Александр Тамоников
Альпийский узел

– И зачем ты это сделал? – майор мрачно уставился на Булычева. Понабрали в свое время спортсменов в НКВД, до сих пор работают по принципу «сила есть – ума не надо».

– Ему-то что, не он же поймал этого гада… – простонал, разгибаясь, Свечников. – Булычев, ты бы сразу сказал, что убьешь, я не стал бы с ним возиться. Черт, как больно…

– Пни его, разрешаю, – хмыкнул Гордин. – Да не Булычева, хотя и его можно…

– Виноват, – смутился Булычев и опустил глаза. – А чего он бросился на меня, как ошпаренный…

– А вы его вечным дневальным назначьте, товарищ майор, – посоветовал Лапчик. – Лишь бы кулаками махать, головой вообще не думает.

– Сказал же, виноват, – процедил Булычев.

Андрей пристроился на корточки, вынул документ из внутреннего кармана убитого.

– Что пишут, товарищ майор? – оживился Несмелов.

– Штурмбанфюрер СС Отто Крайнер. Сотрудник венского управления СД и полиции безопасности… Очевидно, из Вены был откомандирован для обеспечения безопасности объекта… Эх, Саня, Саня, умеешь ты выбирать жертв. Выжил бы этот упырь – глядишь, упростили бы мы себе жизнь.

– Сам убил – сам пусть и оживляет, – подсказал Романчук.

– Да хватит издеваться! – взорвался Булычев. – Не хотел я, товарищ майор. Наказывайте, если хотите.

Переулок наполнился шумом – прибежали красноармейцы, до этого прочесывавшие площадь. Их встретили язвительным смехом – молодцы, товарищи, так держать! У въезда в переулок остановилась полуторка с бойцами Маркуши. Тоже весьма кстати подоспели.

– Товарищ майор, все в порядке? С кем вы тут воевали? – пробился через толпу Маркуша. Свою легкомысленную фамилию он никоим образом не оправдывал – имел убедительную, даже зловещую внешность благодаря пудовым кулакам и шраму под глазом. – Виноват, товарищ майор, отстали. Панкратов заглох, не мог завести свою шарманку! Ждали, чтобы вклиниться в колонну…

– Все в порядке, что случилось, то случилось… – Гордин разогнул спину. – Эй, товарищ! – поманил он усатого сержанта, – поставьте в известность соответствующую службу, пусть уберут тела, пока они воздух не испортили. Это переодетые сотрудники СС и СД, разрешаю не церемониться. Тела обыскать, все, что у них есть, собрать в кучу и доставить в ратушу майору Гордину – это я.

– Виноват, товарищ майор, – насупился сержант. – А вы, собственно… кто? У нас свои задачи…

Демонстрация служебного удостоверения подействовала. Сержант подобрался, принимая уставной вид, лихо козырнул и поспешил скрыться с глаз.

– Маркуша, возвращай людей на площадь, – распорядился Гордин, – крайнее здание в юго-восточном углу, там единственный подъезд. Из него вышла эта компания. Окружить дом, все осмотреть. Проявлять осторожность, там мог остаться кто-то еще.

– Слушаюсь! Все назад! – Маркуша замахал руками, выгоняя своих людей из переулка.

Инцидент оставил неприятный осадок. Все живы, это прекрасно, но допрос кого-то из эсэсовцев мог решить хотя бы часть задачи. Гордин сомневался, что в этом заштатном городке у службы безопасности РСХА могли быть другие дела, помимо секретной типографии.

Офицеры неспешно вернулись на площадь. «Кёнерплац», – сообщала табличка на здании со шпилем. Подчиненные Маркуши осадили дом, в котором укрывались эсэсовцы, несколько человек забежали в подъезд.

Офицеры неторопливо дошли до аллеи, закурили, с любопытством осматриваясь. Свечников оправился от удара в живот, но дышал как-то опасливо, прислушивался к позывам из организма.

– Так мы никогда не доедем, – справедливо подметил Лапчик. – Думаете, они кого-то оставили? Зачем?

