Александр Шашкин
Последний Сеанс

Глава 7

– Ну давай, поедим и домой, – Лора обняла Тиму за талию и прижалась, представив их уже дома и в постели.

Тима также обнял любимую, и они направились в сторону остановки общественного транспорта к ночному киоску. Иногда они могли пройти в день до двадцати километров, прогуливаясь за ручку. Им никогда не было скучно, всегда находились темы для разговоров, всегда было что обсудить. Самым весёлым они находили – раздувать истории из ничего, описывать во всех красках вымышленные ситуации с людьми, которых они знали, и с теми, кого просто выдумывали. На их счету были сотни просмотренных совместно фильмов ужасов, триллеров, детективов, драм и комедий. Часто, увидев какого-нибудь персонажа на улице в толпе или одиноко идущего им навстречу, они тут же раздували в своём воображении целую историю, связанную с ним, подробно описывая его, его жизнь, работу, семью и хобби. Это была своего рода разминка для ума, развитие воображения, способ поднятия настроения и просто времяпровождение. Во время таких «раздувательств» они ощущали неимоверное возбуждение и видели описываемое ими как наяву. Главное, им обоим это было интересно и увлекательно.

– Блин, ну фильм, конечно, отстойный. Кто бы мог подумать? А трейлер неплохой. Ну, ты понимаешь, пока не посмотришь, не узнаешь, какой он. Это же ты любишь читать отзывы.

– Ой, да ладно. По отзывам можно понять хотя бы приблизительно, стоит ли смотреть или нет.

– Да кто эти отзывы пишет? Прыщавые тинэйджеры? Ты веришь их мнению? Лично я – нет. Пока сам не гляну, не буду никого слушать. Сколько раз было, когда фильм разрекламирован и отрекомендован, а оказывается банальной пародией, причём дешевой, на хорошее кино.

– Да, осадочек после кинотеатра не очень. Что-то последнее время частенько мы на такую туфту попадаем.

– Как насчёт адреналинчика?

– В смысле, Тима, ты что там задумал?

– А давай пройдёмся в другом направлении. Ну, заглянем кое-куда.

– Куда?

– Пошли.

Тима уверенно взял Лору за руку и потянул в противоположную сторону от той, в которую они двигались. Глаза горели решимостью. Идея попугать друг друга немного пришла к нему давно. Они это любили оба. Иногда они даже не могли подолгу уснуть, не прочитав что-либо ужасное или не посмотрев чего-нибудь зловещего перед сном. Им нравились мистика и тема маньяков, психопатов, убийц и ненормальных. Это их заводило и возбуждало. Но одно дело смотреть кино в удобном кресле в защищённом доме в безопасности, а другое дело испытывать живые эмоции наяву, становясь участниками реального действия, подпитывая костёр эмоций дровами воображения и памяти.

Несколько сотен метров Тима шел молча и не реагировал на вопросы Лоры, погрузившись в размышления над тем, что именно им предстоит сейчас увидеть, и участниками чего им предстоит стать. Тима тащил Лору за собой в увлекательное ночное путешествие по территории психиатрической больницы.

Ворота, как всегда, были открыты настежь. Тима всегда задумывался об этом, проходя мимо. Почему тут никогда не было ни шлагбаума, ни сторожа, ни пропускного режима? Почему в любой другой больнице территория огорожена со всех сторон и имеет ограниченный доступ?

Всегда, но не сегодня. Сегодня их вела тяга к приключениям. Сегодня они не думали о безопасности, о предрассудках, о глупости своих действий. Вот оно, вот то, чего им не хватает в повседневной жизни. Небольшой ночной безобидной авантюры. Лора сперва бежала навстречу интриге, когда поняла, что Тима не шутит, немного опешила, но интерес преобладал над сомнением и страхом. А та человеческая глупость, которую так любили оба обсуждать, заставила забыть о примитивных мерах осторожности. Алкоголь отключил инстинкты самосохранения, стёр грань между настоящим и вымышленным, они будто были персонажами какого-то фильма, при этом напрочь позабыв, к чему приводит безрассудность и глупость, так часто описываемая во всех красках в фильмах любимого ими жанра ужасов.

