Александр Соболев
Сборник рассказов. Попытка #24. Основано на реальных событиях
– Стой, стой, стой, – прервал я супругу, – это не выдумка. Это реальность. Так и было.
– А в конце романа добрые полицейские довезли тебя до дома?
– Да. Именно так.
– А российский таксист даже не взял с тебя денег?
– Да. Вернее, нет. Не взял. Неужели ты мне не веришь?
– Не могу сказать, что совсем не верю. Верю, что ты гулял сегодня утром. Впрочем, как и всегда. Верю, что у тебя богатая фантазия.
– Не расстраивай меня, милая! – возмутился я.
– Я не хотела.
– Поехали.
– Куда?
– В больницу. Я тебе докажу!
– Саша, я тебе верю. Давай никуда не поедем. Хорошо, девушка была. Она сейчас в больнице. Мне надо готовить, сегодня Ванечка приезжает.
– Я не потерплю одолжения, когда дело касается истины. Поехали! Это важно! Заодно, узнаем про здоровье девушки.
Почти силой я затащил жену в автомобиль. Десять минут, и мы приехали в больницу. Зашли в приемное отделение. На кушетке – женщина с костылями. Рядом грустный ребенок на руках расстроенной мамаши. Запах хлорки.
– Мне только спросить, – извиняясь, сказал я очереди.
Люди подняли головы, но промолчали. Я прошмыгнул в кабинет. Жена – за мной. За столом сидели другие доктора. Наверное, пересменка прошла, – решил я.
– Добрый день, – врачи посмотрели на меня печальными глазами, – не подскажете, как чувствует себя девушка, которую привезли примерно час-полтора назад?
– Какая девушка?
– Была авария. Она замерзла…
– Как фамилия?
– Не знаю, – пожал плечами я.
– Сходите в регистратуру, – махнул доктор в голубом халате, – может там помогут.
Конечно же, мы не туда пришли! Надо в регистратуру! Там разберемся. Жена вздохнула, посмотрела на меня взглядом «Я же говорила».
Я, будучи уверенным, что нахожусь на правильном пути, подбежал к регистратуре.
– Какая девушка?
– Красивая?
– На какой красной Шкоде?
– Как зовут?
И тут я растерялся.
– Понимаете, гражданин, – громко, чтобы слышали все присутствующие в холле больницы, сообщил мне администратор, – у меня здесь две тысячи больных. Половина из них, как вы понимаете, девушки. Половина из женской половины, а может и больше – красивые. Каждая вторая из красивых ездит, или хоть раз в жизни ездила, на современной машине красного цвета. И я не смогу найти человека по вашим описаниям в журнале регистрации.
Администратор подняла огромный журнал страниц на 300.
– Кроме того, если вы не родственник, я вам ничего не скажу. Не имею права.
– Как? Я же ее спас, – не отступал я, уже понимая, что это раунд я проиграл нокаутом.
– Идите домой, спаситель, – снисходительно предложила женщина за стойкой.
Журнал регистрации с гулким хлопком упал на стол.
– Хорошо, – я развернулся и поплелся на выход.
Жена догнала меня, взяла под руку.
– Ничего не говори, – сказал я, – д-д-девушка была.
– Хорошо-хорошо…
Стало до зубного скрежета обидно, что мне никто не верит и не может помочь. Да, я не родственник. И не знаю фамилии пострадавшей. Но разве не нельзя интересоваться здоровьем пациентки? Оказалось, что не могу.
– Я отвезу тебя на место аварии, – догадался я, что еще не все потеряно, что я смогу убедить жену в правоте, – ты все увидишь сама: машину, разбитое стекло.
– Хорошо, раз нам больше нечем заняться, поехали, – нехотя согласилась жена.
– Это не займет много времени, – успокоил я супругу.
Надо срочно восстановить честное и доброе имя главы семейства. Как и зачем жить дальше, если тебе не верят? По дороге я ненавязчиво косился на невозмутимый лик жены. Она же демонстративно молчала всю дорогу и смотрела прямо перед собой.
Издалека я увидел, что красного автомобиля в кювете нет. Видимо, его эвакуировала полиция. Но следы на снегу остались.
