешь?

– Там одна рама с дисками, все остальное уже пустили в ход.

– Ну тогда не знаю. В общем, займись другом своим, Николаем, он ученый человек, большую должность в Москве занимает.

– Говорил – инженер.

– Инженеры они разные бывают. В общем, на МТС обещали: в понедельник, 23-го числа подвезут запчасти. Их снабженец включил нашу полуторку в наряд. А может, и новую сразу дадут. В Олевске, слышал, на район шесть «ЗиС-5» выделяют.

Коробов машинально вздохнул:

– Эх, нам бы хоть один достался.

– Посмотрим, все это пока хлипко. В районе какая-то суета, предприятия работают, а люди мрачные.

– Войны ждут.

– Тьфу на тебя, Коробов. Не будет войны! Все ограничится провокациями.

– Ага. Ладно, с Махановым, так с Махановым. Пойду разбужу московского гостя, он сегодня собирался податься в столицу.

– Отчего так спешит?

– Говорит, надо на работу.

– Ну да, он человек занятой, не то что ты.

– А чего я? Давайте запчасти, я сделаю машину. Потом – хоть куда.

Из конторы Семен прошел к участку Махановых. Открыл калитку, зашел на крыльцо. Дернул дверь – закрыто. Постучал – в ответ тишина. Он перепрыгнул через боковину крыльца в палисадник. Постучал в окно – то же самое. Пошел вокруг дома, пытаясь рассмотреть, что там внутри. Маханова не было видно.

– Ну и спит дружок.

Вышел во двор. Задняя дверь открыта, в сортире никого нет. Подался в сени, оттуда в комнату. Везде порядок. Заглянул в спальню, удивился – и там Николая не было.

– Да что же это такое, не мог же он уехать, не попрощавшись?

Все обошел Коробов, Николая и след простыл. Не было ни его чемодана, ни его шляпы. Значит, уехал. Но на чем? Только на подводе Фомича. А что у нас дед Фомич?

Семен не стал обходить по улице, перелез через плетень на участок возчика и… столкнулся с ним лицом к лицу.

– Семен? Ты чего это, как вор, шатаешься по дворам?

– Николая искал, да не нашел. Он не договаривался с тобой ехать в Олевск?

– Мужики говорили, хотел вроде, да вчера, вишь, не вышло. Значит, утром должен прийти. Вот жду.

– Хм, странное дело получается. Исчез Колька Маханов…

– Его точно у себя на дворе нет?

– Все посмотрел – нету.

– Может, на кладбище пошел?

Коробов посмотрел на Фомича:

– А ты еще не весь ум пропил! Верно говоришь, Николай хотел до отъезда попрощаться с родителями. Точно – на кладбище он, пойду туда.

– Одна неувязочка, Сеня.

– Какая?

– Николай должен был сперва договориться, чтобы я готовил подводу, а потом идти на кладбище.

– Ну, спросонья, может, и не сообразил. Городские, они такие.

– Беги погляди, а я пока запрягу кобылу.

– Угу!

Коробов пришел на кладбище, но Маханова не было и там.

Семен забеспокоился. Обошел всю деревню. Его заприметил парторг Кулько:

– Ты чего, Коробов, бегаешь по деревне, будто потерял чего?

– Так оно и есть, Осип Макарович, потерял.

– Чего?

– Не чего, а кого. Колька Маханов исчез. Из деревни не выезжал, ни дома, ни на кладбище и вообще нигде на деревне его нет.

Парторг удивился:

– Нет Маханова, говоришь?

– Нету, Осип Макарович.

– А ну, идем, внимательней посмотрим.

– Думаете…

Парторг, в прошлом отчаянный буденновец и сотрудник правоохранительных органов, прервал шофера:

– Я ничего не думаю. Думать будем, когда хату посмотрим.

– Да я смотрел, все в порядке будто.

– Вот именно – будто.

– Ну, если вы так считаете, идемте.

– Уже сказал, только вида не показывай, что у нас ЧП – чрезвычайное происшествие.

Коробов взглянул на него:

– А у нас ЧП?

– Все может быть. Сам же повсюду трезвонишь: не своей смертью помер Иван Иванович.

– И до вас дошло?

– Плохой бы я был парторг, если бы не знал, что происходит в деревне.

– Стучат, значит. И когда эта зараза только пройдет? Навострился народ друг на друга кляузы писать.