– Тима, ты серьёзно? Мы действительно идём туда, куда я думаю? Не шути, Тима, не смешно. Мы же уже тут были!

Они действительно уже были тут и не раз. Однажды, после неудачного кино, они с друзьями так же решили пошутить и попугать друг друга. Но это больше походило на то, как люди делают селфи в опасном месте или на фоне его. Они постояли с края, у забора, посмеялись, потолкали друг друга, перекурили и всё. Но разговоров после – было на месяц. Они фантазировали по поводу того, что может по ночам происходить на территории больницы, и что могло быть, зайди они тогда чуть глубже. Неоднократно прокручивались в голове и весело обсуждались в компании различные сценарии происходящего. Тогда возникла идея предупреждать мать или кого-нибудь из друзей перед очередным подобным походом. Но все единогласно сошлись на том, что любой из друзей пошлёт куда подальше, если ему ночью позвонить и сообщить о том, что два ненормальных идут гулять в психушку и просто хотят об этом кого-нибудь уведомить. Ну а заставить родную мать нервничать от того, что её ребёнок – идиот или пьяница, которому скучно, или что это вообще белая горячка? Нет, с матерями так поступать нельзя. Да и что за глупости вообще? Ничего страшного нет в том, чтобы погулять в кромешной тьме на территории психбольницы. Так и решили.

Но на этот раз всё будет по-настоящему. Тима долго вынашивал этот план, вернее, никакой это был не план, а просто навязчивая идея. Это было странным, имея такую идею, не продумать детали. На Тиму это было не похоже. Всё в его жизни подвергалось тщательному анализу – любой шаг, любое слово, любая встреча. Эту привычку, или можно сказать навык, он приобрел около пяти лет назад, увлёкшись чтением и саморазвитием. Однако Тима был близнец, и в этом, с одной стороны умном серьёзном человеке, вторая его половина была абсолютно противоположной. Иногда он поступал опрометчиво, необдуманно, следуя мимолётному желанию или порыву агрессии. Это был добрейший человек, но в то же время иногда на него находило состояние неограниченной ярости, когда он не контролировал ни речь, ни действия. Такое случалось редко, но случалось, и потом он сам подолгу не мог понять, как произошла с ним та или иная ситуация. Тима был умён и целеустремлён, но иногда рассуждал и вёл себя как непуганый мальчишка, который ничего не боится и готов, по своей неопытности, к ряду глупых поступков, и, как ему кажется, подвигов. Сколько раз обдумывалась тема алкоголя. Сколько раз делались выводы и умозаключения: сколько бед приносил зелёный змий. Но случалось, когда этот гад вползал в незащищённые от напасти места жизни Тимы и хотел разрушить её или максимально испортить. Конечно, это нельзя назвать раздвоением личности, но двоякость мышления или разносторонность, разрозненность поведения, отсутствия одной жизненной позиции и концепции говорили о том, что Тиме нужно было больше работать над собой, над самосовершенствованием, над самоконтролем и самосознанием. Человек должен контролировать себя, свои мысли и тем более действия. Невозможно поступать вразрез с убеждениями, верой, ценностями и здравым смыслом. Не может адекватный человек поступать неадекватно. Вот и в этот раз обильная доза «отравы» сделала своё дело и спровоцировала его на глупость. Появилась какая-то необъяснимая тяга во что бы то ни стало попасть на территорию и нарваться на приключения. Нет, только воображаемые, конечно, ведь он не мог рискнуть безопасностью Лоры. Не мог, но рискнул. Расслабленный мозг, отравленный сперва виски, а затем и тонной пива, лишь веселился в предвкушении острых ощущений. Он вдруг погрузился в воспоминания. Ему вспомнился пионерский лагерь, страшилки, рассказываемые друг другу по ночам, гадание, вызывание духов. Он вспомнил, как сам изготавливал доску для общения с потусторонним миром. Его это заводило как тогда, так и сейчас. И хоть это было уже более двадцати лет назад, Тима прекрасно помнил, как он обманывал и пугал ребят из отряда, подстраивая всё так, будто с ними говорили души умерших. Он сам, на правах создателя доски, руководил процессом и держал иголку на нитке в центре круга с буквами. Когда было нужно, он делал незаметные движения пальцами рук, что двигало иглой в нужном направлении и приводило в ужас весь отряд. Он сначала смеялся молча, а потом, забывая, что это было его рук дело, сам начинал верить в реальность процесса. Это порождало уйму незабываемых ощущений и эмоций: страх и интерес, трепет перед неизведанным и в то же время неописуемый восторг. Всё последующее время он с товарищами продолжал находиться в состоянии какой-то мистики, всматриваясь в темноту, изучая знаки, подаваемые природой: внезапные порывы ветра, падения деревьев, шелест кустов, не находя никакого другого объяснения этому, как только лишь знаки с того света.