Майор понятия не имел, что думать. Этот городок ему уже не нравился, а что будет дальше? Сотрудники отошли к деревьям, чтобы не мозолить глаза, разглядывали окна. В домах проживали люди, они тоже смотрели, боялись. Никто не выходил – инстинкт самосохранения у граждан Европы был весьма развит. И пропаганде Геббельса они доверяли (за неимением другой пропаганды).

В здании зашумели, затопали сапоги по лестнице. Бойцы вывели молодую стройную женщину в плаще и ботинках на каблуках. Она сопротивлялась, лицо побледнело. Женщину держали за локти, она норовила вырваться, частила что-то по-немецки. У нее были темные волосы с челкой, приятное, но несколько грубоватое лицо. Дама взмокла от волнения – бусинки пота блестели на лбу.

– Поймали, товарищ майор, – отчитался Маркуша. – Очень подозрительная особа. Вылитая шпионка.

– Шпионам смерть? – хмыкнул Несмелов, поедая глазами интересную фигуру.

– Воистину смерть, – согласился Яша Лапчик. – Согласен, подозрение налицо.

«И что в ней подозрительного?» – подумал Гордин. Даме было страшно, она кусала губы, кожа становилась пятнистой.

– Она была в той квартире, откуда бежали наши эсэсовцы? – спросил Гордин.

– Никак нет, – покачал головой Маркуша, – в доме всего шесть квартир – по две на этаже. Ряженые злодеи отсиживались на втором этаже, справа. Дверь осталась открытой, внутри беспорядок, остатки еды и шнапса, эсэсовская форма. Помещение не проветривали, вонь страшная. Соседняя квартира заперта, никто не отзывается. Там и нет, похоже, никого, на коврике перед дверью слой пыли. На первом этаже пожилые люди проживают, открыли, от страха трясутся, мы все осмотрели – пусто. А эта дамочка из квартиры на третьем этаже вышла – дверь закрыла ключом, стала спускаться, а мы навстречу…

– В милиции служил, лейтенант?

– Было дело, товарищ майор, – признался Маркуша. – Грабежи, убийства, прочие уродства, оставшиеся от буржуазного строя. Как вы догадались?

– Так и тупой бы догадался, лейтенант…

Офицеры заулыбались. Маркуша смутился. Женщину продолжало трясти.

– Ну, и зачем ты ее привел? Сама бы спустилась. Только не говори, что показалась подозрительной.

– Да кто ее знает, товарищ майор, – развел руками бывший страж правопорядка. – Мы ее впервые видим, проживала рядом с тем зверьем. Пусть не виновата, но должна что-то знать.

– Забыли, фрау, посмотреть в окно, прежде чем покинуть квартиру? – мягко спросил Андрей на немецком языке. – У вас плохо со зрением? Не видели, что внизу солдаты и офицеры в незнакомой форме? Любой нормальный человек в такой ситуации предпочел бы остаться дома. Вы спешите? Хотите сообщить нам что-то важное? Или все же фройляйн?

«Заигрываешь?» – поразился он нелепой мысли. Красноармейцы отпустили даму, она стояла, нервно потирая худые пальцы, и готова была провалиться сквозь землю от такого внимания к своей персоне!

– Так, всем разойтись! – скомандовал Гордин. – Продолжать осмотр местности! Скоро поедем!

– Послушайте, я ни в чем не виновна… – взволнованно заговорила женщина. – Меня зовут Микаэла Шварцен, я много лет живу в этом доме на Кёнерплац, в пятой квартире на последнем этаже… Возможно, я не посмотрела в окно, слышала выстрелы, но решила, что это далеко… Мне очень нужно идти, я спешу к отцу, я должна быть с ним… – барышня захлебывалась от волнения, на лбу и в уголках рта образовались досадные морщинки. – Поверьте, я ничего не сделала, могу показать свои документы, они всегда со мной в сумочке… Вот ключи, проверьте квартиру, она пустая, там никого не было, кроме меня…

– У вас нет ни мужа, ни детей? «Очевидно, все же фройляйн», – подумал Гордин.

– У меня нет детей… Была замужем, но мы расстались с мужем три года назад, он уехал к своим родителям во Франкфурт… У Томаса плохое зрение, его не взяли в армию… Отпустите меня, я спешу к отцу, он должен быть на работе…

– И кто у нас отец?