– Вот здесь стояла машина, – говорю, – это траектория движения. Здесь следы трактора, который ее вытащил и увез.
– Саша, ты только не расстраивайся, – ответила мне вторая половинка, – хорошо. Я тебе верю. Поехали домой. Следы имеются. Все сходится.
– Мне кажется, ты мне не веришь?
– Тебе не кажется. Поехали.
В отчаянии я заорал:
– А-а-а-а-а-а!!!!
Что же делать? Как доказать, что вся история не плод моей фантазии? Вдоволь накричавшись, я замолчал и опустил руки. И тут правая рука нащупала гаечный ключ «8 на 10» в кармане куртки! Есть правда на свете! Есть!
– Вот! – я высоко поднял руку с ключом в руке, – это мое доказательство!
– Что это?
– Ключ! Восемь на десять!
– Убедительно, – устало ответила женушка, – у меня на кухне котлеты… надо жарить…
– Я здесь нашел ключ и разбил стекло! – я подбежал на место, где нашел железку, – Шкода была закрыта…
Я кричал, доказывал, убеждал, махал руками. Но жена отвернулась от орущего мужа и молча подошла к машине. Села на пассажирское кресло. Пристегнулась. Я заткнулся, осознав нелепость сложившегося положения. Ничего не оставалось, как поехать домой.
Я заперся в кабинете. Включил компьютер, но писать не получалось. Меня трясло от обиды и несправедливости. В отчаянии я подвел под происшествие тезис, что великих людей при жизни никогда не любили и не ценили.
– Когда уйду в мир иной, тогда поймете, – шептал я, сжимая кулаки, – и пожалеете, но будет поздно.
Три дня я не разговаривал с женой. Ел свежепожаренные котлеты молча. Не проронив ни слова, исполнял супружеский долг. Засыпал, разрабатывая планы возмездия и восстановления доброго имени. Но злость – плохой советчик. Планы рождались дерьмовые. Я не преуспел.
Днем того же дня я еще раз съездил в больницу. Теперь один. Подкупом, при помощи трех (!!!) шоколадок я пытался выведать имя незнакомки, ее судьбу или хотя бы самочувствие. Бесполезно. Женщина-администратор отказывалась идти на контакт. Отворачивалась, молчал, а затем пригрозила вызвать полицию.
– В полицию? Ха!!!
И что оставалось делать? Я пошел бродить вокруг больницы, подглядывая в окна и пытаясь увидеть спасенную девушку. В потоке посетителей пытался узнать знакомые черты матери или отца девушки. Пытался представить благородный лик спутника ее жизни, а может даже детей. Но попытки визуализировать облик родных и близких не принесли никакого результата.
Через три дня я помирился с женой. Мы заговорили. Почти две недели я ездил в больницу в часы посещения. Сидел в фойе, с надеждой вглядывался в лица больных и их родственников. Девушку я не увидел, или не узнал. Или пропустил.
Подумав, что ее могли перевести в другую больницу ввиду тяжелого состояния, перестал наведываться в лечебное учреждение. В одном я был уверен, но девушку спасли. Умереть она не могла. Не имела права. Хотя доказательств благоприятного исхода у меня не имелось.
Эпилог
Прошло время. Примерно три месяца. Я записал в тетрадку для сюжетов зарисовки о происшествии на дороге. Стал забывать про Шкоду и девушку. И тогда раздался телефонный звонок:
– Алло, Александр, – услышал я серьезный мужской голос.
– Да. Это я. Слушаю, – ответил я.
– Это из полиции вас беспокоят.
Я напрягся. Что нужно от меня, добропорядочного и бесконфликтного гражданина, органам охраны правопорядка?
– Капитан Петров, моя фамилия. Отделение по Рузскому району.
– Да. Понял. Чем могу помочь?
– У меня в протоколе зафиксировано, что вы 3 февраля 2023 года проходили свидетелем по делу о дорожно-транспортном происшествии.
– Да! – громко крикнул я.
Свершилось! Есть следы! Мир не без добрых людей! Я докажу!
– Мне нужно еще раз побеседовать с вами. Не могли бы вы приехать в отделение полиции?
– Конечно! – обрадовался я, – когда?
– Если можно, приезжайте сегодня в четырнадцать ноль-ноль.