Сейчас у него не было ощущения опасности. Он надеялся только лишь получить незабываемые эмоции, навеянные исключительно его воображением. Он хотел создать ситуацию частично реальную, но всё же больше состоящую из домыслов и догадок. Тут, по его мнению, просто не могло быть опасно. Но он продолжал накручивать себя и Лору для того, чтобы задать необходимый тон настроению и прийти в определённое состояние.

– Слышишь, экскурсовод. Сусанин, ха-ха. Типа ты тут знаток территории?

– Лора, ты, главное, не отставай. Да, знаток. А что? Ну, был тут не раз. Я тебе на обратном пути в аптеке лекарство от склероза куплю. Я же тебе рассказывал, как и при каких обстоятельствах я здесь находился. Да, не лучшее это место в нашем городе. А для прогулок вообще не годится.

– Да ладно тебе, отличное место, то что нужно. Только пообещай мне, любимый, что в следующий раз не потащишь меня ночью на кладбище.

– Обещаю. Нет, на кладбище не пойдём. Это не шутки. С такими вещами не шутят.

– А с такими, как психушка, шутят?

– Ну да, и с такими не шутят. Но мы быстро. Только немного позаглядываем, и всё.

– Куда ты собрался заглядывать?

– Как куда? К буйным в отделение.

– Э, Тимка, завязывай!

– Та нет, дорогая, мы только начинаем. Бу-га-га-га.

– Тиме нравилось пугать Лору. Это было непередаваемое чувство. Он не знал – адреналин или что? Но это не тот адреналин, который чувствуешь перед дракой или когда смотришь с высоты вниз. Это какой-то особый…

Дух стало захватывать от возбуждения. Мурашками покрывалось всё тело, обострился слух и остальные чувства. Они уже долгое время двигались почти в полной темноте. Глаза начали потихоньку привыкать. «Но почему не горят фонари на столбах?» – думали оба.

* * *

– Что это? Ты слышал? Эй, ты что завис, Урод?

Помимо своего психического заболевания, Степан Трофимович Чалый по кличке «Урод» действительно был к тому же и некрасив. Зубы он потерял, отбывая свои сроки в местах не столь отдалённых за хулиганство, нанесение тяжких телесных и убийство. Там за своё место и положение ему не раз приходилось бороться. Иногда схватки были не на жизнь, а на смерть. Так он потерял безымянный палец, доказывая свою правоту в споре, где ставкой была его жизнь. Он добровольно отмахнул его себе топором, «отвечая за базар». Во время бунта блатных, в котором он принимал активное участие, ему здорово досталось от спецназа. В неравном бою он лишился трёх зубов и селезёнки. Там же ему и сломали одну скуловую кость. Без того «красивый» от рождения, он стал ещё краше.

– Да. Кто-то ещё пришел к нам в гости. Аншлаг! Куда их всех?! – возмутился Стёпа.

– Ну даёт! Тебя не поймёшь: то много, то мало. Ну-ка, посвети! Вот она, голубка. Что, пьяная что ли?

– Может, это тот, «Иван», её того, завалить хотел? Или отлюбил её и думал, что мочканул? – на лице Урода расплылась улыбка, – во маньяк! Ну как так можно?