– Мой папа – бургомистр Абервельда, его зовут Рудольф Шварцен… мы потеряли маму несколько лет назад, она скончалась от острой легочной инфекции… Папа живет на улице Вейгассе, у него молодая жена, с которой я стараюсь не встречаться…

Гордин чуть не присвистнул – ничего себе! Встреча с местным бургомистром в его планы не входила. Но этот человек, конечно, кристально честен, служит только обществу, его избравшему, с преступным режимом не сотрудничал…

– Поверьте, мой отец не имеет ничего общего с нацистскими властями и партией НСДАП… – стала уверять женщина. Андрей сдержал улыбку.

– Ого, товарищ майор, – прокомментировал Яша Лапчик, также знакомый с немецким языком. Он стоял в стороне и прислушивался к страстному монологу. – С ходу заводим полезные знакомства? Готовый путеводитель по здешним управленческим структурам. Если этот путеводитель не замаран, конечно, по уши…

– Помолчи, – перебил Гордин. – Фройляйн Шварцен, дайте, пожалуйста, ключи от вашей квартиры. Не волнуйтесь, ваши ценные вещи не пропадут. Наши люди просто ее осмотрят.

Женщина помялась, но достала из сумочки ключи. Проинструктированные Зинченко и Несмелов удалились, получив приказ осмотреть и нижнюю квартиру. И не задерживаться! Женщина успокоилась, но продолжала глядеть с опаской. Окружающие потеряли к ней интерес, разбрелись по площади. С улицы Фельдбергассе доносился невнятный гул – колонна не кончалась, войска спешили на север.

– Работаете в ратуше, Микаэла? – Андрей сменил тон на сравнительно миролюбивый. Женщина посмотрела на него настороженно. Если она не врала, то ее опасения имели основания. Городской глава не мог не иметь связей с нацистами, иначе никакой он не городской глава. Замаран в любом случае. Вопрос лишь, больше или меньше. Впрочем, если не сбежал, зная, что нагрешил…

– Нет, я работаю в школе. Преподаю биологию и анатомию. Но сейчас занятий нет, неделю назад был приказ закрыть все городские образовательные заведения. Дети должны сидеть дома и никуда не выходить. Так что временно я безработная. Никто не знает, что будет дальше. Дети ведь ни в чем не виноваты…

– За детей не волнуйтесь, безграмотными не вырастут. Скоро наведем порядок, начнется спокойная жизнь. Не стоит переживать, Микаэла, русские не такие ужасные, как вам наговорили. Не будет Красная армия уничтожать Европу. И рога у нас не растут, и огнеметы из глаз не торчат.

– Да, я вижу… – Микаэла шумно выдохнула, осмелела. – Вы похожи на нормальных людей…

Андрей засмеялся.

– Наши дороги сегодня совпали, Микаэла, мы тоже направляемся в ваш магистрат. Предлагаю еще одно испытание на храбрость – сесть в нашу машину и доехать вместе с нами до рабочего места вашего отца. Если выдержите, вам уже ничто не будет страшно.

– Хорошо, я согласна… – Микаэла замялась. Она пыталась улыбаться, но улыбка превращалась в траурную гримасу. – Вы же ничего не сделаете нашей семье? И другим людям… В городском самоуправлении много хороших людей, они не работали на нацистов…

«Все работали на нацистов…» – Андрей прикусил язык – не стоило раньше времени срываться.

– Могу обещать лишь одно, Микаэла, – безвинные не пострадают. Мелкие грехи можно искупить плодотворным сотрудничеством. Нам потребуется помощь, и мы очень на нее рассчитываем.

– А вы… – Микаэла замялась, боясь спрашивать.

– Военная контрразведка. – Андрей зачем-то показал удостоверение, где золотом по красному было грозно выдавлено «НКО ГУКР СМЕРШ». – Не волнуйтесь, мы не черти с хвостами.

Он хотел добавить: «Пережили гестапо – переживете и это», но сжалился над испуганной гражданкой. Не факт, что население это переживет. Террор и запугивание – удел других. В функции оперативного отдела входили конкретные задачи, направленные на выявление реального врага.