– С радостью! – возликовал я.
– До встречи, – капитал полиции положил трубку.
Не сказав жене ни слова, я бросил начатые дела и полетел в Полицию…
Но радовался я недолго. Настроение омрачилось уже при приближении к отделению полиции: долго не получалось припарковаться возле отделения. Вдоль тротуаров и на стоянке не было места. Я оставил автомобиль в полукилометре от здания Полиции. Хорошо, что выехал заранее, а то можно и опоздать. Было бы не удобно.
Хотя парковка – это только начало. В отделение меня не пустили. Сказали, что капитан Петров у них не служит. На меня пропуск не заказан.
– Не задерживайте очередь, – равнодушно отшил меня дежурный.
– А может, в Рузе имеется еще какое-то отделение Полиции? Я не туда приехал?
– Нет. Другого нет, – холодно ответили мне, – отойдите от окошка.
Явно, что-то происходило непонятное. Я не выжил из ума. Капитан мне звонил на мобильный телефон… «Надо ему перезвонить!» – догадался я.
Набрал номер, но «данный номер телефона не существует»…
Странно.
Я ехал домой и думал, что же со мной происходит? Неужели я из-за нервного перенапряжения слышу голоса и вижу галлюцинации? Я достал ключ «8 на 10», который положил в бардачок.
– И это единственное подтверждение истории, – сказал себе, – не густо.
Пытаясь хоть как-то объяснить необъяснимые события, я решил считать происшествие случайным переходом в параллельный мир. Там события и мир похож на наш, но немного отличается. В том мире проживают добрые полицейские и капитан Петров. Там в каком-нибудь сервисе сейчас ремонтируется помятая красная Шкода Октавия. А спасшаяся девушка пьет кофе и смотрит в окно…
Может быть, таинственным образом в то холодное утро я перешел через портал в параллельную реальность и вернулся, захватив с собой лишь воспоминания и гаечный ключ «8 на 10».
В стройную теорию о множественности параллельных миров не вписывался звонок капитана Петрова, но…
Я сохранил номер полицейского и периодически набираю контакт. Результат всегда один и тот же: нет такого абонента.
А следы на снегу? Ведь их же видела моя жена. Следы ни о чем не говорят. Они не люди, чтобы разговаривать.
Вероятно, наши миры близки, и след от автомобиля из того мира остается в нашем. Иногда даже получается прозвониться.
– Все верно, – успокоил я себя, – и полицейские, на удивление, были слишком вежливыми. Подозрительно это…
P.S. Быстро сказка сказывается…
Прошло еще почти полгода. В один прекрасный день я устал. Делать ничего не хотелось. Я включил телевизор. По каналу Пен-ТВ показывали новости…
– Русская пара из подмосковного Нахабино Марина и Алексей Петровы, – отработано-профессиональным голосом сообщал диктор, – провели в кабинке фуникулера более пятнадцати часов, прежде чем спасатели добрались до наших туристов и освободили пленников.
Я сделал звук громче…
– Вчера вечером работники подъемника в курортном вьетнамском городке Нячанге остановили канатную дорогу для проведения технических работ. Было уже поздно, и наших соотечественников забыли на высоте около ста метров над землей.
– Бывает же так!? – удивился я, – не повезло…
– Марина и Алексей не смогли дозвониться до местных спецслужб…
Картинка в телевизоре сменилась на кадры с места происшествия. Теперь показывали мужчину и женщину, накрытых байковыми одеялами.
Я сразу узнал девушку! Это была она! Та самая, из красной Шкоды…
– По приезду во Вьетнам мы вытащили российские симки, чтобы не попадать на роуминг. Вьетнамские карточки не покупали. В отеле хватало местного Вай-Фая, – широко улыбаясь, сообщила Марина Петрова.
– Сперва мы обрадовались новому приключению, – также радостно продолжал Алексей, – но потом стало страшно и холодно. И захотелось пить…
– Передаем родным и близким, что с нами все хорошо, – Марина помахала в камеру забинтованной рукой.
На экране вновь появился диктор:
– В штате Флорида объявлено штормовое предупреждение. Ураган Юлия приближается к берегам Соединенных Штатов со стороны Атлантического океана…
Я выключил телевизор.