– Хорош, проверь, что с ней!

Урод стал на колени, прислонился ухом к груди бедной девушки, будто пытался услышать сердцебиение, а затем быстро лизнул её, проведя своим вонючим слюнявым языком по всему лицу от шеи до лба как довольный пёс, благодарящий своего хозяина за вкусную косточку. Затем стал громко сопеть носом и метаться из стороны в сторону, изображая возбуждённую дворнягу и брызжа слюной.

– Слышь, хорош! Ты больной? – Монгол кинулся к нему и оттянул Урода за шиворот. – Харэ комедию ломать, придурок ты долбаный. Работы полно ещё, а ты…

– Мама, – еле слышно раздалось из-за спины.

Пока Монгол проводил воспитательную беседу, Яна очнулась и приподнялась с земли на локти. Урод пулей метнулся к ней, и уже через секунду Яна снова была в отключке. Сокрушительным ударом ноги, обутой в военные «берцы», девушка была впечатана в землю. Точный, со всего маху удар ботинком в нос, выключил беднягу надолго. И если в первый раз от удара о камень сотрясение было лёгким, то этот удар мог оказаться для Яны последним. Уж что-что, а добивать беспомощного или лежачего Урод умел.

Глава 8

Тима знал территорию, как ему казалось, неплохо. Ведь за последние несколько лет он здесь не раз бывал. У его приятеля Дениса отец каждый год проходил лечение в одном из отделений психбольницы. Отсидев десять лет в тюрьме за бытовое убийство, он вышел на свободу с поехавшей крышей. В принципе, почти всегда он вёл себя более или менее нормально, но иногда бывали обострения. Вот тогда его и помещали на двухнедельное лечение в стационар. Тима поддерживал товарища и навещал дядю Виталия вместе с Денисом.

У Лоры была другая история. Судьба и её заставила посещать это не совсем приятное место также неоднократно. Ещё в детстве она познакомилась с этой стороной жизни, когда её родная бабушка попала сюда в преклонном возрасте. Нет, она не сошла с ума, просто у неё началось так называемое слабоумие. Клетки мозга медленно отмирают, и человек теряет и память, и способность понимать связь между настоящим и вымышленным. Поведение такого человека становится поначалу странным, потом неадекватным и часто опасным. В случае с бабушкой Лоры причиной появления слабоумия, по мнению врача, стала травма головы, полученная ею в молодости. Она выпала из автомобиля на ходу и сильно ушибла голову. Удар повлёк за собой потерю сознания и длительное лечение. К счастью, это была закрытая черепно-мозговая травма без деформации костей черепа, но в итоге, в старости проявила себя таким жестоким образом. Сначала Елена Петровна стала терять память, забывала имена, названия предметов. Затем путала свои левую и правую руки, пыталась, к примеру, писать левой, будучи правшой. Путала левый и правый ботинки, надевала кофту на ноги и так далее. На это было тяжело смотреть и мириться с этим. Дед Борис страшно мучился от этого и переживал до слёз. Постепенно состояние бабушки ухудшалось, и она стала опасна для всей семьи. Участились случаи, когда она включала газ без огня, оставляла включённой воду в раковине. Однажды её просто забрали в больницу, в ту самую, и поместили с реально психически нездоровыми людьми. Толстая металлическая дверь с уймой засовов, страшный специфический больничный запах, но отличный от других лечебных учреждений. Какой-то необычный, особо тревожный запах страха и смерти. Каждое посещение больницы было травмой для всех. Видеть бабушку в окружении ненормальных людей было мукой. Часто по ночам, в детстве, Лора видела пациентов больницы. Это были седые старухи с пустыми глазами и серой, почти прозрачной кожей, обтягивающей выпирающие кости лица. С темно-синими венами на руках, будто залитыми чернилами, с вздутыми многочисленными узлами. Казалось, будто под кожей земля, рыхлая, с червями и разными слизняками и личинками, проделывающими ходы повсюду и в любой момент готовыми выбраться наружу. Старухи то неподвижно сидели, застыв, устремив взгляд в какую-то точку на стене, то раскачивались сильно, сидя на одном месте, уставившись на Лору и что-то бормоча. Но самым страшным было, когда они преследовали её, хватая за руки и брызжа слюной из чёрных беззубых ртов с впавшими челюстями и сморщенными фиолетовыми губами. Ей долго снились поочерёдно все те, кого она встречала, посещая бабушку. Могучие, огромные дядьки, ведущие себя как груднички, познающие мир. Агрессивные тощие парни, бросающиеся друг на друга, на окна и на стены. Но самое страшное – это глаза. Лора всегда будет помнить их глаза – у кого пустые, а у кого полные зла, боли и непредсказуемости.