Микаэла побледнела и снова заволновалась. Зинченко с Несмеловым еще не вернулись.

– Позвольте вопрос, фройляйн Шварцен, – Гордин перешел на официальный тон. – В квартире под вами отсиживались несколько переодетых офицеров СС. Об их причастности к преступлениям лучше промолчим – есть вещи, не требующие доказательств. Что вы об этом знаете?

– Я, кажется, видела одного… – Микаэла поежилась. – Вчера вечером ходила за хлебом. Мужчина в форме СС входил в квартиру фрау Гёсс… Он посмотрел на меня, у него был очень неприятный взгляд… Муж фрау Гёсс работал в полиции, но он пропал две недели назад. Ходили слухи, что герра Гёсса и многих его подчиненных отправили в Вену для участия в обороне. Через неделю после этого фрау Гёсс села в машину, у нее было несколько чемоданов, и я не успела с ней поговорить. Фрау Гёсс, кажется, плакала… Она не вернулась, квартира стояла пустой.

– Вы слышали, о чем говорят эти люди?

– Почти ничего, мне было очень страшно… В этих домах толстые стены… Они почти не шумели, только однажды разбилась бутылка, и они кричали. У кого-то из них сдали нервы. Я проснулась ночью, а он кричал: «Где Гельмут, черт возьми? Русские скоро будут здесь, мы попадем в ловушку!» Они ждали своего товарища, не могли уйти без него. Уже было утро, когда внизу хлопнула дверь, и эти люди возбудились: «Гельмут, почему так долго? Русские уже пришли!» Не знаю почему, но меня парализовало от страха… Они суетились, потом ушли, а я еще несколько минут не могла пошевелиться. Потом стреляли, потом все стихло, я стала быстро собираться… Эти люди живы? – Микаэла нашла в себе силы посмотреть в глаза советскому майору.

– Не уверен, – уклонился от прямого ответа Гордин. – Не волнуйтесь, больше они вас не потревожат.

Андрей задумался. Видимо, с этим и связана задержка. Эсэсовцы ждали своего, а когда, наконец, собрались, русские уже вошли в город.

Вернулись Зинченко и Несмелов.

– Вы что там, кофе пили? – выразил недовольство Гордин.

– Никак нет, командир, – хмыкнул Зинченко. – Но соблазн, если честно, был. В квартире наверху действительно проживает женщина. Мужского присутствия не замечено. Женская одежда, всякие бабские штучки, кружевные салфетки и занавески. Много литературы, какие-то журналы, тетрадки. Мы в языках не сильны, но картинки посмотрели – что-то специфическое, с внутренностями связано. В квартире, где отсиживались убитые, тоже ничего интересного, по`том пахнет, все разбросано, остатки еды. Похоже, не врет наша дамочка. Кому-то сегодня очень повезло, – Зинченко не удержался от ехидной ухмылки. Микаэла не понимала, что он говорит; она опять побледнела, было ощущение, что она хочет схватить майора за руку.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Пожелание на будущее, товарищи офицеры – местных без необходимости не пугать. Пусть даже зубы сводит, как хочется. Уяснили? Без помощи гражданских нам не справиться. По коням, товарищи! Ну что, фройляйн Шварцен, – повернулся он к женщине, – сопроводите нас в ваш магистрат, ратушу, или как там это у вас называется?

– Горисполком по-нашему, – прыснул Лапчик. – Или горсовет, или все вместе.

– Начинаем штурм цитадели, товарищ майор? – заулыбался Несмелов.

Глава вторая

Магистрат и ратуша располагались в одном здании на Брунерштрассе, в трех минутах езды на север от Кёнерплац. Здесь застройка уплотнялась, но открытых мест хватало – перед ратушей простирался нарядный, хотя и заброшенный сквер. За зданием местного самоуправления громоздились дома в стиле фахверк. Органы власти в лучшие времена не бедствовали: строение было внушительное, с балконами и пилястрами, имело переменную этажность, сложную архитектуру. Над фасадом в верхней части здания висели часы, а на башенке красовалась колокольня – верный признак былого благополучия.