Жива. Это хорошо. Значит, не зря. Значит, получилось.
Рассказывать жене о новостях не стал. Зачем?
В голове долго вертелись две мысли. Первая: неужели до меня снова долетели весточки из параллельного мира?
И вторая: зачем Марине и ее мужу-жениху судьба посылает необычные испытания? Неужели хочет еще раз проверить на прочность? Для каких свершений судьбописец готовит Марину?
– Какая же пресная и обыденная у меня жизнь, – подумал я, – живут же люди! То в кювет зимой, то в горы летом…
15.02.2023. Рузский район. Деревня Нечаевка.
Верино счастье
– Для вас выступает Вера Полева! Приветствуем!
Вера вытянулась по струнке, как учили. Улыбнулась накрашенными ярко алой помадой губами, и смело шагнула под яркий свет софитов.
На самом деле Вера никогда не хотела быть певицей или артисткой, но стала. Потому что так хотела мама.
Мама у Веры служила преподавателем в Консерватории. Знала, общалась и обучала свет российской музыкальной тусовки. Мама, Инесса Артемовна, в молодости мечтала о певческой карьере, но у нее не сложилось. Рано вышла замуж, родилась дочь Вера. Пеленки-распашонки, бабушка Верина отказалась сидеть с внучкой. Муж был известным в то время актером столичного театра, на воспитание дочери тоже не отвлекался.
Когда Верочка подросла, и ее удалось устроить в детский садик, мама, окрыленная, вернулась на сцену. Начались гастроли по европейской части СССР. Верочка без маминого внимания быстро простудилась и попала в больницу с воспалением легких.
Пришлось прервать гастроли. Случился жуткий скандал, прогремевший на весь Советский Союз. Штрафы, несмываемый позор и разрыв отношений с филармонией. Инесса выходила дочку. Но про сольную карьеру с ней больше никто не говорил. Мать понимающе опускала глаза, тихо ревела в кулисах, понимая, что жизнь одна, и та уходит куда-то мимо.
Но дочка есть дочка, не отвертеться. Мама устроилась преподавателем по вокалу в Консерваторию. Всю свою нереализованную энергию Инесса направила в дочь. Она занималась с Верой лично, показывала ее светилам и звездным гастролерам из Италии и Франции.
Паваротти во время гастролей в Россию потрепал маленькую Веру по головке:
– Буена, – сказал, закрыв над маленькой девочкой все небо.
Александр Ломоносов передал Верочке конфету-батончик, когда мама после спектакля зашла в гримерку к великому тенору Большого театра.
Маргарита Миглау лично занималась с Верочкой сольфеджио.
Все сложится правильно в музыкальной карьере Веры. Надо только окружить себя лучшими музыкантами, учиться у великих. Рано или поздно станешь великой. Таков был расчет Верочкиной мамы.
– Только не повторяй моих ошибок, – не забывала повторять мать.
– Каких ошибок? – снизу-вверх спрашивала маленькая Вера.
– Не рожай детей, пока не станешь звездой. Со звезд иной спрос. Им все можно. А пока ты не добралась до самой вершины, не думай о детях и браке. Никогда.
– Зачем ты настраиваешь Верочку против семьи? – спрашивал отец, в те редкие минуты, когда бывал дома.
– Потому что не хочу повторения моей судьбы.
– Разве ты несчастлива? Ты – хороший педагог. Ты – не последний человек в российском музыкальном мире. У тебя хорошая семья, ребенок. Что тебе еще надо?
– Я никогда не говорила, что хотела стать великой оперной певицей?
– Говорила.
– Но я не стала! Меня никто никуда не приглашает. Потому что вы все заняты собственной карьерой, а Верочкой занимаюсь я!
– Каждая женщина в первую очередь —мать, – подливала в огонь бабушка Веры, – этим надо гордиться. Так предначертано природой!
– Спасибо вам, мама, – Инесса картинно кланялась, и покидала душно-лицемерную атмосферу гостиной, напичканную эгостичными родственниками.
Маленькая Вера находила плачущую мать в спальне. Прижималась к ней бочком.
– Мама, я тебе помогу. Мы будем гастролировать вместе. Когда я стану звездой, ты будешь петь вместе со мной.