Она была ещё очень мала, чтобы понять, что именно произошло, и никогда потом не хотела узнавать причины и подробности. Вроде как это было двухнедельное обследование. Врач говорил, что болезнь неизлечима и ведёт к скорой смерти. Приобретённое слабоумие, так называемая болезнь старости, приводит к невозможности использования знаний и навыков, частичной или полной потере памяти и подвижности, в зависимости от индивидуальных физиологических особенностей человека и скорости прогрессирования болезни. Через какой-то непродолжительный промежуток времени бабушку вернули домой. Она уже не ходила, почти не двигалась, не разговаривала и даже не узнавала никого, кроме Лоры. Но однажды, спустя недели молчания, она вскрикнула, когда к ней на кровать запрыгнула собака Дина. Сказав целую фразу, что-то типа: «Динка, ты куда лезешь, ну-ка брысь отсюда». Вся семья пришла в восторг, появилась надежда на выздоровление, ведь все родственники не переставали верить в это и продолжали выполнять все предписания врача, ухаживая за любимым человеком. Но, к сожалению, вскоре после этого бабушки не стало. Лора с комом в горле вспоминала эти моменты – посещение больницы и смерть любимой бабушки. Было страшно и грустно смотреть, как увядает человек. Невозможно поверить в то, что тот, кто учил тебя делать первые в жизни шаги, говорить, держать в руке ложку, чистить зубы, завязывать шнурки и всегда держал тебя за руку, оказался полностью беспомощным, не понимал, где находится, и нуждался в постоянном внимании, поддержке и уходе. Бабушка часто заменяла Лоре родную мать, которая много работала и подолгу отсутствовала дома. Болезнь и уход её из жизни сильно травмировали маленькую Лору и навсегда оставили в её душе чёрный отпечаток. Лора не делилась своими горькими воспоминаниями ни с кем. Сейчас она передвигалась по территории больницы как в первый раз, совершенно не понимая, где находится.

Тима помнил, что приёмное отделение расположено в начале, почти сразу при въезде. Вокруг него есть несколько хозяйственных помещений, прачечная и заброшенные бараки, в которых на данный момент, насколько он знал, не было ничего, что могло бы их привлечь. Всё же Тима, так сказать для разминки, пригласил Лору заглянуть вовнутрь. Он был настолько увлечён, что не обращал внимание ни на время, ни на происходящее вокруг. Не воспринимая реальность такой, какова она есть, он создавал другую, выдуманную для себя и своей любимой. К его удивлению, вид, который им открылся, отлично подошел для необходимой атмосферы. Поднявшись на небольшое полуразрушенное крыльцо, они заглядывали внутрь сквозь стеклянную, но зарешеченную дверь. Тима сам не ожидал увидеть такое. Помещение походило на то, какие показывают в американских ужастиках, и уж никак не было похожим на те, что он видел раньше. Это был длинный коридор с палатами по одну сторону и глухой стеной без окон с другой. Одноэтажное здание напоминало тюремный блок с несколькими одиночными камерами, ну или отделение для особо буйных психопатов, которых даже под замком держат на привязи и в смирительных рубашках.

– Кстати, – вспомнил Тима, – тут где-то на территории есть отделение для нариков и алкашей, для ветеранов войны и в отдельном здании для зэков, которые проходят обследование на вменяемость по решению суда. К ним мы точно не пойдём. Там и убийцы могут быть, и насильники. Это где-то в многоэтажном здании находится.