– Ты мне прекращай подобные речи. Люди следуют направлению, указанному партией и правительством.

– Что-то я не слышал, чтобы партия…

И вновь парторг оборвал Коробова:

– Не продолжай, а то наговоришь лет на пять. Я не сдам, другие подсуетятся.

Они подошли к забору Махановых. Калитка открыта.

Парторг взглянул на Коробова:

– Твоя работа?

Тот утвердительно кивнул:

– Моя.

– Идем на крыльцо.

– Без толку, изнутри закрыто.

– Идем!

Парторг был прислан в деревню из города, где работал в областном Управлении НКВД следователем. Опыт разыскной работы у него имелся.

Коробов сунулся было на крыльцо, но Кулько остановил его:

– Погоди. Ты уже заходил сюда?

– Да.

– Ну-ка посмотрим, покажи свою подошву.

– Да чего тут на дереве разглядишь?

– Показывай.

Парторг осмотрел крыльцо:

– Да, ничего не разглядеть. Дальше куда пошел?

– Через боковину, в палисадник.

– А чего калиткой не воспользовался?

– Хотел, как быстрей.

Следов у дома не было.

Кулько осмотрел палисадник. На углу задержался:

– Тут кто-то был. Вон отпечаток четкий. Здесь всегда тень и влага. А дождь, если мне не изменяет память, был у нас в прошлое воскресенье.

Коробов кивнул:

– Да, лил как из ведра.

– Это отпечаток ботинка, такие у нас не носят.

– Значит, чужак?

– Может, сам Маханов оставил? У него что за обувь была?

– Туфли. Дорогие, модные, такие точно у нас не носят.

– Ну, следы можно сверить с теми, что на кладбище остались. Идем дальше. Ты выходил во двор?

– А как бы я попал в сени?

– Угу, тут тоже след, но не такой, как на углу. Хотя, черт его знает, может, и тот же.

Коробов воскликнул:

– Может лупу принести, у меня есть!

– Оставь ее у себя. Тут лупа не поможет.

Осип Макарович открыл дверь, держась за ручку через носовой платок. Прошли в сени.

– Здесь без собаки делать нечего. Может, что в комнатах найдем?

Они зашли в большую комнату.

Кулько остановил Коробова:

– Стой тут!

– Я же по всей хате ходил.

– Плохо, что ходил.

– Я не знал, что не надо.

– Ладно. Что здесь не так, Семен? Ты же часто бывал в доме?

– Да как часто? Вчера был.

– Вот и смотри.

– Да нет, вроде убрано все. Николай чистюлей еще с детства был.

– Скатерть на столе сдвинута.

– Может быть. Это он вещи собирал.

– А в спальне что?

– Вот там постель заправлена кое-как, будто впопыхах. А Николай, говорю, чистюля был и за порядком следил. Он так бы не заправил. И как я раньше не додумался?

Кулько, стараясь держаться ближе к стене, прошел в спальню. Кровать действительно заправлена кое-как. Чувствовалось, что спешили.

– Так-так-так! Неужели у Николая были гости? – Кулько посмотрел на Коробова.

– Из местных – вряд ли. Может, кто чужой?

– Вон и половик сдвинут, почему?

– Ну это сплошь и рядом.

– У меня, например, половики не сдвинуты. Чемодана, пиджака, шляпы нет. Ну что ж, пошли на выход, через сени во двор, посмотрим огород.

В огороде нашли следы. И здесь отпечаток был тот же, что у дома. Четкий.

На берегу еще один такой же. На песке вмятина – видно, что прибыла лодка, которую потом убрали.

– Да-а, – протянул Кулько, – придется милицию вызывать.

– Значит, все же чужаки?

– Похоже, милиция должна разобраться.

– Ага, – скривился Коробов, – пришлют опять участкового Поленко, как с Иваном Ивановичем. А он и в самом деле, полено.

– Я поговорю, чтобы оперативную группу из районного отделения прислали. Ты побудь тут. Твоя задача, Семен, никого к дому не подпускать, понял?

– Так точно, Осип Макарович.

– Давай, а я пошел звонить в район.

– Не беспокойтесь, никого не подпущу.

Парторг ушел. Коробов сел на бревно у забора, отсюда было видно и палисадник, и сарай, и дом, и большую часть двора с плетнем.