– Я не смогу, моя девочка. Я боюсь.
– Не переживай. Я тебе помогу.
И Верочка старалась. Осваивала нотную грамоту. С утра до вечера истязала себя распевками и солфеджио. Ночами ей снились пирожные и торты. Девочка любила разные сладости и кондитерку. Она обожала смотреть, как кто-то печет пироги или готовит торты. Она набирала полную грудь воздуха и задерживала дыхание, когда проходила мимо булочной, откуда заманчиво пахло корицей, ванилью и еще чем-то невообразимым, которому не было в словаре Верочки названия.
В обычной жизни насладится сладким Верочке не позволялось. Можно испортить голос, фигуру. Певица должна выглядеть, как лебедь – тонкой и грациозной. И Вера росла тонкой и грациозной.
Верочка, взрослея, медленно превращалась в привлекательную артистку. Совершенно неожиданно случилась беда. В пятнадцать лет, мать поняла: у Верочки нет сильного оперного голоса. Не дала природа.
Погоревав, мать переключилась на эстрадный вокал. Кобзон, Зыкина и Лещенко поют на эстраде. Там даже денег побольше платят. Может, так и лучше.
Верочке было все равно, что петь и где. Главное, чтобы мама не волновалась и не переживала.
Когда в семье привыкли к эстрадному будущему дочери, в жизни Веры появился Степа. Скрипач. Талантливый музыкант. И невероятно обаятельный юноша с тонкими длинными пальцами. Верочка закрывала глаза и с томлением представляла, как Степины пальчики играют на тончайших и чувствительных струнах ее души. И тела.
Но симфонии не получилось. Мама узнала. Запретила. Увертюра закончилась на первых тактах. Инесса встретилась со Степиными родителями. Детей развели по разным школам. Верочка плакала. Степа звонил с телефона школьного друга, клялся в вечной любви и преданности. Казалось, разлука только усилит чувства детей, их большая и первая любовь останется с ними на всю жизнь. Но чуда не произошло.
Расстояния, как выяснилось, не укрепляют чувства, а хоронят. Гасят светлые порывы и благие начинания. У Степы в новой школе очень быстро появилась подружка Оля. Надо отдать должное порядочности Степы, он позвонил и объяснил, что у него появилась любовь.
– Прости, – прошептал Степа в трубку.
– За что ты так со мной? – не понимала Верочка.
– Я не знаю.
– Не звони мне больше.
Он и не звонил. После Степы были еще влюбленности и влечения. Но не такой всеобъемлющей силы. Наверное, настоящая любовь бывает только раз. И она случилась для Веры в шестнадцать лет. Закончилась, как прививка, как антидот от смертельно опасной хвори. Появился иммунитет, и каждая следующая влюбленность уходила спокойнее. Без истерик и скандалов.
Вера без троек закончила среднюю школу. Поступила в Консерваторию на эстрадное отделение. Поступала легко: все экзаменаторы были знакомыми дядями Петями и тетями Клавами из окружения мамы. Верочка почти не волновалась, и свысока смотрела на трясущихся в коридорах абитуриентов.
Учиться тоже было легко, и даже немного скучно. Программу первых двух курсов Верочка прошла еще с мамой.
Однако, в будущей карьере певицы Верочки появились трещины. Прорехи расширялись по мере приближения к выпускному. Выпуск Верочки совпал с миллениумом. Система советских филармоний окончательно утратила былое значение и величие. Теперь будущее певцов решали продюсеры, радио, музыкальные журналисты и телевидение. Мамины связи не простирались дальше стен Консерватории.
Карьеру российских певцов теперь вершили дельцы, которые вкладывали в новых артистов деньги. За капитал барыги хотели получать от певцов и танцоров не только душу и талантливое исполнение, но и тело.
Слухами о легкодоступных и слабо-голосых певичках была наполнена вся Москва девяностых. Верочке с ее домашним строгим воспитанием было сложно переступить моральные принципы. Мама опечалилась, поняв, что пропустила в воспитании дочери какую-то важную страницу. Папа же, наоборот, улыбнулся:
– Добро пожаловать во взрослую жизнь, детка!
– Игнат! Я попрошу выбирать выражения! Речь идет о нашей дочери!