– Ух ты, Тима, глянь, точно, как в том фильме, помнишь, о духах пациентов психбольницы. Помещение выглядит заброшенным и пустым, но тогда почему здесь горит свет?

– А хрен его знает, может, потому, что оно не заброшенное? Бу-га-га, – зловеще засмеялся Тима и ущипнул Лору за щиколотку, чем заставил её вздрогнуть.

– Тима, ты больной? Напугал меня, дурачок.

Весь пол коридора был усыпан осколками стекла, опавшей штукатуркой и каким-то строительным хламом. Так выглядят помещения, давно не обслуживаемые, готовящиеся под демонтаж или полный снос.

Воображение играло на полную, рисовало картины происходящего за закрытыми дверями, но этого было мало, ведь хотелось увидеть движение, живых людей, хотя бы издалека.

– Ну ладно, тут неинтересно, пойдём дальше.

Тима взял Лору за руку и приготовился спрыгнуть с ней вниз с крыльца.

– Дальше? Зачем? Страшно.

– Чего? Ло, всё только начинается. И это говорит человек, который заснуть не может без просмотра страшилок. Что тут страшного? Страшное впереди. Нам нужно заглянуть хоть одним глазком в палаты и, хоть сейчас и темно, мы сможем что-нибудь разглядеть. У меня фонарик есть. Как знал.

– Как знал, как знал, – Лора часто передразнивала его, любила подколоть, поиздеваться по-доброму, да и Тима всегда отвечал взаимностью.

– Слышишь, девочка моя, – Тима шлёпнул её по заднице и прижал к себе борцовским захватом левой руки за шею, – ты бы не жужжала, юмористка, а то сейчас сливку сделаю.

– Не надо, Ти, потом нос красный будет, и ты больно делаешь.

Огромная территория больницы была просто лабиринтом среди густо насаженных деревьев, будто находилась прямо посреди леса. Только сейчас Тима задумался о том, что со стороны проезжей части вообще незаметны масштабы территории лечебницы. Помимо психиатрических отделений тут также находился институт неврологии, кардиология, центр для больных эпилепсией с психологической патологией, наркодиспансер, больница для алкозависимых, судебно-психиатрическое отделение, различные диагностические центры, в том числе и Центр психиатрической помощи детям. В общей сложности это было около тридцати корпусов, правда, не все функционировали.

Шагая навстречу темноте, Тима стал вспоминать услышанные им ранее истории о беспредельном поведении врачей, о пытках и принудительном лечении пациентов. Как-то он даже смотрел видео, сюжет новостей на эту тему, про жалобу соседей на одного из врачей этой больницы. Его обвиняли в сговоре с сотрудниками органов внутренних дел и принудительном лечении некой гражданки. На что врач утверждал, что она находится на добровольном лечении, по собственному желанию до полного выздоровления. Дело было резонансным, но Тима не мог вспомнить, чем всё закончилось. Помнил только, что расследовалось дело черных риелторов, которые продавали квартиры одиноких пенсионеров. Стало немного жутковато, о чём он и поспешил поведать Лоре.

Дорога увлекала всё дальше в глубину территории, казалось, они дошли уже до конца. Но то справа, то слева виднелись одиноко стоящие корпуса и, значит, они еще не пришли.

– Блин, что-то я уже и сам не пойму, откуда здесь столько зданий, и в какую сторону нужно идти.

– Ты серьёзно? Шутишь?

– Да какие шутки? Я вроде знал тут всё хорошо, а теперь вот потерялся.

– Что? Ты нормальный вообще, не шути так. Давай быстро твоих психов поглядим и домой. Ну что тут лазить в темноте. Кому рассказать, не поверят.

– Да, да, малая, сейчас, вроде уже пришли. Вон, видишь то здание в деревьях? Нам туда.

– Нет, где? Темно же, посвети. Ого! Может, ну его, ты знаешь, как обратно?

– Да разберёмся. Не боись. Ты же бегать умеешь?