У входа стояли полуторки – здесь уже хозяйничали красноармейцы. По плану командования в Абервельде должны были остаться два взвода. Приступала к работе комендатура. Позднее ожидалось прибытие подразделения НКВД. В городе уже не стреляли.

Красноармейцы осматривали помещения, выводили в холл сотрудников, рискнувших выйти на работу. Бойцы не зверствовали, хотя особо и не церемонились.

– Капитан Волынцев, Александр Петрович, – козырнул подтянутый офицер с посеребренными сединой висками. – Назначен возглавить комендатуру в этом городе. У меня шестьдесят бойцов, четыре офицера, одна полевая кухня, гм… Будем соседями, товарищ майор.

Удостоверение Гордина капитан уже изучил и вряд ли сильно обрадовался. Но, с другой стороны, дополнительные силы в городе – тоже неплохо. Радисты, опергруппа, девятнадцать штыков у лейтенанта Маркуши…

– Я должен что-то знать о вашей работе, товарищ майор? Вас же не в отпуск прислали?

– Появится нужда – будут и подробности, капитан. Просьба не мешать. А попрошу о содействии – уж не откажите. Вам же не требуется письменный приказ от моего начальства? Вот и хорошо. Убедительная просьба не третировать местное население и органы власти. Одиозные фигуры уже сбежали, остались те, кто считает себя незапятнанным. Возможны агенты и лазутчики – с этими будем разбираться. Останавливать работу магистрата не советую, иначе в городе начнется неразбериха, а нам это незачем. На случаи явного вредительства и саботажа, естественно, реагировать. Нам нужно спокойствие в городе, улавливаете мысль, Александр Петрович?

– Понимаю, Андрей Михайлович. Работа контрразведки требует тишины. Будем работать. – Комендант с интересом покосился на застывшую у машины Микаэлу, но воздержался от комментария. – Саперы уже осмотрели помещения, ловушек не нашли. Здание большое, места всем хватит. Комендатура будет здесь. Думаю, вам тоже стоит разместиться в этом здании. Оно основательное, из пушки не пробьешь, на окнах решетки… Нам проще охранять одно здание, чем весь квартал. Впрочем, сами решайте, мое дело предложить. Не буду вам мешать.

Зацокали каблучки – Микаэла побежала по каменным ступеням.

По помпезному холлу разносились бодрые русские матерки – красноармейцы затаскивали в здание громоздкий генератор. Нагадить при отступлении немцы успели – вывели из строя местную электростанцию.

Люди в штатском жались в углу холла, со страхом смотрели на происходящее. За ними присматривал автоматчик, хотя они и не думали разбегаться. Персонал чувствовал себя неуютно, многие уже простились с жизнью.

Микаэла бросилась к полному лысоватому господину в мешковатом двубортном костюме – тот облизывал губы, нервно мял руки. Увидев Микаэлу, подпрыгнул от радости, заключил в объятия. Бургомистр Рудольф Шварцен – несложно догадаться.

Микаэла что-то быстро ему говорила. Мужчина внимал, недоверчиво поглядывая на майора контрразведки. Микаэлу обступили другие люди, стали расспрашивать.

Сведений о городских делах контрразведка не имела, и это удручало. Требовались помощники из местных. Но любой местный мог оказаться врагом…

Люди Маркуши приступили к охранным функциям. Гордин проинструктировал лейтенанта Гусева: пара часов на отдых, присмотреться к обстановке. Задача радиотехников – отслеживать активность в эфире внутри города и в ближайших окрестностях. Любой выход в эфир с незнакомого передатчика – работа врага, другого быть не может.

Задача группы – патрулировать местность. Но только в сопровождении бойцов Маркуши, и – никакой самодеятельности.

В последующие полчаса опергруппа осмотрела здание. Оперативники восхищенно посвистывали, разглядывая высокие потолки с лепниной, антикварную мебель, богатые узорами ковровые покрытия. Обувь, разумеется, не снимали.