– Я понимаю, – отец отложил свежую газету, повернулся к дочери, – послушай меня, девочка. Так было всегда. Даже в строгие сталинские времена. Актрисы получали славу и роли через спальни режиссеров, министров и директоров киностудий. Сейчас этих людей заменили продюсеры.
– А мама? – Верочка наивно хлопала ресницами.
– А что мама?
– Мама могла стать большой певицей, если бы не я. Разве не так?
– Инесса, дорогуша, может сама расскажешь дочери о тонкостях профессии певицы?
Мать побагровела, брови сжались в кулак. Казалось, Инесса сейчас взорвется. Верочка почему-то вспомнила про детские кондитерские мечты – реализоваться пекарем или булочником намного проще.
– Не надо, Игнат.
– Нет, надо, Инесса! Хватит Верочку пичкать историями про добрых Дедов Морозов, про сцену и благодарных слушателей. Пускай, наша дочь знает, куда попала, и чем придется заплатить!
– Замолчи!
– Довольно с меня. Слушай, Верочка. Твоя мама…
– Игнат! Прошу тебя!
– Твоя мама имела отношения с директором Минской Филармонии. Потому ее и взяли в обойму. Надо сказать, что Петр был вполне приличным человеком. Он никогда не афишировал отношения. Но при знакомстве с мамой, он четко обозначил свои условия и блага, которые получит мама, если согласится на «заманчивые» предложения.
– А ты как смотрел, на то что мама…
– К тому времени я уже не был маленьким мальчиком. Я эстрадную кухню хорошо знал. Профессия актера или певца во все времена слишком зависима. Режиссеры несогласных девиц просто не брали на роли. Все звезды советского экрана, да и сейчас, я думаю, прошли через постельные отношения.
– Прости, доченька, – заплакала мать.
– Выбора у нас практически не было. Либо маме уйти из профессии, либо согласиться. Можно сказать, я благословил мать на измену. Инесса пришла вечером домой в слезах и рассказала о разговоре с Петром. Мы напились в тот день, обнимались и целовались. Думаю, что тебя зачали именно в ту ночь. Потом мать улетела с Петром в Сочи. После отдыха на Черном море ее карьера пошла в гору. Дальнейшую мамину историю ты знаешь.
На семейной кухне Полевых повисло затишье. Верочке страшно хотелось сладкого. Какого-нибудь торта с жирным, сладким и вкусным кремом. Чтобы он выдавливался при откусывании и сползал по щекам и бороде. В процессе свободной рукой крем следовало подхватить и направить в рот. А затем долго и тщательно вылизывать сладкие и такие вкусные пальцы.
– Но мне еще никто ничего такого не предлагал, – очнулась Вера.
– Предложат.
– Давайте надеяться на лучшее, – мать поставила чайник.
На семейном совете решили начать сольную вокальную карьеру Верочки с телевизионного конкурса «Конвейер Звезд». Пришлось, конечно, раскошелится. Верочка попала в первый сезон. На голубой экран. На центральное телевидение. На федеральный канал. Это было невероятно и сказочно. Это был почти успех.
Родители смотрели все выпуски. Читали все новости. Даже в самых желтых изданиях. Верочка пела хорошо, и выделялась среди прочих участников. Но не стала победителем. Не все решали вокальные данные. Не хватало наглости и убедительности. А еще не было готовности пойти на любые условия ради карьеры. В финал она не попала. Туда прошли более энергичные и раскованные участники. Но продюсеры и критики заметили звонкий голосок и рабочую фактуру.
В завершении сезона планировался большой гала-концерт участников шоу. Маячили сказочные перспективы тура по России. Продюсер приглашал ребят-участников в кабинет для приватной беседы. Дошла очередь до Верочки.
– Заходи, садись, располагайся, – продюсер, неулыбчивый дядька, с глубокого кожаного кресла не поднялся. Лишь слегка повел бровью. Мол, вижу, помню и думаю о тебе.
– Здравствуйте, – Вера положила руки на колени.
– Давай сразу договоримся. Мы не в Совке. Здесь мы в одной команде. Поэтому давай на «Ты». Можешь считать, что это наш корпоративный стиль. Мы все коллеги. Все в одной лодке под названием Шоу-бизнес. Ясно?