– В смысле?

– Да шучу я, шучу. Это точно то место, что я искал. Говорят, в нём сын Евтушенко проходил лечение.

– Сын того самого Маньяка? Ничего себе!

– Ну да, он вроде тоже не в себе был.

– А чего был? Он, что, умер что ли?

– Да я не знаю, вроде в Америке он жил до лечения или после. Вроде он из нашего города. Надо почитать про это. Интересно. Может, он и сейчас здесь лечится, кто знает?

Они направились к тому отдалённому зданию, почему-то немного сгорбившись и пригнувшись. Тьма была кромешная, но их глаза уже привыкли и хорошо видели и саму постройку, и подходы к ней. Решили идти по траве, вдоль кустов и между деревьев, предвкушая увидеть что-то необычное, странное, страшное и незабываемое. Одно дело смотреть кино, сидя на мягком диване, в тепле, в добре, а другое дело – быть участником сюжета. Хотя бы частично, хоть немного приблизить свои ощущения к реальным, но, конечно, будучи уверенным в безопасности мероприятия.

Одноэтажное здание было очень старым, обшарпанным и серым, как и почти всё, что находилось на территории больницы. Густой кустарник затруднял подход к нему, но у ребят получилось подобраться к окнам. Освещения снаружи не было, внутри было также абсолютно темно. Подойдя вплотную, Тима всматривался по очереди в каждое из окон, но ничего не мог разглядеть. Ведь помимо толстого слоя пыли, окутывавшего их снаружи, они были зарешечены и заколочены разными по ширине и длине досками. Некоторые из них были зашиты металлическими листами. Ржавые решетки тоже были разными и по цвету, и по форме. Изнутри все окна были закрашены. Но в надежде, что где-то найдётся оставленный по беспечности островок, не покрытый краской, он продолжал поиски. Лора уже не смеялась, это становилось похожим на навязчивую идею.

– Тима, ну его. Хватит, я устала и замёрзла.

– Сейчас, ну не зря же тащились сюда.

У Тимы было одно качество, которое не позволяло ему остановиться. Он не мог бросить начатое им дело. Так уж привык – доводить всё до конца. Он говорил: «То, что нами движет – это результат от проделанной работы. Потрудился, получил результат. Хороший, плохой – не важно. Результат и есть то, для чего мы живём. Нет результата – нет смысла в том, что делал».

Тима был очень целеустремлённым. Всегда бился до последнего. Трудно сказать, хорошо это или плохо, когда упорство и настойчивость преобладают над здравым смыслом. Но в данной ситуации это привело к большим неприятностям.

Найдя, наконец, маленький, не закрашенный кусочек стекла в углу деревянной с облупленной краской рамы, он посветил туда фонариком. К его глубочайшему сожалению обнаружив, что в этом помещении никого и ничего не было. Оно было абсолютно пустое и безжизненное, как, похоже, и все другие помещения этой постройки.

– Блин, ну как так? Я же точно помню! Именно здесь, в самом дальнем здании от дороги жили, если можно так выразиться, буйные. Я же видел их тут, даже внутри был. Потом расскажу. Ну ладно, в другой раз. Хрен с ними, – Тима обернулся и неожиданно для себя уткнулся в Лору, которая резко прижалась к нему и испуганно прошептала:

– Кто-то идёт! Тихо!

Они попятились назад, уткнувшись в кустарник, и присели, спрятавшись за его густой, почти непроглядной листвой. У Тимы от восторга захватило дух, и сердце забилось, пытаясь выскочить наружу. Он прямо почувствовал толчки и услышал звук, похожий на тот, что раздаётся на мемориале Великой Отечественной войны у памятника Родине Матери, только гораздо более частый.