Здание состояло из северного и южного крыльев – в одном обосновалась исполнительная власть, в другом – законодательная. Во многих кабинетах царил беспорядок – шкафы распахнуты, ящики выдвинуты, разбросаны бумаги и канцелярские принадлежности. Картина знакомая, ничего нового. Бегущие немцы всегда оставляют после себя бардак, и не только военные. Искать какие-то секреты среди бумажных гор бесполезно – не то ведомство.

Здание обследовали быстро. Запутанных переходов здесь не было, все понятно. Бойцы проверили чердаки и подвалы, и там обошлось без сюрпризов.

Андрей облюбовал удобное помещение на втором этаже. Рядом смежная комната со столами и санузлом – как раз для личного состава. Подкупила подробная карта на стене – на ней были отмечены все улицы и дома. Хозяин кабинета пустился в бега – в помещении царил хаос, дверь сейфа нараспашку, внутри только голые полки.

Лейтенант Лапчик спустился в холл и объявил по-немецки, важно надувая губы:

– Господа! Минуточку внимания! Вам не сделают ничего плохого, надо лишь набраться терпения. С вами хотят поговорить представители советской военной контрразведки. Это не смертельно. Господин бургомистр, поднимитесь, пожалуйста, на второй этаж.

Господин Шварцен сильно волновался, беспрестанно вытирал потный лоб и выбрасывал салфетки в мусорную корзину. Образцом хладнокровия он явно не был. Бургомистр сел напротив майора, тяжело задышал.

– Не надо волноваться, господин Шварцен, – мягко сказал ему Гордин, – мы всего лишь хотим поговорить. Или вы чувствуете за собой вину? Вы являлись убежденным сторонником нацистского режима?

– Нет, что вы, я не являлся никаким сторонником, – возмущенно забормотал бургомистр. – Я никогда не любил НСДАП, не состоял в ней, хотя неоднократно получал предложения вступить в партию. Я никогда не любил СС и СД из-за их чрезмерно жестоких методов работы. Не любил Адольфа Гитлера – поверьте, его не любят очень многие, тем более австрийцы… Я горячо поддерживал заговорщиков фон Штауффенберга, которые собирались взорвать фюрера… Разумеется, я не мог публично высказывать свое мнение, к тому же заговор потерпел неудачу… Прошу понять, я руковожу гражданской администрацией, слежу за тем, чтобы исправно функционировало городское хозяйство…

– Охотно верю вам, герр Шварцен, – кивнул Андрей. – Уверен, что это именно вы, рискуя жизнью, спасали местных евреев, активно сотрудничали с антифашистским подпольем…

– Простите? – градоначальник заморгал. – Но в нашем городе не было антифашистского подполья…

– Ничуть не сомневаюсь, – улыбнулся Гордин. – Мне не нужна ваша кровь, господин Шварцен. Напротив, я хочу вам помочь, но и вы нам помогите. На вашу должность никто не покушается, можете продолжать руководить городом. Я познакомился с вашей дочерью, она произвела на меня положительное впечатление. Хочу надеяться, что оно не обманчиво. И перестаньте трястись! – рассердился майор. – Это уже раздражает, герр градоначальник! Вы мужчина или нет?

– Простите, – Шварцен шумно выдохнул, – вы же понимаете, в какой ситуации я оказался…

– Вся Австрия оказалась в такой ситуации, – отрезал Гордин. – А скоро окажется и вся Германия, ставшая заложником одного клинического психа. Вы готовы сотрудничать с советскими органами?

– Да, конечно…

– Вы понимаете, что германская армия не вернется?

– Я этого даже не хочу, господин офицер… Жить во времена национал-социализма не очень радостно…

– Можете не объяснять это русскому человеку. Давайте уберем все источники раздражения и просто поговорим. Кто работал в этом кабинете?

– Здесь сидел господин Якоб Альбер, он занимался практическими вопросами работы полиции, а также был финансовым инспектором, через него проходили финансовые документы полицейского управления, пожарной охраны, местных женских и юношеских патриотических организаций…

«Неудивительно, что сбежал», – подумал Гордин.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Пару дней назад… Господин Альбер был сильно взвинчен, сидел как на иголках. Вчера я его точно не видел…

– Полагаю, он не единственный. Кто из ваших сотрудников остался? Я имею в виду тех, кто уполномочен принимать решения по городским делам.