– Ясно, Геннадий Викторович.
– Гена. Я для тебя теперь Гена.
– Хорошо, Гена, – выдавила из себя неудобную фразу Верочка.
– Ты хорошо поешь, Вера. У музыкальных педагогов к тебе вообще нет нареканий. Чисто интонируешь. Выразительно и грамотно подаешь текст. Почти идеально.
– Спасибо, – покраснела от похвалы Вера, – у меня мама педагог по вокалу.
– Оно и видно. Хорошая школа. Так сказать, база, – продюсер отложил блокнот и пригвоздил Веру черными точками глаз к спинке стула, не шелохнёшься, – но тебе не хватает раскованности и искренности. Понимаешь?
– Ага, – кивнула Вера, – понимаю. Буду стараться.
– Ты и правда готова работать над собой?
– Да, – Верочка часто-часто закивала головой, – конечно.
– Ты должна отдавать себя зрителю без остатка. Всю душу, все тело. Мать родную ради зрителя должна продать.
– Мать обязательно?
– Не цепляйся к словам. Мать не надо. Но все остальное надо. Скажут Родину продать – продай!
– Да?
– Да. Родина тебе ничего не дала, кроме нищей жизни и отсутствия перспектив. Но сейчас ты можешь изменить свою жизнь. Можешь заложить новый крутой вираж и взлететь на самый Олимп Мира. Я тебе помогу. Согласна?
– Согласна.
– Только у нас такие правила: я всегда прав, это раз. И мои приказы не обсуждаются. Это два. Согласна?
– Да, – решительно настроилась на покорение Олимпа Вера.
– Раздевайся! – рявкнул продюсер Геннадий.
– Что?
– Раздевайся, – немного снизил градус Гена, ведь мы на «ты».
– Зачем? Я не буду, – Вера медленно встала, одернула вниз, пожалуй, слишком короткую юбку, охватила себя за плечи.
Продюсер потянулся за блокнотом. Еще раз посмотрел на Верю. Пожал плечами.
– Это шутка, Вера. Иди. Позови следующего. После гала-концерта тебе передадут контракт. Внимательно прочитай перед подписанием.
Вера медленно выдохнула.
– Можно идти?
– Иди, иди, – Гена отмахнулся от шаткого будущего певицы Веры блокнотом.
Сжавшаяся комочком, Вера вышла в коридор. К ней подскочили ожидавшие аудиенции участники.
– Что там?
– Приглашал?
– Что спрашивает?
– Контракт будет?
– После гала-концерта, сказал, будет контракт, – едва сдерживая зубную дрожь, выдавила Вера.
– Для вас выступает Вера Полева! – объявил ведущий, – приветствуем, участников!
Вера пела хорошо, как никогда. Звук лился, как во время самой лучшей репетиции – чистый и уверенный. Глаза немного слепили прожектора, зрителей не видно, но чувствовалась удивительная энергетика зала. Хлопали Вере минут десять. Со сцены не отпускали. Мама с папой, обнявшись, плакали во втором ряду.
Контракт Вере после концерта не принесли. И через день, и через неделю. Гена-продюсер на звонки не отвечал. В продюсерский центр Веру не пустили суровые охранники.
– Не велено, – сказали.
Вера загрустила. Мама всплакнула и пожалела дочь. Отец понимающе улыбнулся:
– Можешь преподавать вокал. Жизнь на эстраде не начинается и не заканчивается. Такое может случиться в любой момент.
– Преподавать, как мама? – исподлобья спросила Верочка.
– Да. Что плохого?
– Плохо предавать мечты. Хотя стать певицей даже не моя мечта. Это мамина.
– Тем более. Или в педагоги. Сейчас учить богатых детей – выгодное занятие.
– Я подумаю, – Верочка встала, встряхнулась, хлопнула себя по тощим бедрам и ушла в комнату.
Посидела Верочка, подумала. Обзвонила знакомых. Певицы никому не нужны. Идти певице в ресторан или петь на детских праздниках, а подобные вакансии были, не хотелось. В воображении мелькала сцена, подмостки, толпы поклонников. Все, либо ничего. Никаких полу оттенков.