«Класс, – подумал он, – хоть немного адреналину хватанём…»

Тима расплывался в улыбке, в предвкушении увидеть кого-то необычного – странного доктора или огромного санитара всего в кровище, или услышать что-то, чего не услышишь в других обстоятельствах. Исходя из его желаний, судьба полностью попыталась его удовлетворить, даже с лихвой. Как говорится: «Просили? Получите!» А вот Лора совсем расстроилась, не ожидая никого тут встречать и видеть. Вообще идея такой экскурсии ей сразу не понравилась, но, видя азарт и страсть в глазах своего любимого, она согласилась и поддержала его глупую и безумную затею. Сейчас она поняла, что затея ещё к тому же стала и опасной.

Отреагировав на голоса, доносившиеся откуда-то из-за угла, как им показалось, они расположились прямо в «первом ряду». Отсюда им хорошо было видно крыльцо дома. Голоса становились громче. И вот появились силуэты нескольких людей. Сначала было неясно, но потом стало отчётливо видно двух мужчин, несущих носилки. В носилках была куча тряпья, одеял, одежды, в общем, хлам, сваленный как попало. Через мгновенье мужчины остановились и просто швырнули груз на землю. Тот, что был крупнее, выругался и достал сигарету из кармана телогрейки.

– Слышь, Урод, есть предложение, давай, пока мы не спустились к Громиле, глянем хорошенько, что у нашей подруги за ценности имеются. А, что скажешь?

– Я – за! С ним потом не договоришься. Один хрен они ему не нужны. Кому он их покажет, тараканам?

– Ага, га-га-га, больше некому. А может, он гостям хвастается или Психу – хрен его знает. А бабки ему зачем? Сидит там у себя в норе, не дымит, не бухает, может, у него мадам есть?

– Ну да. Псих – вот кто его мадам, или наоборот. Может, он – мадам?

– Очень похож. Хотя, петухи разные бывают, бу-га-га.

– А тебе почём знать, а, Урод? Знаком, что ли?

– Да пошел ты. Фильтруй, понял?

– Ну ладно, мужчина, не обижайся.

– Я не обижаюсь, слышь, ты куда клонишь? Ты притомил, Монгол! Где её сумка?

– Давай бабки поделим и что там ещё? А Громиле косметичку подгоним, пусть по ночам красится, крот грёбаный.

Тут Тима перестал улыбаться. Урод склонился над носилками и стал копошиться в груде тряпок, раскидывая их в стороны. Отбрасывая одну за другой, он добрался до сумки, сделал несколько шагов в сторону и вывернул из неё всё на крышку канализационного люка. Пока эти оба копались в чьих-то личных вещах, Тима с Лорой пришли в ужас, увидев, что под тряпками и ветошью лежит тело человека. На носилках лежала Яна. Она находилась без сознания, и можно было подумать, что была мертва. Лицо девушки было закрыто. После того как деньги и ценности были разделены, Урод принялся грязно лапать девушку. Монгол помог стянуть с неё всю одежду, остался один кед на ноге. Урод уже, было, достал свои принадлежности, как был оглушен оплеухой от товарища.

– Что?

– Ничего, думай. Не надо тут. Давай внизу. Открывай калитку. Ключи не посеял?

Урод скривился, отряхнулся и молча направился к крыльцу. Зазвенели ключи, дверь распахнулась, и они занесли носилки внутрь.

Лора вздрогнула, а Тима, среагировав как кобра, резко обнял её левой рукой, а правой плотно закрыл ей рот. После увиденного она заплакала и задрожала. Правда, она, в отличие от других, которые могли бы оказаться на её месте, не сопела, не орала, не задавала глупых вопросов, не бежала с криками «помогите», не донимала Тиму дурацкими вопросами типа: «Зачем они это делают?» или «Давай всех спасём». Она просто рыдала, глотая и сопли, и слюни молча, не издавая ни звука, ни всхлипа. Глаза, залитые слезами, потекли и страшно пекли. Нос молча надувал и сдувал пузыри, уши заложило от поднявшегося давления, тело одолевал озноб, но Лора оставалась в трезвом уме и контролировала каждое своё движение. В голове пролетали тысячи мыслей – о том, что это невозможно, что это не фильм, что такого просто не бывает. Но, к её сожалению, это происходило наяву, не в фильме, а абсолютно реально. Лора боялась пошевелиться и просто ждала реакции от своего парня.