– Таких немного, господин офицер… Это мой заместитель первый секретарь Максимилиан Шмидт, госпожа Лаура Штейнер – она занимает должность секретаря, ведает вопросами благоустройства и энергоснабжения… Также господин Арнольд Эггер, тоже секретарь, эксперт по городским коммуникациям… Остальные – их заместители и помощники, они не уполномочены, как вы говорите… Это Маркус Лейбниц, Анна Штарк…

– Хорошо, я понял. Какие военные или военизированные организации размещались в Абервельде?

– Здесь стояла рота солдат, был госпиталь для раненых офицеров – он работал при соборе Святой Катерины… Здание уголовной полиции – напротив, через сквер. Там же находился департамент СС, отдел полиции безопасности и СД, в нем главенствовал штандартенфюрер Холлендорф… Мы не пересекались с этими структурами, только несколько раз получали от них заказ на строительство и ремонт дорог, на возведение складских строений на Маленграссе… Эти здания опустели еще вчера. Мы отправили туда посыльного после того, как не смогли найти господина Альбера, и он увидел пустые здания… Они были совершенно пустые, все ценное вывезли. На заднем дворе остались следы большого костра – не знаю, что там жгли…

– То есть они ушли по-английски, не прощаясь?

– Да, наверное, – градоначальник вымучил жалкую улыбку. – И знаете, господин офицер, мы нисколько не жалеем, что их нет с нами.

– Убежден в этом. – Андрею не хотелось погружаться в чрезмерную иронию. – Что вы знаете о секретном объекте, работавшем в городе под эгидой СС и СД?

– О каком объекте? – Шварцен заморгал, и подрумянившиеся было щеки снова побледнели. – Мы не имели дела ни с какими секретными объектами… Как я могу о них знать, если они… секретные?

– Не надо лукавить, господин Шварцен. Объект секретный, посторонних не пускали, но чины СС, его охранявшие, не такие уж секретные. О наличии в маленьком городе засекреченного объекта городские власти обязаны знать. Другое дело, что вас туда не пускали. Итак, давайте начнем заново, господин Шварцен. Это небольшая производственная база, включающая один или два цеха, склады, коммуникации, подъездные пути, специально оборудованное караульное помещение. А также колючая проволока и таблички угрожающего содержания. Не исключаю, что были собаки. Я доходчиво описал? В данный момент объект, разумеется, не работает, его эвакуировали – о чем вы также могли быть в курсе. Слушаю вас внимательно. Если вспомните похожие объекты – называйте, разберемся. Итак, координаты? Улица, номер строения?

Градоначальник бормотал что-то бессвязное, то бледнел, то делался пунцовым, как помидор. Нет, он не может ничего сообщить господину офицеру. Возможно, вас интересуют военные склады на Баннермаркт? Или городская тюрьма, расположенная в глубине квартала за зданием полиции? Есть еще типография, где до войны печатали местные газеты – в годы войны ее переоборудовали под производство агитационных материалов, закрыли два месяца назад, помещения стоят пустые – ничего секретного, туда может зайти любой…

Этот детский лепет начинал раздражать. Но угрожать сверх меры не хотелось. Убежденным нацистом этот жалкий человек, безусловно, не был. Мог что-то знать, но боялся за свою жизнь.

Гордин смотрел на него с тоской, боясь пережать. Мог ли господин Шварцен ничего не знать? Теоретически – да, отвечали за взаимодействие с СС другие люди. Но ведь там энергоснабжение, канализация, водопровод, они питались из городских систем.

«Дать ему второй шанс?» – задумался майор.

Секретная типография существовала в черте города. Ей хватило бы и большого подвала. Но что находилось над этим подвалом? Своих людей советская разведка в Абервельде не держала. Агент был в Вене, знал о существовании типографии, имел сведения об объемах и номенклатуре производимой продукции, куда и когда она направляется. Но о месте нахождения объекта агент сведений не имел. Считалось, что это неважно – несложно в маленьком городке найти объект. И вот дошло до дела. И где он?