На глаза попалась реклама Московского института технологий: крупными красными буквами было написано «Кондитер! Вкусно! Это здесь!». Пропустить невозможно. Позвонила, узнала условия поступления. Объяснила родителям, что теперь жизнь в ее руках. Она не собирается оставшуюся жизнь плакать по несбывшимся мечтам. И, тем более, не станет отдавать свое юное тело на алтарь потным дядькам из шоу-бизнеса.
Мать посмотрела на дочь взглядом, в котором переплелись жалость, понимание, предательство ее идей, крушение мечты и бесперспективность.
Родители поскребли по заначкам и выделили дочери деньги. Второе высшее образование в те времена стало платным. Как и сейчас. Бесплатным, вероятно, уже и не станет. Ничего не поделаешь. Капитализм. Рынок.
Верочка перестала петь. Вообще. Почти двадцать лет каждый день начинался с дыхательной гимнастики и сольфеджио. Теперь в ее распорядке музыки на было совсем. Был утренний кофе. Толкотня в метро до института. Там много-много вкусняшек. В учебниках, на лекциях, в кафешках, на лабораториях. Везде. После многолетней муштры, Верочка почувствовала себя свободной и даже счастливой.
Но за все хорошее приходится платить. Рано или поздно. К концу второго семестра, по весне, Верочка не влезла в старое платье. Поняла, что набрала вес. Встала на весы. Охнула. Разделась до гола и встала перед зеркалом. Бедра, груди и живот заметно округлились. Молодая кожа упруго расправилась. Грудь выглядела лучше прежнего.
– Не беда, но теперь надо купить новый летний гардероб, – подумала Верочка, и или похудеть до старого.
Стало обидно за наряды. Неужели битком набитые полки с одеждой теперь на выброс? В Верочкином шкафу имелись удивительные концертные платья, и даже брючный костюм от Диора.
– Нет, – решила Верочка, – буду худеть.
Диета, диета, и еще раз диета. Теперь каждый день начинался с взвешивания. Верочка старалась не думать о еде. Не брала с собой деньги, чтобы не тратить на булочки и кафешки. Но вы думаете легко не думать о еде, обучаясь на кондитера? Это невозможно. Нереально. Только психи могут так.
Верочка психом не была. Потому после окончания весенней сессии села на гимнастику и оздоровительное голодание. В конце августа прежняя форма вернулась. Все платья и костюмы стали в пору, как год назад. Теперь она гнала предательские мысли о сладком и вкусном. Верочка по-настоящему возненавидела кондитеру, и свою будущую профессию. Как она только могла мечтать о карьере, при которой будет выглядеть, как корова?
Вот, если бы есть сладкое и не толстеть! Было бы здорово. На первое сентября Верочка в институт не пошла. Мама предложила дочери поработать в школе преподавателем музыки. Верочка согласилась. Школьники и учителя ее узнали. Люди, которые мелькали на экранах телевизоров, редко здесь работали. Женя Осин, да вот Верочка. Больше никто на ум не приходит. Снова стало обидно, что самое лучшее осталось позади.
Время шло. К Новому Году у Верочки появились подающие надежды ученики. За дополнительную плату она готовила детей к конкурсам и фестивалям. Появились первые победители и лауреаты. Верочка с гордостью смотрела на воспитанников и воспитанниц. Одновременно с горечью осознавала, на какую тернистую тропинку подталкивает еще ничего не понимающих детей.
По телевизору часто показывали ребят из ее шоу. Участники выглядели, как настоящие звезды шоу-бизнеса, часто давали интервью. Иногда мелькало имя Веры Полевой. Ребята вспоминали с сожалением, что ее нет на сцене.
– Сплошное лицемерие, – подумала Верочка.
Занимаясь музыкой день за днем, Верочке вновь захотелось на сцену. Чтобы были аплодисменты. Чтобы мелькали за окном поезда или иллюминатора самолета разнообразные города, мегаполисы и поселки городского типа.
Затем Верочка неминуемо вспоминала гадкое и мерзкое предложение продюсера Гены. Расстраивалась, плакала по-женски, ради терапевтического эффекта. Так она кидалась из крайности в крайность, не понимая, к какому берегу пристать.