Вчера вечером Гордин беседовал с лейтенантом Кузнецовым – командиром парашютного диверсионного взвода. Лейтенант потерял половину людей, пресекая попытки гитлеровцев вывезти типографию. Это был тот самый объект – загруженный в автотранспорт. Два двухтонных грузовика – не так уж и много. Вывозили самое ценное (включая продукцию), остальное могли бросить.

Парашютисты встали непробиваемой стеной, колонна вернулась в город. Других дорог здесь нет. На востоке – скалы и тупик, на западе – смертельная опасность в виде обходного маневра советских войск.

Оборудование точно спрятали в Абервельде. На старом месте? Маловероятно, но в принципе могли – от отчаяния. Скорее всего, был запасной план – груз спрятали в надежном месте. И что теперь – ходить по людям и спрашивать, не видел ли кто вернувшуюся в город колонну? «А ведь вариант, – он мысленно усмехнулся, – колонна не пачка сигарет, в городе ее кто-то обязательно видел…»

Имело ли смысл с таким упорством искать типографию? Вероятность, что туда вернули груз, ничтожная.

– Хорошо, не буду вас торопить, господин Шварцен, – миролюбиво сказал Гордин, – все хорошо обдумайте, и завтра мы с вами снова встретимся. Посоветуйтесь с дочерью, она вам плохого не подскажет.

– Я могу продолжать работу? – дрогнувшим голосом пролепетал градоначальник.

– Вы обязаны продолжать работу. Кто еще, если не вы? Работайте в прежнем режиме, привлекайте оставшихся сотрудников. Нужно восстановить энергоснабжение, успокоить жителей – объяснить им, что жизнь продолжается. А если и будут перемены, то только в лучшую сторону. Больше нет тайной полиции, оголтелой пропаганды, репрессий и постоянного страха.

– И как долго я смогу работать? – градоначальник продолжал терзаться сомнениями.

– Без нареканий – будете работать, пока не появится администрация, избранная народом.

– Так я и был избран народом… – герр Шварцен облизнул пересохшие губы. – У нас выборы проходят в два этапа, раз в четыре года…

– Не морочьте мне голову, – отмахнулся Гордин. – Знаем мы прекрасно, что такое выборы в буржуазных государствах. Ступайте, трудитесь на благо города. И проследите, чтобы вашу дочь мы долго не искали – она может понадобиться. Не волнуйтесь, рядом с нами она в безопасности. Пригласите, если не трудно, вашего первого секретаря.

Герр Шварцен колобком выкатился из кабинета. «Последить бы за ним», – подумал Гордин, гипнотизируя закрывшуюся дверь.

Лица сменялись, как стекла в калейдоскопе. Они были разные, но объединяло их одно – страх. Не самые трусливые все же вышли на работу. Но все, что их обуревало, читалось как с листа. Возможно, это чей-то страх был несколько преувеличен.

Первый секретарь Максимилиан Шмидт был менее упитан, чем бургомистр, и выше ростом – видно, что не голодал. Он утирал блестящую лысину, с щенячьей преданностью смотрел майору в глаза. Да, он заместитель герра Шварцена, можно сказать, его правая рука, придавлен грузом ответственности за судьбы города, ежедневно и еженощно думает о том, как бы этот город не загнулся… Да, он общался с господином Альбером, но исключительно по работе – человек был неприятный, состоял в НСДАП – «а вы сами, господин военный, знаете, что это такое».

Все эти «соловьи» пели одну и ту же песню: ничего не знали, ни в чем не участвовали, нацистскую власть тихо недолюбливали, но открыто бунтовать не могли, поскольку разговор у нацистов с подобной публикой короткий.

– Мы гражданские люди, господин офицер, – уверял первый секретарь, – сугубо гражданские и ни в чем порочном не участвовали.

В городе работало гестапо, и любое инакомыслие, мягко говоря, не приветствовалось. Шмидт занимался торговыми поставками, тесно сотрудничал с депутатами ратуши в вопросах городского бюджета, решал вопросы жилого фонда и строительства. При новой власти, если будет позволено, готов заниматься тем же – без саботажа, без страха и упрека, и вообще, у него большая семья, больные дети, супруга с нездоровыми почками…